|
Кампания 1829 года
Глава XVI. Действия наблюдательного корпуса под Шумлой
Рекогносцировка Шумлы генералом Красовским. – Сформирование партизанского отряда полковником Липранди. – Первое движение Красовского от Енибазара к Шумле. – Второе движение к Шумле. Сражение 23 июля. Рекогносцировка 27 июля. – Сражение при Мараше 28 июля. – Третье движение к Шумле. – Упадок духа в турецком гарнизоне. – Известие о занятии русскими Адрианополя. – Письмо Верховного визиря генералу Красовскому. – Личное свидание Красовского с визирем и переговоры. Открытие осадных работ. – Вылазки неприятеля 29 августа. – Экспедиция князя Мадатова. – Личные переговоры с Гусейн-пашою. – Смерть князя Мадатова. – Известие о мире.
После движения главнокомандующего с главными силами армии к Балканам генерал Красовский оставался с корпусом своим у Енибазара, наблюдая Шумлу. Получив 14-го июля известие о переходе войск наших через Балканы, Красовский того же числа, со всем корпусом своим выступил из Енибазара, и на другой день, в виду Шумлы, остановился с войском на [79] возвышении левого берега реки Страджи. Целью движения сего было: произвести ближайшее обозрение турецких укреплений, для соображения плана осадных работ, предположенных против Шумлы.
Неприятель, усмотрев войска наши, вывел в поле до 10 т. регулярной пехоты и конницы с 6-ю полевыми орудиями; сверх того, в передовых его укреплениях и по валу самой крепости находилось от 10 до 12 тысяч, всего до 25 тысяч войска.
Перейдя реку Страджу, турки сделали было покушение на оба русских фланга, но покушения их остались бесплодными; с обоих флангов встретили их дружным залпом и отразили штыками.
Вся заботливость турок обращена была на оборону Шумлы от наступающих; не заметно было никакого движения их к Балканам. Убедясь обозрением, что верховный визирь не знал еще о переходе главной русской армии через Балканы и оставался в полном бездействии, генерал Красовский в тот же день выступил обратно к Енибазару. Немедленно приступил к устроению там укрепленного депо и вагенбурга, дабы надежно перенести лагерь свой ближе к Шумле, для наблюдения за сею крепостью и заготовления осадных материалов. [80]
После занятия войсками нашими Айдоса и Карнабата подвоз припасов в Шумлу был затруднен для турок. Но, с другой стороны, шайки разбойников и турецких партизан во множестве образовавшиеся после разброда визирской армии, разбитой под Кулевчей, укрывались в Дели-Орманском лесу, и беспрерывно набегали на наши транспорты, между Ушенлинским и Козлуджинским этапами, на дороге из Силистрии чрез Каургу, к Енибазару.
Для постоянной охраны тыла армии, истребления разбойничьих шаек, бродивших по разным направлениям между Силистрией и Шумлой, и осведомления об отдельных неприятельских партиях, сформирован был с соизволения главнокомандующего, по представленному полковником генерального штаба Липранди проекту, партизанский отряд из туземных жителей, по добровольному их вызову. Само составление отряда и распоряжение им поручено было полковнику Липранди. Состоя из 600 человек пеших и 300 конных, отряд сей входил в состав войск правого крыла армии, находившегося под начальством генерал-адъютанта Киселева, который и дал приказ полковнику Липранди начать [81] систематическое очищение Дели-Орманского леса для совершенного обеспечения пути сообщений русской армии. А так как партизанский отряд должен был действовать на правом берегу Дуная, то он подчинен был и генерал-майору Руперту, назначенному главным начальником крепости Силистрии.
Дели-Орманский лес покрывает пространство, заключающее в себе около 12000 квадратных верст. Начинаясь от Дуная, при Гирсове, и оставляя в стороне к морю Бабадагский лес и Добружские степи, он идет по направлению к Базарджику, потом к Козлуджи, и, составляя влево угол, достигает Варны. Затем продолжается вправо левым берегом Девнинского озера или Лимана, направляясь на Праводы, Маковщину, к Эски-Стамбулу и Разграду, и напоследок оканчивается при Туртукае, на Дунае. Наибольшая глушь этого леса, собственно Дели-Орман между Шумлой, Туртукаем, Силистрией, и простираясь чрез Коургу до Козлуджи, занимает пространство около 8000 квадратных верст. Поверхность сего пространства по склонениям отдельных ветвей Балкан представляет бесчисленное множество стремнин и оврагов, глубоких [82] лощин и довольно высоких гор, особенно между Силистрией и Шумлой. Каждый шаг в лесу сем — дефиле. Число жителей, обитающих собственно среди лесов в селениях, простирается до 80 тысяч; в числе их до20 т. булгар. Турки, поселившиеся здесь, отличаясь самой грубой необразованностью, считаются лучшими стрелками1.
Полковник Липранди разделил большую часть пехоты своего отряда на отделения и направил их на Коургу; вскоре, по прибытии к высоте, смежной с долиною Гирлица, он получил предписание следовать в Туртукай, принять начальство над тамошним отрядом, и продолжая очищение Дели-Орманского леса от неприятельских партизан, в тоже время укрощать местных жителей. Обезопасение русских транспортов безусловно возлагалось на ответственность полковника Липранди, при чем он разрешен был в неограниченности собственных распоряжений.2
По прибытии в Коургу полковник Липранди немедленно атаковал неприступные в скалах и ущельях, обнесенные оградами кочевья, которые после упорного боя были взяты приступом. Партизаны потеряли 18 человек [83] убитыми и 23 ранеными. Урон неприятеля был, по крайней мере, вчетверо более: 69 человек и 32 женщины захвачены в плен. Успех первого действия отряда был значителен; но, по обширности леса, разбои в окрестных местах не прекращались.
Для совершенного исполнения предписаний начальства, полковнику Липранди не оставалось иного средства как прибегнуть к мерам решительным, а в случае крайности и жестоким, дабы поселить ужас на всем пространстве, занимаемом Дели-Орманским лесом, и тем изгнать толпы хищников из многочисленных, между скал, оврагов и дремучего леса, убежищ, укрепленных природой и простыми искусственными средствами. В сих мрачных убежищах они скрывались с семействами, оставив пустыми сельские жилища свои. Полковник Липранди решился селения хищников предать пламени, дабы лишить их надежды на приют в зимнее время, и тем самым заставить их отдалиться к западной части Балкан, очистив театр войны для свободных сообщений русской армии.
Все сии предположения исполнены были полковником Липранди с совершенным успехом. Не прибегая, однако, к жестоким мерам, он держал неприятельские шайки в страхе [84] беспрерывными преследованиями, а познанием характера турок приобрел доверенность их. Таким образом, он успел прекратить разбои в Дели-Орманском лесу и обезопасить сообщение от Силистрии к Шумле, а непокорные жители, блуждавшие по дебрям, вынуждены были положить оружие и просить дозволения занять под покровительством нашим пустые турецкие селения.
Генерал Красовский, обеспеченный действиями партизан в своих сообщениях с тылу, укрепив лагерь у Енибазара, 23 июля двинулся к Шумле с 20-ю батальонами пехоты, 3-мя гусарскими полками, одною бригадою Бугских улан, и казачьими, 9-м Оренбургским, и подполковника Борисова, полками. Для прикрытия лагеря и вагенбурга оставлены им в Енибазаре полки: Кременчугский и Гусарский графа Витгенштейна (в последствии присоединенный к корпусу) с 3-ею легкою ротою 9-й артиллерийской бригады.
