|
Кампания 1829 года
Глава IV
Увольнение графа Витгенштейна. Назначение нового главнокомандующего, графа Дибича. Прибытие его в Яссы. Обозрение положения армии и сделанные им распоряжения. Покорение крепости Сизополя. Покушение турок снова овладеть ею. Вылазка из Журжи. Приготовление к переправе через Дунай при Силистрии. Недостаток продовольствия в Турецкой армии. Выступление Главной квартиры из Ясс.
[35] Преклонные лета и слабое здоровье графа Витгенштейна, расстроенное долговременной службой, полученными в сражениях ранами, и наконец, трудами, понесенными в течение минувшего похода, неоднократно заставляли доблестного и маститого уже старца просить об увольнении его от звания главнокомандующего армией, действовавшей в Европейской Турции.
Государь Император, снисходя на прошение графа Витгенштейна, Высочайшим приказом от 9-го февраля соизволил на увольнение его от командования 2-й армией, по совершенно расстроенному трудами прошедшего похода здоровью. [36]
Тем же Высочайшим приказом начальник главного штаба Его Императорского Величества, генерал от инфантерии, генерал-адъютант граф Дибич назначен был главнокомандующим 2-й армией со всеми правами, властью и преимуществами, главнокомандующему большой действующей армией присвоенными.
При увольнении графа Витгенштейна от командования армией Государь Император удостоил престарелого фельдмаршала следующим рескриптом:
«Граф Петр Христианович! Соглашаясь на желания Мои, изъявляемые вам в рескрипте от 11-го ноября прошлого года, вы доселе, невзирая на постигшие вас недуги, сохранили начальство над вверенною Вам армиею, и Я с удовольствием вижу, что предназначения Мои к приведению оной в состояние, соответствующее цели и видам будущей кампании, неусыпными попечениями вашими большею частою исполнены. Руководствуясь опытами многолетнего служения, обеспечили Вы будущие успехи оружия Нашего распоряжениями вашими. Таким образом, совершили вы круг усиленного труда и занятий, за пределы коего, без несправедливости к вам, не могу требовать продолжения деятельности вашей, а потому и соглашаюсь на увольнение ваше от командования действующею [37] армией. В надежде, что здоровье ваше, восстановясь временным отдохновением, дозволит вам паки быть полезным Отечеству. Мне остается только повторить вам при сём случае чувства истинной благодарности за долговременное и знаменитое служение ваше на поприще славы, труда и опасности.
«Вместе с сим повелеваю Я сохранить полное содержание, по званию главнокомандующего вам производимое»
Немедленно по назначении графа Дибича главнокомандующим он отправился в главную квартиру нашу, находившуюся тогда в Яссах, и, прибыв туда 16 февраля, вступил в управление высочайше вверенною ему армиею.
Граф Витгенштейн, расставаясь с войсками, столь долгое время им предводимыми, отдал следующий приказ:
«Государь Император, по уважению многократной моей просьбы, благоволив уволить меня от командования армиею указом, воспоследовавшим правительствующему сенату 9-го февраля текущего года, назначил на мое место главнокомандующим начальника своего штаба, генерала от инфантерии графа Дибича. Оставляя военное поприще, на коем более 40 лет служил Престолу и Отечеству, мне утешительно [38] в последний раз воспользоваться правом ценить гласно своих подчиненных и вполне выразить им мою благодарность за пособие, которое не преставал получать от их усердия к службе Государя. Не могу в особенности не изъявить моей признательности начальнику главного штаба армии, генерал-адъютанту Киселеву и начальнику артиллерии генерал-лейтенанту барону Левенштерну, которые в течение десяти лет ревностными стараниями и неусыпными трудами облегчали возложенную на меня обязанность.
Последняя Задунайская кампания, важными последствиями её подвигов, привлекла 2-й армии драгоценное внимание Августейшего Вождя нашего. Знамена русские у подошвы Балкан возвестили быстрый успех нашего оружия, а пребывание войск среди самой зимы в недрах неприятельского края указало всю твердость завоеваний. В пустынях Булгарии, как и на берегах Дуная, среди многообразных трудностей и смертоносной язвы, не взирая на суровость климата, отважность и безусловное усердие не преставали одушевлять воинов, и самое их зимнее отдохновение ознаменовалось взятием двух крепостей, сожжением Никопольской флотилии и всегда успешным отражением передовых отрядов неприятеля.
