|
VIII
[63]
Еще за 1½ месяца до своего въезда в Вену, Суворов писал Д. И. Хвостову из Кончанского1: «здоровье мое слабо».
Нравственные испытания подрывали силу его духа и стойкость к перенесению физических недугов и старых ран2.
Расслабленный, удрученный болезнью, почти умиравший старец – неожиданно призванный к деятельности, оживает и лишний раз сильный дух его одерживает верх над ослабевшим телом.
Во время путешествия из Петербурга в Италию, через Вену, Александра Васильевича сопровождал князь Андрей Горчаков, письма которого к Д. И. Хвостову сохранились в 11-й книге Суворовского Рукописного сборника (всего семь писем л.л. 93–96). 9 (20) марта Суворов прибыл в Брещу Новую3, а 14 марта вечером4 в Вену, в которой пробыл десять дней.
Уже с 1796 года легко заметить, с каким напряженным вниманием следил Александр Васильевич за итальянскими делами Австрийцев, за движениями Вурмзера, Альвинцы и других австрийских [64] генералов, за операциями Бонапарта, и стратегическая обстановка на Европейском театре вообще, и в Италии в частности, как это видно из его заметок и писем, была для него совершенно ясна5. Таким образом, Суворов знал цену Австрийским планам, понимал трудность зависимости от Венского Кригсрата, хотел самостоятельности и чуждался загадывать про далекое, верный завету, высказанному Петром Великим: «нам, яко человекам, надлежит ближнее смотреть».
Д. А. Милютин и А. Петрушевский передают впечатление, произведенное Александром Васильевичем в Вене6.
Он чувствовал, что «особливость политической связи»7 в Вене послужить для него источником горьких разочарований и поэтому сразу решил завоевать свою самостоятельность.
Гофкригсрат, в лице своего руководителя Барона Тугута, сам австрийский Император Франц, даже наш посол Разумовский старались заставить Суворова так или иначе высказать свои планы и предположения. Но Александр Васильевич остался тверд и дал понять, что он только на месте решит, как вести дело.
Свое мнение о Тугуте и ему сопричастных деятелях Суворов высказывал позже не раз: «...токмо никогда ничему путному не бывать доколе аза в глаза военнаго дела несмыслящий Тугут будет деспот над операциями; его неведать! Он свои декреты подносить Императору и слепо подпись...»8.
24 марта Суворов покинул Вену и в сопровождении князя Андрея Горчакова через Брук и Виллах направился к Вероне.
4/15 апреля 1799 г. князь Горчаков писал из Вероны Д. И. Хвостову9: «мы, слава Богу, благополучно приехали в Верону; все встречи, которые были по дороге и в Вене ничего против того, что здесь было. За милю немецкую почти вышла часть здешнего народа, вынес(ла) знамя и с великими восклицаниями «виват» поставил(и) знамя сие на графскую карету, и таким образом въехали мы в город, где час от часу прибавлялась толпа, умножалась и, наконец, доходила тысяч(ь) до тридцати, все кричавшие: виват Суворов, а потом: виват Франц и Суворов! Главная квартира не здесь; на четыре мили отсюда, и мы завтра отправляемся». В письме имеется французская приписка, имеющая значение для исследования Суворовской иконографии: «дорогая сестрица, посылаю вам свой портрет, сделанный первым художником Вены10 в благодарность за то, что я доставил ему разрешение написать портрета фельдмаршала». [65]
В № 40 С. П. Ведомостей от 17 апреля11 1799 года в корреспонденции из Вероны было напечатано: «Суворов, приняв главную команду, сделал смотр Императорской армии; здесь, в Вероне, спал он только на сене и каждый день купался; теперь отбыл он в Императорскую главную квартиру в Валеджио. Российские казаки стоят уже на форпостах, Мантуя обступлена уже со всех сторон. Нет там соли и дров, но провианта довольно для гарнизона»...
4 апреля Суворов выехал из Вероны в Валеджио, куда прибыль на другой день.
8 апреля соединенная армия в трех колоннах двинулась к реке Киезе и после дневки 10-го числа продолжала путь к реке Мелле и Олио.
Сдача Брешии (с гарнизоном в 1264 человека при 46 орудиях) была первой боевой удачей.
В Петербурге служили молебен «победоносцу Суворову-Рымникскому», а нравственное впечатление первого, хотя и незначительного успеха, и в Вене, и на театре войны среди населения было очень велико.
