|
(4) Так Князь Александр Васильевич с нижних степеней службы восходил [75] на высшую фельдмаршала, а потом и Генералиссимуса! Сын Генерал-Порутчика и Сенатора Василия Ивановича Суворова, был он рядовым Лейб-Гвардии в Семеновском полку. С удовольствием рассказывал он, как стояв однажды на часах в Петергофе, отдал он ружьем честь блаженной памяти Императрице Елизавете Петровне, и удостоился получить из ее рук крестовик; как сберегал он сей первый залог Монаршей милости! Подобно Монтекукули, познакомился он опытами с каждым чином и, научаясь сам повиноваться, мог сделаться добрым Начальником.
Но сего еще недостаточно; надобно, чтобы для достижения высших степеней Начальника, разум обогащен был познаниями, душа воспламенялась б примерами Героизма. Младой Суворов, восчувствовав в себе [76] сию надобность, предался изучению языков. Он знал в совершенстве свой природный, кроме французского, Немецкого и Италианского, говорил и писал он по Турецки, по Персидски и по Чухонски. Я видел письмо его на Турецком языке, писанное к Турецкому Адмиралу в Корфу. Персидскому выучился он во время пребывания в Астрахани, а Чухонскому в Финляндии. Он утверждал, что необходимо нужно Начальнику знать язык того народа, с которым ведет войну Вольф, Лейбниц, Гибнер были в молодости любимые его и того времени славнейшие писатели. История древняя и новейшая была школа, в которой образовался его ум.
Там воспламенялось пылкое воображение юноши, когда он видел Александра над гробницею Ахиллеса, Кесаря над статуей сего, проливавших [77] от соревнования слезы. И я буду побеждать, воскликнул и он конечно!!! Восхищался он также врагом России, сказавшем еще во младенчестве; что Александр великий, победив столь много народов, жил больше многих веков, который, разбив Россиян под Нарвою, научил Петра великого сделаться под Полтавою Героем. Удивлялся он неустрашимости, отважности и скорости Карла XII; но не был никогда подражателем сего северного Дон-Кишота. Монтекукули в кампании 1644го с двумя тысячами разбивает 10000 Шведов; из сего извлекает он себе теорию возможного и невозможного. Но кто его знал, тот со мною согласится, что он на войне 1675 года не пробыл бы, как сей, четыре месяца в бездействии. Так укрывался он, в доме родительском, в уединенную свою комнату и тайно беседовал, и [78] жил с сими учителями в знаменитой древности! Отец его, строгий надзор за ним имевший, попросил однажды Арапа Генерала Ганнибала, редких, талантов, воспитанника Петра великого, искреннейшего своего друга, чтобы он зашел нечаянно к сыну и посмотрел, чем занимается шалун. Как удивился Ганнибал, когда застает молодого Суворова в сих упражнениях: но еще более удивился он обширным его сведениям. «Нет, брат Василий Иванович, сказал он по возвращении к своему другу, его беседа лучше нашей; с такими гостями, какие у него, уйдет он далеко. (Сей Анекдот из уст Суворова)
История древняя, Греческая и Римская, пленяя блистательными примерами доблести душу юного Суворова, [79] напечатлела на Российский характер его возвышенность, изящество и оригинальность своих веков. Слова Юлия Кесаря: veni, vidi, vici, пришел, увидел, победил; слова Суворова : быстрота, глазомер, натиск. С таковым, для великих подвигов приготовленным умом, вступает он в первый раз на поприще военное, где практика довершает теорию. — Возгорелась война семилетнею названная. Противу Австрии, Франции и России поддерживал чрез семь лет обильный собственными пособиями своими Гений Фридриха столь неравную борьбу; она изумила всю Европу и прославила его тактику. На сем поприще научился побеждать Суворов.
