Часть 2. (3)
Обозрев богатство Франции, войною стяженное, обратимся к Биографиям французских Генералов.
Начальники французской армии изумили всю Европу, и на них должно здесь обратить [60] особенное внимание. Из толпы народной, из мрака революциею вызванные, приобрели многие из них лавры бессмертия.
Стряпчие, ремесленники, отставные сержанты и проч., по отвержении исключительных преимуществ рождения, сделались Генералами. Всегда будут блистать в летописях мира знаменитые их имена. Я долгом почитаю упомянуть особенно здесь о тех, которые имели честь сражаться с нашим Героем. По великости своей души чтил он своих противников на поле славы поборниками. Они равномерно не вменяли себе в бесчестие быть побежденными никогда непобежденным. Генерал Серрюрье не иначе хотел принять свою шпагу, как из рук Суворова; и ее от него получил.
К числу сих Генералов принадлежат Моро, Серрюрье, Магдональд, Жуберт и Массена. Но так как я буду в своем месте говорить о победе, одержанной австрийским Генералом Краем над французским Шерером, то нужно будет упомянуть и об нем. [61]
Шерер.
Достоверное жизнеописание его, в столь многих французских журналах помещенное, показывает, как иногда фортуна возводит недостойного на вышнюю степень с тем, дабы его после тем сильнее низвергнуть. Шерер, сын мясника из города Целле, что в верхнем Алзасе, предавшись развратной жизни, бежал из отцовского дому и вступил в Австрийскую службу, в которой достиг чина Прапорщика. Из Мантуи, где полк его был в гарнизоне, бежал он в Париж и имел убежище у брата своего, дворецкого Герцога Ришелье. Разными происками дошел он до чина Генеральского. Он получил начальство над армией, блокировавшей крепости Валансиен, Конде, ле Кесноа и Ландреси. По сдаче оных был он сделан главнокомандующим Пиренейскою армиею, а по заключении с Испаниею мира Италианскою. Тогда в и 1795м году ноября 23 одержал он при Лоано совершенную над Австрийцами победу, которая могла бы иметь последствием завоевание всей Ломбардии, если б он умел оною воспользоваться. Шерер, после [62] краткого пребывания в Париже, занял место Военного Министра; и на сем посте мнение народное всегда было против его: Генерал Гош порицал его даже публично изменником, потому что он из Парижского арсенала продал все ружья до 30,000 за бесценок, каждое за один франк. И такой-то распутного поведения, без всякой нравственности человек, должен был, как говорит один французский писатель, побеждать железного Суворова, иметь под своим начальством дивизионным Генералом Моро, которой сделался бессмертным своею ретирадою, и спас Республику. Начальствование его, начинаясь от пределов Тирольских, простиралось до пролива Сицилийского; пространство земли, которое может только редкий и единственный обнять гений! Мы увидим его на сцене, увидим его падение. Он принужденным найдется оставить армию, к нему доверенности не имевшую, и сдать оную Моро, которого застанет Суворов своим соперником.
Моро.
Сей Генерал, из стряпчих, образовал [63] себя на поле сражений и прославил себя уже многими подвигами, а особливо ретирадою своею в 1796м году за Рейн. По разбитии Эрц-герцогом Карлом Журдана, Моро, беспрестанно преследуемый неприятельским гораздо многочисленнейшим войском, отступал целые двадцать семь дней, одерживая над неприятелем целые двадцать семь дней разные победы, а особливо при Бибербахе, где, после решительной победы, получили французы пять тысяч пленных, и проч (Смотри в вестнике Европы письмо мое к издателям).
Не распространюсь я здесь более о Моро. Он будет виден в третьей части сей истории, где будут описаны сражения и победы над ним одержанные. Скажу только, что Суворов, по великости своего духа, чтил отличные достоинства своего противника, и говаривал нередко: Горжусь, что имею дело с славным человеком. Он, зная быстрый полет северного нашего Героя, истощевал все свое искусство, чтобы спасать остатки французской армии ретирадами; почему Суворов [64] и называл его Генералом славных ретирад. На сражении при Нови упросил его Жуберт остаться при нем на время, дабы воспользоваться и руководствоваться его советами. Под ним убиты три лошади. Поставив после сражения войско в надлежащую позицию, кончил он свое тогдашнее служение, и отправился в Париж. Ему неоспоримо обязана Франция, если вся ее армия не истлела.
