Осташкевич В.Ю.

Суворов

и его отношение к Фанагорийскому Гренадерскому полку

По изданию: А.В. Суворов и его отношение к Фанагорийскому Гренадерскому полку. Сообщение поручика Осташкевича 5-го Мая 1900 года.- Ярославль. 1900.

© OCR, web-публикация - военно-исторический проект Адъютант! http://adjudant.ru

Дата публикации в сети Интернет: 24.10.2014.

Титульный лист издания 1900 года.	А.В. Суворов. С портрета, хранящегося в Фанагорийском Гренадерском полку. Писан масляными красками с натуры в Италии в 1799 году.

[5] 13 Ноября 1730 года в небогатой, но родовитой, дворянской семье подпоручика л.-гв. Преображенского полка Василия Ивановича Суворова и его жены Авдотьи Федосеевны родился сын Александр, будущий генералиссимус. Ребенок родился тощим и хилым, не радовал родительское сердце здоровьем, был мал ростом и некрасив, поэтому отец предназначал его к гражданской службе. Но призвание ребенка было совсем другое. Ребенок отличался врожденными высокими способностями и необыкновенной любознательностью. Едва ознакомившись с несколькими языками (французским, немецким, отчасти итальянским) и принявшись за детское чтение, маленький Суворов стал останавливаться на книгах военно-исторического содержания, потом искать их и ими зачитываться. А такие книги и нашлись в библиотеке отца. Оказавшись по силам ребенку, они исполняли роль масла, подливаемого [6] в огонь. Занятия принимали усиленный ход и влияли на характер ребенка. Мальчик, от природы живой, веселый, подвижный, стал засиживаться за книгами, убегал от сверстников, пренебрегал детскими играми, старался не выходить к гостям или тайком уходил в свою светелку.
К этому присоединялись странности и неровности характера: бросив книги, маленький Суворов скакал верхом, возвращался домой усталый, промоченный дождем, пронизанный ветром. Даже в то патриархальное время все заметили как будто ненормальность ребенка и дали мальчику какую-то насмешливую кличку. Отец делал ему замечания, выговоры — ничто не помогало. Ребенок еще больше замыкался в своем любимом мире, распаляя свой ум мечтами и грезами, препятствия же только вырабатывали в нем волю.
Наконец и отец, человек вообще сильной воли, не стал упорствовать склонностям сына и, по совету генерала Ганнибала (арапа Петра Великого), записал 12-ти летнего сына в л-гв. Семеновский полк. Однако фактическое поступление на службу произошло через три года, в 1845 г.
Здесь опять сказалась исключительность натуры Суворова. Не пренебрегая никаким служебным делом, не пропуская ни одного строевого учения, Суворов ходил в караул, сам чистил свое ружье и тянул служебную лямку [7] наравне с простыми солдатами, упражняясь во многом, чего от солдата дворянина и не требовалось. Воинские уставы и постановления он изучил до тонкости, всякое поручение выполнял до мелочей, скоро сделавшись образцом для всех. Между тем, будучи слабой физической организации от природы, тяжелая солдатская служба давалась ему нелегко. И вот мы видим, что Суворов укрепляет свое слабое тело физическими упражнениями, обливаньями холодной водой, гигиенической пищей и питьем.
Это был целый прикладной курс гигиены, обдуманной и с большой настойчивостью до самой смерти выполняемой.
В этом отношении Суворов добился того, что будучи с виду тщедушным и хилым, лучше других здоровяков переносил усталость, голод, ненастье, болезни, а потом и раны. Девять долгих лет прослужил Суворов настоящим солдатом, без всяких льгот, как бы взятым из крепостных, и только на 25 году был произведен в офицеры. В эти годы его сверстники бывали уже штаб-офицерами, а некоторые и генералами. Так, Румянцев был 19 лет полковником, 22 — генералом, Салтыков генералом 25, Репнин — 28, Каменский — на 31 году.
И офицером, как и нижним чином, Суворов продолжал ревностно заниматься науками. Если солдатом Суворов в казармах не [8] жил, чтобы свободнее посещать лекции Кадетского Корпуса и обстоятельнее проходить домашние научные занятия, зато он решительно нигде не бывал, все свои скудные средства употребляя на приобретение книг. Таким образом, самоучкою он познакомился с Плутархом, Корнелием Непотом, с деяниями Александра Македонского, Цезаря, Аннибала и др. знаменитых полководцев древности, с походами Карла XII,. Монтекукули, Конде, Тюренна, принца Евгения Савойского, маршала Саксонского и других. Изучение истории и географии шло по Гюбнеру и Ролленю, а начала философии по Вольфу и Лейбницу. Только артиллерию и фортификацию он проходил под руководством отца.
С производством в офицеры его образование приняло лишь еще более общее развитие. Он изучал современную русскую литературу и знал ее в совершенстве, сошелся со многими литераторами лично (Дмитриев, Херасков, Державин), пробовал, наконец, сам писать.
Но вот открылась семилетняя война, которая застала Суворова уже премьер-майором. Его неудержимо потянуло на то поприще, к которому он так настойчиво готовился с детства. Однако, попав в 1757 году в действующую армию, он только через два года, благодаря протекции отца, добился, уже в чине подполковника, на 29 годзг жизни, боевого иазииачения Он участвовал в 1759 году в кровопролитном сражении [9] под Кунерсдорфом, в 1760 г. в захвате Берлина, а в 1761 г. в целом ряде партизанских действий, самостоятельно командуя отрядами. Выделившись перед всеми, как лихой кавалерист и партизан, Суворов, подполковник, стал известен не только своей, но и неприятельской армии, больше, чем другие генералы. Императрице Елизавете Петровне доносили, что Суворов "перед прочими себя гораздо отличил", а отцу писали, что его храбрый сын "у всех командиров особливую приобрел любовь и похвалу".
В 1762 г. (32 лет от роду) Суворов был произведен в полковники и назначен командиром полка. Командование полком Суздальским продолжалось 6 лет и стало знаменитым в русской армии под именем "Суздальского Учреждения". Оно не дошло до нас в подробностях, но легко восстановляется из последующей известной деятельности Суворова, как воспитателя войск. За время командования полком, Суворов выстроил полковую церковь и здания для школы, в которой открыл два отделения: для солдатских детей и для дворянских, школы эти разделил на классы и сам стал учить. Учил арифметике, для этого написал учебник, составил молитвенник и коротенький катехизис. Само военное воспитание полка было крайне своеобразно и имело характер преимущественно прикладной, боевой, т. е. солдат учили тому, что понадобится на войне, развивая в них присущую [10] вообще в русском солдате необыкновенную выносливость. Для выполнения этого Суворов не стеснялся ни временем, ни погодою. Учил своих суздальцев перепрыгивать через широкие рвы, плаванью, переправе в брод, ночным маневрам. Полк часто вызывался по тревоге во всякое время дня и ночи, зимою и летом. Производились форсированные марши и примерные штурмы, в роде известного штурма монастыря.
Поддержание дисциплины в полку Суворов ставил выше всего, как главный залог к победе, но прививал ее не страхом наказаний, которые были тогда крайне суровы, не палками, которые были тогда в ходу, а нравственным влиянием на солдат, разумным обучением их и беседами.
Когда, наконец, Суздальский полк двинули против польских конфедератов, в 1768 году, то афоризм Суворова "тяжело в ученье, легко в походе, легко в ученье, тяжело в походе" блистательно оправдался. Марш Суздальского полка был необыкновенно быстр. По осенним северным дорогам, в короткие дни и темные ночи, полк прошел 850 верст в 30 дней, причем только 6 человек захворало на походе. Действия Суворова в Польше и Литве были блистательны. Мы не будем останавливаться на подробностях, хорошо известных всем. [11] Ланцкорона, Становичи, Краков — вот имена его блистательных успехов.
На пути в Польшу Суворов был произведен в бригадиры, а в 1770 году, 40 лет от роду — в генерал-майоры. Едва окончилась первая польская война с конфедератами, как Суворов отпросился уже на Дунай в армию Румянцева, где и пожал победные лавры под Туртукаем (дважды), Гирсово и Козлуджи.
Известность, приобретенная за это время Суворовым, указала на него Императрице Екатерине II, как на человека способного изловить Пугачева, и вот мы видим его в Заволжье в погоне за самозванцем. "Неутомимость и труды Суворова, доносил о его деятельности Панин, выше сил человеческих. По степи с худейшею пищею рядовых солдат, в погоду ненастнейшую, без дров и без зимнего платья, с командами майорскими, а не генеральскими, гонялся Суворов до последней крайности. Хотя не самому Суворову выпало на долю поймать Пугачева, но его необыкновенно настойчивое преследование ускорило развязку.