Настает новый век России, век Екатерины. Великая Монархиня, обозрев всю Европу и свое владычество, [80] начертывает себе и народам своим путь ко славе и ко счастию. Токмо распространением пределов своего Государства могла она достигнуть сей цели, дать им прочную безопасность и соделать Россию твердою колонною Европейского семейства. Обильная плодородными землями Польша, и Турция, еще богатейшая своею Черноморскою торговлею, сии сопредельные царства обращают на себя ее внимание. Недолго могли оставаться в сокровенности таковые предположения. Война против Польской конфедерации, а вскоре и противу Оттоманской Порты начинается. Соперничествующие России Европейские Державы начали было умышлять ей преграды. Но Англия умолкла; Ей предоставлены были выгоды торговли. Австрии и Пруссии обещаны части из будущего раздела Польши. Политический эгоизм сделал их равнодушными [81] зрительницами. Пользуясь всюду несогласиями Европы, исторгала Екатерина себе равновесие оной. Все предначинания увенчались лучшими успехами. Войска Российские перешли чрез Дунай, покорили Молдавию и Валахию, одержали знаменитые победы; флот Турецкий сожжен при Чесме. Последствием сих побед был мир, заключенный в 1774 году в Кайнарджи, основанием которой было уступление России Азова, свободное плавание по Черному морю, свободный проход чрез Дарданеллы и независимость Крымских и Кубанских Татар. В Польше конфедерация истреблена, и Станислав Понятовский возведен Россиею на Престол. Такими подвигами заключается первая Эпоха царствования Екатерины.
Никогда не достигла бы она сей своей цели, если б не имела сего, токмо великим людям свойственного преимущества [82] — узнавать и в толпе народной способности и окружать престол свой ревностными и верными исполнителями своих намерений. Мог ли от прозорливости ее сокрыться Суворов, сделавшийся уже известным и своею службою и своими странностями? при другом Дворе и наскучил бы он и прослыл 6ы чудаком. Но она его поняла, — поняла сию личину, прикрывавшую его чрезвычайные достоинства и оттенявшую поступки и обращение странного человека с деяниями превышавшими ум человеческий. Она даже гордилась тем, что его угадывала. Наедине с Ней был он тонкий Политик, глубокомысленный Полководец-философ; при Дворе прыгал, скакал он пред Нею, рассказывал небылицы. Она имела терпение, даже снисходила к его проказам. Сама подносила ему в 8 часов утра водку, никогда не принимала его за туалетом. [83]
Однажды, сидя за оным, увидела Она едущего его в карете, и показала некоторое неудовольствие, встав для встречи его в другой горнице. Докладывавший тогда дела Граф Безбородко осмелился предложить Ей, не угодно ли будет велеть войти ему в сию уборную? — Нет, отвечала Монархиня, за туалетом не принимаю Я Суворова. Да, подлинно, сказал Министр, пережить его можно, а не переслужить. — Она открыла ему поле ко славе, отправив его в Польшу, а потом в Турцию. На первом поприще показал он первой пример своей быстроты; в 1769 году, в самую дурную погоду, и по непроходимым дорогам прошел он с своим войском в один месяц тысячу верст. Нужно было Поляков рассевать, отрезывать их корпусы, держать их в неизвестности и посевать между ими раздор. Он поражал повсюду Мианчинского, [84] а под Ландскроною имел сражение с Дюмурье, на котором разбил Огинского, бежавшего в Данциг. В четвертую компанию против Турок вступил он на новый театр, где непрерывные сражения происходят, от великого многолюдства и от удивительного искусства неприятелей, рассеиваться и опять соединяться. — Там надлежало истреблять их преследованиями. Он взял чудесным образом Туртукай, написав Герою Кагульскому: слава Богу! слава вам! Туртукай взят и я там! Граф Петр Александрович Румянцев-Задунайский, умев ценить его достоинства отправил сие ею донесение к Императрице в следующих выражениях: «3десь препровождаю к ВАШЕМУ ИМПЕРАТОРСКОМУ ВЕЛИЧЕСТВУ беспримерный лаконизм беспримерного Суворова.» Он об нем говаривал: «вот человек, которой старается уверить, [85] что он глуп, а Европа не верит». Он отправил его с Графом Каменским к Козлуджи, где два соперника Епаминонд и Пелопонид покрыли себя славою, разбив пятнадцатью тысячами 40 тысяч Турок. Мир, в сем году заключенный, прекращает на время военные действия.
Не удовольствовалась Екатерина теми выгодами, которые стяжала Кайнарджинским миром. Покорение Крыма, Тамана и Кубани почитала она необходимо-нужным для обеспечения пределов своих от набегов Татарских и Черноморской своей торговли. Графу Миниху уже поручено сие было; но он победил Татар, а не покорил. Сей подвиг вверяет Она мудрой предприимчивости Князя Потемкина-Таврического и — дети Могомета покорствуют с благоговением великой из жен. [86]
Между тем народы, населяющие те страны, ведут непрерывные междоусобные брани, нарушающие спокойствие сопредельных Российских жителей. Для обуздания их буйства оставался Суворов в 1777 году на Кубани, а в 1778 в Крыму, и занимался в обеих местах строениями крепостей. В Августе сего года внезапно приплыл к Крымским берегам Турецкий флот и угрожал десантом; но Суворов тотчас расставил батареи, устрашил Турок, и умел победить их без сражения. Опять отправился он на Кубань, усмирил и привел к присяге Нагайских Козаков, дав им пиры, к которым приглашались до шести тысяч. Но вскоре возмутились они опять и он должен был предпринять один из многотруднейших походов на Кавказ, и укротил Нагайцев, в самых их жилищах — [87] в ущелинах гор, и возвратился в Кубань.
