|
Кампания 1829 года
Глава XI. Продолжение осады Силистрии
Быстрые успехи осадных работ. Известие о Кулевчинской битве. Предложение о сдаче. Вылазки и ответ гарнизона. Новые успехи осаждающих. Начало переговоров и мужество гарнизона. Взрывы мин. Подвиги самоотвержения. Занятие неприятельских верков. Мирные переговоры. Капитуляция. Трофеи. Заботливость Красовского о раненых турках. Парад.
[189] По отбытии главнокомандующего из-под Силистрии, осадные работы продолжались со всевозможной деятельностью. В течение трех суток, то есть с 24-го по 27-го мая, третья параллель значительно была продолжена вправо и влево, и начаты два фланговых сообщения со второй параллелью. Кроме сего, в среднем коммуникационном ходе сделан большой ложемент, для помещения резервов, а по флангам 3-й параллели заложены две демонтир-батареи под № XLII и XLIII1.
[190] На правом фланге осады устраивалась новая батарея под № XLI на 8 осадных орудий, для действия по бастиону IV, и по верку, против него находящемуся, а из сомкнутого укрепления V производилась пальба, совокупно с тремя иолами, в нижнем рукаве Дуная стоявшими, для охранения всего пространства до Дуная по прежней параллели.
Неприятель, со своей стороны, также начал делать контр-апроши впереди и параллельно куртине атакованного полигона 5, где, по единогласным показаниям всех выходцев из Силистрии, устраивались турками, и частью уже были окончены мины, равно и против бастионов 5-го и 6-го по капиталям их.
За исключением одной вылазки, последовавшей с 25-го на 26-е число на оба фланга третьей параллели, вылазки совершенно безуспешной, отбитой дружным ружейным огнем, с обращением неприятеля в бегство, осажденные ничего не предпринимали против наших работ. Хотя сильная ружейная пальба с куртины не прерывалась в течение целых суток, а в ночное время турки из-за неё бросали бомбы и гранаты.
До сих пор погода благоприятствовала осаждающим: жар был довольно умеренный, ночи большей частью темные. Но с 26-го облака начали [191] сгущаться и предвещали ненастье, с 6-ти часов вечера тучи обложили весь горизонт, и дождь полился рекою. Изменение погоды имело сильное влияние на инженерные работы наши: они приостановились. Непомерным приливом воды затопило большую часть траншей и батарей, так что при величайших усилиях надобно было употребить несколько суток для спуска из них воды и поправления повреждений, причиненных батареям. Но, не смотря на это, с 27 мая по 1 июня, неутомимостью генерал-майора Шильдера, все было приведено в прежнее состояние, и осадные работы опять подвинулись вперед. От левой батареи 3-й параллели выведена была траншея к Разградской дороге и продолжена за нею к кладбищу, для доставления большей прочности левому флангу нашей атаки. Позади сей траншеи построена новая батарея № XLIV, вооруженная 6-ю осадными и 1 батарейным орудиями, для действия по редуту, прикрывавшему 6-й бастион, и по Разградским воротам, также сделано было новое сообщение между 2-ю и 3-ю параллелями, от правого к среднему коммуникационному ходу. На правом фланге осады окончена и вооружена 8-ю осадными орудиями батарея № ХLI; построена кессель-батарея ХY, вооруженная двумя двухпудовыми мортирами, для действий [192] по 4-му бастиону, батарея № XXXVI также обращена в кессель-батарею для двух мортир, и наконец, на третьей параллели поставлено 4 осадных орудия и 12 полупудовых мортир.
Действие артиллерии нашей в полной мере соответствовало успешным инженерным работам. Бастионы № 5-го и 6-го совершенно были разрушены, равно как и обращенные к фронту атаки фасы и фланги бастионов 4-го и 7-го, а также и верки перед 4-м и 6-м бастионом. Шумлинские и Туртукайские ворота, и мосты, чрез ров к ним ведущие, также были разбиты. Во время усиленной канонады 31-го мая с батареи XLII удачным выстрелом из полупудовой мортиры на левом люнете, перед 4-м бастионом, взорван пороховой погреб, что и принудило неприятеля вовсе оставить это укрепление, разбитое уже меткими выстрелами осадной артиллерии. Со времени заложения второй параллели, огонь из орудий атакованного полигона и ближайших к нему бастионов становился постепенно реже. А в продолжение канонады 31 мая, и в ночь на 1 июня действовали со стороны крепости только пять орудий: одно с верка, пред бастионом № 3-го находящегося, другое с правого фланга сего бастиона; третье с бастиона 4-го, и два с берегового укрепления. Но огонь с сих укреплений, не причиняя нам никакого [193] вреда, вскоре должен был уступить разрушительному действию наших орудий.
Флотилия наша также не оставалась в бездействии: к ночи она приближалась к крепости, и совокупно с батареями параллели и береговыми по левой стороне Дуная, производила сильную канонаду и опустошение в крепости.
Неудачное покушение гарнизона на осадные работы в ночь на 23 мая, казалось, отбило у него охоту сходиться с нами вне крепости, и усилило осторожность на валу её. Ружейный огонь почти не умолкал на куртине атакованного полигона и с наружных укреплений; в продолжение дня и ночи на один выстрел с нашей стороны турки отвечали десятками, бросали букетами на рабочих гранаты, а наши артиллеристы, взамен посылали к ним бомбы, брандскугеля и конгревовы ракеты.
Как скоро осадные работы сделались важнее, генерал Красовский совершенно переселился на редут XXIII, откуда вся крепость и все пространство осадных работ от правого и левого флангов были совершенно видны. Генералы Шильдер и Берг постоянно находились на правом фланге 3-й параллели, а князь Горчаков на батарее XXXVIII, в центре всей атаки, собираясь для совещаний в редут № XXIII. [194]
Рано утром генерал Красовский обходил места произведенных ночью работ и отдавал приказания относительно новых, потом приезжал в лагерь для занятий по делам службы, не относящимся к осаде, и по окончании их возвращался в редут. В русском стане все исполнены были духом веселья и соревнования, одушевляемые примером любимых начальников. Музыка и голоса полковых песельников раздавались во всех концах лагеря и в редутах. Тщетно турки, желая мешать веселости русских, чаще бросали ядра и направляли выстрелы преимущественно туда, откуда приносились звуки песен. Но выстрелы, к досаде турок, были для нас безвредны: ядра падали или у самого бруствера, или далеко переносились через него и врывались в землю.
