: Материалы  : Библиотека : Суворов : Кавалергарды :

Адъютант!

: Военнопленные 1812-15 : Сыск : Курьер : Форум

Восточная война

1853-1856

Соч. А.М. Зайончковского

том 2

 

 

[171]

Глава IV
Действия на Кавказе и на Черном море до разрыва с Турцией

 

Едва только после некоторых наших неудач на Кавказе в сороковых годах и продолжительного затем затишья мы разгромили в первый раз в 1852 году всю большую и малую Чечню, подорвали значение предводителя непокорных горцев Шамиля и готовились твердо стать на новой почве систематического завоевания Кавказа, как на горизонте Ближнего Востока быстро начали собираться грозовые тучи, вскоре разразившиеся полным разрывом с Турцией.
Этого было достаточно, чтобы приостановить на время начатое нами покорение края и дать возможность Шамилю вновь возвыситься, окрепнуть и открыть под давлением и влиянием на него турецких агентов против нас решительные наступательные действия.
Во мнении горцев имя хункара (султана), которым начал действовать Шамиль, составляло все. Не только враждебный Кавказ, но и остальное мусульманское население встрепенулось, заколыхалось. Тревожные и самые нелепые слухи стали быстро распространяться среди гор, и весь восточный Кавказ скоро представлял пороховой погреб, который ожидал только искры, чтобы произошел страшный взрыв.
Но судьба нам покровительствовала. Шамиль пропустил в 1853 году минуты напряженного и в высшей степени наэлектризованного состояния мусульманского народа и приступил к действиям только в 1854 году, когда пыл горцев и всего родственного им населения Кавказа уже улегся, ослабел1.
Господствовавшая в Петербурге в конце 1853 года уверенность в мирном исходе нашего спора с Турцией осталась не без влияния на полную неподготовку для наступательных действий на Кавказе на случай вооруженного столкновения с Портой Оттоманской.
В 1853 году предполагалось продолжать установленную уже систему закрепления нашего владычества в этом крае, сообразно чему и были распределены войска Кавказского корпуса. В программу высочайше утвержденных действий вошли усмирение ближайших непокорных горских племен, борьба с развивающимся мюридизмом и представителем его Шамилем, а, главное, работы по улучшению дорог, по возведению новых и усилению старых укреплений.
Для этих действий было предназначено из числа 128 бат., 11 эск., 52 каз. полк, и 232 op.2, сосредоточенных на Кавказе, 96½ бат., [172] 7 рот саперов, 146 op., 6 эск., 109 сот. и 1 бат. каз., 35½ сот. милиции и 4 сот. дагестанских всадников, не считая линейных батальонов.
Войска Черноморской береговой линии под начальством вице-адмирала Серебрякова должны были совместно с войсками Черноморской кордонной линии под начальством полковника Кухарского действовать против натухайцев и шапсугов, а также производить работы по улучшению укреплений Кабардинского, Навагинского, Новороссийска, Геленджика, Сухум-Кале и прочих прибрежных пунктов.
Войскам правого фланга в числе 13½ бат.3, 30 op., 24 ракетных станков, 30 сотен казаков, 1 сотни милиции и 100 человек саперов предназначалось продолжать работы по устройству Лабинской линии, по улучшению сообщений и по обеспечению их укреплениями.
На войска центра в количестве 3 бат.4, 4 op., 6 ракетных станков и 3 сотен возлагалась охрана Военно-Грузинской дороги и передовой Кисловодской линии, устройство штаб-квартир в Нальчике, улучшение сообщения с Карачаем и верхней Кубанью.
Войска Владикавказского округа должны были кроме набегов на непокорные горные общества улучшать сообщение с нагорной частью Чечни и зимой устроить просеки в Натхойском и Генашевском ущельях, а также от Владикавказа к Дашиху через Мужис. Для этой цели назначалось 6 батальонов5,10 орудий, 18 сотен казаков и 3 сотни милиции. Летом войска этого округа должны были устроить колесный путь в Гончаевское общество из Владикавказа по Джераховскому ущелью до Ассы, а также окончить постройку Бумутского укрепления и кроме того построить несколько башен и казарм. С этой целью для летних действий назначалось 9 батальонов6, команда саперов, 20 орудий, 17 сотен казаков и 9 сотен милиции.
На левом фланге отрядом силой в 12 батальонов, 4 эскадрона, 8 сотен и 24 орудия продолжалась зимой вырубка просек в Чечне, а летом кроме охраны линии предполагалось продолжение заселения Сунженской линии и укрепление некоторых пунктов и постов. С этой целью для летних действий отряд был увеличен до 15½ батальонов7, 26 орудий, 22 сотен казаков, 3 сотни милиции и команды саперов.
Такие же оборонительные задачи возлагались на войска Прикаспийского края силой в 24 V батальона8, 2 эскадрона, 16 сотен и 20 орудий.
На Лезгинской линии были предположены экспедиции в горы для удержания лезгин от вторжений, рубка просек, устройство постов по реке Алазони и у Муганлинской переправы, а также устройство мостов как через эту реку, так и через Куру у Минчихойрской переправы для облегчения доставки продовольствия с Каспийского [173] моря в Закавказье; здесь же должны были строиться укрепления в Мухахском ущелье, в Лисельфагере и других пунктах.
На Лезгинскую линию всего предназначалось 8 батальонов9, 12 орудий, 11 ракетных станков, 6 сотен казаков и 5 сотен милиции. Кроме того, было назначено для разработки дорог Военно-Ахтинской — 3 роты10 и 4 ракетных станка, Военно-Грузинской — 2 батальона11 и на дороги из Гори в Тифлис и в Алатырском ущелье — 5 рот пехоты и 2 роты саперов12.
Для караульной службы оставались: в Тифлисе — 2 батальона, в Белом Ключе — 1 батальон, в Джарах, Гори и Рок — У4 батальона, в Манглисе — ¾ батальона, в Царских Колодцах — 1 батальон, в Хонхендохе — 74 батальона и в Шуше — ½ батальона, а всего 6¼ батальонов13.
Продовольствие войск, назначавшихся для зимних действий, обеспечивалось особыми запасами. Для левого фланга такие запасы были собраны в Грозной — 6000 четвертей сухарей с пропорцией круп и 5000 четвертей овса; сена же по пропорции 20 фунтов на лошадь было заготовлено в Грозной, Воздвиженской, Умахми-Юрте и Куринском; для Владикавказского округа 10-дневная пропорция для всего числа людей и лошадей находилась в укреплении Ачховском и четырехнедельный запас в укреплении Амус-Али. Для летних действий запасы состояли в распоряжении начальников отельных отрядов и, кроме того, во Владикавказе трехмесячные запасы на 14 000 человек. Небольшие запасы были заготовлены в Кварелии, Лагодохе, Закаталах, укреплении Елисуйском, Нухе, Ахты, сел. Шин. Мясо должно было заготовляться попечением войск. Довольствие полагалось по военному времени, т.е. усиленное и с отпуском винной порции, а офицеры получали особый рацион в размере по 25 коп. за Кавказом, а на линии — по 15 коп. вдень. [174]
Ближайшие к району сбора войск госпитали предположено было довести до такого состава, чтобы они могли принять 6200 человек, а при надобности — развернуться на 7750 человек.
Кроме того, войска были снабжены перевязочными предметами на 1/5 всего состава, носилками, медикаментами и полным комплектом боевых зарядов и патронов.
Для перевозки продовольствия войскам, участвующим в боевых действиях, следовало колесный обоз заменить вьючным, для чего изготовлялись из подкладочного холста мешки такого размера, чтобы в них входила четверть сухарей. Подвоз же производился частью казенными лошадьми, а частью наемными.
Из этих высочайше утвержденных предположений относительно военных действий на Кавказе в 1853 году видно, что почти на всем протяжении наших линий предположено было, за исключением небольших экспедиций и набегов, действовать оборонительно и главное внимание уделялось на обеспечение уже занятых нами земель.
Значительных сил, сосредоточенных на Кавказе, признавалось недостаточным для более активных действий.
Наши лучшие кавказские войска были прикованы к краю для борьбы с внутренним врагом, и, несмотря на то что они составляли почти четвертую часть всех наших сил, их было недостаточно для более значительных действий на каком-нибудь участке длинной Кавказской линии.
А между тем на нашем крайнем правом фланге, в стороне натухайцев, шапсугов и абадзехов, начались волнения. Горцы, недавно отторгнутые от турецкого покровительства, стесненные занятием нами береговой линии, были убеждены, что Турция не может к ним относиться безучастно. Турецкие и английские эмиссары и усилившийся подвоз морем военной контрабанды поддерживали в них эти надежды.
Осенью 1852 года уже ходили в горах слухи о близком разрыве нашем с Турцией и о присылке ею на Кавказ войск, которые протянут руку в горы.
Почва для пропаганды Шамилем идеи священной войны против русских все более и более подготовлялась посредством распространения в западных горах мюридизма.
Шамилевский наиб Магомет-Амин ловко воспользовался рознью, существовавшей между разными племенами, и постепенно распространил свою власть среди абадзехов, а затем и убыхов. Что же касается земель за Кубанью, то хотя там мюридизм и не мог, благодаря отсутствию среди местных племен религиозности, пустить столь глубокие корни, как в землях лезгин и чеченцев, но все же Магомету-Амину удалось постепенно уничтожить черкесское дворянство, на могилах которого он вводил свое управление [175] на тех же основаниях, как и Шамиль, номинально признаваемый им своим главой.
Прекратить эти волнения в самом начале являлось делом необходимым, а между тем на береговой линии свободных для наступательных действий войск, не считая слабых, разбросанных по укреплениям и фортам Черноморского побережья частей, не было. Наше наступление только со стороны Черномории и правого фланга не могло принести решительных результатов, так как оно не прерывало сношений горцев с Турцией.
Император Николай с особым вниманием относился к упрочению нашей власти в этом районе Кавказа и сознавал необходимость установления прочной связи Черноморья с береговой линией. Государь не останавливался даже над усилением для этой цели многочисленных войск Кавказского корпуса целой 13-й пехотной дивизией, которая должна была быть перевезена из Севастополя14.
Во главе всей экспедиции решено было поставить князя А. С. Меншикова и только ожидалось благополучное завершение этим последним константинопольской миссии.
Судьба решила иначе, и 13-я дивизия начала действовать на Кавказе гораздо позже и совершенно при иных условиях.
Уже в начале 1853 года неизбежность разрыва с Турцией становилась все более очевидной, и военный министр запросил, по высочайшему повелению, князя Воронцова о тех мерах, которые он предполагает принять на Кавказе в случае войны15.
Выше было уже указано то значительное количество вооруженных сил, которое было сосредоточено на Кавказе, но почти все эти силы получили определенное назначение для действий против горцев и для работ на линии. На границах с ослабленными предшествовавшими войнами Персией и Турцией была выставлена лишь редкая кордонная линия из пограничных постов. Войск, свободных для действий в поле, вовсе не было, а лишь небольшие гарнизоны занимали пограничные крепости, которые оставались в том же положении, в каком были в 1829 году. [176]
Между тем пограничная линия с Турцией, растянутая на 500 верст, не давала никаких выгод для обороны наших пределов. Между Турцией и Кобулетским санджаком граница, начинаясь у Черного моря, близ поста Св. Николая16, не была точно определена по Адрианопольскому трактату, и нами была занята в виде временной меры линия но р. Чолоку. Местность здесь была покрыта дремучими лесами, изрезана крупными горами и глубокими балками, делая невозможным ни удобное там расположение постов, ни движение конных разъездов, ни наблюдение за хищниками и за контрабандистами.
Поэтому на западном участке границы не было сплошной кордонной линии, а лишь было поставлено несколько казачьих постов общей численностью в 40 человек; остальная охрана возлагалась на местных гурийцев, которые сами были заинтересованы в контрабандных сношениях с турецкими подданными. Не мудрено, что здесь процветали торг пленными, хищничество, разбои и контрабанда, вместе с которыми отсюда вплоть до Самурзакани и Абхазии проникало влияние турок на единоверные им племена.
В пределах Ахалцыхского уезда17 граница пролегала от поста Квабис-Джар до Качкаевского карантина на протяжении 45 верст по северному скату крутых гор, покрытых густым сосновым лесом; поэтому сборная донская сотня, составлявшая здесь кордон, была отодвинута до следующего открытого хребта. На этом неудобном для вторжения крупных отрядов участке могли, впрочем, проникать в наши пределы по трудно доступным горным тропам только мелкие хищнические партии; вторжение же крупных отрядов было возможно лишь в прибрежной части, со стороны Батума на Озургеты, через посты Св. Николая или Чолокский.
Далее на 80 верст до р. Куры местность была скалистая, которая, впрочем, пересекалась двумя удобными для движения путями, из Ардагана к Ахалцыху через Кочкаевский карантин и по Уравельскому ущелью. Этот участок охранялся двумя сотнями осетин. От Хозатинского озера до поста Мадатанинского на протяжении 50 верст местность была совершенно открытая, удобная для вторжения турок в наши духоборские селения, и здесь проходили дороги из Ардагана и Карса мимо Хозатинского озера через Сульду в Ахалкалаки.
У поста Мадатанинского кончался Ахалцыхский и начинался Александропольский кордон. Центром этого кордона, в 100 верст протяжением, являлась крепость Александрополь. Местность, в общем, была доступна для движения неприятеля, и река Арпачай, по которой от поста Коганчинского пролегала граница, была везде удобопроходима вброд.
Удобная дорога от Карса шла прямо на Александрополь, удаленный от него лишь на 68 верст. [177]
Эриванский кордон длиной в 100 верст хотя и пролегал но местности скалистой, неудобной для движения, но непосредственно за этой местностью была открытая, удобная для действий конницы равнина Сардар-Абадская. Со стороны Турции здесь пролегали дороги из Кагызмана через Парнаутский пост и Кульпы на Сардар-Абад и далее на Эривань или Александрополь и из Баязета через Орговский укрепленный пост, Игдыр и Амарат на Эривань.
Невыгодная сторона нашей пограничной полосы на случай оборонительной войны заключалась кроме ее растянутости и отсутствия прочных оборонительных линий еще и в отсутствии хороших продольных путей сообщения.
Важнейшим предметом действия для неприятеля могли служить Озургеты со стороны Батума, Ахалцых со стороны Ардагана, Александрополь со стороны Карса и Эривань со стороны Кагызмана и Баязета. Местные условия заставляли назначить для обороны этих пунктов особые отряды без возможной между ними связи. В самом деле, Гурия с Озургетом составляла обособленный театр действий, отделенный от соседнего Ахалцыхского уезда хребтом Ахалцыхо-Имеретинских (Аджарских) гор высотой до 900 футов. Ахалцых от Александрополя был отделен не только 120-верстным расстоянием, но и отрогами пограничных с Турцией Чалдырских гор, причем связь между ними могла быть нарушена движением неприятеля от Ардагана к городу Ахалкалакам, который поэтому тоже надо было удерживать в своих руках особым отрядом. Кроме того, дорога, связывающая Александрополь с Ахалкалаками, пролегала, начиная от Орловки до Александрополя, вдоль самой границы. Наконец, Эриванский уезд, отделенный от Александрополя горой Алагез и ее отрогами, имел против себя весьма важный пункт, а именно крепость Баязет, и должен был также составить отдельный театр военных действий.
Главным центром всех путей в Закавказье являлся Тифлис, от которого шли следующие дороги:
1) в долину Риона через Сурамский перевал на Кутаис и Редут-Кале. Дорога эта была построена уже после Восточной войны, и хотя в 1853 году по ней возможно было колесное движение, но в распутицу оно представляло большие затруднения;
2) через Цалку на Ахалкалаки или Орловку;
3) через Воронцовку на Александрополь;
4) через Красный мост и Акстафинскую на Делижан и далее в Александрополь или мимо озера Гокча на Эривань.
Народонаселение пограничной полосы в Кутаисской губернии, состоя на 85% из единоверных нам грузинских племен, являлось вполне надежным; в Ахалцыхском уезде среди населения были [178] поселения духоборов, которые по мере движения к Эриванской губернии составляли главный контингент жителей. В этом же направлении увеличивалась и примесь татарского и персидского племен, так что в Эриванской губернии насчитывалось магометан до 40%.
Главным центром торговли и столицей Анатолии был Эрзерум, слабо укрепленный, но прикрытый Карсом, верки которого были после 1829 года, по собранным нами сведениям, значительно усилены. Ардаган и Баязет являлись пунктами второстепенными, и занятие первого имело бы лишь значение для обеспечения фланга при движении от Александрополя к Карсу. Затем имел значение Батум как портовый город, занятие которого могло иметь для нас выгодные последствия лишь при условии преобладания нашего флота на Черном море.
Пограничные пашалыки, Ахалцыхский, Карсский и Баязетский, были преимущественно населены армянами, постоянно находившимися во враждебных отношениях с мусульманскими народностями и потому сочувственно к нам относившимися. Местные же мусульманские племена состояли из карапанцев, лазов, курдов, аджарцев и небольшого процента турок. Воинственные по природе, они не отличались фанатизмом и любовью к родине, а потому были одинаково ненадежны как для турок, против которых они нередко восставали, так и для нас; однако при успехе с нашей стороны можно было рассчитывать на их содействие.
Пересеченность всей местности от границы до указанных главных пунктов Анатолийского театра военных действий давала туркам большие преимущества в случае ведения нами наступательной войны.
Для движения от Ахалцыха через Ардаган на Каре нашим войскам приходилось перейти Чалдырский хребет и горы, окружающие Ардаган, от которого до Карса было 70 верст. При движении на Каре от Ахалкалак надо было тоже перевалить Чалдырский хребет у Керзаха, от которого до Карса было 90 верст и до Ардагана 60 верст. Дороги эти удобны для движения только с мая по ноябрь. От Александрополя к Карсу вели две дороги протяжением в 70 верст каждая: одна, по которой двигался в 1828 году Паскевич, шла на Пальдерван и Мешко, а другая — через Пирвали, Ходживали, Визинкев, южнее Большого Ягни-Дага. Обе дороги преграждались рекой Каре-Чаем, за которой турки имели хорошие позиции. Далее местность была холмистая, овражистая. В фураже недостатка в районе этих путей не было, но зато было почти полное отсутствие топлива.
Из Эривани на Каре дорога шла через Сардар-Абад, Кульпы и Кагызман; в долине Аракса она была неудобна, далее же становилась лучше. Из Эривани в Баязет шла вполне удобная дорога [179] протяжением около ста верст, через Амарат, Игдырь и Чингельский перевал.
До Эрзерума от Баязета было 280 верст, а от Карса — 180 верст. Хотя между последним и Эрзерумом имелось шесть путей, но лесистая местность и перевалы через Саганлугский хребет, покрытый до июля снегом, делали движение затруднительным и представляли обороняющемуся ряд удобных позиций.
13 февраля 1853 года князю Воронцову была сообщена высочайшая воля о принятии им на случай разрыва с Турцией оборонительных мер, причем государь рекомендовал образовать в Закавказье особый резерв для действия против турок, продолжая в то же время охрану внутренней линии со стороны горцев18.
Положение князя Воронцова было в высшей степени затруднительно. Граница наша со стороны Турции на протяжении более 500 верст была охраняема только редкими постами, на которых кроме чапар находилось всего лишь около 1760 донских казаков, а в пограничных городах, в укреплениях и крепостях было расположено 4 линейных батальона19.
В случае вторжения неприятеля в наши пределы, нельзя было и думать о непосредственной обороне этой границы, защита которой была рассчитана только против контрабандистов и хищников и которая не могла быть, по удалению своему от расположения [180] наших резервов, своевременно подкреплена большим числом действующих войск.
Поэтому князь Воронцов предполагал позаботиться преимущественно об охране важнейших политических и стратегических пунктов, как-то: Озургеты, Ахалцых, Ахалкалаки, Александрополь и Эривань; остальные посты и укрепления упразднить, а гарнизоны их собрать на удобнейших местах, где они могли бы соединиться с главными нашими резервами. Такими сборными пунктами могли служить:
1) Озургеты для ¾ батальона и 38 казаков, занимавших линию от поста Св. Николая до поста Квабис-Дарвазского; 2) Ахалцых для ¾ батальона и 430 казаков, занимавших линию до Варнетского поста; 3) Ахалкалаки для одной роты; 4) Чебурет-Чай для 309 казаков части Александропольского кордона от п. Аладанского до Мадаточинского; 5) крепость Александрополь для 1 батальона и 383 казаков остальной части Александропольского кордона от п. Казанчинского до Кошевского поста и 6) крепость Эривань для 1 батальона и 631 казака участка Эриванского уезда от поста Анинского до поста Халахачинского.
Сбор войск с постов в вышеназванные пункты мог быть закончен в восемь дней со времени получения ими соответствующих приказаний.
Что касается действующих войск, то наместник не счел удобным значительно ослаблять отряды, собранные против горцев, и полагал возможным сосредоточить в виде резервов только 7½ бат., 60 каз. и 20 op.20, которые сгруппировать в двух пунктах: в Делижане, на узле путей в Александрополь и Эривань, и на Цалке, узле всех сообщений Ахалцыхского уезда с Тифлисом. Сосредоточение этих частей могло быть окончено в 20 дней после получения ими приказания. Предполагая, что главные силы Турции будут привлечены на европейский театр, князь Воронцов рассчитывал удержать турецкие войска на азиатском театре этими небольшими отрядами, дальнейшее усиление которых с линии признавал нежелательным.
Преклонный возраст князя Воронцова и болезненное состояние не позволяли ему принять личного начальства над войсками действующего корпуса. Кроме того, военные действия не могли ограничиться одной турецкой границей, и следовало ожидать, что разрыв с Турцией вызовет новый ожесточенный взрыв фанатизма среди кавказских горцев. Таким образом, наместнику надо было оставить за собой общее руководство над операциями на всем Кавказе, и командиром действующего корпуса был назначен князь Василий Осипович Бебутов, проведший почти всю свою службу на Кавказе, где он выказал большие военные и административные способности. [181]