Вам, храбрые сподвижники, вам неотъемлемая [39] хвала! И кому более известны подвиги ваши, если не мне, их давнему свидетелю. По бремени лет, прощаясь с вами, я буду утешаться вестью о делах знаменитых, коих ожидаю от вас, под предводительством достойного преемника моего, и которыми докажете свою пламенную любовь вашу к Вере, Царю и Отечеству.1»
С назначением графа Дибича главнокомандующим последовали некоторые перемены в составе главного штаба армии2. Начальником его назначен начальник главного штаба 1-й Армии, генерал от инфантерии, генерал-адъютант барон Толь, на место генерал-адъютанта Киселева, получившего в командование 4-й резервный кавалерийский корпус. Генерал-квартирмейстер 1-й армии, генерал-майор Бутурлин3, назначен генерал-квартирмейстером 2-й армии, на место генерал-майора Берха4, которому повелено было состоять при главнокомандующем графе Дибиче.
По прибытию в армию граф Дибич немедленно занялся рассмотрением всех способов, к начатию [40] нового похода предстоящих. Нашел, что запасы продовольствия в магазинах крайне незначительны: за Дунаем их едва достаточно было для текущего продовольствия; в княжествах же войска получали пищу на квартирах от своих хозяев. Первоначально такое продовольствие предназначалось только по 1-е марта; но граф Дибич признал необходимым продолжить меру сию до самого выступления войск.
20 т. четвертей хлеба, купленного в княжествах, отдано в перемол. А 50 т. поставленного по распоряжению Подольского гражданского губернатора, сложено было на правый берег Прута, и перевозилось далее, до Фокшан, куда часть его была уже доставлена. Заготовления сии найдены графом Дибичем достаточными для обеспечения первого довольствия войск, впредь до прибытия подвижного магазина и до подвозов летних. Оставалось спешить с перевозкою, по времени года представлявшею большие затруднения. Морской подвоз из портов Новороссийского края был весьма ограничен и обеспечивал только временное довольствие Задунайских войск. Вскоре главнокомандующий получил известие, что из южных губерний по распоряжению графа Воронцова5 выслано к армии 33 судна с грузом [41] до 30 т. четвертей.
Обстоятельство сие представляло по крайней мере возможность учредить некоторый запас в Булгарских крепостях, где, особенно в Кюстенджи, недостаток в продовольствии был весьма ощутителен. Впрочем, и после привоза морем предстояла еще трудная перевозка припасов сухим путем до Правод и Базарджика. Последний нуждался наиболее, потому граф Дибич приказал усилить тамошний подвижный магазин.
На предбудущее время главнокомандующий находил также необходимым усилить всеми мерами подвоз припасов морем. Обращая на сей предмет особенное внимание и, желая собрать точнейшие сведения по части продовольствия армии, граф Дибич послал в Одессу состоявшего при нем полковника Ховена с нарочным письмом к графу Воронцову, прося его о доставлении самых подробных известий об успехах морского подвоза.
Таким образом, первые действия нового главнокомандующего обращены были на обеспечение армии продовольствием, как на одно из главнейших условий успеха предпринимаемого похода.
Между тем мост для переправы армии при Гирсове продолжали строить со всевозможною деятельностью. И хотя часть необходимого для сего леса, по большому размеру его, могла быть привезена [42] к Дунаю не иначе как посредством сплава при разливе рек, в исходе апреля; однако, во всяком случае, при помощи готовых 30 плашкоутов и других, еще изготовлявшихся, генерал-майор Руперт надеялся устроить паромами хорошую временную переправу. Для облегчения её часть войск, в Молдавии находящаяся, могла быть направлена чрез Сатуновский мост, сохраняемый генерал-майором Лехнером при самом значительном разлитии Дуная. Под Гирсовом же нельзя было утвердительно ручаться за плотину в случае чрезмерного разлива реки. Мост Фунденский, устроенный в минувшем году, предполагали перевести при высокой воде к Каларашу, где он мог быть весьма полезен для осады Силистрии.
Вообще, в отношении к переправам чрез Дунай граф Дибич полагал, что можно будет и при сильном разлитии вод преодолеть препятствия. Постоянный же мост при Гирсове надеялись окончить не прежде мая.