Надежда осаждающих на скорое покорение упорной крепости еще более усилилась с прибытием с левой стороны Дуная двух полков 4-й и 5-й дивизии, 10-го егерского и Вологодского, также саперного батальона и двух рот 3-го пионерного.
Наконец, в ночь на 1 июня из третьей параллели вышли шестью полными сапами, а в шесть часов пополудни получено было радостное известие о поражении визиря при деaфилеях Кулевчи. [195] Генерал Красовский находился тогда в лагере. Мгновенно весть о торжестве оружия Русского разнеслась по всему отряду, осаждавшему Силистрию: громкое «ура», много раз повторенное, огласило окрестность и грозно коснулось слуха осажденных, испуганных сим неожиданным изъявлением радости в лагере Русском. Торжественные клики осаждающих казались туркам предвестием приступа. В чрезвычайном замешательстве и недоумении толпами высыпали они на вал и бастионы фронта атаки, но скоро скрылись оттуда, когда из 3-й параллели и со всех батарей наших открыт был батальный огонь: гул орудий и свист ядер сливался с продолжительными восклицаниям «ура», поражая робкое воображение устрашенных мусульман.
На следующий день, в 8 часов утра, генерал Красовский отправил письмо к начальствовавшим в Силистрии сераскиру Аджи-Ахмету и трехбунчужному паше Серт-Махмуту. Весьма учтивое и лестное для их самолюбия, оно заключало в себе извещение об одержанной главными силами нашими над верховным визирем победы, и вследствие того убеждение, не подвергая жителей и гарнизона Силистрии неминуемым бедствиям, с коими сопряжено дальнейшее упорство, сдать крепость безусловно, предавшись вполне [196] великодушию Монарха Российского. Хотя Красовский не был уверен в непосредственном успехе письма своего, однако, полагал, что влияние его будет не бесполезно, увеличив упадок духа в Силистрийском гарнизоне. Письмо было принято одним из чиновников пашей, с обещанием прислать ответ на другой день.
Между тем работы у нас не останавливались: сапы были выдвинуты вперед от 25 до 30-ти сажен; для обеспечения дальнейшего ведения их поставлены в 3-й параллели два легких орудия, а для прикрытия левого фланга сап заложено сомкнутое укрепление № XLYI.
В 11 с ½ часов вечера на 3-е число июня, турки, собравшись с духом и сопровождая движение свое неистовым криком, бросились вдруг из верка перед 6-м полигоном на рабочих сего укрепления в намерении овладеть турами и опрокинуть начатые окопы. Командовавший работами 9-го егерского полка подполковник Химинский приказал людям оставить лопатки и взяться за ружья, чем не только остановил стремление неприятеля, но и заставил его удалиться в свои укрепления.
В то же время гвардейского генерального штаба капитан Коцебу, приведший на подкрепление рабочих две роты Тамбовского полка, приблизясь [197] к атакованному пункту, быстро выставил цепь перед рабочими в 20-ти саженях от неприятельских укреплений, и удержал свое место до рассвета, не взирая на чрезвычайно сильный огонь, в продолжение двух часов производимый турками со всех соседних верков. Стойкость сия дала возможность рабочим сделать такой окоп, что с наступлением дня можно уже было вступить туда и держаться в нем.
Одновременное с сим покушение неприятеля на головы сап имело небольшой успех. Толпы турок, встреченные сильным ружейным огнем войск, помещенных в малых плацдармах, мгновенно обратились в бегство, не смотря на то, что для поддержания вылазки осажденных стреляли картечью из двух орудий, поставленных на средине куртины полигона 5-го и двух на верке против полигона 6-го, с коего недавно были свезены.
Ответ упорных защитников Силистрии, в тот же день полученный, состоял в том, что «закон велит им защищаться до последнего».
На следующий день прибыл в лагерь наш взятый в плен в сражении при Кулевче Аджи-Осман, бимбаша (полковник регулярных турецких войск), присланный главнокомандующим для удостоверения Силистрийских пашей [198] в поражении Визиря. Для объяснения с ним турки выслали двух доверенных чиновников. После продолжительных толков они расстались с Аджи-Османом, и взяли с собой отданное им при сем свидании новое письмо Красовского, содержавшее в себе прежние предложения. Переговоры сии не останавливали осадных работ: напротив, последние производились с усиленной деятельностью и успехом.
В течение трех суток, то есть с 3-го по 6-е июня, из пяти полных сап, направленных от 3-й параллели к гласису, две правого фланга (1-я и 2-я), дойдя до гребня гласиса, короновали его против бастиона 5-го, и четыре колодца для заложения мин на сем пункте были уже углублены на несколько футов. Работой этой поспешили для предупреждения контр-минера, который по всем признакам намерен был произвести взрыв около сего места. Две средние сапы (3-я и 4-я) также подались вперед; правая из них вошла в среднюю неприятельскую контрапрошу, которая совершенно была очищена от турок, за исключением нескольких человек, оставшихся позади траверза, непосредственно пред контрэскарпом центра куртины. Левая же из сих сап (4-я), подавшись также вперед, загнулась, дабы обойти переднюю часть правого неприятельского [199] контр-апроша, который равномерно оставлен был турками. Около сих мест находились устроенные неприятелем мины, но не близко от наших работ, в чем удостоверились, пробуравливая землю в оставленном неприятелем ложементе и в соседстве наших сап. 5-я сапа приблизилась к самому гребню гласиса против бастиона 6-го, сколько было нужно для заложения горна; а 6-я, веденная от левого продолжения 3-й параллели к передовым неприятельским веркам пред полигоном 6-м, разделясь на три отрасли (6, 7 и 8), подошла правою на 12-ть сажен от гребня контрэскарпа правого фаса бастиона № 6-го, среднею же и левою от 8-ми до 15-ти, от шпицев помянутых передовых верков. Кроме сего большое сомкнутое укрепление (XLYI) на левом фланге атаки, совершенно было отделано и вооружено батарейными орудиями, и из него была выведена новая сапа (9-я) на несколько сажен по направлению шпица правого из передовых неприятельских верков; в разных местах между 1, 2, 3 и 4-ю сапами, устроены были боковые сообщения для связи их между собою и для обстреливания их с боку, а от батареи XLIY сделано особое сообщение к сомкнутому укреплению.