Непрерывно занимали обширный ум Екатерины способы обогащения Государства своего торговлею; сокровища Индии имели для Нее всю приманчивость. Она приняла намерение вооруженным в Астрахани флотом занять Астрабал, на северной стороне Каспийского моря лежащий, и вторгнуться в Индию, в Индостан. — Тайну исполинского сего своего предприятия вверила она Суворову, который в Астрахани занимался исполнением оного; но ухищрения Англии и неожиданные перевороты в Бенгальской торговле заставили ее отложить произведение сего в действо до благоприятнейших обстоятельств. Доверенность сия свидетельствует, что она знала Суворова не одним воином, но и глубоким политиком. Гейнрих IV не был бы великим [88] без Сюллия, а Сюллий без Гейнриха. Без Петра Великого не 6ыло бы у нас Долгорукова.
Теперь увидим мы, как Она созидает его Героем, отверзая ему уже гораздо обширнейшее и блистательнейшее поприще; мы увидим, как он, родясь фельдмаршалом, не пожалован в сей чин. Екатерина сказала: «Не Я его пожаловала в фельдмаршалы, а Европа и он сам» «Ура! фельдмаршал! — был Ее ответ на его: Ура! Прага наша». Мы увидим как он был велик не токмо в науке войны, но и победы. Доселе прославил он себя токмо первыми успехами в семилетнюю войну. Он уже победил искуснейших Польских начальников, испроверг намерения и чаяния их, разбил Турок во многих встречах, и посевал в душах их семена того ужаса, который вдыхало потом одно его имя, покорил [89] России буйные Татарские Орды и за сие достиг чина Генерал-Порутчика.
Императрица, возжелав обозреть Сама Тавриду, обретенную не оружием, не обагренную кровию, но мудростию Ея политики решилась предпринять туда свое путешествие, дабы присутствием своим оживотворить земли, на которые природа истощила все дары свои; но деспотизм Турецкий поверг несчастных жителей в уничижительное рабство и варварство. Суворов, пожалованный в Генерал-Аншефы и получивший начальство в Кременчуге над расположенною там дивизиею, встретил здесь свою Государыню и восхитил Ее своими новоизобретенными маневрами, предоставлявшими атаку с разительными военными хитростями. Когда Она, с царскою щедротою наградив всех Ее окружавших, обратилась к нему и спросила, [90] чем бы наградить и его, то чудный оригинал просил о заплате трех рублей за свою квартиру.
Из Кременчуга началось плавание по Днепру. На возвратном пути из Крыма поручила ему Императрица в Полтаве представить с войском ту баталию Петра великого с Карлом XII, которая увековечила Его славу и славу России. Точность, с каковою показал он на сем поприще все движения тогдашних войск во всех их мелких подробностях и изобразил во всей живости картину сего незабвенного отечественного происшествия, изумила всех знатоков военного искусства. Каков же в сию минуту был восторг Екатерины! Она стояла на том же поле победы, где положено основание славе и благоденствию Ее владычества. Путешествие сие, предпринятое почти на самые границы Турции, [91] с пышностью и с великолепием, каковым нет примеров в летописях мира, и которые принадлежат токмо к баснословным векам Мифологии, ответствовало совершенно своей цели. Оно воспламенило всю зависть Порты, а с нею и новую войну. Едва возвращается Императрица в свою Столицу, как уже Турки начинают свои неприязненности заключением в семибашенный замок Российского Императорского Посла Булгакова. С обеих сторон обнародывается война, в которой соделывается участником, по союзу с Россиею, Император Иосиф второй. Он отправляет в Сербию и к Белграду свою армию и тридцатитысячный корпус, под начальством Принца Саксен-Кобургского, который должен был соединиться с Графом Салтыковым.