Серрюрье.
Попавшийся в начале военных действий в полон французский Генерал Серрюрье, с которым я по сему имел случай познакомиться, заслуживает особенное внимание. Портрет его написал Бонапарте сам следующими словами: «Генерал Серрюрье, говорит он, чрезмерно строг к самому себе, а иногда также и к другим. Он ревностной друг дисциплины, порядка и всех нужных для человеческого общества добродетелей. Всегда презирал он интригу и ее поборников; и сие навлекало ему иногда неприятелей между такими людьми, которые всегда готовы обвинять в [65] расположениях; негражданских того, кто требует повиновений закону и повелению начальства».
Еще в царствование Людовика XVI был он уже бригадным Генералом, вступив в службу в 1759 году. Во всех бывших в Италии со времени революции победах имел он всегда деятельное участие, а, сверх того отличился он при заключении капитуляции с Вурмсером в Мантуе, где показал редкое снисхождение и уважение к летам и чину несчастного Австрийского пленника. Сия черта души его уважена была нашим Героем; и потому имел он один из всех французских Генералов с ним свидание. Он известен ему также был славною победою при Терме и при Сент-Марине де ла Тоска, о котором последнем писал тогдашний начальник его Келлерман следующее: «Мне приличествует упомянуть, сколь отличным, искусным образом поступал Генерал Серрюрье. Мужеству и хладнокровию знаменитого сего офицера обязаны мы счастием сего дня, когда ему удалось разбить победоносного [66] неприятеля, дошедшего уже до его главной квартиры».
По открытии кампании, под начальством Бонапарте, получил он повеление защищать Танаро и Онелио, и он способствовал также выигрыванию побед при Дего, Сент-Жиовани и Танаро, а особенно при Мондови перешел он мост через Торру под сильными неприятельскими выстрелами, и принудил Австрийцев оставить выгодное свое местоположение.
При начатии неприязненностей главнокомандующий Шерер составил новую дивизию под названием Тирольской, и вверил ее начальству Серрюрье. После неудачного для французов при Вероне дела, приказано ему было напасть на Вилла Франка. Он сражался с беспримерным мужеством и отчаянным упорством; но должен был отдаться в полон. Фельдмаршал принял его с приличною вежливостью. Гром противоборствующему врагу, луч солнца побежденному — было изражение Фингала, и правило жизни Суворова. Когда Серрюрье сделал ему свое примечание, [67] что нападение на него учиненное было, в рассуждении слишком малого числа войск, несколько отважное, то Оригинал Российский ответствовал: «Что делать? Мы Россияне без правил, без тактики; вот я еще один из лучших (тут повернулся и запрыгал он на одной ноге); вы видите, какой я чудак. Между тем мы били Поляков, Шведов, Турок, а теперь....» — Он остановился и отдал ему шпагу, сказав: «Вы всегда были ее достойны».
При прощании спросил его Князь Александр Васильевич: куда вы теперь едете? — В Париж, ответствовал Серрюрье. —Тем лучше, вскоре надеюсь я с вами там увидеться. — Сего я всегда ожидал, был ответ тонкого француза. — Никогда не забуду я, как восхищался сим свиданием Серрюрье.
Жуберт.