14 апреля армия подошла к Адде и, разбив здесь 16 числа генерала Моро, Суворов 17-го, или 18-го, вошел в Милан, где провел четыре дня12.
В Вене Суворову настоятельно предлагали выполнить сложный план кампании до реки Адды.
Суворов решил начать свою кампанию от этой реки и писал Разумовскому о сражении при Кассано, называя Адду Рубиконом13 на дороге в Париж: «тако и другия реки в свете все переходимы».
Войска вышли из Милана 20 апреля, на Мецано Корти к Турину.
26 апреля вечером в Вогере к армии прибыл Наследник Консантин Павлович под именем графа Романова и остался при армии, чтобы начать свое боевое поприще под руководством Суворова.
После занятия Турина и покорения Пьемонта Александр Васильевич в первой половине июня, действуя по внутренним операционным линиям против Моро и Макдональда, нанес последнему тяжелое поражение в трехдневном бою на Тидоне и Требии, а 4 августа 1799 г. бьет Жубера при Нови14. [66]
На другой день, 5 августа, Суворов доносил Государю15: «Жуберт, новокомандующий французскою армиею, состоявшею свыше 30 тыс., выступя из гор распростерся частьми по хребту на Нови к Саравалле, оставя в тыле, 4-го августа соединенная армия его атаковала и по кровопролитном бое одержала победу.
Наш урон больше с российской стороны; убитых до 300 и близ 1000 раненых. Неприятель потерял на месте и в погоне убитыми до 5000: в полон взято до 4000 при генералах дивизионных Груши, Периньян, Колли и бригадном Гардоне, из коих два первые ранены. 30 пушек, едва не вся их артиллерия в наших руках. Жубер убит. Е. И. В. благоверный Государь и Великий Князь Константин Павлович во всю баталию мужественно присутствовать изволил и обретается в вожделенном здравии».
28 июля (8 августа) 1799 г. князь А. Горчаков писал из Нови к Д. И. Хвостову16: «Сардинский король признательнее, щедре(е) и чувствительнее Римского Императора; он прислал графу диплом, жалуя его: 1) в князи и в свои кузены, графа наследника, его и так снисходя до бесконечности первого в роде. 2) своим великим фельдмаршалом и 3) своим гранд де курон, что означает первого человека в государстве, и еще пришлет свой первый орден св. Благовещения, которого только шесть кавалеров в свете......17 нонче 28 июля (8 августа), у нас еще победа; вчера взята горная крепость Серавалия, которая ключ входу в Гену(есс)кие горы; крепость не большая, но весьма крепкая но своим укреплениям, а особливо по своему местоположению, ибо состроена на превысокой каменной горе и вход он(у)ю самотруднейший. Князь Багратион командовал осадою, а полковник Гартинг был директором осады. Гарнизон, состоящий из 150 человек, сдался на дискрецию, и граф офицеров отпустил домой (даже) и без размена... нетерпеливо ожидаю я курьера в ответ на Требиевские баталии и на другие; а граф Растопчин писал уже графу поздравительное письмо на оные по известиям, которы(е) Государь из Вены получил и как кстати накануне Петрова дня... мы уже в Генуэсских владениях, ибо Нови, где мы теперь, принадлежит Генуе». К письму этому от 31 июля (11 августа) Андреем Ивановичем Горчаковым [67] сделана приписка: «По соизволению Государя Императора, граф берет из корпуса Г. Л. Римского-Корсакова 10.000 человек, и оные под командою Генерал-лейтенанта Князя Горчакова I, которые, думаю, через месяц сюда прибудут; наконец Бог нас соединяет, а нам в войсках нуда большая была и есть до прихода брата; граф очень доволен известием, что привез сей фельдъегерь о присылке ему портрета и что Государь победой так утешен»....
Свой взгляд на общее положение дел и свою стратегическую мысль на весь ход кампании 1799 года на всем Европейском театре Суворов выразил в небольшой записке на трех листах, озаглавленной: «С Минто последнее мнение». Записка эта очень любопытна и приводится ниже в целом ее виде:
С Минто последнее мнение18.
Итальянская армия во Франции, верхняя Рейнская, где 100,000 у меня и Австрийцы, хоть назвать вспомогательными, на нижнем Рейне 100,000 у Эрц Герцога.
Эта операция не хороша и натянута. А лучше операция первейшая; русским всем в Италии к Меласу и чем она сильнее, тем вернее.
Усилить Принца Карла никто иной сколько можно на Рейне також вызываются во Францию.