Первоначальные предположения князя Воронцова о тех силах, которые могли бы быть сосредоточены к границе в июне 1853 года, впоследствии были разработаны более подробно21, причем число войск для активных действий пришлось уменьшить до 6 батальонов, 4 сотен и 14 орудий22.
Отряд этот предполагалось усилить 15 сотнями милиции и часть его сосредоточить в двух группах для вторжения неприятеля23, а именно, у Ахалцыха, впереди д. Суплис — 1 74 батальона, 2 горных орудия и 3 сотни24 и у Орловки — 1 74 батальона, 2 легких орудия и 6 сотен25; остальные же войска оставить в местах квартирования при условии готовности к выступлению через 24 часа по востребовании.
Если же обстоятельства вызвали бы необходимость дальнейшего усиления резервов на границе, то к Ахалцыху предполагалось отправить еще '/.бат.26 и 4 op. и к Орловке — 2 74 бат.27 и 6 op.
Для защиты Гурии оставалось лишь 3 роты Черноморского линейного № 12 батальона и 2 сотни гурийской милиции, которые поэтому решено было усилить шестью сотнями гурийской, мингрельской и имеретинской милиции и 2 ротами линейного № 1 батальона из Кутаиса. Эти части должны были быть перемещены в Озургеты.
Южный участок границы, от Александропольского уезда исключительно, обеспечивался крепостью Александрополем и пограничными казачьими постами, почему этот участок также предполагалось усилить сбором милиции.
Ничтожность свободных войск на Кавказе, лишавшая нас не только возможности предпринять наступательные действия, но и обеспечить границы от неприятельского вторжения, вызвала со стороны императора Николая I согласие на усиление Кавказского корпуса одной дивизией из Европейской России. При этом государь имел в виду кроме обеспечения Закавказья от вторжения неприятеля также наступательные действия в пределы Азиатской Турции28 и указывал, как на желательные в этом отношении пункты, на Каре и Баязет29.
Для этого была вновь избрана расположенная в Севастополе ближайшая к Кавказу 13-й пехотная дивизия, которую должна была сменить в Севастополе бригада 14-й пехотной дивизии с 2 батареями, квартировавшая до сих пор в Одессе30.
Относительно употребления на Кавказе 13-й пехотной дивизии было два предположения. Согласно первому, ее хотели отправить из Севастополя до Керчи походом, переправить через Керченский пролив в Тамань, а оттуда опять походом до Кавказской линии для смены части войск, на ней расположенных; последние же присоединить к действующему корпусу. Согласно второму предположению, дивизию должны были посадить в полном [182] составе с ее артиллерией на суда в Севастополе, перевезти ее морем в Сухум-Кале и оттуда направить походным порядком к границе.
Первый способ давал возможность употребить для действия против турок войска боевые, привычные к местным условиям и климату, но для его выполнения нужно было более времени, а организация продовольствия являлась более сложной. Второе предположение, более трудное в отношении дальней морской перевозки в бурное осеннее время, имело то преимущество, что скорее выводило Кавказ из критического положения, в котором он находился, и, кроме того, высадка таких внушительных сил на Черноморском побережье должна была произвести выгодное для нас впечатление на враждебные черкесские племена.
Поэтому предпочтение было отдано морскому способу перевозки, несмотря на то что такая значительная перевозка морем должна была быть произведена нашим флотом впервые и что трудность ее увеличивалась необходимостью перевезти с войсками весь обоз и всех строевых и подъемных лошадей (по штату 1660 голов). Князь Воронцов категорически заявил о полной невозможности купить или нанять столь значительное число лошадей в Закавказье, близ пункта высадки. Он признавал также необходимым перевезти при дивизии все запасы как для довольствия в пути, так и после высадки в размере не менее 26-дневной пропорции овса, так как Кавказское интендантство могло заготовить лишь количество, необходимое при передвижении дивизии от моря до границы.
Император Николай изъявил желание, чтобы перевозка десантного отряда была произведена в два рейса частями в полном составе, с обозом и лошадьми, не нарушая строевой их организации, с тем, чтобы каждый эшелон после высадки мог немедленно двинуться в поход.
Один полк 13-й пехотной дивизии государь полагал употребить для смены частей гренадерской бригады, несшей караульную службу в Тифлисе, чтобы таким образом в действующем корпусе [183] было не менее 6 батальонов этой славной бригады. Остальные полки перевозимой дивизии должны были в полном составе поступить в рады действующего корпуса, усиливаемого кавказскими стрелковым и саперным батальонами, драгунским наследного принца Виртембергского (Нижегородский) полком, одной батареей Кавказской гренадерской артиллерийской бригады, одной казачьей конной батареей, 2 казачьими и 2 мусульманскими полками.
В северный Дагестан на смену драгунам должны были быть отправлены два донских казачьих полка.
Император Николай признавал, что усиленный таким образом корпус князя Бебутова будет достаточен не только для обороны границы, но и для перехода в наступление с целью овладения Карсским пашалыком и спорной территорией пограничной с Гурией полосы31.
Князь Бебутов, выделив часть сил для усиления войск в Гурии, остальные, в числе от 16 до 20 бат., 10 эск., 9 сот., 50 op. и до 112 сот. милиции, должен был сосредоточить у Александрополя32 и составить из них действующий корпус.
Имея в виду, что высадка 13-й пехотной дивизии в Сухум-Кале ожидалась между 20 и 25 сентября, а к Александрополю эта дивизия могла прибыть только после 48-дневного марша, т. е. в начале ноября, наступательные военные операции предполагалось начать с весны 1854 года, так как поздней осенью и зимой дороги в Карсском пашалыке в большинстве случаев для обоза непроходимы.
Хотя переход в наступление турецкой Анатолийской армии представлялся и маловероятным, но наместник еще в августе поручил князю Бебутову и начальнику инженеров отдельного Кавказского корпуса генералу Ганзену осмотреть все пограничные крепости и составить соображение о необходимых в них работах, а начальнику артиллерии принять меры к их вооружению и снабжению боевыми комплектами.
Важнейшим укрепленным пунктом в пограничной полосе являлся Александрополь33. Крепость имела 7 бастионов с капониром между 1-ми 6-м бастионами, главный вал с линией огня в 1135 саженей, 2 оборонительные казармы на 1700 и 1500 человек и оборонительный магазин на 20 000 четвертей. Укрепления были в хорошем состоянии, но некоторые работы еще не были закончены. Отдельные верки состояли из двухэтажной башни и двух неоконченных постройкой люнетов. Для приведения крепости в оборонительное положение необходимо было насыпать барбеты по главному валу и расчистить местность впереди 8-го полигона от развалин старого Гумринского укрепления. Мешали обстрелу и некоторые частные постройки, но ввиду дороговизны отчуждения пришлось временно их оставить с решением уничтожить только в случае надобности. [184]
На вооружении крепости состояло всего 76 орудий; для полного вооружения требовалось еще 283 орудия, но в крайнем случае признавалось достаточным 44 орудия. Зарядов состояло 22 680, а требовалось еще столько же.
Наличный состав крепостной артиллерии был: 2 офицера, 12 фейерверкеров и 121 рядовой; необходимо же было: 10 офицеров, 30 фейерверкеров и 300 рядовых. Точно так же был непомерно слаб и пехотный гарнизон, в котором числилось 860 рядовых Грузинского линейного № 3 батальона, тогда как для обороны по числу верков требовалось 3200 или не менее 2500 человек.
Крепость Ахалкалаки состояла из каменных стен с башнями и двухъярусной цитадели.
В ней также требовалось произвести некоторые работы по приведению ее в оборонительное положение, а именно: насыпать барбеты, присыпать траверсы, вооружить башни артиллерией, расчистить фронт впереди укреплений. На вооружении крепости состояло только 4 орудия, и требовалось добавить не менее 10 орудий.
Гарнизон численностью в 1 роту признавалось необходимым усилить еще на 300 человек.
Укрепления Ахалцыха состояли из каменной стены с башнями и цитадели, расположенной на крутом утесе. Цитадель эта была окружена командующими высотами и плохо прикрывала город, который лежал вне ее. Здесь тоже ощущался недостаток в вооружении, и к имевшимся 38 орудиям необходимо было добавить не менее 6 орудий.
В наихудшем положении находилась крепость Эривань34. Князь Бебутов признавал состояние ее совершенно неудовлетворительным. Стены, башни и даже контр-эскарпы обвалились, батареи обветшали настолько, что не могли выдержать выстрелов из стоявших на валгангах орудий большого калибра. Водоснабжение крепости было не обеспечено, так как неприятель мог разрушить водопровод. Вооружение ее (только пять 24-футовых пушек) было чрезмерно мало. Тем не менее князь Бебутов признавал крепость достаточно сильной против того турецкого отряда, который мог бы быть направлен из Баязета.
Вообще же, как видно, главная слабость всех указанных крепостей заключалась в недостаточности их артиллерийского вооружения. Насколько в Закавказье были невелики артиллерийские запасы, видно из того, что часть орудий для вооружения пограничных пунктов была снята с укреплений Лезгинской линии, вооружение которой было пополнено из склада в Дубовке. Совершенно не имелось также запасных лафетов и платформ, которые приходилось вновь заготавливать.
Наибольшие опасения князя Воронцова вызывала оборона Гурии и береговой линии35. Уже в сентябре получались тревожные [185] слухи о сосредоточении турецкого отряда до 4000 регулярных и 10000 иррегулярных войск в окрестностях Батума и на границе Гурии. Слабость нашего флота, охранявшего Черноморское побережье, давала возможность туркам предпринять против Гурии одновременно сухопутные и морские действия значительным их флотом, который базировался на Батум. Такой план с их стороны подтверждался как разработкой дороги к Озургетам и посту Св. Николая, так и слухами о сосредоточении в Батуме большого сухопутного отряда, флота и значительного числа кочерм.
Между тем в Гурии были расположены лишь один черноморский линейный № 12 батальон и две роты грузинского линейного № 1 батальона, которые прибыли из Кутаиса.
Со стороны моря наша граница была совершенно необеспечена.
В Поти было 2 старых турецких укрепления, но они не были вооружены.
Укрепления береговой линии были построены исключительно против горцев; со стороны моря они были совершенно открыты, не исключая Новороссийска и Геленджика. Средние укрепления, от Новотроицкого до Гагры включительно, как земляные так и каменные, могли быть разрушены в самое короткое время артиллерией хотя бы одного неприятельского фрегата. Число орудий, обращенных к морю, и их калибры были настолько незначительны (в Новороссийске — 4 орудия, в Геленджике — 2 орудия, в остальных укреплениях по 1 или 2 блокгауза с 1 орудием каждый), что не могли устоять против артиллерии флота. Укрепления Пицунда и Бомборы, хотя тоже были слабы, но настолько удалены от моря, что первое мало подвергалось опасности, а второе было совсем обеспечено от огня флота. Город Сухум не был укреплен ни с моря, ни с сухого пути, а старая Сухумская крепость представляла с моря развалины бастионов и одну стену, частью обвалившуюся, которую было нетрудно окончательно привести в негодность несколькими десятками выстрелов36.
Между тем высадка на этом берегу, хотя бы и небольшого неприятельского отряда, должна была отразиться для нас невыгодно в умах горцев, которые, конечно, воспользовались бы случаем для нападения на эти укрепления со стороны гор.
Уже в июне37 среди горцев ходили слухи о скором движении Магомет-Амина в Абхазию, Мингрелию и Гурию на соединение с турецкой армией и об ожидаемой помощи западных держав, с которыми Магомет-Амин находился в сношении38. В случае его удачи нельзя было рассчитывать на верность мусульманского населения этих областей, особенно Абхазии, т. е. в тылу тех слабых войск,, которые могли быть сосредоточены на гурийской границе.
Усиление фортов и постройка береговых батарей при недостатке войск и трудности, а в некоторых случаях и невозможности между ними связи не могли бы уничтожить опасений за наше побережье. Эти разобщенные укрепления были, по сравнению полковника Колюбакина39, ввиду доступности берега для высадки на всем протяжении «похожи на ворота среди чистого поля, и разве орудия не из чугуна или меди, а из магнита будут иметь двоякое свойство поражать и притягивать. В случае же усиленного вторжения неприятеля эти батареи, связывая наши движения, будут не помощью, а помехой». Поэтому полковник Колюбакин говорил, что «мы должны против покушения с моря обеспечить себя так, как оракул советовал афинянам, стенами деревянными, т. е. кораблями»40. Та же мысль высказывалась и адмиралом Серебряковым (начальник Черноморской береговой линии), который убедительно доказывал необходимость непрерывного крейсерства флота вдоль всего берега от Анапы до поста Св. Николая, а так как назначавшихся для этой цели 1 фрегата и 6 малых судов недостаточно, то он просил как усиления их судами Черноморского флота, так и разрешения вооружить и держать под парами все 5 пароходов Кавказской береговой линии.
Из этого числа 2 парохода («Молодец» и «Боец») и 8 транспортов предполагалось оставить в распоряжении начальника береговой линии для текущей службы, т. е. для поддержания связи между фортами, для подвоза к ним продовольствия (так как торговые сношения с горцами прекратились), для эвакуации больных и проч. Остальные 3 парохода («Могучий», «Эльборус» и «Колхида») вместе с паровой шхуной «Аргонавт» предполагалось присоединить к крейсерам Черноморского флота со специальной целью охранять побережье и препятствовать доставке турками горцам боевых припасов.
Пароходы эти, однако, были не все в готовности к плаванию; они требовали дополнительного артиллерийского вооружения, а некоторые из них — ремонта41.
Адмирал Серебряков полагал усилить открытые с моря укрепления земляными батареями, которые вооружить запасными [187] орудиями береговой линии, а также орудиями, взятыми из южного артиллерийского округа.
Он считал также необходимым усилить местные гарнизоны до прихода 13-й дивизии призывом мингрельской и имеретинской милиции, о чем просил и владетель Абхазии, князь Шервашидзе, сильно опасавшийся начавшегося среди горцев неприязненного движения42.
Князь Воронцов разрешил адмиралу Серебрякову привести эти предположения в исполнение, причем береговая линия должна была быть усилена 3 сотнями мингрельской милиции под начальством князя Константина Дадиана и сбором в случае надобности одной или двух имеретинских сотен. Наместник приказал за неимением других свободных войск приготовить к походу батальон Черноморского казачьего войска, который должен был сменить один из линейных батальонов I отделения береговой линии, а этот последний прибыть в III отделение43.
Приготовления к войне по части артиллерийской сводились к вооружению пограничных крепостей, устройству артиллерийских складов и формированию запасного и осадного артиллерийских парков.
К началу кампании в крепостях состояло:

 

  Орудия для вооружения жителей Ружья для вооружения жителей
В Озургетах 2 300
В Ахалцыхе 42 375
В Ахалкалаках 19 125
В Александрополе 119 1750
В Эривани 12 9000

По числу этих орудий было заготовлено по два комплекта зарядов и снарядов со всеми припасами44.
В Александрополе и Ахалцыхе было сосредоточено по два комплекта, в Ахалкалаках — один комплект зарядов и патронов на 8 легких, 8 горных орудий и 6 батальонов пехоты, в Озургетах — 50 000 патронов, и в каждом из этих четырех пунктов материалы для изготовления 15 000 кавалерийских патронов.
Для укреплений береговой линии было решено взять вооружение из запасов Севастополя, всего 7 — 18-фунт. пушек, 31 — 12-фунт., 20 — 6-фунт. мортир, 6 — 2-пуд. мортир, из Херсона 4 — 12-фунт. пушки и из Ростова — 15 каронад. Боевые припасы [188] для всех этих орудий также должны были доставить из Севастополя.
Возможность для Кавказского корпуса, если он будет соответственно усилен, наступательных действий и предположение овладеть в таком случае столь сильными турецкими укреплениями, как Каре и Эрзерум, ставила на очередь вопрос о сформировании осадного парка45.
Для него было назначено:

Наименование Масса, пуд. Количество Откуда
Пушки 24 фунт. 4 2 из Эривани, 2 из Дагестана
Единороги 1 пуд. 2 из Эривани
Мортиры 2 пуд. 4 из Эривани
Мортиры ½ пуд. 2 из Тифлиса

Заряды и снаряды должны были поступить из Эриванской и Александропольской крепостей.
Личный состав назначался из парка 19-й артиллерийской бригады. Парк должен был быть перевезен в Александрополь лишь в мере действительной надобности; для следования за войсками боевых припасов необходимо было сформировать наемный буйволовый транспорт из 120 повозок с 600 буйволов46.
Запасный артиллерийский парк должен был формироваться в Тифлисе47 из состава 19-й и 21-й артиллерийских бригад в числе 80 зарядных ящиков для возки комплекта зарядов на 2 батарейные и 2 легкие батареи и 160 наемных парных воловых арб для возки остальных зарядов и патронов (на 21¾ бат., 2 стр. и 3 саперн, рот, 10 эск., 4 дон. каз. пол., 3 сот. лин. каз., 25 сот. милиции, 2 кон. бат., 8 легких и 6 горных орудий48).
Кроме того, в крепостях Александрополь и Эривань для этих же войск должно было храниться по одному комплекту зарядов и патронов.
Ввиду наступательных целей началось формирование запасного инженерного парка. Работу эту возложили на капитана Кавказского саперного батальона фон Кауфмана, который и должен был принять в свое ведение парк по окончании его сформирования.
Так как многого из потребного для парка имущества недоставало и оно не могло быть взято из Кавказского саперного батальона и местного инженерного парка, то капитану фон Кауфману было поручено приобрести или изготовить недостающее количество вещей хозяйственным способом на аванс 5000 руб., причем «по экстренности дела и в полном доверии к капитану [189] фон Кауфману» он был освобожден от ведения формальной отчетности по этому делу49.
Несмотря на сложность возложенной задачи, она была исполнена в трехнедельный срок, и 12 ноября Кауфман донес уже о выступлении парка из Тифлиса в Александрополь50.
Военно-санитарная часть получила следующую организацию51. Кроме госпиталей и усиленных лазаретов пограничных пунктов мирного времени (Редут-Кале на 142 места, Озургеты — 350, Ахалцых — 315, Ахалкалаки — 100, Эривань — 300) в Александрополе был открыт военно-временный госпиталь на 600 мест, а также заготовлено имущество для полевого подвижного госпиталя на 1000 мест (последний должен был следовать за армией на 200 наемных арбах) и для трех кадровых госпиталей на 600, 300 и 150 мест. Кроме того, оставался запас на 1000 мест.
На случай появления чумы были приняты меры к формированию карантинного отделения.
Для подвижного госпиталя изготовили 72 большие подбитые сукном палатки, каждая на 18 человек. Перевязочных предметов имелось на 30 000 человек. В войсках было приказано иметь по одной лазаретной брике на батальон, по 1 лазаретной палатке, лазаретных вещей — на 30 человек и перевязочных предметов — на 50 человек.
Продовольствие было определено на 30 000 человек, а зернового фуража для кавалерийских и артиллерийских лошадей на 6 месяцев52.
Муки кроме годовой пропорции на весь отдельный Кавказский корпус было заготовлено еще 25000 чтв., что обеспечивало войска до 1 января 1854 года.
Склады сухарей были: в Ахалцыхе — 2500 чтв., в Александрополе — 7500 чтв., в Эривани — 5000 чтв. и в Делижане — [190] 2000 чтв. Всего 17 000 чтв., т. е. на 68 дней.. Кроме того, для проходящих войск (13-й пех. див.) изготовлялось в Кутаисе 2000 чтв. и в Сухум-Кале 3000 чтв. Мясо должно было приобретаться войсками на месте, а при движении за границу — по особому распоряжению. Винные порции рассчитывались по 4 чарки на человека в неделю в пропорции на 6 месяцев, а на поставку спирта было заключено условие с подрядчиком.
Потребность ячменя была исчислена в 38 000 чтв., но первоначально было заготовлено 15 000 чтв., так как войскам предоставлялось право заготовления его хозяйственным способом.
Для войск Черноморской береговой линии провиант доставлялся морем из Симферопольской провиантской комиссии53 в годовой пропорции (51 768 чтв. муки, 5230 чтв. крупы, 6680 чтв. овса); в Ростове был устроен запас в 12 000 чтв. муки и 1125 чтв. крупы и в Керчи в 23 000 чтв. муки и 2160 чтв. крупы, причем часть муки была перепечена в сухари.
Перепечение муки в сухари было устроено в Сухум-Кале, Александрополе, Ахалцыхе, Кутаисе, Делижане, Манглисе и Белом Ключе. В Делижан для этого была специально послана команда в 300 человек из Хан-Келды; в остальных пунктах оно производилось местными войсками (с отпуском им по 50 коп. за пуд) в своих, а частью полевых печах.
Интендантская смета на 6 месяцев была исчислена в 2300098 руб. 7½ коп.54, и сверх того князь Воронцов испрашивал на экстраординарные расходы 62250 руб. и на агитацию в нашу пользу среди курдов — 100000 червонцев.
Положение Кавказского корпуса на турецкой границе в значительной степени зависело от того образа действий, которого будет придерживаться Персия в случае нашего разрыва с Турцией.
Надежда на союз с этой страной могла поддерживаться давнишней враждой персов с турками, религиозной их рознью с шиитами и, наконец, неудовольствием тегеранского двора на захват Турцией округа Котур с окрестными землями. Но для нас не были тайной происки Англии, старавшейся обратить тегеранское правительство против России и всеми силами возбуждавшей к тому же армянское население пограничных с нами областей55.
Если бы даже Персия оставалась нейтральной, то все же нельзя было особенно полагаться на ее нейтралитет.
Коварная, легкомысленная политика этой державы, естественная ее вражда к России и желание отомстить нам за прежние неудачи, вознаградить себя за недавнюю потерю отторгнутых областей, надежда на мусульманское население и в особенности на горцев, с которыми персияне были в частых сношениях, наконец, подстрекательство западных держав, особенно Англии, делали маловероятным предположение, чтобы в случае войны с Турцией [191] Персия не пожелала воспользоваться благоприятной минутой. Углубление нашего действующего корпуса в пределы азиатской Турции могло вызвать попытку ее взволновать пограничное население. Она могла тайно содействовать хищническим вторжениям вооруженных партий в наши пределы, оправдываясь бессилием их прекратить.
Возможность таких неприязненных действий подтверждалась и опытом последней турецкой кампании 1828 и 1829 годов; тогда, несмотря на поражение 1827 года и полное расстройство финансов, персидский шах едва не начал новой войны с нами, чем граф Паскевич был бы в то время поставлен в опасное положение.
В наступившем кризисе принятие мер против Персии также являлось существенно необходимым, но для этого на Кавказе положительно не было средств.
Граница с Персией охранялась постами от донских № 10 и 13 полков в числе 700 человек. Поддержкой им служили штаб-квартиры этих полков в Банках и Гек-Тапе с 60—80 казаками в каждом, отряды по 3 слабые роты грузинских линейных № 5 и 8 батальонов в Беченаге и Ленкорани и 5 рот Мингрельского егерского полка, занимавших караулы в Хан-Кенды и Шуше.
Между тем неприязненные действия горцев восточного Кавказа, особенно лезгин, которые должны были в случае войны еще более усилиться, не только не давали возможности уделить что-либо из Дагестана или Лезгинской линии к персидской границе, но, напротив, отряды эти, сами ослабленные выделением части сил в действующий корпус, требовали подкреплений. [192]
Поэтому уже в сентябре 1853 года военным министром разрабатывался вопрос об усилении Кавказского корпуса сверх назначенной туда 13-й дивизии еще одной пехотной дивизией и одной кавалерийской бригадой из войск Европейской России.
Для этой цели были намечены 14-я или 18-я пехотные дивизии с их артиллерией. Назначение 14-й дивизии представлялось более удобным в том отношении, что она входила в состав одного корпуса с 13-й дивизией, но для этого ее необходимо было бы заменить в окрестностях Одессы другими войсками (предполагалось — резервной дивизией 3-го пехотного корпуса). Сосредоточение к Шуше этой дивизии требовало бы при движении сухим путем четыре месяца марша, а при перевозке ее из Одессы и Севастополя морем — 52 дня марша от Сухума. К этим срокам надо было прибавить еще два месяца на приведение дивизии на военное положение, а принимая во внимание, что дороги в Абхазии, Мингрелии и Имеретии для артиллерии и обоза ранее апреля были почти непроходимы, можно было рассчитывать на прибытие дивизии к границе Персии не ранее конца мая 1854 года.
Назначение 18-й дивизии давало то преимущество, что не требовало смены ее другими войсками; прибыть же к границе она могла бы, считая 170 дней марша и два месяца на приведение ее на военное положение, одновременно с 14-й дивизией.
В состав кавалерии такого наблюдательного со стороны Персии отряда были намечены 6-я легкая кавалерийская дивизия или же бригада 1-й драгунской дивизии. Первой требовалось 109 дней марша, второй — 115 дней, т.е. при выступлении в начале января 1854 года они могли прибыть по назначению только в конце апреля.
Князь Воронцов, запрошенный о тех мерах, которые он, со своей стороны, полагал бы необходимым принять против Персии, тоже доносил56 о потребности для этой цели не менее одной дивизии пехоты и бригады кавалерии. Кроме того, он доказывал необходимость усилить ввиду волнений среди горцев Лезгинскую линию на 6 батальонов и возвратить на Кавказскую линию 3 батальона, а в Дагестане 2 батальона, взятых в состав действующего корпуса. Для исполнения же этого необходима была бы еще одна дивизия, которая при благоприятных на границе Персии обстоятельствах могла бы усилить действующий корпус для наступательных операций.
Император Николай признал такие требования чрезмерными и на отзыве князя Воронцова пометил: «Полагаю достаточным того, что уже велено послать; от князя Воронцова будет зависеть, передвинуть на Лезгинскую линию те или 4 батальона 2-й бригады 20-й дивизии, которые уже взяты и уже направлены мной за Кавказ, или какие-нибудь другие части 19-й пехотной дивизии, [193] но более послать из России неоткуда и совершенно невозможно57, о чем князю Воронцову положительно объявить, предоставляя распоряжаться, как по обстоятельствам за лучшее признает; я же остаюсь при прежнем мнении, что означенных способов должно быть достаточно».
Между тем со стороны нашего противника принимались весьма деятельные меры к усилению Анатолийской армии.
По донесению нашего консула58 в Эрзеруме, к 1 января 1853 года армия эта, под начальством мушира Абда-паши, по штатам должна была считать в своих рядах до 30 000 человек, но в действительности за откомандированием подкреплений в Константинополь она состояла из 20 336 штыков, 4000 сабель при 68 полевых орудиях, 1500 башибузуков, а всего 25 866 человек59.
Этот корпус мог быть усилен резервами (редифом) на 24000 человек (6 пех., 4 кав. и 1 арт. полк, из 12 пеш. и 2 кон. бат.) и сбором до 20 000 башибузуков.
Уже в мае 1853 года получались известия о готовящемся призыве редифов и о- сборе в Эрзеруме продовольствия на 25000 человек в шестимесячной пропорции.
По сведениям, имевшимся у нас60, всего предполагалось турками собрать в Анатолийской армии до 50000 человек пехоты и 17000 кавалерии. Из них уже в сентябре были сосредоточены в Карее под начальством Вели-паши от 8 до 13000 человек пехоты, 1500 кавалерии и 20—40 орудий. Туда же ожидалось еще 11000 человек пехоты при 12 орудиях и 3000 башибузуков. Этот отряд, составляя главные силы, выступил в начале октября под начальством Абди-паши по направлению к Александрополю и остановился в 12 верстах от р. Арпачая, у Кюрюк-Дара.
Другой отряд в 6000 пехоты, 400 человек кавалерии, 16 орудий и 1000 башибузуков сосредоточивался у Ардагана под начальством Ферик-Али-паши, угрожая Ахалцыху, к которому турками разрабатывалась дорога. Ближайшей поддержкой этому отряду могли служить 8000 человек у Ольти и столько же у Чалдырского озера.
В Кабулетском санджаке, на границе с Гурией, тоже делались приготовления к военным действиям: в окрестностях Тзихиндзира были построены укрепления — 5 редутов с палисадами, из которых 3 господствовали над дорогой к нашей границе, а 2 были расположены на берегу Чуруксу. У подножия горы Тзихиндзира, на полдороге между Батумом и нашей границей, был восстановлен и подготовлен к вооружению 20 орудиями выдающийся в море форт. Ниже его, у самого моря, турки построили редут на 6 орудий, который дополнял 2 маленьких редута, раньше возведенных для защиты Батума. Вдоль границы Лозистана также были построены 3 сильных укрепления. [194]
Общее число войск в Батуме и на Чуруксу было около 2500 человек при 8 орудиях. Редифы не были еще собраны, но санджаки Лозистана должны были выставить до 9000 башибузуков, а 3 пограничных с трапезондским пашалыком санджака — до 3000 человек.
На южном фронте, против Эривани, у Баязета было собрано 6000 пехоты, 400 человек регулярной кавалерии и 1000 башибузуков под начальством Ферика-Селима-паши.
Резервом всех этих отрядов являлись 20—25 тысяч человек у Эрзерума, который служил центральным пунктом всей Анатолийской армии, поставленной под начальство мушира Абди-паши61.
В начале осени в пограничной полосе заметно было возбуждение местного населения, и начались притеснения и насилия над христианами. Вторжения отдельных шаек в наши пределы участились.
Сам главнокомандующий Абди-паша производил рекогносцировку р. Арпачая. Дорога из Кабулет к р. Чолоку исправлялась. Словом, все предвещало возможность скорого открытия военных действий в то время, как к нам еще не прибыла 13-я пехотная дивизия. Приготовления турок указывали при этом на желание действовать наступательно на всем фронте.
Облегчающим наше положение обстоятельством являлось то, что Анатолийская армия была грозна не только боевыми своими качествами, но и численностью. Несмотря на меры, принятые еще с начала лета для заготовки продовольствия, войска часто голодали из-за злоупотреблений и беспорядочной организации тыла; жалованье уплачивалось неаккуратно.
Результатом всего этого было громадное дезертирство и большой процент больных, главным образом желудочными болезнями.