Затем мы видим Александра Васильевича в Крыму и на Кубани. Деятельность его здесь обнимает не только военное дело, но и административную и политическую часть. И на этом пути Суворов поборол все трудности и оказался разумным администратором и дальновидным политиком. Ему удалось успокоить и замирить [12] Ногайских татар, ослабить Крымского хана переселением торгово-промышленного христианского населения, которое хан грабил, на пустынные северные берега Азовского моря и на Дон и тем создать там культуру. В присоединении к России в 1783 году Крыма Суворов играл выдающуюся роль, а Тамань (древняя Тмутаракань, древнегреческая Фанагория) и Прикубанский край присоединены исключительно искусством и энергией Суворова.
Когда в 1786 году Суворова произвели в генерал-аншефы, то в воздаяние и в память вот этих его заслуг, Императрица пожаловала его шефом Фанагорийского полка. Этим именем был назван, в 1785 году, 4-й Гренадерский полк (ныне 10 грен. Малороссийский).
В 1787 году открылась новая, вторая, война с Турцией, которая по справедливости называется многими суворовской. Кинбурн, Фокшаны, Рымник и Измаил — вот славные имена его чудных подвигов в эту войну!... Я не буду говорить о всем известных подробностях этих побед. С именем Рымника связано громкое пожалование графского достоинства с прозванием Рымникский. С именем Измаила связаны мы, Фанагорийские гренадеры, получившие первое боевое крещение, как боевая единица — как полк под руководством Суворова. Но для этого скажем подробнее о сформировании нового фанагорийского полка, нового потому, что, как [13] я уже сказал, в 1785 г. был этим именем назван 4-й Гренадерский полк.

Вторая турецкая война с 1787 г. затянулась и на 1790 год и кроме того Россия продолжала войну на севере, в Финляндии, со Швецией. Да вообще весь политический горизонт омрачился не в пользу России. Тайно поддерживаемая Англией и Пруссией, Т?рция напрягала все силы, чтобы продолжать борьбу с Россией. Сама Пруссия мобилизовала свои войска и готовясь к нападению на Россию, принудила Австрию, угрозою войны, выйти из союза с Россией. Англия угрожала посылкой своего флота в Балтийское море. Польша заволновалась и открыто готовилась примкнуть на сторону врагов России. Большую часть победоносной в войне с Турцией армии пришлось двинуть к пределам Польши на случай разрыва с ней и Пруссией. Против турок осталось два слабых корпуса генерал-аншефов Меллер-Закомельского на нижнем Дунае и гр. Суворова-Рымникского с штаб-квартирою в Молдаванском городке Бырладе. Администраторский и реформаторский гений фельдмаршала Потемкина изощрялся в изобретении средств к продолжению войны с Турцией.
Продолжая свои реформы и переформирования, перешедшей к нему в 1789 г, по повелению Императрицы, армии фельдмаршала Румянцева, Потемкин отдал 2 го апреля 1790 г. за №. 1151, такой приказ:

"Графу Суворову-Рымникскому. [14] Почитаю я за полезное для службы, чтобы Ваше сиятельство Фанагорийский Гренадерский, всемилостивейше вам вверенный, полк имели в присутственной вашей команде, и как сей полк еще не сформирован, то и полагаю я, состоящие у вас баталионы гренадерские соединя, наименовать Фанагорийским гренадерским полком Ваше сиятельство изволите, исполняя сие, представить ко мне списки и ведомости, как об излишних по полковому комплекту, так и о недостающих чинах¹ и пр."
Суворов в это время, по выражению биографа г. Петрушевского, "сидя у себя в Бырладе в течение нескольких месяцев подряд, скучал бездействием боевым, занимаясь прежде всего и больше всего обучением войск, объездами и осмотрами их, употребляя досуги на умственные занятия, занятия по изучению турецкого языка и корана".
Приказ о сформировании пришел таким образом кстати. Суворов получил дело по душе и занялся им с радостью, тем более, что формирование предстояло из лучших отборных людей, какими были тогда гренадеры в мушкетерских полках (по 2 роты на полк). А что в предназначенных 6 гренадерских батальонах для сформирования Фанагорийского полка не только люди, но ружья, амуниция и пр. были лучше [15] — доказательством служит следующая собственноручная пометка фельдмаршала Румянцева: "все сии полки (кавалерийские) и батальоны гренадерские имеют лучшими людьми, ружьями, мундирами, амуницией и обозы с упряжью соразмерно их теперешнему числу получить, а гренадерские батальоны и лекарями или подлекарями и надобнымии лекарствами снабжены бытъ“. Лично для Суворова это были к тому же его старые, боевые товаршци, "чудо-богатыри“ Фокшан и Рымника. Наконец, Суворов становился шефом вновь формируемого полка, согласно прежнего расписания шефов и подтверждения их словами приказа: "почитаю я (Потемкин) за полезное для службы, чтобы Наше сиятельство (Суворов) Фанагорийский гренадерский всемилостивейше Вам вверенный полк, имели в присутственной вашей команде".
К сожалению, не сохранилось рассказов, воспоминаний об этом времени офицеров полка, как равно нет документальных данных, объясняющих нам побуждения Потемкина назвать новый полк именем "Фанагории"² приятной Суворову по воспоминаниям его недавней плодотворной деятельности. Надо думать, дальновидный Потемкин, оценивший много раньше особу Суворова в 10000 человек, делая ему приятное и на этот раз рассчитывал, что таланты [16] Суворова удесятерят небольшие силы русских против турок. По крайней мере штурм Измаила доказывает нам это. К 26 апреля Суворов уже окончил формирование полка, о чем и донес Потемкину, которому предстояло старый Фанагорийский наименовать иначе; он назвал его Малороссийским гренадерским полком, но и Малороссийский гренадерский полк был — Потемкин посадил людей этого полка на коней и назвал конно-гренадерским Военного ордена полком (ныне 40 Драгунский Малороссийский полк). Даже в мелочах сказывалось расположение Суворова к полку. Так, Суворов просил о назначении в этот полк командиром Золотухина, самого любимого и лучшего офицера своего штаба, да и вообще человека выдающегося по уму и образованию.³ А когда затем боевой товарищ Суворова, австрийской службы барон Карачай, [17] попросил его выхлопотать своему сыну, крестнику Суворова, патент на офицерский чин, то выхлопотав у Императрицы патент, Суворов зачислил крестника Александра поручиком в свой Фанагорийский полк.
Но если при мирных обстоятельствах самого сформирования сложились прочно симпатии Суворова к Фанагорийскому полку, то первое боевое крещение полка под Измаилом, освятило, так сказать, эти чувства.
"Измаил вяжет руки для предприятий дальних", говорил Потемкин. Взятие поэтому грозной твердыни было необходимо, но взять Измаил было очень трудно.
Дважды отступали русские войска пред неприступными укреплениями Измаила. Наконец, Потемкин решил послать туда Суворова. "Из-под Галица Суворов взял с собою к Измаилу „свой любимый недавно сформированный Фанагорийский полк", (в числе 3393 человек), говорит проф. Орлов, 150 охотников Апшеронцев, немного казаков и арнаутов. С приездом его под Измаил все ожило, закипела кипучая деятельность, в полной уверенности, что крепость будет взята штурмом. А между тем силы турок превосходили 35000 человек, русских же, даже с вновь прибывшими, едва набиралось до 30000, да и то было на половину плохо вооруженных казаков". [18]