О 3-й на пижнем Рейне армии негодится и говорить это в право отрядные корпусы.
Десантов отнюдь нет, Иорк пьян, Собирается в 3-м часу, а выйдешь в 9-м, холоднаго ружья не смыслит; французы без него по их формированию строго всегда побеждать будут.
В Российских войсках Корсаковых генералов много.
Есть один десант: против Лаванде (La Vandée) – ежели она вооружена будет...19. Когда которая из двух армиев италианская, или рейнская на пути будет к Парижу, тогда и дессанту с Лавандейцами туда ж. Но чтоб это было весьма верно и тут надобно очень хорошему генералу быть и отнюдь не такому, как Иорк и прежние рейнские; тут Француз(ы) вдруг заговор сделают и вдруг разобьют. Довольно, что Лавандейцы их будут занимать, a Российские все лучше в Италию.
Поди к Парижу, все из Нидерландов туда выбежат.
Токмо никогда ни чему путному не бывать доколе аза в глаза военнаго дела несмыслящий Тугут будет деспот над операциями; его не ведать; он свои секреты подносить Императору и слепо подпись: А что полегче – это через гоф кригсрат понято утверждено Императором упоминовением в его рескрипте. [68]
Мне то часто бывало, берут от меня войска в иную сторону, когда я их уже определил в другую, и тем разстроен был план.
Существа кабинетнао права никогда в точности исполнены быть не могут, обстоятельства ими прежде вертят как буря.
Ежели тождественно утверждено будет даже стратегом, что на две Nü (неразборчиво) кабинет никто частиой и военныя операции ничуть вмешиваться не будет, можно начинать с разсмотрением; но ежели Тугут будет Марсом, то избавь Господи. . . . ничуть не вступать. . . 20 будет постыдность, вред и безчестие. Но сему подлежит быть верному трактату.
Но что я говорю? Это лишь подтверждение прежняго... 100,000 рейнских: неотказался ли сам Минто после молчания из Вены.
Дессанты за противными ветрами, Иорку скоро бы было нечего есть, а всего страннее был крайний недостаток в военной амуниции то и заставило его безстыдно капитулировать; англичане чем неудачнее, тем угоднее; Тугут чтоб ими занять неприятеля и отделить у него силы, могущия себя умножить в друг(их) действующих местах.
Так я не вижу никакой цели и причины, чтоб россияне покуда в содействии войти должны были, вышли бы. В них одна игра и обман.
Сие только для внушения графу Федору Васильевичу и по его усмотрению хотя и колы(магу). Это изображено в слабом моем духе». Великий Суворовский подвиг завершился Швейцарским походом. Сентябрьских писем в Сборнике не сохранилось. Все последние письма Суворова за 1800 год, когда болезнь заметно подкосила его силы, свидетельствуют, что по временам сильный дух его верил в вероятность исцеления и в возможность жизни: 10-го января 1800 г. из Праги он писал21: ... «не все чудо для отхода души к престолу всемогущаго»... Из Кракова в феврале 1800 г.22: «Мне недолго жить, кашель меня крушит, присмотр за мной двуличный... основании собственнаго моего положения на остаток дней моих. Но как раб умираю за отечество, я как космополит за свет». 11-го февраля 1800 г. из Кобрина23: «я на чистом голоду, даже малейшая крупица хлеба мне противнее ревеню. 2-е почти годовой кашель мне здесь умножился, непрестанныя томныя кишки подвело; все тело мое в огневице, всякий час слабее, и ежели дня через два тоже будет, я ожидать буду посещения парков ближе, нежели явиться всемилосерднейшему Монарху». Через три дня, 14 февраля 1800 г., из Кобрина графу Федору Васильевичу Растопчину24: ... «начну с кашля, в конец умножившагося по нерадению [69] моих огомонников. Впрочем естественно столько еще крепок, что когда хотя час, другой ветру нет, то и его нет. Месяц я ел очень мало, был на ногах; видя огневицу крепко наступившую не ел почти ничего 6 дней и в постели. Чувствую, что я ее чуть сам не осилил, но что... не предвижу скораго конца... скучил я вам, вот мой карнавал», а в другом месте Хвостову пишет из Кобрина25: «лишь бы мне вас живому увидеть»... В половине марта, когда болезнь сдала, Суворов ожил, он пишет Дмитрию Ивановичу о сыне Аркадии: ... «паче как молодаго юношу, берегите его любомудрие и благонравие»...26 и далее:
«...Мне подло, совестно, грех, что ни есть испрашивать у щедраго Монарха.