Ослабление наших сил на Кавказской линии ради усиления войск на границе Турции не остановило приведения в исполнение установленной программы по умиротворению Кавказа. Бездействие наше или переход к пассивной обороне неминуемо должны были бы возвысить дух горцев. Надо было их отвлекать, не дать им собраться в больших силах на каком-нибудь одном пункте, особенно в тылу действующего корпуса.
Против Черноморской линии и правого фланга Кавказской линии, на всем протяжении от Анапы, уже в начале года усилилось враждебное нам волнение среди натухайцев, шапсугов и убыхов.
Магомер-Амин, перебрасываясь от одного племени к другому, последовательно подчинял их себе, и только небольшая часть натухайцев и шапсугов еще противилась ему. От подчинившихся он брал присягу: 1) признавать подданство Турции, 2) почитать Шамиля и его самого как наместников султана, безусловно им [195] повиноваться, 3) исполнять предписанные Кораном намаз и омовение и 4) вносить десятину в пользу бедных и духовенства62.
Уничтожение родовой аристократии и установление выборного начала увеличивали его партию среди низших классов населения.
Своим приверженцам Магомет-Амин внушал необходимость дружной борьбы против русских, обнадеживая помощью не только Турции, с которой находился благодаря плохой охране нашего побережья в частых сношениях, но и западных держав.
Ближайшим помощником Магомет-Амина являлся Хаджи-Ибрагим-Хан-Оглу.
Простой кумык, сиротой 7 лет он был отвезен в Египет и по окончании курса Каирского училища был взят одним турком, у которого жил до 16 лет, когда вернулся на Кавказ и женился на дочери шапсугского старшины Хаджи-Магомета-Кобли. Последний из честолюбия выдавал своего зятя за сына кумыкского хана, и с того времени он стал называться Ханом-Оглы.
Магомет-Амин оценил этого честолюбивого, ловкого человека, приблизил к себе и поручил ему управление племенем натухайцев, а затем послал в Константинополь с письмом к султану.
Вернувшись от султана, награжденный им чином, Хан-Оглу приобрел еще большее значение среди горских племен63.
Весной уверенность в себе Магомета-Амина настолько возросла, что он 28 апреля предпринял экспедицию против мирных натухайцев под самый Новороссийск и к постам Варенниковскому и Гостогаевскому.
Для противодействия ему со стороны Варенниковского укрепления должен был действовать отряд адмирала Серебрякова из 6 бат., ½ эск., 1 сот., 3 пол. и 8 горн, op.64, которому должен был с Карабулахской линии, у острова Шарко, содействовать отряд полковника Кухаренко силой в 1¼ бат., 5 сот. и 4 кон. op.
Вместе с тем для лучшей обороны линии были начаты работы по ее сокращению проведением постов прямо от Варенниковского укрепления через Гостогаевское к Анапе и по укреплению [196]
постройкой постов: Новокопыльского, Ново-Ерховского, Атаманского и 10 батарей (Отважной, Новоредутской и др.).
Со стороны Владикавказского округа генерал Евдокимов должен был предпринять карательную экспедицию против племени егерукаевцев, главных приверженцев Магомет-Амина, за их нападения на Лабинскую линию. 16
февраля отряд его силой в 6 бат, 24 сот., 8 пеш. и 6 кон. op. и 22 ракетных станка65, всего около 7850 штыков и сабель, выступил из Тенгинской в направлении к балке Джегу в верхнюю Уль. 17
февраля после 50-верстного перехода отряд подошел к аулу Ассан-Шухай, огражденному тремя рядами завалов. Для нападения казаки были разделены на две колонны: 8 сотен и 2 конных орудия под начальством командира Донского казачьего № 31 полка полковника Ягодина направились на аул, а 6 сотен войскового старшины Фелькерзама переместились влево к хуторам. Остальные силы были оставлены в резерве.
Полковник Ягодин взял аул спешенными казаками, подкрепленными затем двумя батальонами и четырьмя сотнями.
Уничтожив аул, войска эти стали под напором горцев, воспользовавшихся закрытой лесистой местностью, отходить на главные силы.
На следующий день отряд разделился: часть его отошла к раненым в Тенгинское, остальные в Темиргоевскую станицу.
Потери — главным образом при отступлении — составляли: 1 офицер, 12 нижних чинов убитыми и 6 офицеров, 128 нижних чинов ранеными и контужеными.
Император Николай, со вниманием следивший за каждым боевым столкновением на Кавказе, приказал спросить князя Воронцова: «Не произошли ли столь большие потери от каких-либо особых обстоятельств и соответствуют ли они важности достигнутой цели?»66
Наместник объяснял потери готовностью горцев к встрече нашего отряда, так как они были предупреждены о нашем движении; у нас же все было в порядке и хорошо соображено.
На вторую часть вопроса князь Воронцов не дает ответа, но нельзя не признать справедливости сомнений государя.
Внушительный отряд в семь с лишним тысяч человек был употреблен для достижения частной цели — разорения одного аула, тогда как в тот же год в действующем корпусе, в главном сражении под Баш-Кадыкларом, было собрано лишь 10000 человек, которым пришлось действовать против 36-тысячного корпуса турок.
Со стороны Владикавказского округа действия, кроме того, были направлены и в верховья р. Фортанги.
Ближайшие к нам или «мирные» чеченцы, естественно, тяготели к России более, чем населявшие нагорную часть Чечни, [197] которые ненавидели первых как изменников. Необходимо было упрочить в мирных чеченцах чувство доверия к нашей силе, надо было их поддержать против враждебных сородичей и облегчить желающим выселение под защиту наших передовых постов и укреплений.
С этой целью весной было предпринято движение в Шаложинское ущелье. 7
марта барон Вревский прибыл в станицу Михайловскую, откуда послал приказ частям с Верхне-Сунженской линии и из Бумутского укрепления собираться в Ачхой67. 8
марта отряд из 2¼ батальона, 4 орудий, 5 сотен68 был собран и на рассвете двинулся в Шаложинское ущелье, где горцы устроили ров с завалами.
Казаки, завидев завал, двинулись вперед. Две сотни 1-го Сунженского полка спешились, выбили смелым ударом из завала чеченцев и завладели аулом. Часть жителей добровольно присоединились к нам.
Далее шел лесистый возвышенный гребень между р. Шаложей и Валериком; сакли лепились по верху гребня. В них оказано было отчаянное сопротивление, и только в 2 часа дня после девятичасового боя аулы пали, и тогда началось обратное движение отряда.
Потери наши составляли: 1 офицер и 11 нижних чинов убитыми, 1 офицер и 42 нижних чина ранеными.
В результате к нам присоединилось во время боя 25 и после боя 10 чеченских семейств.
9 марта отряд усилился двумя ротами69 и продолжал дело уничтожения завалов.
С 26 марта было приступлено к рубке леса и разработке дорог, расходящихся из Мужиса к Владикавказу, к Галашевскому ущелью, и от Горелама к Новому Дашыху.
Чеченский отряд под начальством князя Барятинского состоял из 11 батальонов, 4 эскадронов, 8 сотен, 24 орудий, силой около 10 600 штыков и сабель70. Он был расположен следующим образом: 8 батальонов, 2 команды, 7 сотен и артиллерия в Грозной71; [198] 3 батальона егерского князя Чернышева полка на Кумыкской плоскости в укреплении Хасав-Юрт; сотня Донского казачьего № 17 полка в укреплении Куринском и 2 дивизиона Драгунского наследного принца Виртембергского полка, и 1 сотня Кизлярского казачьего полка в станице Шелководной.
В январе и феврале князем Барятинским были предприняты экспедиции для прорубки просек на р. Мичике от Куринского укрепления на Гурдалай через Гасанвинское ущелье и на Хоби-Шавдон, который и был занят 6 февраля.
Шамиль имел на Мичике у Гурдалая 12000 пехоты и 8000 конницы.
17 февраля его позиция была атакована с фронта двумя батальонами при 14 орудиях полковника Левина и слева двумя батальонами при 4 орудиях полковника барона Николаи.
Кавалерия генерал-майора Бакланова с 1 батальоном егерского князя Воронцова полка при 8 орудиях была послана в обход с правого фланга, к слиянию Мичика с Гонсолью.
Шамиль, атакованный со всех сторон, был разбит и бежал, потеряв 500 человек убитыми. У нас выбыло из строя только 11 человек ранеными.
Этот успех имел для нас большое значение, так как он открыл прямое сообщение крепости Воздвиженской с Мичиком и Кумыкской плоскостью.
В Прикаспийском крае весной и летом действия горцев ограничивались вторжением мелких партий, но в июле стали распространяться слухи о сборе Шамилем значительных сил на границе Джаро-Белоканской области; для наблюдения за ним были собраны отряды генерал-майора Волкова силой 2 батальона, 6 орудий и 2 сотни72 на Куришинских высотах и князя Аргутинского-Долгорукова — силой в 8 батальонов, сводной команды штуцерных, 10 орудий и 6 сотен73 — на Турчидане.
В наступление с этой стороны мы не переходили.
Таким образом, мы на всем протяжении приняли, в общем, положение активно-оборонительное, и наступательные действия имели главным образом цель демонстративную, угрозу, удержание горцев от нападения в наиболее невыгодном для нас направлении.
Скоро, однако, обнаружилось, что слухи о войне с Турцией настолько возвысили дух непокорных горцев, что из положения оборонительного они перешли в смелое наступление.
В половине марта74 в западной части Кавказского хребта Магомет-Амин начал распространять свою власть на джигетов и на шапсугов до форта Лазарева, причем шапсуги северного склона Кавказского хребта добровольно к нему присоединились. Абадзехи же еще раньше признавали его власть. [199]
13 марта Магомет-Амин спустился со своими полчищами к укреплению Вельяминовскому, 20-го числа прошел мимо Тенгинского, 30-го — у Ново-Троицкого, 2 апреля — у Шапор, откуда направился к дальним натухайцам.
Попутно он произвел рекогносцировку наших укреплений и о6 Тенгинском выразился, что «его нетрудно взять, но только для этого необходимо пожертвовать 800 человек».
Всем этим передвижениям нам было невозможно препятствовать, так как в средней части береговой линии не было продольного сообщения по берегу. Действия наступательные в это время года не могли бы принести нам пользы, так как жителям нечего было терять. Поэтому войска были исключительно заняты работами по улучшению сообщений, проложением просек между Адогумом и укреплением Абинским на соединение с ранее проложенной просекой по Неберджой и Адогуму, чем достигалось беспрепятственное сообщение Новороссийска с укреплением Абинским.
Для этой цели 25 марта был собран отряд из Новороссийского, Анапского и Геленджикского гарнизонов в составе 3¼ батальона, ½ сотни казаков, 4 полевых и 6 горных орудий силой в 3276 штыков и сабель.
26 марта отряд выступил, 27-го прибыл в Адогум. До 31-го беспрепятственно шла рубка леса. Магомет-Амин советовал горцам принять до соединения всех сил выжидательный образ действий. 31 марта была произведена рекогносцировка к Шипсу, а 5 апреля было получено известие о движении Магомет-Амина в Хобль.
7 апреля отряд за недостатком продовольствия, которого было взято на 14 дней, вернулся в Новороссийск.
В результате была прорублена просека в 11 верст длиной и 1 версту шириной.
19 апреля шапсуги северного склона гор собрались у леса Сепуазе, а на 21-е был назначен их сбор у Адогума. Для воспрепятствования им 21 апреля был двинут из Новороссийска и Геленджика отряд в 3 V батальона, У2 сотни, 2 полевых и 4 горных орудия, т. е. около 2400 штыков и сабель, который 23-го числа прибыл в Нижний Адогум.
Магомет-Амин отступил без боя к натухайцам, а 24-го отряд вернулся в Новороссийск, откуда на следующий день перешел к форту Раевского для прикрытия мирных натухайцев от их непокорных единоплеменников.
30 апреля отряд под начальством генерала Дебу атаковал скопище горцев на высотах Маркотхе и его рассеял.
Более энергичных действий на этом фронте предпринять было невозможно за недостатком сил. Действительно, в Анапе кроме указанного выше отряда оставалось 2—3 роты, в Новороссийске — менее батальона, в Геленджике — 3 роты. При этом укрепления [200] Новороссийска были растянуты и слабы. В остальных укреплениях береговой линии гарнизоны тоже были очень слабы; так, например, линейный № 8 батальон был разделен на 3 части: штаб и 2 роты в Навагинском, рота в укреплении Св. Духа, рота в Гаграх, а Пицунда занималась линейным № 9 батальоном.
Между тем в июне и начале августа власть Магомет-Амина настолько возросла, что он вторгся даже в Кабарду для удержания переселения части населения в наши пределы, что ему и удалось. Вслед за этим он провозгласил священную войну против нас «в союзе с Турцией» и собирался напасть на укрепление Вознесенское. Появление русского отряда вынудило его отказаться от похода на Вознесенское, но лишь временно: мысль нападения на наши разрозненные силы не оставляла Магомет-Амина.
26 июля сборище из 8000 натухайцев и шапсугов напало на укрепление Гостогаевское, занятое слабым гарнизоном из гренадерской роты Черноморского линейного № 1 батальона с 1 орудием силой около 300 человек под командой поручика Вояковского75.
К счастью, поручик Вояковский знал о готовящемся нападении и для встречи многочисленного неприятеля сделал все распоряжения.
В ночь на 26 июля скрытно подкрались горцы к укреплению и залегли в расстоянии ружейного выстрела, а в 3 часа утра ползком стали к нему приближаться, но сигнал тревоги поднял уже гарнизон, быстро изготовившийся к бою. Тогда горцы бросились на приступ открытой силой, и все три атаки их были отражены штыками храброго гарнизона.
В защите укрепления участвовали все способные владеть оружием: доктор, священник, денщики; даже женщины и дети приносили посильную помощь, поднося заряды и ухаживая за ранеными.
Все пространство впереди укрепления было усеяно телами убитых; на парапете собрано 78 тел, вне укрепления — до 800. У нас же убито всего 2 и ранено 8 человек. [201]
На донесении об этом славном деле государь начертал: «Всем офицерам следующий чин, а поручика Вояковского из штабс-капитанов в капитаны и Георгия 4 ст. через Думу; нижним чинам строевым и нестроевым по 3 рубля серебром и на раздачу отличившимся 6 знаков отличия военного ордена; женам и детям по 1 руб., а жене поручика Булича золотую медаль за усердие и пенсион по жизнь, по жалованью мужа, и публиковать!»
Почти одновременно горцами было произведено нападение на Тенгинское укрепление, занятое гарнизоном в 9 офицеров и 518 нижних чинов при одном орудии.
20 июля горцы обложили укрепление, 23-го они напали на блокгауз, чтобы захватить орудие, там расположенное, но гарнизон блокгауза из 56 человек отбил атаку. После второго штурма на укрепление, в отражении которого огнем участвовал с моря бриг «Ендимион», горцы отступили; наша потеря состояла из 20 человек.
Вслед за этими двумя ударами последовал третий со стороны самого Шамиле, притом в направлении, для нас наиболее опасном, — на Лезгинскую линию, в тыл тех войск, которые должны были составить действующий на турецкой границе корпус.
Шамиль вышел с 10 000 дагестанских горцев 25 августа с гор против нашего укрепления Н. Закаталы.
У начальника Лезгинской линии князя Орбелиани было собрано всего 3½ бат., 6 op. и 500 казаков76, но и с этим слабым отрядом он смело двинулся навстречу Шамилю, и после горячего боя до самого вечера (у нас потери убитыми и ранеными были до 139 человек) Шамиль был вынужден отказаться от прямого направления и отойти в горы. Оттуда он выслал три отряда: первый — наиба Бакран-Алия для обложения укрепления Месельдегер, другой — под начальством Даниель-Бека — в Белоканскую область и третий — ирибского наиба Кази-Магомеда — в долину Мукач77.
Князь Орбелиани, успевший уже 28 августа притянуть к себе 1 бат. и 2 горн. op. из Елисуйского ущелья и Шинский отряд из 3 рот и ½ сотни, направил свои действия против отряженных Шамилем отрядов, ограничиваясь наблюдением за ним самим небольшими силами.
Между тем горцы 29 августа взяли Катех и Мацех, а 30 августа Даниель-Бек дошел до Белокан. Князь Орбелиани выступил против него из Закатал с 4 бат., 6 op. и всей кавалерией, очистил Белоканский округ и в тот же день вернулся в Закаталы, сделав 70 верст в 18 часов.
1 сентября Даниель-Бек соединился с ирибским наибом Кази-Магомедом в Мухахском ущелье. В ночь на 2 сентября им сожжены ст. Муганлинская и Алмалинская, но быстрое прибытие туда князя Орбелиани вынудило их отступить. [202]