Важнейшее затруднение представлялось в позднем появлении подножного корма. Из собранных на месте сведений оказывалось, что трава поднимется в достаточном хотя для скудного кормления количестве только к исходу апреля. Продолжительная и сильная зима не позволяла рассчитывать [43] и на сей поздний срок, ибо в конце февраля все поля были еще покрыты весьма глубоким снегом, особенно около берегов Дуная, и даже в самой Булгарии. Такое неудобство находили тем важнее, что подножный корм необходим был уже при первоначальных движениях. Многократные опыты показали невозможность подвозить сено за войсками. Начинать же задунайский поход с лошадьми изнуренными было бы невыгодно для желаемых последствий его.
Причины эти побудили Дибича открыть военные движения не ранее наступления времени подножного корма, когда артиллерийские и кавалерийские лошади могли хотя бы с нуждой питаться свежей травой. Вообще главнокомандующий был того мнения, что лучше начать поход несколько позже предположенного прежде, но с верным обеспечением продовольствием, и с полною затем возможностью действовать быстро и решительно при самом начале наступательных движений.
Войскам, впрочем, приказано было находиться в готовности выступить к назначенным им переправам, как скоро наступление весны доставит удобство подножного корма, что легко предвидеть недели за две.
В то же время приняты были всевозможные предварительные против неприятеля меры, особенно [44] относительно Силистрии. Для прекращения водного сообщения её с Рущуком и верхним Дунаем, Дибич предписал устроить выше сей крепости в выгоднейших местах батареи. С сухого пути она не могла ожидать большого подвоза, ибо ближайшие места были разорены; из Рущука и Журжи также нельзя было надеяться на значительное пособие, ибо турки видели необходимость усилить продовольствием обе сии крепости, как наиболее для них важные.
В корпус генерала Рота посланы были вновь три свежих казачьих полка, а лошадей артиллерийских предполагалось отправить, как скоро представится возможность прокормить их за Дунаем подножным кормом. Ранее исполнить сего не было никакой возможности по совершенному неимению фуража, от недостатка коего потерпели даже верблюды: при сильных морозах в них оказалась такая убыль, что из тысячи осталось только 272. Впрочем, в корпусе генерала Рота и не стояло большой необходимости в пополнении артиллерийских лошадей: турки мало собирались в той стороне. Преимущественнее неприятель усиливался на верхнем Дунае, вероятно, для удобнейшего продовольствия, ибо тамошние изобильные места вовсе не были разорены. [45]
Для облегчения движений генерала Рота в течение предстоящего похода и доставления ему возможности сосредоточить, на случай действия, большее число войск, граф Дибич предписал ему устроить в Праводах и Базарджике крепкие цитадели, которые могли бы при ограниченном гарнизоне представлять достаточную на некоторое время защиту.
Таковы были главнейшие приуготовительные распоряжения графа Дибича. Засим с неусыпной деятельностью надлежало довершить многотрудное и окончательное устройство армии к походу.
Донося о распоряжениях своих Государю Императору, граф Дибич присовокуплял, что он «не преминет приложить неупустительно всевозможное старание для скорейшего, по удобству, открытия военных действий, и точнейшего выполнения предначертаний Его Величества6».
Вступление графа Дибича в звание главнокомандующего ознаменовано было покорением города Сизополя контр-адмиралом Кумани. Подробности сего дела следующие:
Утром 11-го февраля сухопутные войска были посажены на корабли, и эскадра Кумани при тихом восточном ветре снялась с Варнского рейда. [46] Следуя к Фаросскому заливу, и часто задерживаемая в пути то противными ветрами, то совершенным безветрием, 14-го числа в 5 часов пополудни она достигла входа в Сизопольский рейд. Но здесь, в расстоянии 2 ½ миль от острова Кириоса, принуждена была остановиться из-за густого тумана и препятствующей плаванию тишины моря. Лишь на рассвете следующего дня эскадра снова снялась с якоря и направилась в порт. Завидя приближение её к укреплениям города, турки открыли по ней с батарей своих сильный огонь, на который эскадра ответствовала, занимая между тем указанные диспозицией места.