Неприятельская артиллерия в продолжение сего [200] времени действовала днем по нашим батареям весьма слабо; ночью же на фланговые бастионы ввозились орудия, из коих открывалась сильная канонада. Турки бросали также в большом количестве бомбы из мортир, поставленных сзади куртины полигона 5-го, и стреляли картечью по сапам и 3-й параллели; но отличною меткостью выстрелов с наших демонтир- и кессель-батарей неприятельский огонь вскоре был погашаем, и не более как десятью выстрелами, два минарета, с коих турки стреляли по нашим сапам, были сбиты с батарей XXXVII и XXXV.
Ночью с 5-го на 6-е осажденные, собравшись в двух колоннах, снова сделали вылазку на левый фланг наших работ. Одна колонна взяла направление к 6-й сапе, а другая потянулась кладбищем к оконечности левого продолжения 3-й параллели. Но обе, встреченные картечным огнем батарейных орудий, которые в то время становились на сомкнутое укрепление левого фланга, рассеялись и обратились в бегство, не дойдя до сап и параллели.
В полдень 8-го числа все четыре мины, приготовляемые для опрокидывания контрэскарпа против 5-го бастиона, были заряжены, и к охранению стрелков, когда они после взрыва утвердятся [201] близ контрэскарпа, сделаны были два ложемента; во 2-й сапе, приблизившейся к контрэскарпу, устроен спуск к подошве его, а коронование продолжено на несколько сажен; третья сапа, выйдя в контрапрош, подвинулась весьма далеко вперед, готовя удобный для нас подход к гребню гласиса. Сапа 4-го обошла неприятельский ложемент; в ней начата галерея для закладки сильного фугаса под левой оконечностью оставленного неприятелем ложемента. Сверх сего, левее сделан рукав на несколько сажен, дабы развлечь внимание неприятеля и иметь способ устроить ложемент для стрелков. Пятая сапа, достигнув гребня гласиса против шпица 6-го бастиона, начала короновать его в обе стороны. В левом рукаве коронования сей сапы сделано только два колодца для мин, и выведены из них галереи на несколько футов для предупреждения, если возможно, неприятельского контрминера, работы коего осаждающим явственно были слышны. 6-я сапа достигла также места, где надлежало короновать гласис. Из правой отрасли её (или 7-й сапы) сделан спуск, покрытый бландами, заложена и окончена галерея под шпиц одного из передовых верков полигона 6-го. Левая отрасль 6-й сапы (или 8-я) далеко выдвинулась вперед, и [202] из неё выведена галерея к шпицу другого передового верка. Галереи обеих сих отраслей находились уже в совершенной готовности к заряжению; 9-я сапа также шла быстро.
Наконец, упорство турецких пашей поколебалось. Не имея уже никакой надежды на внешнюю помощь, не зная о настоящих намерениях осаждающих, но по быстроте, с какой инженеры наши почти вдруг очутились у них распорядителями на гласисе, догадываясь, что решительная минута уже недалека, паши изъявили 7-го числа желание вступить в переговоры, и просили выслать двух доверенных с нашей стороны чиновников для условий о сдаче крепости. Красовский избрал для сего генерал-майоров князя Горчакова и Берга. Переговоры происходили на левом фланге атаки, левее Туртукайской дороги.
Турецкие парламентеры, чиновники Меджи-бей (Каймакан) и Ахмет-бей, после обычных приветствий объявили, что паши согласны приступить к окончательным переговорам о сдаче крепости, на основании капитуляции, заключенной при покорении Браилова. Генералы князь Горчаков и Берг возразили им, что в настоящих обстоятельствах подобные условия не могут быть приняты, и что Силистрия должна быть сдана на условиях, прежде предложенных пашам. Турецкие [203] доверенные, не уполномоченные утвердить эти условия, взяли с них копию, и возвратились в крепость. В тот же день, в шесть часов пополудни, паши отвечали, что они не могут согласиться на предложенные им условия и будут защищаться до последней крайности.
4 готовые мины в 1-й сапе (против шпица 5-го бастиона), взлетевшие на воздух в шесть часов вечера 8-го числа, были убедительнейшим возражением упорству турок.
Действие взрыва вполне соответствовало ожиданию: обрушившийся контрэскарп совершенно завалил в этом месте крепостной ров, и земля глыбами присыпалась к вершине каменной одежды эскарпа2.
Очнувшись от изумления, турки открыли сильный ружейный огонь по всему валу полигона 5-го и по части куртины 4-го. Батареи наши загремели, ядра сыпались на разрушенные бастионы и верки, и довершили конечное разорение их, а бомбы удачным падением, при разрывах, поражали столпившихся за валом турецких стрелков. [204]
К ночи пальба утихла, но ружейный огонь с обеих сторон не умолкал.
Имея уже образованный взрывом мин удобный всход на бастион, казалось, можно было бы решиться на приступ: но благоразумие и предусмотрительность, подкрепляемые искусством, изобрели новое и верное средство к достижению той же цели с несравненно большими выгодами и несравненно меньшею потерею людей, принимая в соображение упорство и ожесточение, с каким осажденные обыкновенно обороняются в случае приступа, вспомоществуемые отчаянным сопротивлением самих жителей. По предложению генерал-майора Шильдера, Красовский решился занять бруствер главного неприятельского вала между бастионами 5-м и 6-м посредством наших минных и сапных работ, и, обратив его к противной стороне валганга, поместить на атакованном фронте батареи, которые совершенно обстреливали бы внутренность крепости, а длинные куртины прилегающих к атакованному фронту полигонов очищались бы продольными выстрелами сих батарей, а равно и других, устроенных на гребне гласиса, для действия по тому же направлению чрез отверстия, на куртинных углах взрывами образованные, и таким образом, поражать повсюду сопротивляющихся, если бы [205] они и после того продолжали безрассудную оборону.