3 сентября Шамиль перешел в Катехское ущелье, а вслед за ним двинулся князь Орбелиани с 5 бат. и 9 op., но 4 сентября Шамиль свернул к крепости Месельдегер. Догнать его было невозможно из-за задержки на выступившей из берегов р. Катех-чай. Князь Орбелиани, перейдя ее только к вечеру, не мог идти далее на выручку Месельдегера, так как к нему вела лишь одна извилистая тропа, по которой пришлось бы под выстрелами горцев двигаться по одному человеку.
Слухи о намерениях Шамиля, как было уже выше упомянуто, еще в начале августа доходили до князя Аргутинского-Долгорукова, начальника войск Прикаспийского края.
27 августа слухи эти подтвердились, и князь Аргутинский решился отвлечь Шамиля от Лезгинской линии движением через горы в Джарскую область или же напасть на него, соединившись с князем Орбелиани78.
Немедленно весь дагестанский отряд выступил с Турчидага, имея при себе продовольствия на 12 дней, и 28-го числа прибыл в Кумухское укрепление79.
Князь Аргутинский, распуская слух о движении своем в Таба-саран, направился через Хозрек и перевал Носдаг в Ихрякское ущелье. В Ихрякском ущелье к отряду присоединились из Лучека 2-й и 4-й батальоны гренадерского князя Варшавского полка и 4 единорога горной № 4 бат., 2 кон. и 5 пеш. сот. самурской милиции и 2 сот. кубинских нукеров.
Далее на запад путь лежал через два хребта и Дульти-Даг к сел. Кусур. От Ихрякского ущелья до Кусура 32 V версты, но для их прохождения потребовалось трое суток.
30 августа отряд поднялся на Дульти-Даг, вечером окончил его переход и заночевал у подножия хребта. Движение далее становилось все труднее. Ночью на 1 сентября предстоял крутой подъем на Курти-Даг. Из-за дождей дорога размякла, был туман, шел снег. До 30 лошадей здесь сорвалось и погибло; орудия местами приходилось нести на руках. Переход через Кусурский хребет сделан в 22 часа. Лошади были до крайности изнурены, из-за непосильной работы при недостатке фуража — в горах рос лишь древовидный бурьян. Люди и на ночлеге не имели отдыха: на узкой тропе, где было невозможно разъехаться, приходилось становиться на ночь, спать без костров, держа лошадей в поводу.
2 сентября отряд имел дневку у разоренного аула Кусур. Крутой спуск к нему с гор при метели и вьюге сильно задержал движение, и арьергард прибыл в Кусур только 3 сентября в 7 ч утра. Далее предстояло сделать еще 37 верст по Самуру на перевал Гудур-Даг. В Кусуре отряд разделился: 1) князь Аргутинский с 4½ бат., 2 эск., 8 сот. и 6 op.80, имея продовольствия на 4 дня, двинулся далее и 2) полковник Рокуса с 3¾ бат., 8 сот. и 6 op.81 [203] должен был принять все лишнее из первого отряда и оставаться в резерве у Кусура.
4 сентября в 4 часа 30 мин утра отряд князя Аргутинского стал спускаться с крутого перевала по тяжелой дороге. Движение задерживалось, так как часто приходилось перевьючивать и подымать упавших лошадей. К 9 часам вечера князь Аргутинский прибыл с 1 батальоном в Динды (сделав 31 версту), т. е. был лишь в 6 верстах от Гонзагора, но весь отряд собрался туда лишь к полуночи с 5 на 6 сентября.
В это время положение горсти наших храбрецов в Месельдегере было критическое82.
Весь гарнизон этого укрепления с незаконченными еще верками состоял под начальством подполковника Критского из двух рот Мингрельского егерского полка, команды саперов и мастеровых при 2 полевых орудиях.
В 12 часов дня 4 сентября началась осада горцами Месельдегерского укрепления; но, несмотря на присутствие у них артиллерии, вреда гарнизону и укреплению нанесено не было.
На рассвете 5 сентября огонь по укреплению возобновился, и с двух часов дня горцы начали вести к нему подступы, прикрываясь хворостом и камнями.
Между тем гарнизон, израсходовавший еще к 4 сентября все продовольствие, страдал от голода и жажды, так как он был отрезан нападающими от родника. Патронов и зарядов также оставалось мало.
В ночь на 6 сентября подступы горцев еще ближе подошли к Укреплению, а под утро стороны разделялись лишь пространством в 6 саженей. [204]
К счастью для гарнизона, в этот день выпал дождь, удалось набрать воды, утолить нестерпимую жажду. В полдень среди горцев было заметно приготовление к штурму. Гарнизон поклялся лечь до единого, не сдавая крепости.
К вечеру началась усиленная бомбардировка Месельдегера; за бедностью в снарядах и порохе на нее не приходилось отвечать. Гарнизон стоял в ружье. В 8 часов вечера начался штурм со всех сторон, но горцы были встречены батальным огнем, картечью и штыками. Штурм был отбит. Осажденные ждали нового приступа, но с рассветом 7 сентября увидели, что неприятель неожиданно исчез. Штурм был лишь последней отчаянной попыткой Шамиля, знавшего уже о появлении у него в тылу свежего отряда князя Аргутинского. Попытка не удалась, и он быстро отступил через Джумрут в горы.
Потеря Месельдегерского гарнизона за время осады составляла лишь 4 нижних чина убитыми и 1 офицера и 19 нижних чинов ранеными.
«Не осуществились предприятия Шамиля возмутить край Джаро-Белоканского округа и наши мусульманские провинции, — говорил в своем приказе по войскам князь Воронцов. — Он во всех делах с нашими войсками разбит и бежал постыдно в горы, понеся значительную потерю от рук наших молодецких войск. Он взял в то же время на свою совесть еще другую потерю: конечное истребление большого числа несчастных горцев, силой завлеченных за собой при следовании по покрытым снегом горам, в то время когда там существуют сильные холода и вьюги.
Честь и слава храбрым войскам Лезгинского отряда, неустрашимому гарнизону Месельдегерского укрепления и Дагестанскому отряду, увенчавшему уничтожение замыслов Шамиля скорым приходом на помощь товарищам через такие места и в такое время, что поход сей, по справедливости, должно считать историческим и почти83 беспримерным».
Бегство Шамиля было так быстро, что нельзя было и думать о его преследовании в горы, и оба отряда наши вернулись в Закаталы. Три батальона было оставлено для работ в Месельдегере.
Князь Воронцов придавал большое значение этой победе над Шамилем. Едва ли до конца года можно было ожидать новых наступательных действий с этой стороны, тем более что среди мусульманского населения наших областей поражение имама должно было подорвать значительно его престиж. И действительно, при первых же его неудачах часть населения добровольно присоединилась к князю Орбелиани при его экспедиции в Белоканский округ против Даниель-Бека и в Чардали — против Кози-Магомета.
Эти успехи дали возможность также выделить от князя Орбелиани 1 батальон, от князя Аргутинского 2 батальона и 2 эскадрона и [205] по одному батальону из Владикавказского округа и с левого фланга чтобы усилить таким образом действующий корпус у Александрополя.
Дагестанский отряд, отдохнув в Закаталах, выступил обратно через Шинское ущелье и Салавам в Борче. Здесь было получено известие о намерении Шамиля вторгнуться из Ириба в Козы-Кумухское ханство. Поэтому из Борча 1-й и 2-й батальоны князя Варшавского полка были направлены в Кусары для дальнейшего следования в Тифлис, а 3-й и 4-й батальоны в составе Дагестанского отряда — через Рутул и Лучек, Ихрякское ущелье, Носдаг-Хозрек в Кумух, куда были вперед высланы 2 сотни казикумухской милиции.
17 сентября у подошвы Носдага было получено донесение о роспуске Шамилем своих сил и о прибытии его в Веден.
Во время отсутствия в Дагестане князя Аргутинского там все оставалось спокойно; были лишь мелкие нападения хищников. Спокойствие это не нарушалось до конца года.

