Реликвии, соединенные с памятью о Суворове
После Каменки, сохранившей Новгородцам колыбель Суворова, — дом, в котором, по преданию, он родился и провел детские годы, первое место в ряду общественных памятников, неразрывно связанных [64] с именем великого полководца, занимает село Кончанское. Это настоящая русская Фиваида, не перестающая в течение целого столетия привлекать военных пилигримов, рассказы которых о виденном от времени до времени появляются в печати. Последним таким пилигримом в 1899 году был профессор Академии Генерального Штаба полковник Мышлаевский, рассказу которого о нынешнем состоянии Кончанского мы и намерены следовать.
В полуверсте от села Кончанского находится прославленная гора Дубиха с светелкою, в которой наш гениальный полководец обдумал и начертал на планах знаменитый в военных летописях Итальянский поход.
Эта гора с крутыми скатами и плоскою вершиною, поросшею лесом, открывает чудный вид на всю окружающую местность.
Почти в центре рощи находится светелка, в виде квадратного сруба, в два этажа, окруженного открытыми галереями.
От Дубихи к селу Кончанскому ведет березовая аллея. К югу от села, почти на равной с ним площади, расположена усадьба Суворова. При выходе из села взору пилигрима представляется на первом плане известный полудомик, выстроенный на месте, а отчасти и из материалов того дома, в котором жил Суворов. Шагах в 80-40 от полудомика в центре усадьбы высится барский дом, построенный уже после смерти великого полководца его внуком. За этим домом сад — один из немногих памятников, говорящих о полководце. Разведен он по личным указаниям Суворова еще в 1786 г. Деревья сходятся по радиусам к трем точкам средней аллеи. По главной аллее в глубине сада, шагах в 800 от господского дома, виднеется небольшая деревянная церковь с куполом над алтарем и стройною колокольнею. Церковь эта сооружена Суворовым по его плану, указаниям и под его же надзором. Оставаясь последние 40 лет без ремонта, и этот величайший памятник начинает грозить своим разрушением. Если полудомик не сохранил нам спартанской обстановки повседневной жизни великого Суворова, то святой храм, благодарение Творцу, являет нам полную в этом отношении сокровищницу воспоминаний о Суворове. Здесь все им полно. Цел аналогион, с которого он читал апостола, цел клирос, где он пел и славословил Господа. Уцелели Царские врата и местные иконы, пред которыми он творил молитву с земными поклонами. Из современной ему церковной утвари сохранились два серебряных кадила, два подсвечника [65] и паникадило. Сохранился в особой витрине и Аннинский шейный крест с бриллиантовыми украшениями, неразлучный с великим Суворовым и тогда, когда он щеголял в канифасном камзольчике, сделавшись заправским Новгородским помещиком, и все его ленты первых степеней, не исключая и св. Георгия первого класса. Сохранились также: генеральский плюмаж от треугольной шляпы, фрейлинский шифр его любимицы дочери — Суворочки, полевая зрительная труба с футляром, овальный серебряный образок Архистратига Михаила, дань почитания подвигов Суворова от Якутского мещанина Ефима Петрова, дошедший по адресу вероятно уже после кончины Суворова. Мраморная плита, бывшая надгробием Суворова до 1850 г. в Благовещенском соборе Александро-Невской лавры, с высеченным полным титулом генералиссимуса.
В 1873 году Рыбкин видел в той же витрине с орденскими лентами и часть фельдмаршальского жезла (предметный диоптр в оправе), но теперь ее уже нет и куда она исчезла неизвестно.
В Каменке, по словам Рыбкина, сохранилась кровать, два стула и стол из елового дерева, служившие Суворову.
В полудомике в Кончанском сохранились служивший Суворову диван из елового дерева, две боевых сабли, письменный стол, живописные портреты Суворова и его супруги Варвары Ивановны и деревянный бюст Императрицы Екатерины II.1
В церкви села Сонин, в 4 верстах от села Кончанского, хранится часть древнего иконостаса из Суворовской церкви в селе Кончанском и статуя Спасителя, по преданию, вывезенная Суворовым из Праги.
Другой достопамятный пилигрим профессор той же академии полковник Астафьев, в сопровождении 40 обучавшихся в академии офицеров, посетил Кончанское в 1856 году. После совершенной в Суворовской церкви панихиды за упокой приснопамятного победоносца Александра, корпорация офицеров-академиков отправилась в светелку на горе Дубихе, где по русскому обычаю помянула покойного полководца хлебом-солью, причем, придерживаясь на этой тризне Суворовского меню, первенствующею закускою была редька. [66]
Считаем не лишним привести ниже и речь, произнесенную экспромтом полковником Астафьевым за этою импровизированною тризною, под сению вековых елей Дубихи2.