10 декабря весь день гремела канонада по крепости, а в глухую темную ночь на 11-е, русские пошли на штурм. Турки встретили их метким огнем, ятаганами и саблями, но русские шли неудержимо со всех сторон. Быстро переходили ров по фашинам, прыгали через палисады, лезли по лестницам на вал, грозно опрокидывая штыком врага. Только к 8 часам утра овладели они крепостной оградой. К часу дня, после кровопролитнейшего боя на улицах, площадях и в домах, когда женщины, старики и дети сражались, — занят был город, к 4 час. кончено все.
Фанагорийские гренадеры составляли первую штурмующую колонну, которая шла берегом на каменный редут Табия и приречные батареи, облегчая таким образом трудную атаку с реки. Действия гренадер были блестящи, что и выразилось в донесении Суворова: "Фанагорийские гренадеры и Апшеронские стрелки дрались как львы". На другой день, после благодарственного молебствия, по случаю победы, Суворов направился к главному караулу, к своим любимцам Фанагорийским гренадерам, благодарил этих храбрецов, недосчитывавших 494 человека из своих однополчан, хвалил их храбрость, мужество, бесстрашие; говорил, что доволен ими.⁴ [19]
Вместе с сим "отменно отличный по выражению Суворова Золотухин, командир Фанагорийского полка, ведший I колонну на штурм, был послан им с отбитыми знаменами к фельдмаршалу Потемкину, как имевший импульсию и сподручность с Дунайским героем де Рибасом". (Петрушевский, 2 изд. книги Суворов).
Падение Измаила произвело на Турцию и Европу впечатление прямо оцепеняющее. ... Казалось возможным сразу окончить кампанию, но ... но личное столкновение Суворова с Потемкиным переменило положение.
"Чем могу я наградить ваши заслуги, граф Александр Васильевич?“ спросил всесильный, надменный вельможа, встречая победоносного вождя.
"Ничем, князь, раздраженно ответил Суворов; я не купец и не торговаться сюда приехал". Кроме Бога и Государыни никто меня наградить не может".
Суворов остался ненагражденным за Измаил и некоторое время жил "не у дел".
"На подобный штурм можно решиться только раз в жизни, говорил Суворов. Однако, когда в 1794 году его опять призвали к делу в Польше и он в 40 дней блистательного похода довел компанию до стен укрепленной Праги, то венцом победоносных действий его был немедленный штурм. И в результате мятежная Варшава сдалась без выстрела на волю победителя. [20] Магистрат города, выражая желание жителей столицы, поднес гуманному победителю, великодушно отнесшемуся к городу, золотую табакерку с надписью по-польски: "Варшава своему избавителю". Фельдмаршальский жезл был достойною наградою победителю за подвиг "подобный Измаильскому", как говорила сама Императрица. Фанагорийские гренадеры, опять назначенные в первую колонну, при штурме первыми ворвались в Прагу и первыми же захватили путь отступления защитников ее, мост чрез Вислу. Но вот прошли дни Измаила и Праги, совместной боевой жизни, полной трудов и лишений походной жизни, настали тяжелые дни и Суворов был отставлен от службы. Покоряясь своей участи, Александр Васильевич явился пред Фанагорийским полком, снял свои кресты и звезды, положил их на барабан и сказал: "прощайте ребята, товарищи чудо-богатыри! Оставляю здесь все, что я заслужил с вами. Молитесь Богу! Не пропадет молитва за Богом и служба за Царем! Мы еще увидимся — мы еще будем драться вместе. Суворов явится среди вас!“ Солдаты плакали. Суворов подозвал одного из них к себе, обнял, зарыдал и побежал" (Полевой, история Суворова, стр. 210).
Некоторые отрицают самый факт этого прощания Суворова, объясняя его невозможностью явиться отставленному фельдмаршалу перед неподчиненными уже ему войсками. Но помимо того, [21] что невозможно было другим, то вполне являлось возможным Суворову, — факт прощания должен был быть потому, что Суворов был шефом этого полка и, конечно не одна формальная сторона дела привлекала его симпатии к полку: не таков был по натуре Суворов.
Но Суворов был не только отставлен от службы; нет, — его сослали в глушь Новгородской губ., в его имение Канчанское.
Здесь опальный фельдмаршал провел самое тяжелое время своей жизни в полном уединении, под надзором, как бы забытый.