По приближении корпуса Красовского к Шумле, 25 июля, когда авангард и головы колонны пройдя Касаплы, вступали уже на позицию для ночлега, визирь со значительным числом турецкой конницы, подкрепленной несколькими батальонами регулярной пехоты, быстро двинулся от Мачинского укрепления по высотам к дороге, где следовали последние колонны наши. Заметив движение [85] визиря, генерал Красовский приказал всем войскам построиться в боевой порядок, на самом месте расположения их. Только один авангард, под командою начальника штаба 3-го корпуса, генерал-майора князя Горчакова, перешедший у Мараша через Камчик, назначался к движению на Эски-Стамбул и далее к Джумаю, для пресечения туркам отступления от Чалыкавака, и для воспрепятствования визирю следовать из Шумлы по сему направлению, за Балканы.
Пока войска наши вступали на места, им назначенные, генерал Красовский, взяв батальон 21-го егерского полка, один дивизион Ахтырского гусарского и два орудия легкой 3 го роты 11-й артиллерийской бригады, быстро двинулся с ними на ближайшие высоты, занимаемые самим визирем, дабы овладеть ими и открыть расположение главных сил неприятельских. При решительном движении сего малого отряда визирь, защищавший упорно высоты, был опрокинут с большим уроном картечными выстрелами и удачной атакой Ахтырского дивизиона. Генерал Красовский, показавший пример неустрашимости, получил легкую контузию пулею в ногу, и лошадь под ним была ранена3. К действующему [86] отряду присоединилась бригада Бугских улан и вывезены из 1-й линии 8 батарейных орудий 9-й артиллерийской бригады. Неприятель на всех пунктах был опрокинут и рассеян. Визирь, собирая все силы свои к Мачинскому укреплению, потянулся со значительным числом пехоты и конницы к с. Труджи по Эски-Стамбульской дороге.
Генерал Красовский, заметив сие, приказал движение неприятельских войск, сам с большей частью пехоты и уланской бригадой быстро двинулся вперед, в намерении отрезать неприятелю отступление к Мачинскому укреплению, выслав вперед Бугских улан и 22-й егерский полк. Турки, увидев движение Красовского, стремительно обратились назад: только небольшая часть турецкой конницы успела проскакать по дороге под картечными выстрелами нашими, прочие же войска Визиря были рассеяны и искали спасения в бегстве на гору, между Мачинским укреплением и деревнею Труджею, где до полугоры преследовал и поражал их 22-й егерский полк. После сего [87] неприятель скрылся за свои укрепления; по показанию пленных, он потерял в сем деле более 500 человек убитыми и ранеными. Взятые в плен пятьдесят человек единогласно подтверждали, что решительным наступлением генерала Красовского турки приведены были в такой страх, что сам визирь, выхватив свою саблю, рубил некоторых малодушных, и при всем том не мог удержать бегущих.
Мы также узнали от пленных, что при нападении сем верховный визирь имел намерение отвлечь главные силы наши от Мараша к Касаплы и, ударив на русский авангард, пробраться на Эски-Стамбул, и далее чрез Джумай и Осман-Базар к Адрианополю. Видя же, что с одной стороны дорога пресечена отрядом князя Горчакова, когда с другой быстрое движение Красовского отрезывало его от Шумлы, визирь сам едва успел ускакать назад к Мачинскому укреплению с небольшою частью конницы, как сказано выше.
С нашей стороны потеря заключалась в двух убитых из нижних чинов, ранено 2 обер-офицера и 18 рядовых4. [88]
По окончании сражения Красовский приказал генерал-майору князю Горчакову следовать с отрядом к Эски-Стамбулу, куда он и выступил в 4 часа утра, готовясь оттуда двинуться к Джумаю и Осман-Базару, или по обстоятельствам к Чалыкаваку. Корпус, пройдя Мараш, расположился ночевать на берегу Камчика.
Нужно было отвлечь внимание неприятеля от Эски-Стамбула, прикрыть лагерь при Енибазаре и еще более удостовериться в числе войск, занимающих Шумлу. С этою целью генерал Красовский в 8 часов утра 26 июля со всем корпусом своим, построенным в боевом порядке, двинулся на позицию между речками Боклуджи и Страджей, и занял передовыми войсками прежние редуты 3-го и 4-го. Неприятель выслал было против него значительную часть своей конницы; но несколько удачных выстрелов из батарейных орудий 8-й артиллерийской бригады, поставленных в редутах под прикрытием Троицкого полка, расстроя турок, принудили их отступить за передовые их укрепления. На ночь корпус опять стал на прежнем бивуаке, у Камчика.
В это же время, по особенному повелению султана, Гуссейн-паша прибыл из Рущука в Шумлу, на защиту сей крепости в случае необходимости отбытия визиря, но на пути с [89] небольшой только свитой едва не был захвачен в Разграде нашими партизанами. 27-го июля генерал Красовский, вознамерясь произвести ближайшее обозрение горных ущелий, прилегающих к Шумле, взял с собою три батальона пехоты, дивизион гусар и часть казаков, и в тылу корпуса объехал с ними, по самой подошве гор все пространство между селениями Ченгели и Труджею. Прочие же войска его, находившиеся при Камчике близ Мараша, выдвинуты были в боевом порядке на пушечный выстрел к Мачинскому укреплению, и расположились на позиции, вдоль хребта возвышения, флангом к Эски-Стамбульской дороге.
При сем обозрении генерал Красовский нашел, что два ущелья в горах на сей дистанции были заняты неприятельскими партиями. Обозрение, производимое им, не укрылось от внимания турок. Они выслали из крепости на усиление своих партий довольно многочисленный отряд пехоты и конницы. Тогда войскам нашим приказано было возвратиться на прежнее место к Камчику, близ Мараша.
Вскоре генерал Красовский получил донесение князя Горчакова о действиях отряда его в ущелье Камчика, близ селения Темиркиой. Несколько сот турок занимали это ущелье, но при первом известии о том князь Горчаков двинулся туда из [90] Эски-Стамбула с двумя батальонами Тамбовского в 18-го егерского полков с намерением осмотреть неприятельскую позицию, и, если возможно, овладеть ею. Приблизясь к неприятелю, он заметил, что более тысячи турок занимают на крепкой позиции, по видимому почти не прикрытый лагерь, расположенный на косогоре ущелья, где находились только два орудия. Извилины чрезвычайно узкой дороги, ведущей к сему укреплению, по крутизне косогора не везде могли быть обстреливаемы неприятельской артиллерией, почему князь Горчаков и решился двинуть вперед охотников, в числе ста человек, поддерживаемых двумя ротами. Вскоре открылось, что это место, не обстреливаемое орудиями, удобно защищалось с двух сторон из-за уступов утеса сильным ружейным огнем на весьма близком расстоянии. Овладеть укреплениями без помощи нескольких кегорновых мортир, не понеся значительного урона, было невозможно. Видя это, князь Горчаков остановил наступление, отозвал охотников, неустрашимо бросившихся на явную опасность, отвел их и прикрывавшие их роты за батальон, составлявший обеспечение русского передового отряда, и со всеми своими войсками в порядке двинулся в лагерь, к Эски-Стамбулу. Неприятель не отважился тревожить его на пути. От сильного [91] перекрестного огня турок при наступлении на их лагерь мы потеряли убитыми 36 и ранеными 92 человека нижних чинов; кроме того ранено 5 офицеров, и один из них — смертельно. Сам князь Горчаков получил тяжелую контузию пулей в правую руку. Место, занятое турецким лагерем, как узнали мы, укреплено было неприятелем для прохода войск из Шумлы на Осман-Базар и далее к Адрианополю; сюда также отступили турки, бывшие в Чалыкаваке, и около того же времени пришел из Шумлы отряд конницы и пехоты.