«Цель собрания нашего состоит в том, чтобы почтить память великого человека и показать пред целым светом, сколько мы его ценим и уважаем. Вот клирос, на котором он пел, и место где читал апостола. Мы теперь дышим здесь тем же воздухом, которым некогда дышал Суворов. Из жизни этого лица мы научаемся многому. С его времени открывается блистательная эпоха славы русского оружия. Он жил для России и любил народ русский. Обладая всеми способами и средствами по своему званию, ими не пользовался, презирая всякую роскошь, и в то же время водил отцов наших от победы к победе, шествуя но следам Аннибала и Цезаря. При одном имени его зарождается в душе отвага, заставляющая смотреть равнодушно на жизнь и отдавать ее на жертву отечеству. Среди множества наших исторических знаменитостей он стоит на первом плане и все-таки остается загадкой для всех. Нужен великий историк для того, чтобы разгадать эту величайшую особенность. Из очерка жизни его мы, — истинные его ученики, должны почерпать назидательные уроки. На службе своей держался он всегда одного правила действовать и в мирное время так, как на войне. Постоянные экзерциции, марши и военные работы у него не прекращались никогда. Проходя в месяц с войском по тысяче верст, он не переставал обучать солдат стрельбе, совершению фальшивых атак, действию штыками и проч.... Обучая кавалерию атакам, делал так, чтобы они как можно ближе подходили у него к действительности. Обыкновенно батальон, построенный в каре (долженствовавший принять атаку), пред самым достижением его кавалериею, раздавался направо и налево, и ворвавшимся в каре лошадям тотчас навешивались торбы с овсом. Лошадей трудно заставить идти на человека. Но у Суворова они однако ж летели стремглав на солдат, несмотря на штыки их.
В 1794 году Екатерина II, отправляя Суворова с войском в Польшу против Костюшки, сказала: «Я послала две армии в Польшу — одну армию действительную, другую — Суворова».
Отсюда из Кончанска Суворов следил за всеми недостатками военного искусства в Европе и втайне создавал свой образ действия [67] — противоположный тогдашнему, непонятный и даже казавшийся странным. Он первый ввел у нас строй колонны для бод и создал свою лаконическую тактику, предпочитая атаку холодным оружием и наступление пред обороной. На ропот же войск, утомляемых трудными экзерцицилми, обыкновенно он отзывался так: дети, хотя и плачут от купанья в холодной воде, но зато после бывают здоровы. Всегда его стратегические расчеты клонились к средоточию сил, к быстрому удару массою в растянутые ряды неприятеля и к действию на него внезапностью. Этот образ действия достался потом на долю Наполеона.
С Суворовым русские войска были участниками битв против Фридриха Великого и в течение 40 лет переходили в леса и болота Польши и Литвы, на берега Дуная, в степи Заволжские, в Закубанские кочевья; находились при покорении потомков Чингиса в Тавриде, снова на берегах Дуная и Рымника, на скалах Финляндии, на развалинах Праги, на полях Италии и наконец на Альпах. Немного записала история на своих скрижалях таких событий, как поход в Швейцарию. И Аннибал переходил чрез Альпы, и Наполеон перебежал их. Но подвиги их здесь ничтожны. Они только провели войско снежными вершинами, не видя неприятеля. Но Суворов прокладывал себе дорогу на Альпах мечом, каждый шаг покупая кровью. В этом царстве ужаса, доносил он Государю, зияли окрест нас пропасти, как открытые могилы. Мрачные ночи, дожди и громы, водопады, летевшие с вершин льдины и камни — все было преодолено и в этих недоступных местах не устоял пред нами неприятель. Люди утопали в грязи, обрывались в бездны вместе с лошадьми, но среди всех ужасов этих десница Провидения нас хранила.
Так все падало пред Суворовым, и сам он всюду нес в битвы свою голову, как молодой отважный воин. Он 30 лет ставил жизнь свою на карту, и только чудо спасало его среди непрерывных опасностей.
Таков был Суворов, имя которого гремело в Европе. Летописец говорит: в толпе царедворцев, в совете царей, на развалинах Измаила и Браги, на берегах Треббии, льдах Сен- Готарда, в улусе Ногайском, на биваках, в сельском уединении, Суворов везде был самобытный, неизменный, странный, великий!» [68]
Участник этой достопамятной тризны, тогда молодой академик, впоследствии профессор, а ныне командующий войсками, герой последней турецкой войны М. И. Драгомиров, великий носитель Суворовской идеи обучения войск и Суворовской спайки армии от рядового до генерала, до настоящих дней трудится насаждением их по заветам Суворова.
Примечания
1. Письменный стол и бюст Императрицы Екатерины II подарены владельцем села Кончанского Новгородскому музею древностей, где и хранятся ныне в аванвале 3-го этажа музея.
2. Военный журнал 1856 г. № 4.
|