Прошли и эти тяжелые годы, наступил 1799 год. Суворова снова вернули к делу, для войны с революционной Францией. По дороге в Вену, проезжая Вильно, Суворов встретил там своих Фанагорийцев, хотя и называвшихся в это время Гренадерским Жеребцова полком. Встреченный командиром, офицерами и нижними чинами, Суворов спросил: "А есть ли тут мои старые Фанагорийцы?" и когда выступили вперед рослые, седые, усачи-гренадеры, питомцы незабвенного, то произошла одна из самых трогательных и задушевных сцен. Суворов называл их по имени и прозванию, целовал и приветствовал ласковыми словами, называл витязями, "чудо-богатырями", своими милыми⁵. Воспламененные гренадеры просили с мольбою [22] взять полк в Италию. "Не желая огорчать своих боевых товарищей, говорит его биограф, Суворов обещал просить Государя об этом. Но просьба была невозможная: расписание войск уже было составлено давно и при известных взглядах Государя в это дело не следовало вмешиваться".
Таким образом не сбылось горячее желание Фанагорийцев: они не были в Италии. "Немного спустя, продолжает Петрушевский, Суворов вспомнил в Италии про своих любимых Фанагорийцев и пожалел, что их с ним нет, а еще вдвое жалели об этом гренадеры"... (Петрушевский, Суворов, 2 изд., стр. 516)
Как только Суворов явился в Италию, он нанес решительные поражения лучшим французским генералам (Моро, Макдональду, Жуберу), их испытанным, дотоле непобедимым французским войскам (при Адде, Треббии и Нови). Я не имею времени подробно говорить какими путями достиг он в короткий срок таких блестящих результатов! Едва выступив на театр европейской войны, Суворов достиг необычной популярности и славы. Вся Европа была полна рассказами об его победах, о военных чудесах, им совершенных! Суворов сделался самым известным человеком в Европе, его [23] имя повторялось повсеместно или с восторгом или с ненавистью и ужасом среди врагов.
Но вот настал эпический Швейцарский поход его по горным кручам и тропинкам, часто по местам, где не ступала нога человеческая, и в результате вышел победителем и над природой и над людьми. Ни коварство и вероломство союзников австрийцев, ни стойкость и бешеная отвага французских войск не сломили энергии 70-ти летнего вождя и его все выносящих чудо-богатырей.
Блестящая победа на высях С.-Готарда и поразительный переход чрез Чертов мост, невообразимо трудный путь через дикий хребет Рошток, при ветре, дожде и тумане, и каменный мешок в Мутенской долине, — вот этапы этого всемирно известного героического похода. Когда раздраженный коварством союзников, император Павел приказал Суворову идти к границам России..., то обратный путь явился для него рядом из нескончаемых оваций, самых восторженных и задушевных встреч.
Он отовсюду получал выражение удивления, благодарности, преданности. Коронованные особы, наперерыв друг перед другом, оказывали ему внимание, осыпали его наградами и в то же время восторг перед Суворовым распространялся в широких народных кругах.
Титул князя Италийского, звание генералиссимуса, отдание царских почестей войсками и [24] другие награды были даром за эти чудные подвиги, о которых его знаменитый противник, французский генерал Массена, сказал "Я бы отдал все свои походы за поход Суворова по Швейцарии“.
В Петербурге Суворову готовилась почти царская встреча, но непобедимый воин был сражен в дороге тяжким недугом, а когда по приезде в Петербург увидел, что вновь лишен царских милостей, то нравственные страдания надломили большое тело, болезнь приняла смертельный исход. Жизнь медленно потухала.... слабела память, учащался бред. Суворов исполнил последний долг христианина: исповедался и причастился.... Наконец, наступила агония и 6 мая 1800 года во втором часу дня великого полководца не стало.... Тело набальзамировали и положили в гроб.
На 12 мая было назначено погребение.
Скорбь была общая, всенародная. Несмотря на опалу, громадные толпы народа, вместе с сотнями экипажей, запрудили соседние улицы. Было масса духовенства и среди него Ярославский архиерей Павел, а среди певчих — хор Ярославского подворья, четыре хора певчих, войска по уставу, как для фельдмаршала. Балконы, окна, крыши Невского и Садовой были переполнены зрителями. На углу Невского и Садовой стоял Император Павел. При приближении гроба, [25] он снял шляпу и поклонился, из глаз капали слезы.
Процессия вошла в ограду Александро-Невской Лавры, гроб внесли в верхнюю монастырскую церковь; началась божественная служба. Надгробного слова сказано не было; вместо него, придворные певчие пропели концерт Бартнянского: "Живый в помощи Вышнего, в Крове Бога небесного водворится". Все присутствовавшие плакали, задерживаясь лишь от громких рыданий"...
Когда отпевание кончилось, — приступили к последнему целованию и понесли гроб к могиле, в нижнюю Благовещенскую церковь, возле левого клироса. Раздались залпы пушек и ружей при опускании гроба в землю и прах великого русского воина скрылся от глаз живущих навеки. На могильной плите изображено, по завещанию покойного: "Здесь лежит Суворов".