Директория, усмотрев, что все покорялось непобедимому Предводителю Российскому, решилась в отчаянии своем противопоставить ему юного Генерала своего Жуберта, прославившегося уже отличными [68] своими подвигами, своим мужеством, отважностью, и приобретшего доверие войска. С нижних степеней, за отличие при взятии Нисы, Монталбано, Виллефранка, Онелии, пожалован он был в Поручики. В сражении при Штраусе, командуя гренадерскою ротою, которая вся погибла, он один и Лебрюн избегли смерти. Сопротивляясь в редуте с тридцатью гренадерами пятистам Австрийцев, где был тяжело ранен в руку, должен он был по истощении всех патронов, сдаться на честное слово. После явился он опять в Италии Генерал-Адъютантом, и в сражении при Мелано, потеряв половину своего войска, не прежде, как по получении от главного начальства повеления, перестал сражаться. При Милезимо выгнал Жуберт Австрийцев из всех их позиций, и скорым и отважным маневром окружил 1500 Гренадер под начальством Австрийского Генерала-Лейтенанта Проверы, который ушел в Коссарию, куда преследован был четырьмя колоннами, принужден был в развалинах сего старинного и весьма укрепленного замка [69] сдаться. Сам Генерал Бонапарте свидетельствовал, «что Жуберт по храбрости был гренадер, а по знаниям искусный Генерал.» С семью солдатами бросился он в шанцы и, получа рану в голову, упал простертый, и тем остановил движение колонны. По выздоровлении спешил он к новым победам. С Генералом Бейрандом способствовал он взятию Ч…ы. В сражении при Кастельново, командуя авангардом дивизии Массена и Вобоа, достиг он неприятеля на высотах Капрары, окружил части его арриергарда и взял в полон тысячу двести человек с Полковником; с подобным успехом прогнал он напавшего на корпус Массены неприятеля при Вероне. Разбитие Генерала Алвинция, победа при Ровереда, которой открыл он себе путь в Триент, победа При Лависе, облегчившая ему проход в Бриксен и Боксен; — все сии знаменитые подвиги, так как и взятие столь трудное Тироля, увеличили его славу, и в награду за оные, был он, по заключении предварительных мирных постановлений в Леобене, отправлен с сим известием в Париж, [70] где принят с восторгами и восклицаниями. По открытии Раштадтского конгресса произведен был Жуберт Главнокомандующим Батавских войск (Так ошибается издатель побед Суворова на стр. 178, Част. VI. «Что Жуберт, хотя был и искусный воин, но никогда не имел главного начальства во время войны), и в Гаге установил он новой образ республиканского правления, но вскоре был он отозван к предводительствованию армиею при Майнце, а оттуда в Италию. В Турине принудил он Короля Сардинского сложить с себя корону, и устроил в Пиемонте республиканское правление. Разные неприятности, от Директории ему причиненные, заставили его вскоре после сего просить об увольнения, которое он и получил; но недолго наслаждался уединенною жизнью. Едва вступил он в брак с девицею де Монтолон, как опять получил главное начальство в Италии.
По прибытии на сие поприще, просил он Моро его не он оставлять и ему руководствовать. Оба они осмотрели все войска, оживотворенные прибытием Генерала, ими любимого. [71] Жуберт полагал всю свою надежду на диверсию, которую долженствовала произвести армия на Альпах, под начальством Шампионета находившаяся. Между тем имел он от Директории повеление напасть самому. В следствие сего выступил он из Савонны с величайшею поспешностью, дабы снять блокаду Тортоны, и в равнинах ее нанесть отчаянный удар Суворову, прежде нежели Австрийский Генерал Край, блокировавший Мантую, успеет с ним соединиться. На сей конец двинулся он через горы Монфератские и Домену при Акви к Каприате и Нови; а в то время Генерал Сент-Сир провел правое крыло через Бокету к пункту своего с ним соединения. Генерал Моро находился при сей колонне. Но как скоро увидел он при рекогносцировании положение нашей армии и узнал о прибытии, по сдаче Мантуи, в наш лагерь армии Края, то тотчас занял прежние свои позиции, и хотел уклониться от сражения. По утру в четыре часа началась атака Российско-Австрииских войск, устремленная наипаче на левое ее крыло. Едва началось сражение, как Жуберт [72] поскакал поощрять войско и кричал: на штыки! вперед! В то самое время постигла его пуля в правую сторону груди, и вскоре он скончался. Таким образом во цвете лет своих, на блистательнейшем поприще, пал сей воин — надежда Франции.
Однажды вбежал Жуберт к Бонапарте. Стоявший на часах солдат имел повеление не впускать никого в спальню. Но Жуберт, оттолкнув его, вошел в оную. «Как хотел ты, сказал Бонапарте солдату, остановить того, которого не останавливали и Тирольские горы?»
Седый Суворов позавидовал смерти столь знаменитой, и велел мне написать в реляции, что он сражался с Жубертом, которого сам Бонапарте называл своим преемником. Вот лучшая ему Эпитафия!