На другой день, 28-го июля в 8 часов утра большие массы неприятельской конницы и пехоты, построясь в боевой порядок, заняли высоты пред Мачинским укреплением. Сильный отряд турок потянулся на с. Касаплы, а передовая конница, приблизясь к русским аванпостам, начала перестрелку.
В последствии сделалось известно, что Гуссейн-паша, прибывший, как уже говорили мы, из Рущука в Шумлу, воин хитрый и опытный, предложил визирю воспользоваться тогдашним разделением русских войск на три пункта: при Енибазаре, Эски-Стамбуле и Мараше, советуя сделать сперва всеми силами ночное нападение при Мараше. Но вскоре турки предположили атаковать [92] корпус наш при движении его к Енибазару и разбить Красовского до соединения его с отрядом князя Горчакова. Верховный визирь так был уверен в победе, что приказал войскам своим не пропускать ни одного человека живого.
Силы наши под личным начальством генерал-лейтенанта Красовского состояли тогда из одной бригады гусар, бригады улан, 14-ти батальонов пехоты и одного казачьего полка. Все сии войска расположены были за Марашскими возвышениями, близ самого Камчика, и только передовые казаки и другие небольшие отряды, были в виду неприятеля.
По предварительному приказанию генерала Красовского, казаки, занимавшие передовые посты, не сделав ни одного выстрела, быстро отступили и собрались близ гусар, поставленных с уланскою бригадою и конною артиллерией, в закрытом месте, за Марашем.
Турки, приняв отступление это за робость, начали наступать и всеми силами двинулись от Мачинского укрепления к Марашу в числе пяти тысяч конницы и до семи пехоты с восьмью полевыми орудиями. Когда густые массы неприятельской конницы и пехоты начали уже приближаться к Марашу, генерал Красовский выдвинул на высоту в боевом порядке скрытые до того две бригады кавалерии [93] с осьмью батарейными и двумя легкими конными орудиями, подкрепив их двумя бригадами пехоты и двумя батарейными ротами. Прочие шесть батальонов пехоты и артиллерия, оставаясь у Камчика, не вступали в дело. Выстроив войско, генерал Красовский сам повел рысью кавалерию и конную артиллерию.
Турки, не ожидавшие наступления, пришли в замешательство, начали отступать, уклоняясь вправо и влево, и рассеялись толпами по всей равнине до подошвы гор; наконец, допустив нас на половину пушечного выстрела, открыли огонь из полевых орудий. Тогда по приказанию генерала Красовского орудия обоих конных рот наших понеслись во весь опор и на ближайшем расстоянии от главных турецких сил ударили картечью. Турки, уже в очевидном расстройстве, сняли свои пушки и с величайшей поспешностью отправили их к Мачинскому укреплению. Едва орудия наши успели сделать по два выстрела, как передовые турецкие войска, смешавшись с задними толпами, обратились в бегство; некоторые к Мачинскому укреплению, большая же часть, боясь быть отрезанной, бросилась прямо на гору.
Конная артиллерия наша и кавалерия стремительно помчались за бегущими. Ахтырский и Александровский гусарские полки, подкрепляемые 1-м и 2-м Бугскими уланскими полками, [94] врубились в расстроенные ряды турок, между тем как конно-батарейная рота 19-го громила дальние толпы неприятелей картечью. Пехота наша следовала за кавалерией бегом, и пешая батарейная рота 9-й артиллерийской бригады успела даже стать с конно-батарейною, умножая ужас и поражение неприятеля, потерявшего не менее тысячи человек убитыми и ранеными, и даже не успевшего взять с собою, по обыкновенно, ни тех, ни других. Смятение в рядах турок было так велико, что они под выстрелами Мачинского укрепления бросили пушки свои, и только глубокий ров воспрепятствовал гусарам овладеть сими орудиями. Быстро преследуя турок, они встретили здесь преграду, и должны были пробираться — один за другим. Между тем неприятели успели увезти свои пушки; впрочем, гусарам удалось отбить два зарядных ящика, и взять в плен 20 человек, в том числе байрактара, из рук которого один из делибашей, с отважностью, свойственной отчаянному наезднику, успел вырвать знамя, и с ним ускакал.5 [95]
По показанию пленных и возвращенного нам 30 числа визирем из Шумлы гвардейского генерального штаба штабс-капитана Дюгамеля (5-го мая захваченного турками в плен), визирь в сем деле доходил до исступленного отчаяния, громко проклинал неудачи и жребий свой, и за постыдное бегство войск казнил двух миримиранов (бригадных командиров) регулярных войск, и трех из почтеннейших албанских старшин, а одного агу и одного эфенди разжаловал в рядовые. Под визирем во время битвы ранена была лошадь, а под Гуссейн-пашей одна убита, а другая ранена, и сам он едва спасся от плена6.
Когда и остальные толпы турок скрылись за Мачинское укрепление и разорились по горам, генерал-лейтенант Красовский приказал тотчас войскам возвратиться на бивуаки к Камчику. Оттуда, по соединению с отрядом князя Горчакова в тот же вечер перешел к Мадарде, а к рассвету 29-го числа в лагерь при Енибазаре. Во [96] время сего движения турки уже не смели появляться впереди своих укреплений. Урон неприятеля в описанном сражении был весьма велик; с нашей стороны потеря заключалась в четырех убитых и 38-ми раненных; в том числе было пять офицеров.
Оставив в Енибазаре весь лагерь, обозы и тягости, под значительным прикрытием резервов генерал-лейтенант Красовский присоединил к ним по десяти человек с роты и эскадрона от всего войска, и поручил начальство над всем сим отрядом полковнику Панову. Сам со всеми остальными войсками корпуса в ночь на 7-е августа выступил к с. Кадыкиой, куда и прибыл к пяти часам утра.
Не ожидая с сей стороны русских войск, турки были весьма встревожены их появлением, но упав духом от прежних своих неудач, вовсе не выходили из укреплений даже и в то время, когда генерал Красовский для осмотра расположения неприятельских ретраншаментов, презирая опасность, подъехал к ним на близкое расстояние с малочисленным конвоем.
Обозрение сие доставило возможность судить с верностью о положении крепости и о средствах обороны её турками. Подступление к Шумле со стороны Дормуса оказалось несравненно труднейшим, [97] нежели можно было предполагать; все покатости гор и всходы туда обстреливались сильным огнем с батарей. При внезапном приближении к с. Кадыкиой авангард наш захватил многих турецких фуражиров. Они удостоверяли, что о поражении турок под Сливно было уже известно в Шумле, и что турецкие военачальники повсюду распространили слух о скором заключении мира.
