Глава XVII. Продолжение осады Варны.
ВТОРОЙ ПЕРИОД ПО ПРИБЫТИИ ГВАРДЕЙСКОГО КОРПУСА.
Состав и числительная сила осадных войск. движение генерала Головина на южную сторону Варны. Занятие позиции. Начало блокады. Вылазка из крепости. Построение редутов. Открытие неприятельских сил за Камчиком. Устроение батарей. Государь император осматривает позицию. Рекогносцировка. Действие батарей. Нападение неприятеля на наших фуражиров. Расположение блокадных войск. Неудачная рекогносцировка графа Залусского. Бедствие лейб-егерей. Причины его. Неосновательное оправдание графа Залусского. Следствие рекогносцировки. Открытие корпуса Омер-Врионе. Генерал Головин усиливает блокадную позицию. Движение неприятеля. Генерал Головин получает подкрепление. Безуспешное нападение турок на праводский отряд.
[19] С присоединением гвардейских войск осадный корпус состоял из 34-х батальонов, [20] 37-ми эскадронов, 118-ти орудий полевой и 52-х орудий осадной (морской) артиллерии, всего 32043 человек в строю. Участие гвардии в осаде, давшее возможность действовать решительнее, составляет второй период осады.
Варна уже с июля месяца находилась в осаде. Но при невозможности по недостатку войск окружить ее со всех сторон, нельзя было воспрепятствовать подвозам и подкреплениям, получаемым осажденными из-за Балкан, и даже из укрепленного турецкого лагеря под Шумлой. Пресекая Варне все сообщения, по прибытии гвардейского корпуса немедленно велено обложить ее с южной стороны. Поручение возложено на генерал-адъютанта Головина. Отряд, вверенный его начальству, состоял из 8 ? батальонов пехоты, 7 эскадронов кавалерии, полусотни казаков, 3-х взводов пионеров и 14-ти орудий артиллерии. Затем в северном осадном отряде оставалось 16 батальонов пехоты, 4 эскадрона кавалерии, две сотни с половиной казаков, 6 и ? рот пионеров, 56 полевых и 52 осадных орудий. Резерв состоял из 8-ми батальонов пехоты, 23 ? эскадронов кавалерии и 48-ми орудий.
Действия южного блокадного отряда во все время осады не имели непосредственной связи с событиями [21] на северной стороне Варны.
В ночь с 29-го на 30-е число генерал Головин получил приказ с рассветом 31-го августа занять высоты мыса Галаты и укрепиться там редутами. Отряд генерал-майора Акинфьева, находившийся у брода при Гебеджи и состоявший из 1-го батальона 19-го егерского полка, 2-х эскадронов 1-го Бугского уланского полка, казаков атаманского полка и 2-х орудий Донской артиллерии, назначен авангардом при движении войск Головина. Немедленно выслал он от себя сильный наблюдательный пост к Камчику. В то же время генерал-майор барон Деллингсгаузен, выступив со своим отрядом из Правод (Провадии), подошел к мельницам близ Девно, и заставил бывшие там неприятельские ведеты немедленно скрыться.
Генерал-адъютант Головин в ночь на 30-е августа, выступив из лагеря, расположенного на северных высотах Варны, прибыл перед рассветом к броду близ Гебеджи, где присоединил к себе авангард генерал-майора Акинфьева. Пост Акинфьева при Гебеджи занял отряд майора Бергольца, состоявший из маршевого батальона 10-й пехотной дивизии, одного эскадрона [22] Северского конноегерского полка и двух орудий 10-й артиллерийской бригады.
В движении от брода при Гебеджи на Царьградскую дорогу предстояли генералу Головину два пути. Один вдоль правого берега лимана, через селения Эшекиой (Эшекчи) и Пейнерджи, другой через вершину горы Куртепэ к селению Остенджи. Хотя первый из сих путей был кратчайший, но генерал Головин предпочел ему другой, как уже известный генерал-майору Акинфьеву, доходившему здесь до Гаджи-Гассан-Лара. Представлялась и та выгода, что здесь скрывался наш отряд от наблюдений Варнского гарнизона, когда движение по берегу лимана могло быть замечено из крепости.