Как скоро сие было исполнено, Кумани приказал прекратить пальбу, и послал на катере парламентера с требованием сдачи к 9-ти часам утра города и гарнизона военнопленными. В 10-ть часов парламентер возвратился и привез контр-адмиралу ответ паши и войска его: «Пока не умрем, города не сдадим!»
Возражением со стороны Кумани было приказание начать канонаду со всех судов, расположенных по диспозиции, и сбить неприятельские батареи, по сим судам действовавшие, равно разгромить и каменную стену, отделяющую город от перешейка. Причем контр-адмирал велел двум фрегатам стрелять по укрепленной высоте. Удачные [47] и меткие выстрелы с судов, в продолжение 2-х часов беспрерывно производившиеся, заставили замолчать турецкие батареи. Между тем трем канонерским лодкам приказано было приблизиться к неприятелю на картечный выстрел и бить во фланг батарей, в упомянутую каменную стену и в редут, устроенный у колодца, находящегося под горою. В то же время Кумани вместе с контр-адмиралом Стожевским поехал на катере для личного удостоверения в действии, произведенном нашими орудиями, и избрал места к высадке десанта. И тогда же на гребном судне послал генерального штаба подполковника Кека осмотреть восточную и южную части города, и перешеек с морской стороны.
Вскоре после сего явился парламентер от начальствовавшего в Сизополе двухбунчужного Халиль-паши. Убедясь в превосходстве сил наших, и видя произведенное нами в столь короткое время разрушение укреплений, паша соглашался сдать город, с условием, если войску его предоставлено будет удалиться из крепости вооруженным. Кумани, оставаясь при прежнем своем требовании, назначил 6 часов вечера для решительного ответа, и прибавил, что ежели и с истечением сего срока турки продолжат упорство свое, то он начнет снова сильнейшую канонаду. [48]
На такое объявление паша отвечал согласием сдать с рассветом город и гарнизон военнопленными и прислал аманатом чиновника своего Таир-Эфенди. Не довольствуясь сим, Кумани потребовал, чтобы ночью же прибыл сам паша на корабль, а между тем приказал приготовить десант для овладения с бою высотами и городом, на случай, если сдачи его не воспоследует. В ожидании ответа канонерские лодки всю ночь не переставали действовать по редуту у колодца и по нагорному укреплению с самого близкого от них расстояния.
В 4 часа утра 16-го числа, пользуясь сильным густым туманом, скрывавшим все происходившее на берегу, Кумани отправил десант из всех сухопутных войск и 500 человек гвардейского и флотских экипажей под начальством подполковника Лисецкого. Приказал высаживать войско против фрегатов, расположенных на полукартечный выстрел от берега, для обороны его на избранном месте. В тоже время послал 29-го экипажа лейтенанта Джоти с переводчиком, титулярным советником Батьяновым, в город к паше, для объявления ему, что десант высажен, и что ежели он сам к адмиралу не приедет, то все переговоры прекращаются. Выставив на городской стене белое знамя, паша [49] с некоторыми приближенными чиновниками своими изъявил готовность отплыть на нашем катере. Причем объявил, что большая часть войск его ночью бежала из города. Посадив на катер с пашей гребцов из числа живущих в городе греков, лейтенант Джоти с бывшими прежде на катере 14-ю матросами занял батареи, обратил пушки по перешейку, присоединил к малой своей команде жителей из греков, и таким образом приведя, на первый случай, город в оборонительное положение, преградил туркам возврат туда с высот.
Густой туман не переставал облекать окрестность. Высаженный под покровительством его десант скрытно двинулся для овладения высотами. Вскоре паша прибыл к контр-адмиралу Кумани с ключами города, и немедленно послано было приказание прекратить всякое против него действие, ограничась занятием одной укрепленной высоты. Приказание настигло сухопутные войска в то самое время, когда они, скрываемые туманом и кустарниками, быстро подходили к нагорному укреплению. Высоту сию и редут у колодца занимали албанские арнауты в числе 1600 человек, под начальством Дервиша-аги. Заметив, наконец, приближение русских, арнауты с поспешностью бросили оба укрепления [50] и бежали по дороге, ведущей в Константинополь. Медный полевой единорог, заряженный картечью, часть снарядов, одежды и съестных припасов покинуты ими были на горе в добычу десанта нашего.