В тот же день генерал-лейтенант Красовский со всеми войсками, двинулся от Кадыкиой к Мадарде, куда и прибыл спокойно к вечеру, не тревожимый на пути неприятелем.
Турки опасались уже высылать фуражиров в окрестности селения Кадыкиой, теснимые партиями нашими, разъезжавшими около Камчика, однако начали производить фуражировку в ближнем расстоянии от крепости, на пространстве, лежащем впереди укреплений Мачинского и Узун-Канлы-Табиа (длинного, кровавого). Генерал Красовский с целью всячески тревожить неприятеля приказал казачьим Борисова и 9-му Оренбургскому полкам расположиться ночью с 7-го на 8-е число в скрытом месте, между речками Страджею и Боклуджи-дере, а в помощь сему отряду выдвинул гусарский графа Витгенштейна полк с двумя орудиями. [98] Не подозревая засады, турки вышли утром на фуражировку. Едва успели они значительно отдалиться от крепости, казаки быстро бросились вперед, опрокинули неприятельское прикрытие и схватили фуражиров. Продолжая поиски влево, казаки перешли чрез реку Боклуджи, и, двинувшись далее, по направлению к Марашу за с. Касаплы, разделились на два отряда. Один забирал в плен рассеянных по полю фуражиров, другой преследовал бегущих почти до самых крепостных ретраншаментов.
Изумленный неожиданным нападением и помня бедственные последствия прежних вылазок, неприятель, не сопротивляясь казакам, искал спасения у самых окопов крепости, откуда начал подаваться вперед, к своей форпостной линии только тогда, когда уже казаки вступили обратно за передовую цепь нашу, захватив до 70 человек в плен (в числе коих находились три некрасовца). С нашей стороны были ранены два казака.
11-го августа по приказанию главнокомандующего 3-я бригада 10-й пехотной дивизии, с 2-мя орудиями, ротою пионерного батальона и с отрядом Донских казаков, выступила из Правод в Ченги, куда и прибыла на следующий день. Полоцкий пехотный полк, перешедший из [99] Правод, где все укрепления были разрушены, в с. Кюприкиой, вскоре занял Еникиой. Перемещение отрядов имело целью посредством разъездов к Чалыкаваку наблюдать за неприятелем, засевшим в Шумле: не предпримет ли он какого-либо движения к Карнабату горными дефилеями, и вообще в тыл войскам нашим, находящимся за Балканами.
В намерении сколько возможно более стеснять неприятеля в Шумле и препятствовать подвозу к нему продовольствия, генерал Красовский в ночь на 14-е число отправил два отряда для поисков по направлению к Эски-Стамбульской и Разградской дорогам. Первый, под командой флигель-адъютанта полковника Плаутина, состоял из гусарского принца Оранского и казачьего подполковника Борисова полков, а второй из гусарского графа Витгенштейна полка и 9го Оренбургского казачьего под командой полковника Арсеньева.
Оба отряда стали ночью в скрытых местах. Для отвлечения внимания неприятеля и ближайшего обозрения местности, откуда предполагаемо было начать осаду, генерал Красовский со всем корпусом выступил утром из лагеря при Мадарде и расположил главные силы свои в виду передовых неприятельских укреплений между речками Страджей и Боклуджи, поставив прочие войска [100] на возвышениях между Страджей и Буланлыком.
В то самое время, когда движения сии обратили на себя внимание турок, два наши отряда быстро двинулись из засады вперед, напали на подводы, шедшие к Шумле со стороны Эски-Стамбула и Разграда, овладели ими, и, продолжая свой поиск, забрали множество фуражиров и других людей, отдалившихся от крепости, после чего присоединились к корпусу без всякого урона, приведя 170 пленных и большое число из стад рогатого и другого скота. Отбитые каруцы с разными запасами по невозможности при быстром движении отряда провезти их проселочными дорогами были истреблены на месте7.
Во время сих действий неприятель выстраивался против позиции, занятой корпусом, и, получив известие о поисках, сделанных партиями нашими, послал сильные отряды к Эски-Стамбульской и Разградской дорогам; но безуспешно: партии наши, окончив поиск, тогда уже присоединились к корпусу. [101]
Вслед за тем против турецкой конницы, посланной к Разградской дороге, двинута была на правом фланге 1-я бригада Бугских улан с полубатареей конно-батарейной 19-го роты, и обратила в бегство турок несколькими пушечными выстрелами. После того весь корпус потянулся обратно к Мадарде, неприятель же оставался на позиции до тех пор, пока войска наши не перешли Буланлыка; тогда уже турки ушли в крепость.
В тот же день (14 августа) получено было из главной квартиры армии известие о занятии главнокомандующим Адрианополя. Генерал-лейтенант Красовский немедленно послал о том письмо к верховному визирю, давая чувствовать, что это важное событие поведет к самым решительным действиям. Он предлагал визирю личное свидание; в засвидетельствование же миролюбивого, при самом успехе победы, расположения русских, отпустил всех пленных турок, захваченных в последние дни, прося и визиря со своей стороны об отпуске русских, находившихся в Шумле.
Визирь в тот же день отвечал в следующих выражениях: «Я получил письмо Вашего Превосходительства, которым уведомляете о делах Адрианопольских, об отпуске вами пленных, [102] и предлагаете о возвращении русских, находящихся в Шумле и о свидании с Вашим Превосходительством в назначенном месте. Поведанные вами пленные прибыли, — я же буду иметь в виду возвращение русских. Приличие не дозволит мне отказаться от свидания с вами. …Успехи и победы происходят от воли Всемогущего, и без сомнения не зависят от смертных. При помощи Божией министрами блистательной Порты уже начались переговоры о мире, в коих принимают участие находящиеся в Константинополе посланники французский и английский, также и генерал, прибывший от двора прусского. Есть надежда, что переговоры скоро кончатся к общему спокойствию. От посланников отправлены курьеры ко Дворам английскому, французскому, российскому, и в главную квартиру вашей армии.
За несколько дней пред сим я получил от Султана повеление о назначении с моей стороны чиновников для переговоров о мирных условиях, которые мною уже и посланы с уполномоченными. Надеюсь, что с помощью Божиею, на днях последует заключение мира, обещающего благодетельные последствия, почему и военные действия должны прекратиться, и приязнь заменит вражду. [103]
Относительно же дружественного свидания нашего, я прошу, чтобы Ваше Превосходительство сами определили для сего место и время.
16-го августа в час пополудни, последовало с обоих сторон соглашение съехаться у фонтана, близ редута III-го.
В назначенный час генерал-лейтенант Красовский в сопровождении генерал-лейтенанта князя Мадатова (знавшего турецкий язык и бывшего единоземцем визирю, уроженцу Грузии), генерал-майора князя Горчакова и небольшой свиты из адъютантов и офицеров генерального штаба прибыли к упомянутому месту, где уже раскинуто было несколько визирских палаток. Конвой, следовавший за генералом Красовским, состоял из ординарцев и вестовых гусарских полков и сотни казаков, которые оставались в некотором отдалении.