Предположение это, основанное на местных соображениях и заключении о свойствах осажденных, оправдалось совершенным успехом. В самую полночь на 9-е число осажденные поражены были новой внезапностью: горн, заложенный от отрасли 6-й сапы против левого из передовых верков, пред полигоном 6-м лежащих, был взорван и также засыпал ров к шпицу сего верка. Неожиданный взрыв сей, сопровождаемый криком «ура» в траншейных караулах, привел турок в крайнее замешательство. Ожидая немедленного штурма, они открыли на атакованном фронте и на прилежащих к нему полигонах самый усиленный огонь, и вместе с тем предполагая, что войска наши уже приближаются, взорвали контрмину, устроенную несколько левее бастиона 6-го; но взрыв сей не причинил нашим никакого вреда, кроме легких контузий нескольких человек, находившихся в оконечности сапы № 4-го. После сего ускорили заряжением двух мин под контрэскарпом против 6-го бастиона, дабы уничтожить галереи контр-минера по капитали сего бастиона.
Взрыв сих двух горнов (b'.b') последовавших [206] утром 9-го числа, равно соответствовал предназначению: обрушившимся контрэскарпом ров был завален, присыпало землю к эскарпу до самого крона, и галереи неприятельского контр-минера все разрушены. Несколько позже взорвана была еще другая мина, против шпица верка, и также с желаемым успехом. Вообще действие наших мин было весьма удачно. Обрушенной землей контрэскарпа против 5-го и 6-го бастионов ров между ними совершенно был заперт. Саперные и инженерные офицеры показали совершенное знание своего дела, не говоря уже об усердии, которое особенно проявляли при трудных и опасных работах.
Нельзя не упомянуть здесь также о примерной неустрашимости, оказанной в течение сего времени нижними чинами саперного, 6-го и 3-го пионерного батальонов и охотниками егерских полков: 9-го, 10-го, 15-го, 16-го, 17-го и 18-го, из коих семеро, находясь в сапе правого фланга, 7-го июня выбросили оттуда 10 горючих гранат, и таким смелым подвигом спасли жизнь многим товарищам своим. Другие 20-ть человек, находившиеся в части коронования гласиса, близ минированного пункта против бастиона 5-го, после первого взрыва были отрезаны от сап кинутою назад землей. Нимало не смущенные сим, они упорно защищались тут, [207] производя сильный ружейный огонь. Все сии нижние чины награждены были знаком военного ордена и денежными выдачами.
После взрывов саперы наши стали подаваться к веркам по обрушенной земле, которая была присыпана минами, и озабочивались приготовлением 2-х горнов (с'с'), еще не взорванных, против бастиона 6-го; сверх того заложили мину от оконечности сапы 9-го, которая доведена была до рва правого из передовых верков.
10-го числа из 2-й сапы (несколько левее плечного угла бастиона 5-го) проведена была галерея по направлению к фланкированному углу правого фаса сего бастиона. Галерея эта была уже выведена на две сажени за кювет, во рву находившийся, когда неприятель, заметив ее, сделал внезапное нападение чрез потерн (в куртине 5-6), в ров, на отверстие её, кюветом открытое, и забросав отверстие турами, прорвал саму галерею брошенным туда бочонком пороха. Хотя такое покушение не причинило нам значительного вреда, но ход работ от этого замедлился, и при двух новых попытках, сделанных для возобновления помянутой галереи, минеры наши встречали со стороны неприятеля упорное препятствие. Еще большие затруднение в наших работах [208] произошло от проливного дождя, шедшего в продолжение целой ночи и утра с 9-го на 10-е число.
Приток воды был так велик, что все передовые сапы и часть траншей и батарей были залиты до такой степени, что в некоторых местах вода доходила людям по пояс и многие платформы были совершенно повреждены. При всей деятельности и величайших усилиях, в продолжение двух суток прилагаемых инженерами для спуска воды, многие места в сапах были еще наполнены ею выше колена.
11-го поутру неприятель атаковал на контрэскарпе голову сапы 3-го, которая подвигалась для коронования гласиса против центра куртины. Нападение сие, хотя и не имело никакого успеха, кроме сожжения одного мантелета, однако, послужило несколько к замедлению движения сап и было поводом сильного огня, открывшегося как на сем пункте, так и близ воронки, образованной взрывами против бастиона 5-го. При сем нападении отличился особенным мужеством и неустрашимостью инженер-подполковник Сорокин, который ободряя рабочих собственным примером, сам закидывал отверстия сап фашинами, турами и мешками с землей под сильным огнем ружей, ручных гранат и камней, [209] бросаемых неприятелем, и был сильно ранен осколком в голову.
Перестрелка у сего места не прерывалась до того времени, пока не последовал взрыв двух наших мин (с'с'), заложенных под контрэскарпом правого фаса бастиона 6-го. Действием их приведенные в смятение, турки оставили часть куртины против контрэскарпа, и работы наши снова начали подаваться вперед. Взрывом же двух упомянутых горнов контрэскарп опрокинут был в ров на расстоянии 5-6 сажен.
На следующий день более трех четвертей гребня гласиса, атакованного полигона было уже увенчано, и вместе с тем продолжалось прочное коронование воронок против атакованного полигона. На правом фланге атаки начата минная галерея для подхода под фланкированный угол правого фаса бастиона 5-го; а на левом заложена подобная же галерея, для подхода под фланкированный угол левого фланга бастиона 6-го.
Кроме сего для лучшего обстрела крепостного рва и потерны, и для преграждения туркам выхода оттуда, начато устройство пред коронованием гласиса малого рва, непосредственно за одеждою контрэскарпа с тем, чтобы поместить в нем отборных стрелков, в коих у нас не было недостатка. [210]
Соображая близость работ наших от крепостного вала и сильный дождь, под коим тогда производились они непрерывно в течение дня и ночи, не должно ли отнести к особенному счастью весьма незначительную потерю в людях, что была у нас до сего времени? Осажденные истощали все усилия, оспаривая у нас каждый шаг; но стойкость русских, и особенное искусство начальника инженеров во всех случаях превозмогали препятствия, противопоставляемые неприятелем.
12-го июня в 5-ть часов пополудни, турки взорвали две свои контрмины, находившиеся позади коронования гребня гласиса, между сапами 3-го и 4-го. Но взрыв сей, попортивший только одно из дальних сообщений наших, в коем тогда никого не было, не причинил впрочем никакого вреда, кроме опаления нескольких охотников, находившихся в близком расстоянии от сего сообщения.