Высаженные на берег экипажи и один батальон Камчатского полка вступили в город и расположились в нем. 1-й батальон сего полка, рота Селенгинского и пионеры, заняв нагорное укрепление и редут у колодца, немедленно приступили к приведению турецких укреплений в лучшее оборонительное положение. Другая часть войска, расположившегося в самом городе, обращена была к поправлению стены, служившей обороной его от перешейка. Для достижения сей цели оставленные турками орудия размещены были надлежащим образом и все найденные в городе снаряды приняты в наше ведение. Вдоль перешейка, на полукартечный от него выстрел, поставлены были три канонерские лодки в таком положении, что могли обстреливать весь перешеек.
Начальство над городом, укрепленной высотой и всеми высаженными с эскадры войсками поручено было подполковнику Лисецкому, а временным комендантом города назначен морской артиллерии капитан 3-го ранга Кошкин, которому приказано было привести в известность все, оставшееся в крепости. [51]
При овладении Сизополем взяты в плен двухбунчужный паша Вендерли-Халиль, 4 полковника, 2 капитана, 13 чиновников из свиты паши и 32 солдата; трофеями были 2 знамени, 11 пушек, в числе их две полевые, 2000 ядер, 500 гранат, 150 картечей, 80 пудов пороха, 38000 патронов, и разное оружие. Сверх того досталось нам немалое число лошадей, до 700 пудов сухарей и некоторое количество зернового хлеба. Паша с пленными турками, городскими ключами и знаменами отправлен был на фрегате Рафаил в крепость Варну, к генералу от инфантерии Роту. Покорение Сизополя доставило контр-адмиралу Кумани орден Св. Анны 1-й степени.
Не можем обойти молчанием и другого, хотя и менее важного дела, совершенного им около того же времени.
В заливе между Фаросом и Бургасом укрывалось девять турецких судов, и там же устроен был паром, служивший для сближения сухопутных сообщений по южному берегу залива, на пространстве более 60 верст. Осведомясь о сем, контр-адмирал Кумани отрядил туда бриг и несколько вооруженных баркасов, которые, невзирая на упорное сопротивление турок, овладели [52] паромом и двумя двухмачтовыми судами; остальные семь, посаженные турками на мель, не могли быть увезены нашею командой и сожжены. На доставленных к эскадре двух судах найдены две чугунные пушки и несколько оружия, а на пароме запас сухарей, предназначавшийся турками для прибрежных войск: приобретение, доставшееся нам без малейшей потери.
Спустя полтора месяца после овладения нашего Сизополем, турки, долго безмолвствовавшие, наконец собрались с силами и вознамерились возвратить себе крепость, уступленную слишком поспешно. Начальствовавший турецкими войсками в Румелии Гуссейн-паша, сосредоточив в Бургасе до 4 т. человек пехоты и 1500 конницы, 27-го Марта на рассвете почти внезапно атаковал устроенный пред Сизополем нагорный редут, защищаемый 2-м батальоном Азовского пехотного полка. Нападение было самое отчаянное. Ни беспрерывный ружейный огонь, ни губительное действие 8 орудий, громивших неприятеля картечью, ни бросаемые в толпы его ручные гранаты, не могли остановить стремления турок. Под градом пуль спустясь в ров, они ожесточенно усиливались взобраться в редут. Один из офицеров [53] регулярной пехоты, из свиты Гуссейн-паши с тремя турками перелез чрез штурмовал и бруствер, а оттуда проник было в сам редут, но мгновенно поднятые на штыки, храбрецы заплатили жизнью за дерзкую свою отвагу.
Между тем как азовцы мужественно обороняли вверенный защите их редут, другие войска Сизопольского гарнизона быстро выступили из города, и по распоряжению начальника штаба 6-го пехотного корпуса, генерал-майора Вахтена, командовавшего здешним сухопутным отрядом, дружно устремились на неприятеля. 2-е батальоны Камчатского и Украинского полков направлены были к редуту с обеих сторон его; одновременно с сим Вахтен повел на правый фланг неприятеля Днепровский пехотный полк, подкрепляемый 1-м батальоном Камчатского и двумя легкими орудиями. С барабанным боем и обычным криком «ура» встретили наши сильный ружейный огонь неприятеля. Осыпаемые им, подошли на самое близкое расстояние к туркам, когда те находились уже почти у ворот редута, и вспомоществуемые артиллерией, которая била их картечью, ударили в штыки. Единодушным нападением наших неприятель был смешан, опрокинут и обратился в бегство. Его преследовали [54] до отдаленных высот Сизопольских. Там он скрылся в лесу, а оттуда горами пробрался к Бургасу.