Свиту визиря составляли до двухсот конных и пеших турецких офицеров (регулярных и иррегулярных войск), в сопровождении коих он чрез несколько минут прибыл; старшие из его офицеров предупредили его прибытие, и сойдя с коней, ожидали его, выстроясь у входа в его палатку, куда визирь пригласил командующего русским корпусом. [104]
После обыкновенных приветствий, кофе и трубок, вся свита визиря удалилась в другие палатки. Началось совещание. Генерал Красовский, согласно с повелением главнокомандующего, уполномочившего его заключить с визирем перемирие, представил затруднительные обстоятельства, в каких находилось тогда турецкое правительство, и невозможность ничего противустать успехам оружия нашего, почему во избежание бесполезного кровопролития и предложил визирю сдать Шумлу.
Верховный визирь решительно отверг это предложение, изъявляя желание заключить перемирие до окончания переговоров о самом мире, которые, по словам его, должны были в непродолжительном времени кончиться. Генерал Красовский, на основании повеления и полномочия, данных ему главнокомандующим, старался объяснить верховному визирю, что при быстрых успехах русских, и с приближением их к Константинополю, где, как известно, осталось весьма мало войск для защиты, покорение сей столицы, вероятно, совершится также легко, как и Адрианополя, тем более что войско избегает борьбы с русскими, а жители встречают их с радушием, видя, что могут смело ввериться им. Генерал Красовский не оставил заметить визирю о безнадежности защиты Шумлы, где большая часть жителей и войска [105] очевидно не расположены защищаться; в заключение он присовокупил, что для спасения Константинополя и самого Султана, должно решиться на мирные условия, предлагаемые главнокомандующим. Верховный визирь, в свою очередь, старался убедить Красовского в бесполезности требуемой сдачи Шумлы. По всем известиям, как говорил он, даже полученным того числа, мир чрез несколько дней должен быть окончательно заключен, ибо все статьи его уже утверждены уполномоченными.
На убеждения визиря генерал Красовский отвечал, что главнокомандующий и во время переговоров о мире не оставит военных действий, что условия, которые могут быть приняты в Адрианополе, будут совсем другие в Константинополе, и что считает себя не вправе действовать в противность полученным повелениям. Визирь, по некотором молчании, просил времени на размышление. Взяв от генерала Красовского письменно предложенные условия, обещал он на другой день к вечеру прислать ответ, с тем, чтобы после того на следующее утро вновь видеться лично и решительно кончить столь важное дело, за которое ответственность без совещания с другими лицами он не может принять на себя одного. Генерал Красовский не мог не согласиться на эту кратковременную отсрочку, [106] тем более что она не могла остановить действий его: осадная артиллерия и запасной парк его корпуса только что прибыли к Мадарде.
17 августа получено было от визиря краткое письмо с извещением, что на следующий день в том же месте, и в тот же час, он предлагает генералу Красовскому вторичное с ним свидание, пригласив и Гуссейна-пашу. 18 числа, в полдень, генерал Красовский с генерал-лейтенантом князем Мадатовым, князем Горчаковым и другими, в сопровождении многочисленного конвоя из гусар и улан (по 10-ти человек из полка) и сотни казаков, прибыл к прежнему месту. Гуссейн-паша находился уже в палатке, окруженный большим числом турецких чиновников, принадлежавших к его свите. По приближении Красовского он вышел из палатки и сделал навстречу ему несколько шагов. Свита и толпы любопытных зрителей, собравшихся из Шумлы и окружных мест, теснились у входа и около ставки, но тотчас были удалены. Начались переговоры. Визиря не было: отсутствие его Гуссейн-паша извинял болезнью8.
С особенной вежливостью и [107] ловкостью турецкий сановник, опытный дипломат, объявил Красовскому, что как визирь послал полномочных к главнокомандующему российской армией, то, до получения от них известий не может приступить к заключению перемирия. Видя уклончивость турок, Красовский прекратил совещание.
С нашей стороны сделаны уже были все предварительные распоряжения к немедленному началу осадных работ. По возвращении в лагерь генерал Красовский, оставив при Мадарде батальон 18-го егерского полка и одно орудие легкой 3-го роты 11-й артиллерийской бригады в круглом редуте, устроенном для прикрытия приготовлений и материалов для осады, немедленно двинул к Шумле весь свой корпус, и чрез час занял позицию между речками Страджей и Боклуджей.9
В ночь на 19-е августа заложен был редут 1 на 8 орудий в 250-ти саженях от неприятельского укрепления, Узун-Канлы-Табия (длинная кровавая батарея), построенного против редута 12-го, еще в 1828 году существовавшего. Влево от него до речки Боклуджи выведен ложемент. Работа продолжалась с таким успехом [108] и поспешностью, что к рассвету ввезены уже были в редут два легких орудия и люди были достаточно прикрыты от выстрелов.
Неприятель, заметив приближение рабочих и устроенные прикрытия, открыл по всем направлениям сильный огонь из трех передовых своих укреплений: Узун-Канлы-Табия, Мюхор-дар-Табия и Селектора. Овладение неприятельскими укреплениями представлялось необходимым, мы могли бы сильно действовать по самой крепости и обширному неприятельскому лагерю, находившемуся внутри её. Гарнизон и жители Шумлы еще не испытали действия осадной артиллерии нашей. И без того уже они заметно упали духом; чего же еще можно было ожидать от разрушительной её силы?
В продолжение 19 августа в редут 1-го распространен и углублен ров, назначено шесть амбразур и проведенная вправо траншея продолжена еще на несколько шагов. В течение целого дня пальба со стороны турок не умолкала; ядра и бомбы сыпались градом с их укреплений, но редко достигали цели своей. Траншея, начатая вправо от редута 1-го, в ночь на 20-е число продолжена была на 500 шагов. [109]
При оконечности её заложена батарея № 11-го на 8 орудий. От сей батареи траншея по новому направлению проведена была еще на 32 шага, и в конце ее заложен редут № Y; кроме того, в редуте № 1 выкопан погреб для снарядов, а далее, в 170-ти шагах, заложена кессель-батарея. Все сии работы произведены были под сильным огнем неприятельских укреплений. В ночь на 21 число окончена была батарея IY и прорезаны амбразуры на 6 осадных и 4 батарейных орудий; в редуте Y прорезаны амбразуры, одна кессель-батарея заложена, другая окончена.
Между тем узнано было от переметчиков, что неприятель, собрав большую часть своих войск позади укрепления, против коего велись осадные работы, готовился пред рассветом 20-го августа атаковать осаждающих. Генерал Красовский спешил предупредить неприятелей: по приказанию его в самую полночь сделаны были казаками по сигналам ракет два мнимых нападения на неприятельские укрепления. Встревоженные турки не только не предпринимали атаки, но разведя войска свои по укреплениям, открыли повсеместно сильный огонь для отбития приступа. Страх везде им указывал нападающих, где только мелькала тень казака, они до истощения сил громили из пушек, тратя напрасно свои пороховые [110] запасы, между тем как русские были спокойными зрителями их отчаянной обороны от мнимого приступа.
В продолжение 21 августа устроены были на всех батареях наших платформы. Урон наш в течение последних трех суток, не смотря на не умолкавшую пальбу неприятелей, был незначителен. Ранены: штаб-офицер - 1, обер-офицер - 1 , оконтужено - 4 обер-офицера; нижних чинов убито 11, ранено 28 и оконтужено 19 человек.