Так как покушения осажденных к воспрепятствованию нам утвердиться во рву и насыпи, образованной взрывом, возобновлялись беспрерывно, то генерал Красовский приказал в ночь с 12-го на 13-е число занять ров и насыпь усиленным образом, дабы положить тем конец дерзким покушениям турецкого гарнизона и обеспечить ход минных галерей к эскарпу атакованного [211] фронта. Такое предприятие хотя и сопряжено было с величайшей опасностью, ибо турки, твердо решившись оборонять ров и не допускать наших к работам у вала бастиона 5-го, явили большое упорство, увенчалось, однако, полным успехом.
В 9-ть часов вечера охотники Архангелогородского, Вологодского и 16-го егерского полков, быстро спустившись из коронования гласиса, овладели ближайшей частью насыпи, образованной взрывом контрэскарпа бастиона 5-го, и заняли часть рва, а саперы в то же время начали расчищать заваленную прежде сего неприятелем минную галерею.
Вслед за сим посланные генерал-майором Бергом для подкрепления охотников две роты Троицкого пехотного полка под начальством майора Рихтера бросились чрез воронку до самой наружной покатости бастиона 5-го, и, переколов засевших там турок, расположились на присыпанной к сей покатости контрэскарпной земле. По совершении сего рабочие под начальством саперного подполковника Нильсена приступили к заложению (по завалу) насыпи летучей сапой двух перерезов между помянутым контрэскарпом, дабы обстреливать из них с [212] одной стороны ров полигона 5-го, а с другой ров полигона 4-го.
Устрашенные быстрым натиском, осажденные, не решаясь оспаривать рва холодным оружием, открыли отовсюду самый сильный ружейный огонь, и поставив два орудия за разрушенными амбразурами правого фланга бастиона 4-го и левого фланга бастиона 6-го, стали бить картечью и вместе с тем осыпать рабочих из-за бастиона 5-го градом ручных гранат, каменьев, горючих веществ и всякого рода осколков. Не смотря на такую опасность, стоившую нам значительного числа убитых и раненых, в числе коих находился майор Рихтер3, работы продолжались безостановочно, и к рассвету два помянутые перереза, один особый траверз между ними, и ход к ним из контрэскарпа были уже почти совсем готовы. С наступлением дня батареи наши сбили неприятельское орудие, на левом фланге бастиона 6-го поставленное, и принудили замолчать орудие правого фланга бастиона 4-го.
Видя невозможность выйти в большом числе в ров полигона 5-го из потерны (которая [213] обстреливалась легким орудием из коронования гласиса, против нее поставленным), турки решились на новое отчаянное предприятие. Они начали скатывать с бастиона 5-го зажженные бочонки пороха, и вслед за сим внезапно бросились прямо с бастиона на рабочих, оканчивавших начатые ночью ложементы. Не ожидавшие такого нападения рабочие отступили к прикрытию и оттеснили его до ближайшей к коронованию гласиса отсыпи. Но чрез несколько минут подоспевшие к сему посту адъютант Великого Князя Михаила Павловича полковник Философов, и прикомандированный к Тамбовскому пехотному полку майор Гулевич двинули удаленное прикрытие вперед, и снова штыками заняли все пространство до наружной покатости бастиона 5-го, переколов засевших там турок. По совершении сего работы уже продолжались безостановочно в течение дня как на этом месте, так и близ возобновленной минной галереи, левее коей еще до [214] рассвета был сделан ложемент для лучшего обстреливания дна во рву.
В семь часов утра 13-го же числа на самой крайней оконечности нашей атаки взорвана была мина под шпицем одного из передовых неприятельских укреплений, над 6-м полигоном находившихся. Действием её разрушен весь исходящий угол сего верка, и устрашенный неприятель обратился в бегство. Егеря 10-го и 17-го полков заняли укрепление, а вскоре потом генерал-майор Берг приказал им овладеть и другим укреплением, правее помянутого верка, подход к которому устроен был посредством насыпи, образованной миной, за несколько дней пред тем нами взорванной. Охотники быстро двинулись вперед, ударили на неприятеля и обратили его в бегство со значительным уроном, захватив часть оружия и четыре знамени. Вскоре после сего занят был теми же егерями и третий передовой неприятельский верк, близ вышеупомянутого находившийся.
Вечером 13-го числа турки снова вздумали было померяться с нами. Спустившись в разных местах в ров 5-го полигона, они бросились к минной галерее, близ бастиона 5-го устроенной, но мгновенно были опрокинуты резервной ротой Троицкого пехотного полка, которая, [215] перейдя чрез коронование, штыками вытеснила турок изо рва. Это покушение неприятеля было последнее. В течение ночи осажденные беспокоили наши работы у бастиона 5-го только одним ружейным огнем и бросали гранаты и камни.
Между тем как вышеописанное происходило на правом фланге атаки, у бастиона 6-го также не оставались в бездействии. Для обстрела с сей стороны правой части рва атакованного фронта и рва полигона, 6-го саперного батальона полковник Каппель со 150 человеками отборных рабочих и батальоном прикрытия в 9-ть часов вечера начал строить два перереза по насыпи от контрэскарпа к бастиону 6-го, и вместе с тем приступил также к устроению открытого спуска чрез сию насыпь, дабы соединиться с общим ложементом по рву 5-го полигона и с сапами, которые велись там с другой стороны, начиная от контрэскарпа к бастиону 5-го. Неприятель, утомленный неудачами минувшего дня, препятствовал работам только при выходе из отсыпа в ров, но и здесь мгновенно был опрокинут охотниками 10-го егерского полка, которые при сем случае отбыли у турок одно знамя.
Таким образом, к 14-му числу мы имели уже [216] в своей власти ров атакованного фронта и передовые верки перед полигоном 6-м. Большая часть кювета для прикрытия стрелков была перерезана ложементами, минная галерея наша, заложенная в короновании гласиса, приближалась также к куртине и к флангу бастиона 5-го. Но осажденные, повсюду отбитые с чувствительным для них уроном, не имея ни минуты спокойной, ни безопасного места, где могли бы укрыться от разрушительного действия наших осадных орудий, бомб и ракет, упорно держались, противополагая нам всевозможные препятствия.
По числу убитых и раненых с нашей стороны в течение сих двух суток, можно судить и о потере неприятеля, везде отраженного с большим уроном, который, вероятно, втрое превосходил понесенную нами в людях убыль. У нас она состояла из 59 убитых нижних чинов и одного офицера, 189 раненых нижних чинов, 2 штаб-офицеров и 1 обер-офицера; контужены были штаб-офицер, 4 обер-офицера и 108 рядовых.