Первое стремительное нападение шести [92] тысяч Турок было на Кинбурн. Суворов с 3мя Козацкими полками и одним пехотным отражал их. Сражение было столь упорное, кровопролитное и убийственное, что не походило более на сражение; но друг друга резали. Под ним убита лошадь и он ранен в плечо. В сем положении побежал он к реке и, сняв с себя платье, вымывал рану. Подоспели шесть эскадронов Кавалерии и несколько Инфантерии, и Кавалерия решила сражение. Он о сем деле говаривал: с я тут отучил Турок от десантов, до которых сам не охотник». На Кинбурнской косе построил он батарею, которая весьма много способствовала осаде Очакова и действиям флота Принца Нассау-Зигена.
Принц Кобургский, устрашенный в Фокшанах многочисленною неприятельскою армиею, посылает к Суворову [93] в Берлат просить его помощи, и сей делается спасителем его и его корпуса. Удачи, которые Турки имели всегда над Австрийцами, осаждав даже некогда Вену, возгордили их столько, что они считали сих за ничто. Суворов знал своих неприятелей и своих союзников; первые нападают с отчаянным стремлением. Быстротою своею он всегда сему предупреждал, тем более, что до нападения имеют они обыкновение окапывать обширные свои лагери с повозками и тяжелую артиллериею. Нападая на них во время сих работ можно их тотчас расстроить, а холодное его ружье обращало их в бегство. Знал он также флегматическую Цесарскую медленность, которая давала всегда неприятелю время оправляться, и оборонительную систему их, ему столь ненавистную; знал он наконец, что Генерал Австрийский в [94] начальствовании своем стеснен, Офицер не имеет духа Офицера, а всякий солдат под его начальством будет побеждать. Чрез тридцать семь часов приходит он чудесно из Берлата в Фокшаны. Принца Кобургского, трижды с трепетом и отчаянием к нему приходящего, к себе не впускает. Отдохнув с час, дает приказ, что он в полночь нападет на неприятеля. В полночь переходит реку Путру. Австрийцы составляют правое и левое крыло, Россияне центр. Турецкой Кавалерии противопоставил он пехоту. Тут показались штыки, неприятельский 50000 корпус 18ю тысячами союзных обращен в бегство и Суворов возвратился в Берлат.
Он три раза просившего с ним увидеться Принца Кобургского к себе не впустил. Вот черта странности; [95] но Вот его оправдание: «свидания не нужны. Я уверен, что друг мой Кобургский не согласился 6ы действовать так как я кончил. План атаки моей был не тактический. Мы 6ы всю ночь провели в прениях дипломатических, тактических, энигматических. Меня 6ы загоняли. — А неприятель решил бы наш спор. Он 6ы разбил Тактиков. — Вместо того, ура! с нами Бог!!!»
Недолго оставляли Турки в. покое Австрийцев. Получены известия, что Гассан-Паша выступил из Измаила и намеревался напасть в некотором расстоянии на Князя Репнина, потом поворотить левым своим крылом. Между тем большая Турецкая армия, под начальством верховного Визиря, долженствовала пройти Дунай и прямо чрез Браилов напасть на Австрийцев. По поводу сих известий союзные [96] армии делали, разные движения. Принц Кобургский пошел навстречу Гассан-Паше для воспрепятствования ему соединиться с Верховным Визирем. Суворов оставил Берлат и подвинулся к Пучени, дабы быть вблизи. Принц Кобургский уведомляет его о приближении стотысячного корпуса, стесняющего уже его Авангард. Иду, написал он ему в ответ по-российски, и чрез два дня он с ним соединяется у реки Рымника. Россияне и Австрийцы переплывают без мостов реку довольно глубокую, и в величайшей тишине приближаются к неприятелю. Прибывший теперь Российский корпус занял левое крыло, Австрийский же центр и правое. Тут показал он мастерство свое в сформировании из союзной Инфантерии малых батальон-каре, дабы облегчать движения армии и в промежутки пропускать Кавалерию в случае нужды. Двадцать [97] пять тысяч разбили при Рымнике сто тысяч неприятелей, получили в добычу весь их лагерь, Артиллерию и амуницию, и верховный Визирь бежал в Браилов. Суворов покрыл себя новою славою, сделавшись вторично спасителем Кобургского, который остался вечным его другом, как то покажут письма его в четвертой части сего сочинения. Оба раза показал он, что слава Отечества и слава союзников для него равно священна, и что он не знал зависти, токмо мелким душам свойственной. Знаменитая сия победа имела последствиями взятие Бендер и падение Белграда. Екатерина и Иосиф восчувствовали в одно время движение признательности: оба пожаловали ему Графское достоинство своих Империй, и наименование Рымникского, к фамилии присоединенное, увековечит память сей знаменитой победы. [98]
|