Осведомясь от переметчиков, что турки снова собираются предпринять ночную атаку на осадные работы, генерал Красовский приказал казакам 21-го числа повторить поиски вправо и влево до самых турецких укреплений, что и исполнено с совершенным успехом. Испуганный неприятель в ожидании приступа, по-прежнему открыл огонь во все стороны. В то же время генерал-майор Пашков с уланским полком и казаками производил поиск по направлению к Эски-Стамбульской дороге. Поиск сей еще более увеличил страх осажденных. Между тем в ночь на 22-е число правее батареи № III сделан был выход из параллели, прорезаны и прикрыты остальные амбразуры; в ту же ночь все батареи были вооружены 25-ю орудиями. [111]
Осадные работы не прекращались под сильным огнем передовых неприятельских укреплений. В ночь на 23-е число вправо от кессель-батареи № III выведена была траншея вперед из параллели более чем на половинное расстояние от атакованного укрепления. От конца же ее проведен вправо зигзаг длиною на 60 сажен, при оконечности коего заложена батарея YI на 8 осадных и два батарейных орудия. Для успешнейшего производства работ Тамбовский пехотный полк, прикрывавший рабочих, вытеснил неприятеля штыками из ложементов, расположенных впереди укрепления. Вообще, в продолжение двух последних суток турки сильно старались препятствовать приближению наших работ к атакованному укреплению. При всем том потеря наша в оба дня также была незначительна: ранен один обер-офицер, один штаб-офицер оконтужен; нижних чинов: убито 6, ранено 19 и оконтужено 14 человек.
По словам переметчиков, начало осады привело в сильное уныние гарнизон и жителей Шумлы. Они упали духом и разделились на две партии; одна совершенно отчаялась в защите крепости, и увеличивалась в числе. Это обстоятельство заставило генерала Красовского ускорить производство осадных работ. С рассветом 25-го числа [112] открыт уже был огонь из всех осадных пушек и мортир, с батареи YI, вспомоществуемый огнем прежних кессель-батарей. Действие их было столь удачно, что в течение дня они сбили все орудия в передовом фасе атакованного укрепления, и под вечер неприятель ограничился стрельбой только из боковых укреплений своих, Селектора и Султанского, стараясь, однако, усилить и распространить атакованное укрепление новой пристройкой влево.
Ночью на 25 августа генерал-лейтенант князь Мадатов послан был со 2-ю бригадою 3-й гусарской дивизии, 1-м Бугским уланским полком и 6-ю орудиями конной 6-го роты произвести поиски в тылу неприятеля для воспрепятствования подвозов продовольствия в Шумлу от Тырнова и Джумая.
Вечером при заходе солнца неприятельской бомбой, брошенной с задней пристройки, разрушено было на батарее YI хранилище зарядов, где находилось их до 70-ти. Довольно сильный взрыв, к счастью, не нанес батарее значительного вреда и потери. В уверенности, что этот взрыв произвел на батарее нашей большое смятение, неприятель несколькими колоннами выступил из своих укреплений, но мгновенно был опрокинут картечью и [113] ружейным огнем.
На ночь генерал Красовский подкрепил 6 батальонов, находившихся в траншеях, еще двумя батальонами, и приказал принять все меры осторожности к отражению нового покушения неприятеля. Предусмотрительность эта оправдалась последствиями: ночью турки сделали нападение в больших силах, но, не пройдя и половины расстояния до наших батарей, были встречены русскими батальонами, и с величайшей потерей обращены в бегство. Тамбовский пехотный полк с одним батальоном Троицкого, увлеченные порывом мужества и предводительствуемые храбрыми начальниками своими, полковником Желтовским и майором Римским-Корсаковым, преследуя турок, вслед за ними ворвались в передовой турецкой редут, вооруженный 12-ю орудиями, но, отражаемые новыми, превосходившими их в числе силами неприятеля, выступившего из крепости до 5000 человек, принуждены были возвратиться в траншеи, и неприятель, не смотря на свое превосходство, не осмелился преследовать их.
С рассветом открылись все силы турок, собранные между Шумлой и передовыми укреплениями для отражения ожидаемого приступа нашего. В таком положении неприятель простоял до половины дня, производя по нашим траншеям самый [114] сильный огонь со всех батарей. Зная важность атакованного укрепления, турки решились защищать его до последней крайности; но не успели нанести нам значительного вреда.
Во время вылазки турок после бывшего взрыва при отражении нападения их они претерпели большую потерю, превышавшую нашу более чем вчетверо. У нас же убито: обер-офицер 1 и 103 рядовых, ранено: обер-офицеров 7 и 139 рядовых. К общему сожалению, мы еще лишились при вторжении в неприятельский редут двух отличнейших штаб-офицеров: командира Тамбовского пехотного полка полковника Желтовского и командовавшего Троицким пехотным полком майора Римского-Корсакова, убитых в сем деле, а начальник 9-й пехотной дивизии, генерал-лейтенант Бартоломей, находясь в траншеях, был ранен пулей в голову.
Упорство, с каким турки решились защищать передовые свои укрепления, вынуждало их по приближению к крепости осадных работ удерживать значительную часть гарнизона под нашими выстрелами, что и давало нам возможность наносить им величайший вред артиллерией. Для усиления её действий предположено было, пользуясь местоположением и удобством, распространить устроение нескольких новых батарей. [115]
В то же время и неприятель озабочивался распространением своего укрепления и поставил на нем до 24-х орудий. Считая весьма важным для защиты Шумлы сохранить сие укрепление, турки, кроме обыкновенной стражи, вводили туда на ночь сильный отряд, и располагали сзади его, по сторонам, значительные прикрытия для пехоты и конницы.
Передовой неприятельский редут атакованного укрепления занимал возвышение, от которого покатость идет во все стороны, почему батареи наши и не могли действовать с полным успехом по новым пристройкам, находившимся на отлогости, к стороне крепости. Для удобнейшего действия по ним необходимо было подвинуть осадные работы значительно вперед и распространять их вправо, по самому хребту, дабы сбить все неприятельские орудия. Но, как на близком расстоянии от неприятеля производство подобных работ в тогдашние лунные ночи было бы весьма опасно под пушечным и ружейным огнем, то генерал Красовский и отложил производство их до наступления темных ночей, озаботясь между тем приведением траншей и батарей в лучшее оборонительное положение и заготовлением материалов для дальнейших работ. [116]
Накануне 29-го августа верховный визирь получил известие о действии отряда князя Мадатова, посланного на Тырновскую дорогу, и, полагая, что при войсках наших под Шумлой осталось весьма мало кавалерии, вознамерился тогда же атаковать нас на позиции.
Выступив из Шумлы с 4-мя тысячами конницы, 7-ю батальонами пехоты и 8-ю полевыми орудиями, визирь быстро двинулся к курганам, между речками Буланлыком и Страджей возвышающимся. Движение сие при самом начале его не укрылось от внимательности командующего осадным корпусом. Генерал-лейтенант Красовский двинулся из лагеря с 1-ю бригадою третьей гусарской дивизии, вторым Бугским уланским полком и 1-ю и 2-ю бригадами восьмой пехотной дивизии, с восьмью конно-батарейными, двумя конными легкими и восьмью легкими пехотными орудиями. 17-й егерский полк и батальон 18-го с четырьмя орудиями поставлен был на высоте близ реки Страджи, вправо от наших траншей.