Роста Суворов был ниже среднего; под старость немного сутоловат, а по сложению сильно худощав. Укрепив свое здоровье постоянным упражнением и правильным и умеренным образом жизни, Суворов до самой глубокой старости мог делить с солдатами все лишения и трудности боевой жизни, не окружая себя никакими удобствами. До последнего года своей жизни Суворов сохранил чрезвычайную подвижность. Он охотно танцевал, называя это "попрыгать", без посторонней помощи быстро садился на коня. Отличался [26] чрезвычайной дальнозоркостью. С 1786 г. Суворов прихрамывал от иглы, попавшей ему в подошву которую доктора не могли извлечь. Отличаясь личной храбростью и неустрашимостью, он весь был изранен и контужен в сражениях, но из ран признавал лишь две, говоря: "у меня семь ран, две из них получил на войне и пять, самых мучительных, при дворе".
Суворов, согласно установившемуся в его время обычаю, брил бороду и усы, что, конечно, не могло служить к украшению его физиономии. Где те 70-ти летние старики, которые казались бы красивыми с бритыми совершенно лицами? Не правы те, которые говорят, что лицо Суворова было уродливо. Оно не было красивым, но, при крайней выразительности, особенном блеске чрезвычайно умных глаз, оно было особенно интересно. Слегка продолговатое, овальное лицо Суворова имело румянец на впалых щеках и тонкий пропорциональный нос; голубые, несколько углубленные в орбитах глаза, при несколько спущенных ресницах и вздернутых бровях, были особенно подвижны и изменчивы. Все лицо было в морщинах. Лоб был высокий, открытый, волоса жидкие, седые.
На портрете, писанном масляными красками с натуры в Италии в 1799 г. и принадлежащем Фанагорийскому полку, все эти отличительные признаки есть, но некоторое удлинение нижней части лица, как бы изменяет всю физиономию. [27] Портрет этот "особенно драгоценен полку потому, что дочь генералиссимуса, княгиня Наталья Александровна Зубова, желавшая приобрести его из картинной галереи князей Голицыных, одновременно с командиром Суворовского полка, уступила его "для полка любимого ее отцом", и значит высоко ценила портрет. Действительно у потомков ее сохранилось изображение Суворова, имеющее такое же отличительное свойство удлиненный подбородок. Еще есть подобное изображение в Веймаре в великогерцогской библиотеке, как говорит г. Козлов (Изображения Сворова).
С 1774 года Суворов был женат на княжне Прозоровской и имел двоих детей: дочь Наталью, впоследствии гр. Зубову, и сына Аркадия. В супружестве Суворов был несчастлив и лет через 10 совершенно разошелся с женой; детей, в особенности Наташу, очень любил и, можно сказать, прославил своими письмами.