Днем 14-го числа работы продолжались во рву атакованного фронта безостановочно, так что две минные галереи под бастионом № 5-го приводились уже к окончанию. Цель устроения сих галерей состояла в том, чтобы обрушить правый [217] плечной и исходящий углы бастиона для действия нашими орудиями чрез воронку по городу и охранять от подземных турецких работ галерею, дном рва проведенную к куртине атакованного фронта, ходу которой осажденные более трех суток старались всевозможно препятствовать. В 8 часов утра минеры наши, работавшие в двух помянутых галереях, удостоверились по звуку, что неприятель со своей стороны также усиленно трудится под бастионом 5-го. Обстоятельство это побудило генерала Красовского разрешить немедленно снаряжение двух мин под сим бастионом, дабы предупредить неприятеля, и уничтожить подземные работы его.
14-го числа, в 3 часа пополудни, последовал взрыв левой из упомянутых мин, и действием её не только обрушился правый плечной угол бастиона 5-го, но был поднят на воздух и снаряженный уже неприятелем усиленный горн близ правого плечного угла бастиона, им изготовленный. Неожиданно счастливое действие сей мины, уничтожив подземные работы осажденных в то самое время, когда от них могли произойти самые вредные для нас последствия, доставило еще ту выгоду, что взрыв неприятельского горна обрушил и значительную часть правого фланга бастиона 5-го. Но совокупное [218] вместе с нашей воспаление турецкой мины, переменив и усилив направление взрыва, было причиною, что часть одежды эскарпа была выброшена гораздо далее, чем предполагалось, и что обломками её убит один офицер4 и двое ранено.
Немедленно после сего взрыва турки, ожидая приступа, открыли со всех сторон сильный огонь и начали бросать большое количество бомб из-за куртины атакованного фронта и из полигонов, к нему прилегающих, что и продолжалось более двух часов.
15 числа, в час пополуночи, последовал взрыв другой мины под фасом бастиона 5-го, образовавший воронку, которая вместе с обрывом плечного угла открыла беспрепятственные входы во внутренность сего бастиона, за коим турки устроили абшнит (х-х), простиравшийся до правого фланга бастиона 6-го.
16-го числа работы наши продолжались безостановочно. Коронование гласиса уже было окончено. В 8-мь часов вечера взорвана была мина, заложенная под левым флангом бастиона 6, и действием её совершенно обрушен помянутый фланг и несколько сажен куртины атакованного фронта, отчего образовалось большое отверстие на [219] углу куртины полигона 5-го. Саперного батальона полковник Каппель, под непосредственным ведением коего производились работы около сего бастиона, явил в сем случае новый пример искусства, распорядительности и мужества. Немедленно после взрыва осажденные открыли сильный ружейный огонь, и действовали мортирами, что продолжалось около двух часов.
При очищении заваленных частей нашего левого спуска в ров, коронование ближней части новой воронки и проложении сообщения к нему, турки ограничивались одним только бросанием гранат и камней. Но это не воспрепятствовало окончить в течение ночи вышеупомянутые работы, которые производились под покровительством двух означенных легких орудий, направленных из коронования гласиса на отверстие, новой миной образованное. Отверстие это, совершенно открывшее куртину 6-го полигона, представило возможность батарее из 2-х орудий, устроенной на короновании гласиса, действовать по куртине столь успешно, что неприятель с большой потерей должен был удалиться совершенно с валганга сего полигона.
На следующий день, в шесть утра, последовал взрыв еще одной мины, заложенной под куртиной полигона 5-го между потерной [220] и бастионом № 5-го. Взрывом сим обрушило эскарп и снесло весь бруствер, отверстие, от того происшедшее, открыло внутренность крепости и представило возможность действовать по городу из двух орудий, против сего отверстия в короновании гласиса поставленных.
18-го числа, в 2 ½ часа утра, взлетала еще одна мина, приготовленная под куртиной, правее потерны, и была последним трофеем наших искусных инженеров: взрывом её открылось новое отверстие во внутренности крепости. Два другие подкопа, приготовляемые под той же куртиной и правым флангом бастиона 5-го, намеревались взорвать на следующий день. После сего, согласно общему предначертаю, предположено было основаться ложементами на главном валу, между корованными воронками, и устроить на нем батареи, которые совершенно удалили бы неприятеля от крепостных верков 3-х полигонов, и доставили бы удобство поражать и почти уничтожить гарнизон, если бы он оказал дальнейшее упорство. Но предположение это не исполнилось по изменившимся обстоятельствам.
Утомленные постоянными неудачами в трудной и беспрерывной борьбе, турки убедились, наконец, в невозможности противиться долее искусству [221] и мужеству осаждающих. Не имея в крепости места, где могли бы быть безопасны от наших выстрелов, они укрывались в землянках. Сам паша, Серт-Махмут, приказал устроить для себя под валгангом землянку, куда и переселился на житье, но скоро один из наших взрывов совершенно завалил и это скудное жилище. За минуту перед взрывом, как рассказывали после турки, паша случайно вышел из землянки, и тем спасся от неминуемой в противном случае смерти. Начальствовавшие в крепости с ужасом видели, что русские твердой ногой стали на гласис, завладели рвом, и имели готовые уже бреши, чрез которые наши войска свободно могли двинуться большими массами на главный вал, и что нам оставалось сделать один только шаг к овладению всем фронтом атаки и всей крепостью. В таких обстоятельствах, в 10-ть часов утра 18-го числа, они решились вступить в переговоры. В числе чиновников, высланных для того из крепости, находился 80-тилетний старец, которого вели под руки, до места, назначенного для переговоров на правом фланге, у Шумлинской дороги.
Переговоры начались, по обыкновению, приветствиями и предложениями, которые не согласовались с условиями, нами объявленными. В [222] словах турок невольно обнаруживалось усилие, с каким они старались скрыть крайнюю затруднительность своего положения. Генералы князь Горчаков и Берг, коим предоставлено было вести переговоры, по поручению Красовского, объяснили туркам, что они должны оставить все неуместные требования, и немедленно решиться избрать одно из двух: или подвергнуться всем неизбежным последствиям приступа, или беспрекословно принять условья сдачи, прежде уже объявленные.