Видя, что русские бодрствуют и не допустят напасть на себя врасплох, визирь выстроил войско свое в боевой порядок около курганов, где за год пред тем расположена была главная квартира наша, и немедленно открыл огонь из [117] орудий. Генерал Красовский быстро двинул главный отряд в таком направлении, чтобы отрезать визиря от передовых его укреплений, и отбросить к Буланлыку. Когда по приближении к неприятелям русские полки открыли огонь из батарейных и легких конных орудий, турки, уклоняясь от дальнейшего натиска их, обратились в бегство и совершенно рассеялись, поспешно увезя с собою свои орудия.
Преследование с нашей стороны было упорное: артиллерия картечью, гусары и уланы — саблями, а казаки - пиками наносили жесточайшее поражение неприятелям, находившим спасение только под прикрытием своих укреплений. Поле усеяно было телами убитых турок и лошадьми их. Потеря в наших рядах ограничивалась в нескольких убитых и раненых. Неприятель потерял в сем деле около семисот человек.
Передовые траншеи и батареи наши приведены были в такое оборонительное положение, что трех батальонов было весьма достаточно для зашиты укреплений наших от нападения больших сил неприятельских. Впрочем, и в войсках не было недостатка: 31 августа возвратился отряд генерал-лейтенанта князя Мадатова. Подробности поиска его были следующие: [118]
Выступив из лагеря 25 августа, князь Мадатов на другой день занял позицию на Рущукской дороге. Получив достоверные сведения, что по дорогам от Разграда и Рущука не бывает никаких подвозов продовольствия в Шумлу, он 27 числа перешел с отрядом своим на ночлег в с. Кюсакиой и расположился на перекрестной дороге от Тырнова к Шумле и Джумаю. Вскоре замечены были обозы, тянувшиеся в Шумлу. Партия, командированная для взятия их, рассеяв прикрытие обоза, захватила до ста подвод с сухарями и ячменем. От сопровождавших их турок и булгар узнали, что сзади их еще шли другие обозы. Посланный по сему известию эскадрон гусар нашел множество брошенных на дороге повозок с продовольствием, которые, по невозможности взять их были тут же истреблены. В то же время другой эскадрон, отправленный к городу Джумаю, встречен был тамошними жителями весьма дружелюбно, с хлебом и солью. Сверх того они послали к князю Мадатову депутатов с изъявлением покорности. По удостоверению их, со времени перехода русских войск за Балканы все сообщения и подвозы чрез Джумай в Шумлу совершенно прекратились. [119]
В продолжение всей экспедиции князя Мадатова жители селений на пути его, ободренные ласковым с ними обхождением и обещанием, что безоружные, мирно остающиеся в домах своих нисколько не будут тревожимы, и собственность их не подвергнется никакой опасности, с совершенной доверенностью выходили навстречу русскому генералу с хлебом и плодами. Приносили в лагерь его на продажу домашние произведения свои за самую умеренную цену, наконец, и из других селений, верст за 10 или 15 от дороги, явились к князю старейшины, испрашивая охранных листов, которые и были немедленно им розданы.
Доверенность к русским жителей была так велика, что стада их во время следования отряда паслись беспечно у самых дорог; узнав русских, они даже вызывались привозить на продажу произведения свои в самый лагерь наш под Шумлой.
В продолжение поиска, произведенного отважным и предприимчивым князем Мадатовым, при транспортах, следовавших в Шумлу, захвачено 97 турок и булгар, 50 лошадей, множество рогатого скота и 106 возов с запасами. Продовольствие частью раздавалось войску, частью истреблялось на месте, и еще множество разных [120] добытых запасов привезено было в лагерь.
В то же время перебежавший на наш передовой пост молодой грек, находившийся при Гассан-бее чиновник верховного визиря, показал, что в деле 29 августа находилось до десяти тысяч пехоты и более четырех тысяч кавалерии с десятью орудиями. Визирь и Гуссейн-паша лично распоряжались войсками, в особенности последний, бывший беспрерывно в самом пылу сражения. Турки лишились нескольких старшин (ага) из иррегулярной их конницы. Вообще, на атакованном укреплении урон неприятелей со дня открытия огня с наших батарей простирался до 2-х тысяч человек. Известный наездник Караджи-Энем, которому поручена была защита сего укрепления, неотлучно там находился. Всех войск в Шумле считали в то время до 35-ти т. человек; побеги из крепости не прекращались.
4-го сентября сераскир Гуссейн-паша чрез присланного в лагерь парламентера известил генерал-лейтенанта Красовского, что, по поручению [121] верховного визиря просит свидания. Уважая Гуссейна, генерал Красовский принял предложение и не замедлил прибыть к месту, назначенному для свидания. После первых приветствий и условных учтивостей, переданных от имени визиря, Гуссейн-паша и Нашид-бей (главный чиновник по дипломатической части при визире) имели с генералом Красовским довольно продолжительное совещание.
Оно заключалось в следующем:
Прежде всего, Гуссейн-паша объявил генералу, что визирь, не получая никакого известия из-за Балкан, остается в совершенном неведении, с каким успехом идут в Адрианополе переговоры о мире, и питая к генералу доверие, надеется узнать от него истину. Генерал Красовский отозвался, что хотя также не имеет подробных сведений о переговорах, но, впрочем, достоверно известно о продолжении их с полномочными, присланными из Константинополя от султана, почему в скором времени или мир будет подписан, или Константинополь будет в руках русских, готовых к овладению им. Наконец, генерал с прямодушием и уверенностью вождя-победителя указал места, занятые войсками нашими, и исчислил, какими успехами увенчалось в последнее [122] время русское оружие, как в Румелии так и в Анатолии.
Гуссейн-паша отвечал на это, что при настоящем положении дел вполне верит сим событиям, и не сомневается в дальнейших успехах русских, победивших турецкий народ и войско более великодушием, нежели оружием. — Так выразился Гуссейн-паша и, вздохнув, прибавил: «Султан на меня прогневался, удалил в Рущук; но, в течение нынешней кампании было время, когда я мог быть полезен. Если бы мне поручили защиту Балкан, русские перешли бы их не так легко, как это сделалось». Сказав сие, Гуссейн предложил вопрос: в чем заключаются настоящие требования Российского Двора, о коих визирь не имеет сведения? — Генерал Красовский ответствовал, что хотя ему и неизвестны сии требования, но доказанное на опыте великодушие Государя Императора может убеждать, что Его Величество не желает унизить ни достоинства, ни чести Турецкой Империи.
Генерал присовокупил, что сам был удостоен всемилостивейшим благоволением Его Величества за мирное обращение и радушие, оказанные Силистрийскому гарнизону и жителям, чем Государь был столько же доволен, как и покорением сей крепости, и по получении донесения о [123] занятии Силистрии приказал освободить и возвратить в отечество многие семейства, бывшие в плену. Гуссейн-паша и Нащид-бей воскликнули тогда, что Бог дарует успехи русскому оружию за такое великодушие, и что они, на нашем месте, никогда не были бы в состоянии так поступать. При этом Гуссейн-паша изъявил особенную благодарность князю Мадатову за ласки и снисхождение, оказанное им жителям во время последней экспедиции его на Тырновскую дорогу. Наконец, Гуссейн-паша убедительнейше просил генерала немедленно уведомить их, если получит известие о заключении мира.