Вот некоторые особенности повседневной жизни Суворова. Вставал он рано и тотчас же бегал по комнатам или по саду в одном белье и сапогах, заучивая по тетради финские, турецкие и татарские слова и фразы. Надо заметить, что Суворов очень любил изучать языки и знал, кроме природного русского, польский, немецкий, французский, итальянский, турецкий, финский и татарский. Побегав так, Суворов умывался, обливался холодной водой и пил [28] чай, который любил, продолжая твердить урок. Потом следовало духовное пение по нотам, а потом развод Придя домой с развода, Суворов принимался за дела и за чтение газет и журналов, каковых выписывал очень много. Обедал рано, выпивая рюмку тминной водки и закусывая редькой. Спал на сене с двумя пуховыми подушками под головой, прикрываясь простыней, а когда холодно, то синим плащом; не носил ни фуфаек, ни перчаток; в своих комнатах любил жар почти банный; в баню ходил нечасто, но парился в страшном жару. При туалете употреблял духи и помаду. Был в высшей степени, до брезгливости, чистоплотен. Имел 3 человек прислуги и фельдшера, но зачастую обходился и меньшим штатом. Любил животных и ласкал их, но дома не держал. Характер имел вспыльчивый, неровный, но был добр и обходителен.
Суворов был человек такого оригинального склада и приобрел такую славу непобедимости, что еще при своей жизни сделался легендарным героем. И после его кончины продолжали складываться песни и сказания самого баснословного характера. Легендарные рассказы о нем ходили не только среди русского народа, они рождались в Турции, Польше, Италии и Швейцарии на местах его дивных подвигов. Суеверные горцы Швецарии долго рассказывали, что не раз [29] видели Суворова на вершинах С -Готарда, верхом на серой лошади...