В то самое время, как происходили переговоры об участи крепости, осажденные и осаждающие не переставали передаваться пулями, и работы наши в отверстиях, минами образованных, не только не прекращались, но продолжались еще с большей против прежнего деятельностью. Саперы, взбиравшиеся на бастионы, и пионеры, расчищавшие бреши в куртинах, удвоили свои усилия, покровительствуемые ружейным огнем отборных стрелков и картечными выстрелами четырех батарей коронования контрэскарпа.
Долго турецкие уполномоченные колебались в принятии объявленных им условий. Наконец, узнав, что часть бастионов уже занята нашими ложементами, и что бреши расчищены, рассудили отступиться от неуместных притязаний своих, [223] и убедительнейше просили поспешнейше заключить капитуляцию на тех условиях, какие прежде сего были им предложены:
а) Все войска, находившиеся в Силистрийском гарнизоне, сдаются военнопленными с оружием, артиллерией, флотилией, всеми казенными принадлежностями и имуществом, личная собственность каждого остается неприкосновенной.
б) Все жители магометанского исповедания с женами, детьми, не исключая жены и детей Силистрийского губернатора, и служителями (если последние не военного звания и числом не превышают 25 человек), вообще с семействами и имуществом, могут выехать из крепости, куда заблагорассудят, без оружия.
Дополнительные условия заключали в себе несколько маловажных статей, например: жителям, желающим отправиться водою в Рущук, и помянутому семейству губернатора со свитой и женами, дадутся лодки; желающим отправиться сухим путем предоставляется возможное число подвод до турецких аванпостов, с надлежащим для обеспечения в дороге конвоем; равномерно правительство Русское дает возможное число подвод и лодок для больных и раненых военнопленных, отправляемых в Россию. [224]
В 9-ть часов вечера условия сдачи были подписаны обоими пашами и Красовским, скреплены печатями и вручены по принадлежности. А в 10-ть часов, не смотря на темноту ночную, осажденные, нетерпеливо желавшие прекращения неприязненных действий, принудили дряхлого, 70-тилетнего Серт-Махмута-пашу, упорнейшего защитника Силистрии, выйти из крепости в сопровождении малого только числа собственных его прислужников сдаться военнопленным в залог точного выполнения условий, и явиться в лагерь, занимаемый корпусным штабом, где он был принят с уважением, приличным его преклонным летам, званию и мужеству.
На следующий день знамена наши развевались уже в стенах гордой Силистрии. 5-ть батальонов пехоты и 8-мь легких орудий, под командой генерал-майора Фролова, вошли церемониальным маршем по двум брешам в город, и заняли все бастионы и выходы его. Примерный порядок и тишина, восстановленные повсюду, доказали туркам, что русские, страшные в бою, великодушны к побежденному неприятелю. Собственность каждого из военнопленных жителей и гарнизона, согласно договору, оставалась неприкосновенной. Не было ни одной жалобы на притеснения со стороны солдат наших, [225] еще в царствование Императора Александра наученных мирному и кроткому поведению в завоеванных местах.
Так свершилось покорение Силистрии. Войска под начальством генерал-лейтенанта Красовского находившиеся, в полной мере оправдали оказанную им доверенность. Они смирили многочисленный и ожесточенный гарнизон, упорно боролись с ним и с непогодой во время продолжительной осады. Кровь многих товарищей их орошала траншеи, но они безбоязненно шли на смерть, среди ежедневно увеличивавшихся опасностей.
В крепости найдено было 253 орудия (в том числе две гаубицы) флотилия, состоявшая из 76 судов с 31 орудием (из коих 10 затоплены нашей артиллерией), большое количество пороха, снарядов и прочего, три бунчука, принадлежавшие Аджи-Ахмету-Паше, сераскиру, коего власти подчинена была большая часть Булгарии со всеми крепостями, в ней находящимися; более ста знамен, множество разного рода оружия, и выведено из крепости более 9 т. гарнизона, в том числе слишком 3 т. регулярной пехоты. За покорение Силистрии, совершенное по предначертаниям главнокомандующего, [226] граф Дибич назначен шефом Черниговского пехотного полка. Генерал-лейтенант Красовский награжден орденом Св. Владимира 1-й степени. Начальник штаба 3-го корпуса князь Горчаков тем же орденом 2-й степени; генерал-майоры Берг и Шильдер, столь мужественно содействовавшие покорению крепости, орденом Св. Георгия 3-го класса; начальник артиллерии 3-го пехотного корпуса генерал-майор Самойлов орденом Св. Анны 1-й степени; помощник его, адъютант Великого Князя Михаила Павловича, лейб-гвардии пешей артиллерии полковник Философов орденами Св. Владимира 3-й и Св. Георгия 4-й степеней; инженер-полковник Каппель орденом Св. Владимира 3-й степени; инженер подполковник Сорокин произведен в полковники и награжден орденом Св. Георгия 4-класса5.
Первым благодетельным попечением генерала Красовского по водружении Русских знамен на твердынях Силистрии, было исторгнуть из челюстей неминуемой смерти большое число тяжелораненых военнопленных, которые найдены были в развалинах Силистрии в самом бедственном положении, оставленные без всякого [227] призрения. Все медики, коими только мы могли располагать, не лишая пособия своих больных и раненых, тотчас же были посланы для осмотра сих несчастных и подания им помощи6. Первоначально предположено было пользовать их в Силистрии, а по выздоровлении отправить за гарнизоном, во внутренность России; но таких больных, как впоследствии оказалось, было весьма значительное число, простиравшееся до 1500 человек. Они были бы весьма тягостным для нас бременем, почему генерал Красовский и решился на великодушное, а вместе и благоразумное средство отклонить затруднение, с коим, при ограниченных способах, сопряжено было приличное содержание военнопленных, отпустив [228] всех сих страдальцев безвозвратно в Рущук к Гуссейну-паше.
Соответственная обстоятельствам мера сия вполне была одобрена главнокомандующим, и генерал Красовский немедленно, по сношении с Гуссейн-пашей, сделал распоряжения к отправлению раненых Дунаем до Туртукая, как того желал Гуссейн-паша, и откуда тот уже собственными средствами намерен был перевезти их в Рущук.
После благодарственного молебствия за взятие Силистрии войскам нашим, при осаде сей крепости находившимся, сделан был смотр, при чем они поставлены были в огромном квадрате, коего два фаса занимала пехота в числе 38-ми батальонов7, один – артиллерия и один – кавалерия, состоявшая из 3-й гусарской дивизии под командой генерал-лейтенанта князя Мадатова. Кроме сего, в строю находилась бригада улан 4-й дивизии.