В продолжение сего разговора Нашид-бей дал заметить, что верховный визирь почитает весьма опасным и затруднительным собственное свое положение в случае, если мир не будет заключен прежде взятия русскими Константинополя. Генерал Красовский, обращая на слова сии особенное внимание Гуссейна, заметил, что в таком случае он и визирь могут оказать важную услугу султану и отечеству их, если еще раз ближе рассмотрят и уважат предложенные им прежде условия на заключение перемирия, которое вскоре уже будет поздно заключать.
Подумав несколько времени, Гуссейн-паша отвечал. «Вы говорите с нами искренне и [124] откровенно; я вам верю в полной мере и соглашаюсь с вами, что нам нужно еще хорошенько подумать о сем предмете, на который я и постараюсь обратить особенное внимание визиря.» Генерал Красовский сказал на это: мы обязаны поступать искренне и откровенно, следуя воле и правилам Великого Императора нашего, который всеми делами своими доказывает свету, что Он ничего не скрывает, поступая всегда справедливо.
Гуссейн-паша почти не дал договорить генералу; схватил его с жаром за руку, и с чувством сказал: « Мы Императора вашего боготворим.»
После сего Гуссейн-паша и Нашид-бей, первый за себя, а последний со стороны визиря уверяли Красовского в самых обязательных выражениях в особенном их к нему почтении. Генерал Красовский, в свою очередь, просил их иметь полную доверенность к поступкам его, и не сомневаться, что он взаимно желает заслужить их доброе мнение. Напоследок, при конце свидания, Гуссейн-паша, шутя, сказал, что, в делах с русскими он лишился лучших своих лошадей, и в [125] последнем деле 29 августа отбили ноздри у бывшего под ним коня; остальные же его лошади терпят большой недостаток в сене. — Генерал Красовский отвечал ему, что для него, собственно, готов всегда служить всем, чем может, и предложил прислать в русский лагерь повозки за сеном. Этот вызов был принят Гуссейном с особенной признательностью. Перед прощанием свита снова окружила палатку, где переговаривались Гуссейн-паша и Красовский. Генерал, расставаясь с турецкими сановниками, повторил желание свое: скорее уведомить их о заключении мира.
Тем не менее, меры нужной осторожности и осмотрительности были строго выполняемы командующим русским корпусом: он помнил, что желая мира должно быть готовым на бой. Видя совершенный успех экспедиции, произведенной генерал-лейтенантом князем Мадатовым, он, не смотря на дружелюбные сношения с Гуссейн-пашой, считал необходимым еще усилить успех в затруднении единственного пути, по коему из Тырнова в Шумлу могли быть доставляемы неприятелю запасы продовольствия, и вторично послал 2 сентября на Тырновскую дорогу отряд под командой генерал-майора [126] Муравьева, состоявший из Александрийского гусарского полка и двухсот казаков.
По распоряжению главнокомандующего к осаждающим войскам должна была присоединиться часть корпуса генерал-адъютанта Киселева для скорейшего покорения крепости Шумлы. Потому генерал Красовский для предварительного обзора нужнейшего пункта атаки крепости со стороны гор 3 сентября в два часа пополуночи с Ахтырским гусарским, 2-м Бугским уланским, 9-м Оренбургским казачьим полками и с двумя орудиями конной 6 роты, выступил из лагеря к Джумайской дороге.
По осмотру всех мест генерал Красовский назначил упомянутому отряду остановиться первоначально у селения Сустлю или Чамурлу, где располагал скрытым образом присоединить к нему 9-ю пехотную и 3-ю гусарскую дивизии. Перейдя с сим войсками ночью на Джумайскую дорогу, к селению Дотакиой, в десяти верстах от Шумлы, где не представлялось в пути затруднений для артиллерии, ожидаемый отряд на рассвете должен был явиться на высотах Шумлских, и в то же время отвлечь внимание неприятеля двумя фальшивыми атаками, одною на Дормус, а другою на атакованное укрепление. Между тем, как в то же время две бригады 8-й пехотной дивизии [127] по лощине между Мачинским и Султанским укреплениями должны были ворваться в крепостной ретраншамент на покатости горы, не представлявший особенных преград, и вообще весьма слабый. Нельзя было сомневаться, что выполнение этого распоряжения в надлежащем порядке и с решительной быстротой, могло доставить Шумлу в наши руки без большого кровопролития.
Во время осмотра генералом Красовским местоположения между Разградскою и Джумайскою дорогами замечены были в разных местах сильные отряды неприятельской конницы и пехоты, но рассеяны с приближением к ним русского отряда, причем более ста человек арнаутов и иррегулярных солдат взято было в плен.
Возвратясь в лагерь на рассвете 5 сентября, генерал Красовский встречен был неожиданным прискорбным известием о кончине доблестного сподвижника своего, князя Мадатова, одного из знаменитых кавалерийских генералов армии нашей. Еще за несколько дней Мадатов не сходил с коня, не зная покоя и отдыха, пренебрегая жестокой болью в боку, но болезнь при внезапном кровотечении из горла превозмогла его силы, и герой множества битв вскоре скончался, оплаканный русской армией и вождем ее. Даже [128] и неприятели воздали торжественно честь ему.
Дальнейшие действия против Шумлы прекратились с прибытием тогда же из главной квартиры курьера, привезшего известие о вожделенном заключении славного с Портою мира. Описав с достаточной подробностью военные действия 1829-го года в Европейской Турции, представим краткое обозрение похода в Азии, где успехи оружия нашего были не менее блистательны. [129]
Примечания
1. Из записок г. Липранди.
2. Свидетельство генерал-майора Руперта, данное г. Липранди, от 20 ноября 1829 года. №783.
3. В этом деле особо отличились артиллерии полковник Панов, командир Ахтырского гусарского полка полковник Нечволодов и Командир 21-го егерского полка Полковник Бойко 1й.
4. В сем оказал особенное содействие благоразумными и решительными распоряжениями Начальник артиллерии генерал-майор Эсаулов.
5. В сем деле много способствовал успеху благоразумными распоряжениями генерал-майор Эсаулов и особенно отличились командиры кавалерийских бригад генерал-майоры Муравьев и Пашков и командовавший коннобатарейной ротой капитан Бобылев.
6. В сем деле один унтер-офицер Александрийского гусарского полка пробил пикой седло под Гуссейн-пашой, и в последствии Турецкий военачальник показывал это седло русским, как памятник личной своей храбрости. Из рукописного журнала наблюдательного корпуса под Шумлой, хранящегося в департаменте генерального штаба.
7. В сем поиске особенно отличились благоразумными распоряжениями полковники Плаутин и Арсеньев, также и командовавший 9-м Оренбургским казачьим полком майор Падуров.
8. По заключении мира визирь признался генералу Красовскому, что во время переговоров находился в той же палатке за занавесом, и слышал весь разговор. Из журнала наблюдательного корпуса под Шумлою.
9. План осады крепости Шумлы №15.
|