Строгая история сохранила нам почти все черты этого непобедимого полководца, но вместе с тем показала, что и независимо от полей битв Суворов является одною из самых замечательных личностей своего века, что это был человек очень образованный и гуманно настроенный, политический деятель с широкими взглядами, твердого характера, высокого нравственного склада. Суворов не только опередил по своим взглядам военных теоретиков, но также и общий умственный и нравственный уровень того времени. И если легендарный Суворов обратился для нас в человека, то личность его от этого не только не проиграла, но выиграла.
Являясь полным и цельным типом военного человека вообще, Суворов любил военное дело до последних его мелочей будничной жизни.
По его мнению, военный человек должен быть всегда молод, здоров, неутомим; поэтому Суворов не ходил, а бегал; не ездил, а скакал; не обходил на пути стул, а перепрыгивал через него.
По этой же причине он не любил зеркал, как показателя старости! Труды, лишения и всякие неудобства военного времени не представляли для него ничего нового или непривычного [30] и он сразу делался в походе первым солдатом армии.
Он был благочестив и строго исполнил церковный устав. Отличался горячим патриотизмом и высоко ставил русское имя; солдата любил и сердцем и головой; был строг во взысканиях, но в оценке вины снисходителен; терпеть не мог педантства и мелочной требовательности. Все это, вместе взятое, очень сближало Суворова с солдатом и возвышало в глазах последнего.
Трудно указать такое военное качество, которого бы в Суворове не было. И в этом отношении он превосходит всех великих полководцев древнего и нового мира. Энергия ею была изумительна, препятствия не уменьшали, – увеличивали его упорство и настойчивость; мужество, смелость и личная храбрость Суворова — были велики.
Как тактик и воспитатель войск Суворов стоит недосягаемо высоко. Воспитывая и обучая войска, Суворов развивал в них чувство решимости не ожидать опасности, а идти ей навстречу, не отражать удары, а наносить их. Идти же навстречу опасности — значит действовать наступательно, атаковать, что и составляет основной дух его обучения войск. Главными правилами тактики боя у него были: глазомер, быстрота и натиск. Глазомер или военная сметка выработались у него до совершенства; по немногим данным он знал иногда неприятельскую [31] позицию лучше, чем сам неприятель. Быстрота его движений и действий удивляли своих и озадачивали чужих, при этом натиск, наступление и атака холодным оружием довершали победу.
Добавим, что Суворов пользовался необыкновенным влиянием на войска и в этом превосходил всех полководцев. Суворов стратег ждет еще своих ценителей и судей и высокий пьедестал ему в этом отношении еще не готов. Как воспитатель войск Суворов жив до сих пор для русской армии и для вождей.⁶

Я ничего не сказал о Суворове, как о чудаке, оригинале, образ которого в главных чертах, известен всякому. Прирожденная оригинальность, блажь, как называли это современники, вредили Суворову при жизни, вредили и после смерти.
Ни о ком не сохранилось столько анекдотов, искажавших его поведение, затмевавших истинное значение его личности и его дел. Только кропотливой работе историка, отбросившего этот сор, мы обязаны идеально чистой, великой личностью гениального полководца, великого русского человека.
Минуло сто лет со дня кончины его и мы [32] здесь, вся Россия, чествует память славного сына родной земли!
"Чудо богатырь", отец солдатский, непобедимый победитель — он был велик всегда, во всем и всюду: в советах царей, на развалинах Измаила, в Праге, в снегах Альпийских гор, на биваке солдатском, на клиросе и колокольне деревенской церкви, — везде самобытный, своеобразный и странный всегда русский, народный и великий человек, он был удивлением, славою, гордостью и любовью всего народа"⁷. И имя Суворова сияет озаренное какою-то особою славой, его бессмертный дух и доныне носится над русскою армией, шумит в ее знаменах, горит на острие ее штыков дыханием своей славы обвевает ее боевые ряды!...
Дыхание этой славы и дивное, чудное имя бессмертного шефа да озаряет на веки и нас, — его Фанагорийских гренадер.

Примечания