...Ежели буду жив в Высочайшее шествие из Спб. в Павловское 23-го мая, прямо-ли мне тогда в деревню ехать, или чрез нисколько дней из Павловскаго уволиться... А повернуть себя к Высочайшим стопам на Петров день, то ж с оборотом в деревню чрез несколько дней и так далее.
Я буду жить в деревне и где бы то ни было надлежит мне Высочайшая милость, чтоб для соблюдения моей жизни и крепости присвоен мне был навсегда штаб лекарь хороший, с его помощником, к ним фельдшер и аптечка и ныне бы я не умирал, еслиб прежде и всегда знал кто при мне находился, но все были при их должностях.
Я бы законно желал быть иногда в публике в иностранном мундире; великому Императору это слава, что его подданный их достойно заслужил»...
Внизу письма помета: «Кончено сие марта 15».
Примечания
1. Рукописн. Суворовск. Сборн., кн. 11, л. 75. (25 января 1799 г.).
2. Под Глогау (октября 1761 г.) Суворов ранен от рикошета, в апреля 1770 г. получил от понтона удар в грудь при переправе через Вислу; под Ланскроною (1771 г.) шляпа и мундир Суворова прострелены пулями; под Туртукаем (10 мая 1713 г.) он был контужен в ногу; под Комбурном (1787 г.) ранен картечью в бок; под Очаковым (28 августа 1788 г.) ранен пулей, которая попала на два пальца от горла и остановилась в затылке; во время лечения одна бомба от порохового магазина разбила его в лицо, грудь и колено; по Бантыш-Каменскому (Биографии) ч. 2, стр. 89.
3. Рукопис. Сувор. Сборн., кн. 11, л. 96.
4. По Бантыщ-Каменскому (Биографии, ч. II, стр. 146), Суворов прибыл в Вену 15 марта поздно вечером. Милютин (ч. I, стр. 138) пишет: «ввечеру, марта 14, Суворов приехал в Вену».
5. Рукоп. Сувор. Сборн., кн. 10, л. 146.
6. Рукоп. Сувор. Сборн., кн. 12, у Петрушевского – ч. I, стр. 240.
7. Академич. Рукописн. Сборн., лист 38.
8. Рукописн. Суворовский Сборн., кн. 6, л.л. 80, 81 и 82.
9. Рукописн. Суворовский Сборн., кн. 11, л. 104.
10. Вероятно – Крейцингер.
11. Стр. 934, т. I за 1799. Русское отделение Имп. Публ. Библ.
12. Светлое Христово Воскресенье пришлось в 1799 году на 17 апреля. № 30 Петербургских Ведомостей вышел в страстную пятницу 15 апреля, а следующий 31-й – 19 апреля. См. месяцеслов на лето от Р. Х. 1799 (1-е отд. И. Ак. Наук, шк. № 39), стр. 51: «Пасха Христова апреля 17-го», то же стр. 15.
13. Петрушевский, III, стр. 57.
14. Сув. Рук. Сборн., кн. 11, л. 128. Д. И. Хвостов писал Суворову 8 июля 1799 г.: «Мы в Петров день у Августейшего Имянинника праздновали разбитие Макдональда по известиям из Вены. 4 июля праздновали по вашему донесению от27-го из Турина о взятии Ферары и пр. Вчера праздновали Туринскую цитадель. Государь Император нетерпеливо ожидает от вас о Макдональде. Сие дело здесь много гремит. В подобных случаях не надобно скупиться на курьеров. Государь неописано подвигами вашими доволен; всегда за молебном вам многолетие. Я, Обер Прокурор Синода, прошу Его Величество за сие поблагодарить... Целую ваши ручки, избавитель Царей и Европы».
15. Рукопис. Сувор. Сборн., кн. 11, л. 106 (копия).
16. Там же; кн. 11, л.л. 107 и 108.
17. Точки означают пропуск.
18. Сувор. Рукоп. Сборн., кн. 6, л. 80–82.
19. Точки в подлиннике.
20. Точки в подлиннике.
21. Сувор. Рукоп. Сборн., кн. 6, л. 60.
22. Там же; л. 62 (даты не сохранилось).
23. Там же; л. 48.
24. Сувор. Рук. Сборн., кн. 6, л. 50.
25. Там же, л. 64. (Февраль 1800 г.).
26. Там же, л.л. 66, 67 и 68.
|