Потеря неприятеля в сем деле была весьма значительная. Сверх многих убитых и раненых, увезенных турками с места сражения, насчитано во рву редута, на гласисе и на пути бегства их до 250 трупов. При отчаянном сопротивлении, в плен взято только пять человек. С нашей стороны убито 27, ранено 67 нижних чинов и 6 офицеров. Генерал-майор Вахтен, лично распоряжавшийся атакою, получил контузию пулею в левую ногу. Отличие, оказанное им в описанном деле, награждено было золотою шпагою, алмазами украшенною, с надписью: «За храбрость»7.
Кроме сих частных сшибок, по всему протяжению линии, занятой нами в Булгарии и по Дунаю, до апреля месяца было почти безмолвно, если не упоминать о незначительных стычках между передовыми постами.
К числу подобных неважных дел можно отнести и две безуспешные вылазки, предпринятые гарнизоном Журжи против отряда, наблюдавшего за крепостью. При второй из них, происходившей 28-го марта, турки показались было [55] в числе 3 т. человек пехоты и конницы, с несколькими орудиями и завязали перестрелку с казаками, но несколько залпов артиллерии нашей и атака, произведенная двумя эскадронами гусар, обратили неприятеля в крепость не без значительного со стороны его урона.
Мы видели уже, что приготовление способов для переправы чрез Дунай при Силистрии в продолжение прошедшей зимы озабочивало начальство армии. В попечение о сем устроены были плашкоуты в селении Фунденях, на реке Аржисе, с целью спустить их весною в Дунай, а оттуда поднять в реку Боту, к селению Каларашу, лежащему против Силистрии. Доставка сюда плашкоутов представляла затруднения и немалую опасность, ибо неприятель, сосредоточив у Силистрии остатки своей флотилии, господствовал на Дунае, у сей крепости и выше. Невзирая на то, предприятие совершено было с полным успехом, обеспеченным распорядительностью инженер-генерал-майора Шильдера. По назначению его 27-го марта плашкоуты были спущены на воду в реку Аржис 30-го числа, с рассветом, вышли в Дунай, а на следующей день, в 2 часа пополудни, находились уже в реке Боте, вне всякой опасности. При сем случае мы не только не понесли ни малейшей потери, но и завладели турецкой купеческой [56] корветтой с 7-ю человеками экипажа, взятой охотниками полков Архангелогородского и Вологодского, бывшими на плашкоутах. При устье Боты немедленно заложены были генерал-майором Шильдером два укрепления, а находившаяся тут брандвахта, устроенная из парома, заменена захваченной корветтой, причем вооружили ее 4 орудиями.
По единогласным в сие время показаниям пленных и других турок, перебегавших к нам из крепостей по Дунаю, там господствовал величайший недостаток в жизненных припасах. Подобные же сведения имели мы и о Шумле, куда прибыл тогда новый великий визирь с двенадцатитысячным отрядом регулярного войска. Достоверность сих показаний подтверждалась и другими несомненными известиями, по коим в самом Константинополе недостаток хлеба, день ото дня увеличиваясь, угрожал многолюдному населению Царьграда неисчислимыми бедствиями.
Соображая все местные обстоятельства и имея в виду наступление уже благоприятного времени для открытия военных действий, главнокомандующий признал полезным приблизить к Дунаю главную квартиру свою, и 2-го апреля выступил с нею из Ясс.
Примечания
1. Приказ по 2й армии 15 февраля 1829 года, №106.
2. Высочайший приказ 9 февраля 1829 года.
3. Ныне действительный тайный советник и член Государственного Совета.
4. Ныне генерал-адъютант и генерал-квартирмейстер Главного Штаба Е.И.В.
5. Ныне князь и Наместник Кавказский.
6. Рапорт государю Императору графа Дибича от 24 февраля 1829 года.
7. Приказ по армии 26 мая 1829 года, №359.
|