Желая показать силы наши, устройство и отличное положение, в каком находились войска, несмотря [229] на изнурительные осадные работы, генерал Красовский пригласил пашей быть свидетелями сего нового для них зрелища. В 10-ть часов утра началось молебствие, а в 11-ть парад. Паши прибыли с многочисленной свитой, которая состояла из нескольких церемониймейстеров, Чубукчи, Кафиджи, и других сопровождавших их прислужников и чиновников, из коих некоторые открывали шествие, другие же следовали за своими повелителями. Богатство, или, правильнее, пестрота одежды толпы сей, и неподвижная важность, постоянно сохраняемая турками, как в самых обыкновенных занятиях, так и при торжественных случаях, составляя разительную противоположность с нашей одеждой и живостью во всех движениях, представляли наблюдателю картину любопытную и живописную.
Пехота проходила взводами. Стройность, равнение и верный шаг, соблюдаемые ею со строжайшей точностью, бодрый и веселый вид солдат удивляли турок, привыкших к беспорядочным движениям своей конницы, к неловкости и мешковатости регулярной пехоты. Наиболее же нравились туркам гусары наши, в парадных мундирах своих, на красивых, легких и рослых лошадях, проходившие рысью и [230] галопом за артиллерией, искусство коей так знакомо было побежденным!..
Вообще, как казалось, они поражены были многочисленностью наших войск, необыкновенной быстротой и порядком, с коими производились все движения пехоты, кавалерии и артиллерии, особенно конной, которая, при конце смотра, пронеслась во весь карьер и по команде мгновенно остановилась, как вкопанная.
По окончании парада паши приглашены были генералом Красовским в лагерь, где их угощали, по турецкому обыкновению, шербетом и конфетами, и потом возвратились в крепость.
Получив известие о покорении Силистрии, граф Дибич послал повеление генералу Красовскому немедленно выступить из сей крепости и следовать к Шумле. Оставя в Силистрии 8 батальонов пехоты и 3 казачьих полка, Красовский 25-го июня с остальными войсками корпуса своего выступил под Шумлу, при чем на пути туда генерал-лейтенанту князю Мадатову поручено было открывать разбойничьи шайки и истреблять их вместе с жилищами хищников до основания .
Того же числа вышел из Силистрии отряд генерал-майора Фролова, состоявший из 3-й бригады 5-й пехотной дивизии с артиллерией её и 2-й ротой 6-го пионерного батальона. Ему предписано [231] было следовать чрез Каургу до Козлуджи, где и ожидать дальнейшего повеления, стараясь на пути открывать и истреблять разбойничьи шайки. Для успешнейшего исполнения поручения сего прикомандировано было к отряду 50 казаков 9-го Оренбургского полка, с тем, чтобы по прибытии в Козлуджи обратить их к своему полку.
Между тем выведенный из Силистрии гарнизон был отправлен под сильным конвоем, двумя партиями в Россию, а приведение Силистрии в оборонительное положение возложено было генерал-лейтенантом Красовским на командовавшего 2-й сводной пионерной бригадой генерал-майора Крузе, обще с Силистрийским комендантом полковником князем Волконским. Пашей Силистрийских с свитами их приказано было отправить в Одессу водою, на тех судах, которые по выгрузке провианта, должны были возвратиться в сей город.
По присоединении корпуса Красовского к главным силам армии, граф Дибич приступил немедленно к распоряжениям для перехода через Балканы с корпусами графа Палена, Рота и Ридигера; корпусу же генерал-лейтенанта Красовского определено было остаться по сю сторону Балкан с наименованием «наблюдательного [232] против Шумлы». Сверх того Красовскому подчинены были отряды, состоявшие под начальством генерал-майора Куприянова, именно:
В Праводах.
Полоцкий пехотный полк.
19-й егерский полк.
20-й егерский полк.
7-го пионерного батальона ¼.
Легкие роты:
10-й артиллерийской бригады № 2-го.
18-й артиллерийской бригады № 2
19-й артиллерийской бригады № 3
Казачьи полки
Александрина 3 сотни.
Андреянова - 2 сотни.
В Девно:
Одесского полка - 6 рот. [233]
Легкие роты:
6-й артиллерийской бригады № 3-го.
7-й артиллерийской бригады № 2-го.
16-й артиллерийской бригады № 3-го.
Жандармского полка эскадрон.
Сотня казаков Александрина полка.
В Гебеджи.
Сотня казаков Александрина полка.
Силистрийский пункт подчинен был генерал-адъютанту Киселеву.
Примечания
1. См. особый план части крепости Силистрии с показанием осадных работ с 3-й параллели.
2. Сим взрывом уничтожены были две уже заряженные неприятельские мины и галереи, как узнано уже по взятии крепости.
3. "Сей храбрый штаб-офицер получил две тяжелые раны, но не оставлял поста, пока совсем не обессилел. Умер он на следующий день". Из рукописного журнала осады кр. Силистрии, хранящегося в Департаменте Генерального Штаба.
4. 6-го пионерного батальона прапорщик Гернгросс, сам заряжавший сию мину и трудившийся над нею/
5. Приказ по армии 10 июня 1829 года, №436.
6. Медики наши, в продолжение осады показали отличные опыты своего искусства. Из самых опаснейших раненых, подвергнутых труднейшим операциям, весьма немногие лишились жизни, и то от посторонних причин; большая же часть получила весьма скорое облегчение. В особенности приобрел доверенность больных отличным знанием своего дела и усердием молодой врач Крейцер, обративший на себя внимание двумя трудными и опасными операциями, произведенными с необыкновенной скоростью и искусством. Поручику Колышкину 12-го егерского полка и одному унтер-офицеру того же полка, он отнял правые руки, первому немного ниже плеча, а второму из самого плечевого сустава. Чрез три недели, оба сии раненые приходили, совершенно одетые, благодарить генерала Красовского за данные им, по представлению его, награды.
7. В сей счет входят две бригады генерал-майора Малиновского и генерал-майора Завадского, из них первая прибыла 18-го числа, вместе с 3-ей гусарской дивизией из-под Шумлы, а последняя на другой день по овладении крепостью из России.
Конец третьей части
|