Посольство князя Меншикова в Константинополь вызвало распоряжение о спешной боевой подготовке Черноморского флота на случай быстрого выхода в море. 27 февраля, в пятницу на масленой неделе, в Севастополе был получен приказ о немедленном вооружении всех военных и транспортных судов. Работа закипела на следующий же день, и через две недели на Севастопольском рейде красовался Черноморский флот в полной боевой готовности84. 28 марта генерал-адъютант Корнилов лично убедился, что флот был «готов ко всяким событиям»85. Примерный порядок, писал по этому поводу великий князь Константин Николаевич86, в котором находилась портовая часть еще со времени управления флотом адмирала Лазарева, дал нам возможность вооружить на Черном море сильный и отлично снабженный флот. Даже слабейшая его часть, пароходы, была достаточно сильна для противодействия паровому флоту турок, успехи которого, благодаря руководству английских офицеров, были значительны и озабочивали наших адмиралов87.
В начале мая 4-я и 5-я дивизии в составе 12 кораблей, 6 фрегатов и мелких судов стояли на Севастопольском рейде, имея провизии на 4 месяца и запасов на 6 месяцев. В течение лета флот этот увеличился еще двумя боевыми товарищами, 120-пушечным кораблем «Великий князь Константин» и 84-пушечным кораблем «Императрица Мария».
С мая началась тяжелая боевая служба Черноморского флота, непрерывно продолжавшаяся до Синопского сражения включительно. Трудно представить себе, чтобы когда-либо приходилось [206] полному сил и рвения флоту действовать в такой неблагоприятной обстановке, в какую были поставлены наши черноморцы в 1853 году.
Чтобы должны образом оценить заслуги наших моряков и безошибочно судить об их действиях, надо вспомнить, что они все время находились, так сказать, под дулами пушек тайных союзников Порты, открыто и безнаказанно выказывавших далеко не платоническое сочувствие к нашим противникам. «Человек военный и в особенности моря, — пишет по этому поводу Шестаков88, — придаст этим исключительным обстоятельствам должную важность. Все, делающееся в море, требует быстроты и решительности. Составив заблаговременно план, не должно колебаться в исполнении его. Одна только неодолимая сила природы может изменить начертанное. Одни только прихоти этой силы, то враждебной, то союзной, уже побуждают моряка ко всегдашней умственной бдительности... Спокойствие нравственное, даже при совершенном знании дела, здесь необходимо. Каково же должно быть душевное состояние человека, обреченного в подобном случае силой обстоятельств на неуверенность и сомнения, неясно видящего черту, разграждающую наблюдательность от неприязненности, не знающего, продолжается ли мир или объявлена война, находящегося в какой-то душной, сжимающей сердце среде, чуждой его привычкам и наклонностям».
Как только после своего неудачного посольства князь Меншиков выехал из Константинополя, решено было учредить в Черном море крейсерство для наблюдения за турецкими и иностранными судами на случай выхода их из Босфора. Крейсерство это имело исключительно характер охранительный; единственная его цель заключалась в предупреждении нашего флота о враждебных намерениях турок и покровительствовавших им западных держав, так как война не была объявлена и дела могли быть еще улажены желаемым государем императором миролюбивым образом89.
При этом крейсерам разрешалось прибегать к крайним средствам лишь в самых неизбежных обстоятельствах.
Весь Черноморский флот был разделен для этой цели на три части. Около половины его90 оставалось в полной готовности на Севастопольском рейде, а остальные суда были распределены для крейсирования по Черному морю. В зависимости от целей действий, которые могли преследовать неприятельские эскадры, т. е. нападение на Крым и европейские берега или же на Кавказское прибрежье, крейсирующие отряды были разделены на две части: западную и восточную. Для наблюдения за западной частью моря назначалась первая практическая эскадра под начальством вице-адмирала Нахимова91; для наблюдения же за Кавказским побережьем — отряд судов, постоянно крейсировавших у восточных берегов Черного моря92.[207]

 

Схема №10. Карта Черного и Азовского морей. 1851.

Схема №10. Карта Черного и Азовского морей. 1851.

[208]

Вице-адмиралу Нахимову93 было предложено держать свою эскадру сосредоточенно примерно у пересечения параллели 44° с меридианом 2° к востоку94 (в половине июня, когда эскадра ушла к Севастополю, здесь остался корвет «Андромаха»), а для наблюдения за Босфором выдвинуть ряд мелких судов. Ближайшее к Босфору судно (сначала бриг «Язон», а потом фрегат «Кулевчи») должно было крейсеровать от пересечения параллели 42° 30' с меридианом 1° 40' долготы к западу до пересечения параллели 41° 30' с меридианом 0° 40' долготы к западу5. Другое судно (сначала бриг «Птоломей», а потом фрегат «Коварна») должно было держаться между пересечением параллели 42° с меридианом входа в Босфор вдоль этой параллели до долготы 0° 20' к востоку. Обоим этим судам предписывалось стараться приходить на вид один другого на меридиане входа в Босфор, не приближаясь, однако, к берегам настолько, чтобы быть оттуда видимыми. Третье судно (бриг «Эней») должно было держаться в широте 42° 30' и долготе 0° 30' к западу.
Для связи между этими судами и крейсирующей эскадрой и для наблюдения за движением неприятельской эскадры, если она войдет в Черное море, назначались два фрегата: «Коварна» (впоследствии бриг «Язон»), который должен был крейсировать около пересечения параллели 42° 50' с меридианом 1° к востоку, и «Кулевчи» (впоследствии бриг «Фемистокль») — у пересечения параллели 43° 30' с меридианом 0°95.
Для того чтобы следить за движением неприятельских судов вдоль Анатолийского к Кавказским берегам, крейсировавший у этих берегов отряд наших судов должен был высылать крейсера к Синопу, откуда быть в сообщении с судами, крейсировавшими между Босфором и Севастополем96.
Такое распределение судов Черноморского флота давало возможность следить за выходом неприятеля из Босфора и своевременно сосредоточивать большую часть наших судов для активных действий против них в любом направлении.
Вплоть до окончательного разрыва с Турцией крейсерство носило мирный характер, хотя и требовало напряженной деятельности флота.
«Наблюдая за Босфором, — пишет один из современников97, — эскадра крейсеров съела последний сухарь, тратя воду по порциям, пируя на одной солонине, сторожа денно и нощно неприятелей, не сбросивших еще личины, приготовляясь к должному приему их упражнениями боевыми, под зноем летнего черноморского солнца».
Турецкие и английские суда выходили иногда из Босфора, производили артиллерийское учение, выбирая своей целью наш ближайший крейсер, который отвечал им тем же, и этим дело кончалось98. Впрочем, такое появление турецких судов заставило князя [209] Меншикова выдвинуть в первую линию крейсеров фрегаты, отодвинув на их место, во вторую линию, бриги99. 29 июня первая практическая эскадра вошла на рейд и была в крейсерстве заменена второй эскадрой под флагом контр-адмирала Новосильского. В конце июля обе эскадры соединились на Севастопольском рейде, оставив в море одни крейсера.
В течение всего лета наш флот под опытным руководством Корнилова и Нахимова производил ряд учений и маневров, которые, бесспорно, послужили отличной подготовкой для предстоящих в течение бурной осени боевых действий Черноморского флота100.
В начале июня в Севастополе было получено известие о враждебных намерениях кавказских горцев, что немедленно вызвало с нашей стороны усиление крейсировавших у восточного берега Черного моря судов. Вместо крейсировавшего там обыкновенно одного отряда приказано было сформировать два — северный и южный101.
Суда, прежде крейсировавшие, составили северный отряд, который имел центром соединения Новороссийск и должен был оберегать северную половину побережья; для наблюдения же за южной половиной побережья был сформирован в Севастополе новый южный отряд судов под флагом контр-адмирала Синицына102, которому предписывалось иметь пунктом соединения Сухум-Кале и один корвет («Калипсо»), крейсирующий на меридиане Синопа для связи с босфорскими крейсерами103.
Оба крейсировавших отряда подчинялись начальнику береговой линии вице-адмиралу Серебрякову, который должен был указать места, подлежащие более бдительной охране, а также определить, действовать ли отрядам независимо или же быть им обоим в распоряжении старшего флагмана.
7 сентября князь Меншиков сделал ввиду приближения времени равнодействующих бурь распоряжение об уменьшении числа крейсирующих судов104.
Между тем политический горизонт все более и более омрачался, и с конца августа в Петербурге начали опасаться со стороны Турции открытия враждебных против нас действий. Особенно опасным казалось наше положение на Кавказе как по недостаточности там войск, могущих быть употребленными для активных против турок действий, так и потому, что наступление турецкой армии скорее можно было ожидать на азиатском, чем на европейском театре военных действий.
В это время война еще не была объявлена, но все говорило о скором открытии турками боевых операций. Большие сборы войск на нашей азиатской границе, сбор редифа, участившиеся, притом в более значительных, чем прежде, партиях, грабежи на нашей [210] границе — все это заставило князя Воронцова105 просить о скорейшей присылке 13-й пехотной дивизии, так как иначе нельзя было быть уверенным в успехе даже оборонительной войны106.
4 сентября военный министр сообщил князю Меншикову окончательное решение государя немедленно приступить к перевозке этой дивизии в Сухум-Кале, а для смены ее одновременно перевезти из Одессы в Севастополь одну бригаду 14-й пехотной дивизии.
Вместе с тем военный министр передал это решение и князю Воронцову с просьбой озаботиться приготовлением необходимых для следования обоза от места высадки лошадей и вообще сделать все распоряжения по беспрепятственному движению дивизии к ее сборным пунктам.
Государь, опасаясь невозможности перевезти всю дивизию в один рейс, соглашался разбить перевозку на два рейса: в 1-й — 3 полка и 2 батареи, во 2-й — 4-й полк, или же в первый рейс — бригада с 2 батареями, во 2-й — вторая бригада.
Во всяком случае каждая часть должна была иметь при себе весь обоз, трехнедельный запас сухарей сверх десятидневного провианта, и, кроме того, из Севастополя и Одессы должен был быть погружен запас овса около 2000 четвертей.
Принимая во внимание, что в обозе не имелось офицерских повозок, следовало нанять на каждый полк у пункта высадки для перевозки офицерских вещей по 16 арб.
Если бы высадка у Сухума затруднилась неблагоприятной погодой, то ее решено произвести или у Бомбор, или у Анакрии107.
Таким образом, вся тяжесть быстрой перевозки этой массы войск ложилась на Черноморский флот и притом при обстоятельствах, самых невыгодных. Ежеминутное ожидание разрыва с Пор-той Оттоманской, бушующее во время равноденствий Черное море и негостеприимный восточный берег его с почти полным отсутствием удобных пунктов для высадки, а также необходимость следить за появлением в Черном море враждебных флотов делали [211] эту операцию весьма опасной. Необходимо было произвести ее возможно скрытно и скоро, и здесь-то впервые на практике выказалась блестящая подготовка личного состава нашего Черноморского флота.
Его положение было тем более затруднительно, что в это время все малые транспорты были заняты в Азовском море, а большие транспорты никоим образом не могли поднять лошадей целой дивизии108. Решено было поэтому привлечь к перевозке и боевые суда флота.
13 сентября дошло до Севастополя высочайшее повеление о перевозке войск; 16-го к вечеру нагрузка была уже окончена, а 17-го утром флот с десантным отрядом в 16 393 человека, 824 лошади, со всеми обозами, госпиталями, тридцатидневным запасом продовольствия и материальной частью двух батарей вышел под флагом вице-адмирала Нахимова в море. Всего для перевозки 13-й дивизии было употреблено 12 кораблей, 2 фрегата, 2 корвета, 7 пароходов и 11 транспортов109. 120-пушечные корабли помещали на себя до 1500 человек десанта, 84-пушечные — до 1000 человек, большие транспорты — по 120 лошадей и самые малые — по 40. Войска были в полной походной форме и имели при себе десятидневный запас провианта, независимо от судового довольствия110. Все распоряжения по высадке и избрание для нее места были возложены на генерал-адъютанта Корнилова.
С вечера 16 сентября установился свежий противный юго-западный ветер; нетерпеливо, с сомнением и надеждой ожидали в Севастополе наступающего утра. С рассветом небо очистилось, и ветер переменился в способный, северный, но, однако, все еще было очень свежо. По сигналу с «Великого князя Константина» эскадра снялась с якоря и все 38 вымпелов величественно тронулись в море; 34 пошли к берегам Кавказа, а 4 — под начальством капитана 1-го ранга Варницкого — в Одессу за частями 14-й дивизии111.
Встреченные при выходе с рейда сильной юго-западной зыбью и имея довольно свежий ветер, оба отряда Кавказской эскадры, т. е. транспорты, конвоируемые пароходами, и корабли, следовали в некотором отдалении один от другого. Около полудня ветер начал стихать, хотя размашистая боковая качка продолжалась целый день, а к вечеру отряд пароходов, буксировавших транспорты, ушел совсем из вида отставших по маловетрию кораблей.
Первоначальным местом высадки был назначен Сухум-Кале, пункт наиболее удобный по некоторой его закрытости для стояния на якоре мелких судов, но не представляющий тех же выгод для многочисленных судов большого ранга, и Корнилов предпочитал в этом отношении рейды Бомборский или Редутский, хотя совершенно открытые и особенно опасные в осеннее время года, но доступные для большого флота, которому всегда выгодно как [212] можно скорее освободиться от перевозимого десанта. Поэтому решено было произвести выгрузку лошадей в Сухум-Кале, а тяжестей и людей в Анакрии, близ Редут-Кале112.
Пункт этот был очень выгоден по близости к Редут-Кале, от которого идет дорога на Тифлис. Высадкой у Анакрии устранялась необходимость перехода войсками многочисленных речек и ручьев, впадающих в море между Сухумом и Редут-Кале.
В час пополудни 19 сентября пароход «Владимир», имевший на буксире транспорт «Рион», бросил якорь на Сухумском рейде и приступил к выгрузке лошадей. Вслед за ним стали подходить остальные пароходы и транспорты, и к утру 21-го числа операция по выгрузке лошадей была окончена. Транспорты, по мере освобождения от груза, были отправляемы к Анакрии для своза артиллерии и остальных тяжестей.
Между тем корабельный флот, задержанный тихим ветром, находился в море до 23 сентября, когда, отчасти при помощи пароходов, а отчасти и благодаря возобновившемуся легкому попутному ветру, начал подходить к Анакрии. 24-го на рассвете весь парусный флот собрался на этом рейде, и к 4 ч дня десант был высажен на берег при полном штиле. «Жители окрестных мест, — занес в свой дневник один из очевидцев высадки, — говорят, что не запомнят такой погоды на открытом рейде Анакрии, и одни с ужасом, а другие с самодовольством смотрели на этот огромный флот, гордо приближавшийся к берегам в такое бурное время года. Сам Аллах помогает русским, говорили озлобленные черкесы».
5 октября весь Черноморский флот вновь собрался на Севастопольском рейде113.
По поводу одного только предположения совершить эту, столь блестяще выполненную, перевозку князь Меншиков писал князю Горчакову: «On me demande de transporter a la fois a Soukhoum-Kale les 16 bataillons de la 13-me division, avec son artillerie, tout son charroi et 1660 chevaux avec un approvisionnement de 26 jours en fourrages pour les marches en Georgie, non compris 2000 sacs d'avoine, et d'embarquer simultanement a Odesa pour Sevastopol une brigade de la 14 division avec 2 batteries d'artillerie. Tout cela a l'epoque de l'dquinoxe d'automne. Je ne vous ferai pas de commentaire sur cette armade moderne, mais vous sentirez combien les ecritures oisives doivent me peser et je n'ai pour toute chancellerie qu'un sous-officier copiste».
В черновике этого письма были еще зачеркнуты следующие строки: «Je suis oblige de tuer mon temps en circulaires pour prouver l'importunite et l'impossibilite de la chose»114.
He его энергией был подвинут флот на этот подвиг, а непреклонной волей государя, ясно понимавшего то критическое положение, в котором находился Кавказ. [213]
Император Николай был очень обрадован быстрым и удачным окончанием перевозки войск, причем все главные руководители операции, начиная с князя А. С. Меншикова, удостоились особых наград115.
В ожидании обоза и лошадей116, высаженных в Сухуме и следовавших оттуда сухим путем под прикрытием 3-го батальона Литовского егерского полка и 1 72 батальона Белостокского полка на Редут-Кале, 13-я дивизия оставалась лагерем на морском берегу, по левую сторону р. Ингура, до 29 сентября, когда с места тронулся головной эшелон.
1-я бригада должна была следовать на Тифлис, а 2-я — в Кутаис, Сурам и Ахалцых.
Князем Воронцовым заранее были приняты меры к возможно удобному следованию войск. По всему пути выставлялись обывательские арбы для облегчения полковых обозов, а значительная часть груза была перевезена из Анакрии до Редут-Кале морем в наемных мингрельских каюках.
Благодаря принятым мерам в 13-й пехотной дивизии, несмотря на непривычный климат и трудности пути, было мало заболеваний, и в Редут-Кале в госпиталь поступило лишь 50 человек больных; приходилось только бороться с завезенной из Севастополя эпидемической болезнью глаз, которую, впрочем, также удалось скоро приостановить.
Вместе с 13-й пехотной дивизией должны были быть перевезены из Севастополя и Одессы и запасы продовольствия и фуража.
В первый рейс, действительно, было перевезено: сухарей — 2053 чтв., мяса — 811 74 пуда, овса — 759 чтв. и соли — 300 пудов. Во второй рейс предполагалось перевезти еще: сухарей — 796 чтв., крупы — 550 чтв., вина — 400 ведер, соли — 75 пудов.
Но командированный для встречи 13-й пехотной дивизии подполковник Кузьмин донес начальнику дивизии, что перевезенных уже запасов достаточно, так как по пути следования войск они могут снабжаться из магазинов, а на винные порции войскам будут отпускаться деньги. Ввиду же того, что прибытие второго рейса могло состояться лишь по выступлении 13-й дивизии от пунктов высадки, было сделано распоряжение о приостановке дальнейшей перевозки этих запасов117.