Магдональд.
Генерал Магдональд был уже Полковником в царствование последнего Короля французского. В начале революции остался он в службе Республики. Он отличался [73] в знаменитых сражениях при Варвике, Мерсине, Комине, когда северная французская армия получила в добычу сорок восемь пушек и две тысячи пленных, за что пожалован в бригадные Генералы. В 1794 году был он в походе при покорении Фландрии, Бельгии и Голландии, и при обратном завоевании Валансиенна, Конде, Ландреси и Лекесноа. Его талантам, хладнокровию, мужеству и искусству в маневрах приписывали большую часть побед, одержанных над войскам под начальством Герцога Йоркского. При учреждении в Риме консульского образа правления, получил он главное над французскими войсками начальство, и предприимчивостью своею умел там погасить пламя мятежа.
Вскоре после сего Король Неаполитанский, подкрепляемый денежными пособиями Англии, с полною доверенностью к способностям Австрийского Генерала Мака и к многочисленной своей армии, отважился идти прямо в Рим. Первые его покушения были удачны; но Магдональд не потерял тогда духа, и на угрозы Мака ответствовал с твердостью. К несчастью, торжество [74] неаполитанской армия было мгновенное. Она была рассеяна при Порто-фермо Генералом Рускои; тридцать пушек со всем союзом достались ему. Мак хотел за сие отомстить Магдональду при Чивита-Кастеллана. Войско ею было многочисленнее; он надеялся окружить со всех сторон французскую армию; но сия, под начальством Магдональда и Келлермана, противостояла ему с толиким искусством, что победа не могла от ней уклониться. В сей день потеряли Неаполитанцы двадцать три пушки, весь обоз и две тысячи отдались в полон. Мак велел отступить и, не в состоянии быв удержать смятения, предался в руки французов. Магдональд вскоре потом произведен был в главные начальники Неаполитанской армии. Тотчас вступил он в сие Королевство, напал на Капую и Беневент, и укротил возмущение в Андрии; между тем берега Тесина, Адды и По были в руках союзной армии. Директория приказала Магдональду соединиться с Италианскою армию. Он немедленно собрал свои рассеянные войска; но, предусмотрев трудности [75] в предприятии сражения, хотел уйти в Геную. При Требии нашел он себя отовсюду окруженным; и тут, где Ганнибал разбил древних Римлян, продолжалось через четыре дня сражение, каковому нет примера ни в каком бытописании. « Еще такое сражение, сказал Суворов, и — французы в Вене. » — Вот хвала Магдональду! —
Поистине, восхищенный сею победою Италийский, обозрев всю Италию, преселился мысленно в древнюю эпоху Ганнибала и воскликнул : « Зачем не пошел Ганнибал после такой победы прямо в Рим?» — Может быть, ответствовал искусный Австрийский Генерал-Квартирмейстер Цаг, был в Карфагене такой же Гофкригсрат, как и у нас в Вене. —
Массена. Не распространюсь я здесь повествованием всех его удачных успехов, по которым прозван он был во Франции избалованным дитятем счастия. Он возмечтал победить и Суворова; но тут счастие от него отказалось; он прибегнул [76] к выдумкам, и уверял Директорию, что непременно пришлет к ней его пленного. Реляция его о бывшем сражении в Муттентале с Суворовым, известная всем, наполненная ложью, весьма оскорбила Генералиссимуса, который сам диктовал два опровержения для помещения в газетах. Первая бумага заключает верную реляцию о переходе Альпийских гор, и покажет всю неосновательность вымыслов Массены; а другая всю нелепость оных. Я за долг поставил помещать везде собственные мысли и собственные слова моего Героя. Вот первая:
«Брегенц, главная квартира Императорской Российской армии от 30 Октября 1799 года.