 

 


Примечания



1 Кавказ в течение 25-летнего царствования императора Александра II (рукоп.). Собств. Его Велич. библ. Рукоп. отд. императора Александра II, № 200.
2 Архив воен. уч. ком. Гл. шт., д. № 4249. С. 12—30. Архив Воен. мин., д. 1853 г., № 3254. С. 32. Воен. отч. воен. мин. 1853 г. [214]
3 1 бриг. 19 див. 1 бат., Ставропольского п. 5 бат., Кубанского п. 3 бат., 1 пеш. каз. бат., 3 ½ лин. бат. (2, 3, 4, 2 роты 5-го бат.).
4 1 бриг. 19 див. ½ бат., Кубанского п. 2 бат., Кавказского лин. №63 бат.
5 1 бриг. 19 п. див. 5 бат., Эриванского Караб. наследника цесаревича п. 1 бат.
6 1 бриг. 19 п. див. 6 бат., Эриванского Караб. наследника цесаревича п. 1 бат., Кавказского лин. № 7 и № 8 бат., 1 взв. Кавказского сапер, бат.
7 1 бриг. 19 п. див. 1 ½ бат., 2 бриг. 20 п. див. 10 бат., Кавказской лин. №9,10,11 и 12 бат.
8 1 бриг. 20 и 1 бриг. 21 пех. див., 1 рота Кавказского стрелк, бат., команда саперов.
9 Гренадерского великого князя Константина Николаевича 2 бат., Эрив. наследника цесаревича 1 бат., Тифлисского егер. 3 бат., Мингрельского егер. 2 бат., команда Кавказск. стрев бат. и команда саперн/ бат.
10 Мингрельского егер. п. 2 роты и Кавказского саперн, бат. 1 рота.
11 1 бриг. 19 п. див. ½ бат., Мингрельского егер. п. 1 бат., Тифлисского егер. ½ бат.
12 2 роты Тифлисского егер., 1 рота Мингрельского егер., 2 роты 1 бриг. 19 п. див., 2 роты 3 резерв, саперн, бат.
13 Гренадерского великого князя Константина Николаевича, Эриванского наследника цесаревича, Тифлисского и Мингрельского егер. полков.
14 Переписка князя Воронцова с князем Меншиковым. Архив Кавказ, воен. окр.
15 Рапорт от 13 февраля 1853 г., № 89.
16 Архив воен. уч. ком. Гл. шт., отд. 2, д. № 6565. С. 18.
17 Архив Кавказского воен. окр., секр. д. Ген. шт., 1853 г., № 11, кн. 1.
18 Рапорт Воен. мин. 13 февраля № 89 и ответ князя Воронцова 28 февраля № 4. Архив воен. уч. ком. Гл. шт., отд. 2, д. № 6564.
19 Черноморский № 12 и Грузинские № 2, 3 и 4.
20 1. Из гренадер Бриг. 4½ бат., в том числе 1 бат. Эриванского к. и. в. наследника цесаревича полка с Кавказской лин. и 2 бат. с Лезгинской. Остальные 3½ бат. этой бригады назначались для караульной службы в Тифлисе, Манглисе, Белом Ключе и Гори. Вместо 2 бат. этой бригады на Лезгинскую линию предназначалось 2 роты Мингрельского егерского полка с работ на военной Ахтласской дороге и 1 рота из штаб-квартиры этого полка гренадер.
2. 1½ батальона Мингрельского и Тифлисского егерск, полка с работ на Военно-Грузинской дороге.
3.3 роты тех же полков с работ южн. Имеретинской, Осетинской и Эриванской дорог.
4. 2 роты Кавказского саперн, бат. (в том числе 1 рота с работ на Военно-Ахтинской дороге).
5. 1 рота Кавказского стрелк, бат. из Гамбор.
6. 600 казаков с внутренних постов и из полковых штабов.
7. 20 горных и легких орудий из ближайших батарей. Всего же 7½ бат., 600 казак, и 20 орудий.
21 Записка начальника штаба отд. Кавказского корпуса Архив шт. Кавказ, воен. окр., 2 отд. Ген. шт, 1853 г., секр. д. № 11, кн. 1. [215]
22 1 бат. Эриванского п. из Владикавказа; 1 бат. гренад, великого князя Константина Николаевича п. с Лезгинской линии; по 2 роты тех же полков из Манглиса и Белого Ключа; 1¼ бат. Мингрел, егер. п. с работ на Военно-Грузинской и Эриванской дорогах; 3 рота Тифлисского егер. п. с Военно-Грузинской и Осетинской дорог; 1 р. Кавказсского саперн. бат. из Тифлиса; 1 рота Кавказского стрелк, бат. из Гомбор; 2 роты Грузинской линии № 1 бат. из Кутаиса; 6 горн, и 8 легк. op.; 3 сот. Кавказской линии войска и 1 сборн. Донская сотня.
23 Предписание князю Гагарину от 2 июля 1853 г. № 31 и отношение главнокомандующего военному министру 30 июня 1853 г. № 30. Архив шт. Кавказский воен. окр., 2 отд. Ген. шт., 1853 г., секр. д. № 11, кн. 1.
24 1 бат. Мингрельского егер. п.; 1 рота Тифлисского егер. п.; 1 сб. сот. Дагестанского каз. п.; 2 сот. милиции.
25 1 бат. Эриванского п.; 1 рота Кавказского саперн, бат.; 3 сот. лин. каз. и 3 сот. милиции.
26 Тифлисского егер. п.
27 2 рота Эрив. п., 6 рота гренадер великого князя Константина Николаевича п. и 1 рота Мингрельского егер. п.
28 Архив шт. Кавказ, воен. окр., 2-й отд. Ген. шт., 1853 г., д. № 11, кн. 1. Военный министр — кн. Воронцову 29 августа 1853 г., № 985.
29 Там же. Военный министр — князю Воронцову 18 июля 1853 г., № 930.
30 Архив канц. Воен. мин., секр. д. № 72, 1853 г. Письмо кн. Воронцова — кн. Меншикову 26 августа 1853 г. Архив воен. уч. ком. Гл. шт., отд. 2, д. № 6564. Военный министр — начальнику Гл. морск. шт., № 979 и 259. Отношение военного министра — командующему 4-го и 5-го п. корп. 29 августа, № 984.
31 Отношение военного министра начальнику Гл. морск. шт. 29 августа 1853 г., № 979. Архив воен. уч. ком. Гл. шт., 2-го отд., д. 6564.
32 Архив воен. уч. ком. Гл. шт., 2-го отд., д. 6565. Доклады канц. Воен. мин., сентябрь 1853 г.
33 Рапорт Александровского коменданта — Эриванскому военному губернатору 19 июля 1853 г., № 244. Архив шт. Кавказ, воен. окр. Ген. шт., отд. 2, 1853 г., д. № 11, кн. 1.
34 Рапорт князя Бебутова князю Воронцову 1 сентября 1853 г., № 16. Архив шт. Кавказ, воен. окр. Ген. шт., действ, корп., 1853 г., д. № 2, ч. 1.
35 Письмо адмирала Серебрякова князю Воронцову 24 сентября 1853 г. Архив воен. уч. ком. Гл. шт., отд. 2, д. № 6562. Письмо князя Воронцова военному министру 5 октября 1853 г.
36 Рапорт начальника Черном, берег, линии 17 мая, № 89. Архив Кавк. воен. окр., 1 отд. Ген. шт., д. 11, кн. 1.
37 Письмо полк. Колюбакина к ген. Вольфу от 7 июня. Архив Кавказ, воен. окр., 1 отд. Ген. шт., д. № 10.
38 Архив шт. Кавк. воен. окр. Ген. шт., 1853 г., д. № 3. Письмо Магомет-Амина к французскому посланнику в Турции.
39 Начальник III отделения береговой линии.
40 Полковник Колюбакин — генералу Вольфу 7 июня 1853 г. Архив шт. Кавказ, воен. окр., отд. 2 Ген. шт., 1853 г., секр. д. № 10. [216]
41 Приложение к письму адмирала Серебрякова от 24 мая 1853 г., № 74.
42 Письмо князя Шервашидзе генералу Вольфу от 7 июня 1853 г. Архив Кавказ, воен. окр., 2-й отд. Ген. шт., д. № 10.
45 Предписание и. д. начальника Гл. шт. полковнику Колюбакину 16 июня, Nq 17. Архив Кавказ, воен. окр., 6-й отд. дежурства, № 216.
44 Архив Кавказ, воен. окр., 2-й отд. Ген. шт., секр. д. № 11, кн. 3. Отношение дежур. корп. штаба и д. обер-квартирм. Отд. Кавказ. корп. от 26 сентября, № 3292.
45 Письмо князя Долгорукова князю Меншикову 17 октября 1853 г. Воен. уч. ком. Гл. шт., д. № 4254. Рапорт генерала Бриммера князю Барятинскому 25 августа, № 2259. Архив Кавказ, воен. окр. шт. действ. корп. по Ген. шт., № 5.
46 Генерал Бриммер — князю Барятинскому 25 августа 1853 г., № 2259. Архив шт. Кавказ, воен. окр., действ, корп. по Ген. шт., 1853 г., д. № 5.
47 Рапорт генерал-лейтенанта Бриммера инспектору всей артил. 31 августа, № 2336. Архив Кавказ, воен. окр., шт. действ, корп. по Ген. шт., № 5.
48 Там же.
49 Предписание главнокомандующего командиру Кавказ, сап. бат. 6 октября 1853 г., № 3320. Рапорт военного министра главнокомандующему 28 августа, № 981. Рапорт капитана фон Кауфмана князю Барятинскому 14 ноября, № 32. Архив Кавказ, воен. окр., шт. действ, корп. по Ген. шт., по инж. части, № 6.
50 Рапорт капитана Кауфмана князю Барятинскому 14 ноября 1853 г., №32.
51 Отношение 4-го отд. деж. шт. и. д. обер-квартирм. 26 сентября, № 3292, и предписание главнокомандующего — ген. интенданту 25 августа, № 6. Архив Кавказ, воен. окр., деж. шт. действ. корп., 1853 г., № 105.
52 Там же. 2-го отд. Ген. шт., д. № 11, кн. 1. Рапорт военного министра главнокомандующему 14 июня, № 876.
53 Рапорт военного министра главнокомандующему 14 июня, № 876. Архив Кавказ, воен. окр., 2-го отд. Ген. шт., секр. д. № 11, кн. 1.
54 Рапорт корп. интенданта — главнокомандующему 5 октября, д. №5536. Там же. 6-го отд. дежур. шт. отд. Кавказ, корп., д. № 221, ч. 1.
55 Доклад. Канц. Воен. мин., сентябрь 1853 г. Архив воен. уч. ком. Гл. шт., отд. 2, д. № 6565.
56 Рапорт военного министра 4 октября 1853 г., № 1061 и отн. князя Воронцова от 30 октября 1853 г., № 652. Архив воен. уч. ком. Гл. шт., отд. 2, д. № 6565.
57 Курсив подлинника.
58 Дипл. канц. нам. и. д. нач. Гл. шт. войск на Кавказе 5 февраля 1853 г., № 193. Архив шт. Кавказ, воен. окр., 2-й отд. Ген. шт., 1853 г., д. № 11, кн. 1.
59 Здесь мы приводим сведение о силе Анатолийской армии по тем данным, которые имелись в нашей главной квартире и которые легли в основу наших предположений о плане военных действий. Впоследствии, при описании хода кампании, мы в отношении величины турецкой армии внесем изменения соответственно со сведениями, имеющимися в документах, которые хранятся в Парижском военном архиве. [217]
60 Записка, приложенная к письму князя Воронцова 26 августа 1853 г. Архив Мин. иностр. дел, д. № 218, 1853 г. Архив воен. уч. ком. Гл. шт., отд. 2, д. № 6562.
61 Сведения о турецких силах на нашей кавказской границе. Архив канц. Воен. мин. по снар. войск, 1853 г., секр. д. № 72. Рапорт консула Яба к Озерову из Эрзерума 4 июля, 8 августа и 12 сентября 1853 г. Архив Мин. иностр. дел. Рапорт консула Guidici консулу Dendrino от 30 августа 1853 г. Архив Мин. иностр. дел.
62 Рапорт нач. Черном, берег, линии, 12 мая 1853 г. и 1 февраля, № 103. Рапорт команд, войск, на Кавказ, линии 23 февраля, № 388. Там же, дело № 3. Архив воен. уч. ком. Гл. шт., журнал воен. действ., 1853 г., д. № 5.
63 Письмо Хана-Оглу государю 18 июня 1859 г. и прошение его князю Барятинскому 17 декабря 1859 г. Архив шт. Кавказ, воен. окр.
64 Черномор, лин. № 13 и 14 бат., 3 р. Черномор, лин. № 4 бат., 1 рота греческой Балаклавской бат., 1-й сводный бат. из 1 роты Черномор. лин. № 1 бат., 2 р. № 3 бат., 1 рота № 15 бат., 2-й сводный бат. из 1 роты Черномор, лин. Ns 3 бат., 1 роты № 16 бат., 1 роты матросов, 3-й сводный бат. из 1 р. Черномор. лин. № 5 бат, 1 роты № 7 бат., 2 роты № 15 бат., 1 сот. Донского каз. № 29 п., Апоклийский горский полуэскадрон.
65 4 бат. Тенгинского п., 1 и 2 бат. и 2 роты 3 бат. Ставроп. п., 1 бат. и 1
роты 4 бат. Кубанск. егер. п., 1 р. лин. № 1 бат, 2 сот. Донского каз. № 15 п., 2 сот. Донского, каз № 31 п., 8 сот. Кавказ, бриг., 2 сот. Лабинской бриг, 8 сот. Кубанской бриг, и 2 сот. Ставропольской бриг., 2 op. легк. № 2 бат., 6 op. легк. № 3 бат., 4 op. Кавказской каз. № 13 бат., 2 op. Кавказской каз. № 14 бат., 120 чел. милиции.
66 Отношение Воен. мин. от 7 марта 1853 г. и ответ князя Воронцова от 20 марта, за № 11. Архив воен. уч. ком. Гл. шт., 1853 г., о воен. происш., д. № 3.
67 Донесение начальника Владикавказского окр. о воен. происш. В 1853 г. Архив воен. уч. ком. Гл. шт., 1853 г. д. № 13.
68 3 рота 2-го бат. Эриванского п., 2 рота 2-го бат. Тенгинского п., 3 рота 2-го бат. Кубанского егер. п. и 1 рота Кавказского лин. № 4 бат, 5 сот. каз. и 4 op.
69 13-я мушкет, рота Тенгинского и 5-я грен, рота Навагинского полков.
70 Архив воен. уч. ком. Гл. шт., д. № 9, 1853 г., по донес, нач. Чеченск. отр. о воен. происш. Рапорты военному министру 9 января, № 52, 21 февраля, № 420.
71 1 и 3 бат. Тенгинского п., 1 и 4 бат. Навагинского п., 2, 3 и 4 бат. егер. князя Воронцова п., 1 свод. лин. бат., ком. 3 резерв, саперн, и Кавказский стрелк, бат., 3 сот. лин. каз. в., 1 сот. Моздокского каз. п., 1 сот. Гребенского каз. п., 1 сот. Грозненского каз. п., 1 сот. Чегенск. мил., по 1 див. бат. № 3, 21 арт. бр. и № 5, 26 арт. бр.; 1 див. легк. № 5 бат., 20 артил, бр.; 2 взв. № 4 бат. 20 арт. бр.; 1 взв. дон. каз. № 7 бат., 6 op. к. каз. № 15 бат., 10 зар. ящ. подв. запасн. парка 19 ар. бр.
72 3-й и 4-й бат. Апшеронского п., 1 див. легк. № 6 бат. 20 арт. бр., 1 взв. единорогов горн. № 4 бат. 21 арт. бр., 1 и 2 сот. Дагестанского конно-иррег. полка. [218]
73 4-й бат. и 2 р. 3-го Дагестанского п., 2 и 4 бат. Самурского п., 2 рота Кавказского стр. бат., св. взв. штуц. Грузинской лин. бат. № 13, 14, 15 и 16, 3-й див. драг. Е. К. В. Н. П. В. п., 3 и 5 сот. Дагестанский конно-иррег. п., див. единор. и взв. мортир горн. № 2 бат. 20 арт. бриг., 3 бат. Эриванского п., 1 бат. Самурского п., ком. штуцерн. Грузинской лин. № 14 и 18 бат, 1 взв. горн. № 2 бат. 20 арт. бриг., 1 взв. горн. № 4 бат. 21 арт. бриг., 2 сот. д. к. № 14 п., 2 сот. Кюринской кон. милиции.
74 Рапорты 18 марта, №47, и 9 мая, №61. (По дон. нач. Черном, береговой линии о воен. происш.). Архив воен. уч. Гл. шт., 1853, д. № 5.
75 Архив воен. уч. ком. Гл. шт., д. № 5,1853 г., Рапорт от 3 августа, № 125. (По донес. нач. Черном, береговой линии о воен. происш. в 1853 г.)
76 2 сот. с Алазанской линии, 1 бат. и 2 горн. op. из Белоканская, 1 бат. и 2 горн. op. из Месельдегера, 1½ бат. и 2 горн. op. из Мухахского ущелья.
77 Рапорт 11 сентября, № 726. (по донес, нач. Лезгинской лин. о воен. происш. 1853 г. Гл. шт., д. № 7, 1853 г.
78 (По донес, ком. в. в Прикасп. обл. о воен. происш.) Рапорт военному министру 20 сентября, № 365, и 80 лет боевой и мирной жизни 20 арт. бриг., 1806—1886 гг. Исторический очерк войны и владычества русских на Кавказе, составил кап. Янжул, под редакц. г.-м. Чернявского. Тифлис, 1887 г. Гл. шт., д. № 10, 1853 г.
79 В состав отряда входили: 1-й и 3-й бат. гренад, фельдм. Паскевича, Эриванского п.; 1-й, 2-й и 4-й бат. Самурского п.; ком. Кавказ, саперн, бат.; 2-я рота Кавказ, стрелк, бат.; штуцерн. ком. 17-го и 18-го груз. лин. бат.; 3-й див. драг. е. к. в. н. пр. Виртембергского п.; 1, 2, 3 и 5 с. Дагестанского конно-иррег. п.; 5 и 6 сот. Донского каз. № 14 п.; 2 сот. Казыкумукской кон. мил.; 2 сот. Акутинской мил.; 1 сот. Кюринской мил., 1 сборн. сот. мил.; 4 един, и 2 морт. горн. № 2 бат. 20 арт. бриг, и 2 морт. горн. № 4 бат. 21 арт. бриг., 2 ракетн. ком. по 8 станков.
Для охраны Казыкумукского ханства оставлено было, под началом командира Дагестанского п. полковника Броневского, в сел. Кумухе 2 рота 3-го бат. этого полка, 2 един. горн. № 4 бат. и 2 сот. мил., у сел. Унджугатля — 4-й бат. Дагестанского и. и штуцерн. Грузинской лин. № 13, 14,15 и 16 бат., 2 един. горн. № 2 бат. и 1 сот. мил.; на Кутишинских высотах, для охраны Даргинского округа — 3-й и 4-й бат. Апшерон. П., 4 op. легк. № 6 бат. 20 арт. бриг.; 2 един. горн. № 4 бат. 21 арт. бриг.; 1 ракетн. команда; 2 сот. мил., под нач. командира 1-й бриг. 20 пех. див. генерал-майора Волкова.
80 4 бат. пех. фельдмаршала графа Паскевича-Эриванского п. с 1 стр. ротой; 1 див. драгун; 4 сот. дагест. конно-ир. п.; 2 сот. д. каз. № 14 п.; 2 сот. мил.; 4 единор. 2 морт. горн. № 4 бат.
81 3 бат. Самурск. п., 8 сот. кон. мил., 5 сот. пеш. мил., 4 единор. и 2 морт. № 2 бат.
82 «Тифлисские гренадеры на Азиатском театре войны», из рукописной истории полка, составленной в 1901 г. Из материалов, хранящихся в архиве 14 грен. груз, генерала Котляревского п., приказ № 276, 30 октября 1853 г. Энцикл. Леера «Месельдегер».
83 Курсив подлинника. [219]
84 Рукописный дневник Асланбегова. Музей Севастопольской обороны.
85 Письмо В. А. Корнилова к князю А. С. Меншикову от 31 марта 1853 г. Жандр. С. 37.
86 Всеподданнейший отчет генерал-адмирала за 1853 г. Архив Морск. мин. воен. пох. канц. 1853 г., д. № 155/84.
87 Там же.
88 Морской сборник. 1855. Кн. 2.
89 См. приложение № 43. «Инструкция крейсерам между Босфором и Севастополем».
90 Вторая практическая эскадра под начальством вице-адмирала Юрьева, а впоследствии контр-адмирала Новосильского из кораблей: «Три Святителя», «Париж», «Храбрый», «Чесма», «Уриил», «Ростислав»; фрегатов: «Сизополь», «Кагул» и корвета «Пилад». Всеподданнейший доклад великого князя Константина Николаевича за 1853 г.
91 Первая практическая эскадра к 18 мая 1853 г. состояла из кораблей: «Двенадцать Апостолов», «Гавриил», «Ягудиил», «Святослав», «Варна», «Селафаил»; фрегатов: «Коварна» и «Кулевчи» и бригов: «Язон», «Эней» и «Птоломей». Всеподданнейший доклад великого князя Константина Николаевича за 1853 г.; дневник Асланбегова; отн. нач. шт. Черном. фл. командиру Сев. порта 17 мая 1853 г.,№ 102. Черном, центр, воен. морск. архив в Николаеве, кн. оп. 23, оп. 185, д. № 1734, св. 61.
92 Фрегат «Мидия» (контр-адмирал Новосильский, а впоследствии Синицын), корвет «Орест», бриги: «Тезей», «Меркурий», «Эндимион», «Аргонавт» и тендер «Поспешный». Там же и Жандр. С. 41.
93 См. схему № 10.
94 Корнилов — Нахимову 17 мая 1853 г. Николаевский архив, д. № 1734, св. 61, оп. 185.
95 Программа крейсерства между Босфором и Севастополем 18 мая 1853 г. Николаевский морск. архив, оп. 185, д. № 1734, св. 61. Кн. оп. 23.
96 Архив воен. уч. ком. Гл. шт., отд. 2, д. № 4261.
97 Начальник штаба Черноморского флота — командиру Севастопольского порта 17 мая 1853 г., № 102, Николаевский архив.
98 Морской сборник. 1855. Кн. 2. Путилов. «Плавание брига «Язон» в 1853 году». Сборн. изв., кн.3.
99 Дневник А. Б Асланбегова, 1853 г.
100 Начальник штаба Черноморского флота — командиру Севастопольского порта от 16 июня 1853 г., № 136.
101 Начальник штаба Черноморского флота — командиру Севастопольского порта от 8 июня 1853 г., № 119. Дневник А. Б. Асланбегова.
102 Отряд этот состоял из: фрегата «Мессемврия», корвета «Калипсо», брига «Птоломей», шхун «Смелая» и «Дротик» и тендера «Скорый».
103 См. схему № 10.
104 Начальник штаба Черноморского флота об. инт. 7 сентября 1853 г., № 19820. Архив Черном, фл. в г. Николаеве.
105 Военный министр — князю Воронцову 4 сентября, № 3042 и № 3044. Граф Адлерберг — князю Меншикову 8 сентября 1853 г., № 258. Архив Кавказ, воен. окр., секр. д. 2 отд. Ген. шт., № 11, ч. V.
106 См. приложения № 44, 45 и 46. [220]
107 Отзыв князя Меншикова князю Воронцову 10 сентября 1853 г., №425. Архив шт. Кавказ, окр, 2-й отд. Ген. шт., 1853г.,секр. д. № 11,ч. V.
108 Жандр. С. 57.
109 Корабли: «Двенадцать Апостолов», «Великий Князь Константин», «Париж», «Три Святителя», «Императрица Мария», «Храбрый», «Чесма», «Святослав», «Ростислав», «Ягудиил», «Варна», «Гавриил»; фрегаты: «Сизополь» и «Кагул»; корветы: «Андромаха» и «Калипсо»; пароходы: «Владимир», «Одесса», «Эльбрус», «Бессарабия», «Грозный», «Молодец», «Аргонавт»; транспорты: «Березань», «Днепр», «Балаклава»,-«Днестр», «Дунай», «Рион», «Гагра», «Прут», «Килия», «Буг» и «Цемес». Архив Морск. мин. воен. пох. канц., 1853 г., д. № 155/84.
110 Рукописные записки контр-адмирала Афанасьева. Музей Севастопольской обороны.
111 Дневник А. Б. Асланбегова.
112 См. схему № 10.
113 Всеподданнейший отчет Великого князя Константина Николаевича за 1853 г. Архив Морск. мин. воен. пох. канц., 1853 г., д. № 155/84.
114 Князь Меншиков — князю Горчакову 5 сентября 1853 г. Архив воен. уч. ком. Гл. шт., отд. 2, д. № 4253.
115 Князь Меншиков —благодарственный рескрипт, Нахимов — орден Владимира 2-й ст., Корнилов — Св. Анны 1-й ст., Крабе — Владимира 3-й ст.
116 Письмо князя Воронцова князю Меншикову 2 октября. Архив канц. Воен. мин., 1853 г., д. № 72. Рапорт начальника 13 п. див. 25 сентября, № 6260, и отношение князя Воронцова военному министру 8 октября 1853 г., № 1309. Архив Кавказ, воен. окр., д. Ген. шт. 1853 г., № 6.
117 Рапорт генерала Обручева князю Бебутову 10 октября 1853 г., № 6510. Архив Кавказ, воен. окр., 1 отд. деж. 1853 г., д. № 5.

 


Назад

Вперед!
В начало раздела




© 2003-2024 Адъютант! При использовании представленных здесь материалов ссылка на источник обязательна.

Яндекс.Метрика Рейтинг@Mail.ru