По сдаче Тортоны армия прошла 12 Сентября без обоза через Александрию, Касель, Новарру, Таверну, где ожидала она вьючных лошаков в Белинсоне и Айроле на Альпах; она переправилась через гору Св. Готарда, прогнав оттуда многочисленный неприятельский пост до госпиталя. Между тем как большая Австрийская армия оставила Швейцарию, Российский [77] Генерал Корсаков переместил ее в расстоянии 17 Немецких миль, центр коей находился в Цирихе с малочисленным корпусом, и весьма недостаточными к одержанию верха над неприятельскими силами, бесконечно превосходными, и кордон, коей, быв проникнут во многих местах, принужден был возвратиться опять со значительною потерею в Шафгаузен. Мы уже дошли до Муттенталя, принудив неприятеля в Урселе к подземному переходу через пещеру и через дьявольский мост, где он защищался с упорнейшим стремлением, удаляясь тихими шагами в Олтдорф, как мы получили известие. В сию минуту должно было решиться искать средств к возобновлению сил нашей армии, бесконечно утомленной столь жестокою и кровопролитною кампаниею, и не имеющей многого из нужных вещей; передовые ее войска тотчас были назначены в поход к Глорису, а конец был сжат Массеною, который внезапно напал на него в Свитце с 10,000 человек. Генерал Розенберг немедленно атаковал его с 3,000 Русских, опрокинул и прогнал назад до Швитца, [78] причем убитых и утонувших было более 2,000; в плен взяты: Генерал Квартирмейстер, два бригадные Начальника, 10 Офицеров, 1212 человек солдат и 7 пушек.
Князь Багратион, находившийся в авангарде и поддерживаемый Генералом Дерфельденом, атаковал поспешно Молитора при Гларисе в дефилеях, и прогнал его весьма далеко с потерею 1,000 человек, взяв в плен бригадного Начальника, 7 офицеров и 347 солдат, отбив также две пушки и знамя. Мы настигли неприятеля в самое дождливое время, имея по ночам заморозы, по самым узким и непроходимым тропинкам, где часто проходили по одному человеку ужасные скалы, имея под ногами своими облака и употребляя сначала целый день на переход через гору Бинднер или Киндс-Копф, покрытую совсем снегом, где принуждены были прорывать себе дорогу, окруженную пропастьми, не имея почасту хлеба: ибо лошаки наши оставались позади, и мы питались одним только картофелем в продолжении почти всего времени, сражаясь с неприятелем день и ночь. Наконец [79] мы пришли в Курь. Неприятель потерял всего, начиная от Сент-Готарда, убитыми: Генерала Легорие, около 4,000 солдат и много Офицеров; пленными: одного Генерала, трех бригадных Начальников, 20 Офицеров и более 2,000 солдат, исключая около 1,000 человек, взятых Австрийцами, 11 пушек, 1 мортиру и одно знамя. Наша потеря в убитых и раненых простиралась до 1,500 человек. Из Кура мы пошли через Фельдкирхен, Дорнбирн в то место, откуда скоро выйдем в наши кантонир-квартиры, находящиеся между Иллером и Леком».
Другая следующая:
«В публичных листах помещена речь, произнесенная Массеною к солдатам:
Бунтовщик своенравного правительства, имеющего основанием злодеяния и безбожничество, обманывающего народ прелестями мечтательной вольности и сумасбродного равенства, единственно для того только, чтобы его разорять, превозносить похвалами неслыханную и низкую ложь о мечтательных своих выгодах. Довольно уже сказано в Брегентском артикуле (всеобщего [80] Меркурия 14 Ноября), что Массена 6росился с 10,000 человек на Русских в Муттентале для того, чтобы быть совершенно поражену 3мя тысячами избавителей Италии, потеряв тут все свои пушки; между тем как Русские сохранили всю свою артиллерию, состоявшую в некоторых малых вьюченых горных пушках, влекомую лошаками. Его товарищ Молитор испытал подобные перевороты при Гларисе. Впрочем за излишнее считается входить здесь в подробнейшее рассматривание всего, для выведения из заблуждении истинных патриотов Франции;
Представив здесь в сокращенных чертах действовавших в Италии французских Генералов, беспристрастие требует отдать им и многим другим ту справедливость, которую отдаст им и потомство, что они талантами, развернувшимися происшествиями революции, и опытами на войне ознаменовали себя и свое войско. Преданные революции и новой воинской системе были они ревностнейшими защитниками своего отечества и исполнителями всех намерений сей системы. Они, [81] воспламеняв свое войско всегда многочисленное, легкое, летучее, торжествовали над препятствиями, и тем приобрели удивление своего столетия. |