Августа 30-го в 8 часов утра Головин выступил из Гебеджи. Авангард его под командой Акинфьева шел от него в 2-х верстах впереди, и один батальон 19-го егерского полка следовал левее, береговой дорогой вдоль лимана, на одной высоте с авангардом. Пройдя узкое дефиле в лесу и теснины среди ущелий гор, войска при наступлении ночи успели выйти на довольно большую площадку близ селения Гаджи-Гассан-Лара, где провели ночь. На другой день утром Головин приблизился к высотам мыса [23] Галата и занял их без сопротивления. В 10 часов утра отряд расположился в боевом порядке прямо против крепости, по скату последней горы к Варне, и тремя пушечными выстрелами возвестил войскам на северной стороне Варны о прибытии своем на позицию.
Сделав немедленно рекогносцировку по дороге, идущей с гор к Варне длинным дефиле1, генерал Головин увидел, что для стеснения блокадой Варны с сей стороны надобно немедленно занять местность внизу у подошвы гор, хотя войска и подвергались пушечным выстрелам из крепости. Тотчас приказано 19-му егерскому полку и двум эскадронам Бугских улан с двумя легкими орудиями спуститься вниз. Отряд под начальством генерал-майора Акинфьева протянул линию постов от моря до лимана; главный пикет его стал при входе в ущелье, где пролегает большая Царьградская дорога. Неприятель не думал вылазкою из крепости препятствовать распоряжениям. Он сделал несколько пушечных выстрелов, не причинивших русским никакого вреда. В тот же день высажен с флота у мыса Галаты гвардейский экипаж, под [24] начальством флигель-адъютанта Римского-Корсакова.
Положив таким образом первое основание блокаде крепости с южной стороны, генерал-адъютант Головин построил остальные войска в боевом порядке по скату горы, учредив в тылу занятой ими позиции сильный пикет для наблюдения путей, идущих от Балкан. При наступлении вечера генерал Головин отрядил полковника Лазича с двумя эскадронами Бугских улан, казаками атаманского полка, батальоном Могилевского пехотного полка и двумя орудиями Донской артиллерии для открытия неприятеля, к реке Камчику2. Ему приказано было избегать встречи с неприятелем и не завязывать дела, наблюдая только движение турок со стороны Балкан.
С рассветом 1-го сентября Головин, осмотрев местоположение на высотах, признал необходимым для прикрытия блокады расположить обсервационный отряд войск лицом к Камчику, назначил линию боевого порядка и избрал пункты для 4-х редутов, немедленно занятых лейб-гвардии егерским [25] полком, разделенным на четыре полубатальона. По обозрению дороги, ведущей от гор к заливу между Варною и мысом Галата, капитан 1-го ранга Крицкий приступил к устройству пристани. В 9 утра турки сделали незначительную вылазку на отряд генерал-адъютанта Головина. Несколько пушечных выстрелов принудили неприятеля возвратиться в крепость. Он успел, однако, отогнать скот свой, находившийся на равнине между морем и лиманом, под крепостные батареи.
Желая усилить позицию на случай новых покушений неприятеля, генерал Головин назначил постройку четырех редутов: № 1-й3 - на берегу моря; № 2-й на 2 орудия, на большой Царьградской дороге, при входе в дефиле; 3-й, также на 2 орудия, на другой большой дороге, идущей в горы, и 4-й, на четыре орудия, при лимане, близ дороги вдоль берега. Видя, что для занятия всей позиции от моря до лимана на расстоянии более 3 верст недостаточно двух батальонов 19 егерского полка, [26] генерал Головин поставил на левом фланге, близ лимана, батальон пехотного герцога Веллингтона полка, и по всей линии учредил цепь застрельщиков с их резервами. Две роты лейб-гвардии Финляндского полка, поставленные в дефиле за редутом, вне крепостных выстрелов, должны были составлять главный резерв. Мера сия, усилив позицию, пресекла гарнизону всякое сообщение с южной стороны крепости. Два вооруженных турка, пытавшиеся ночью 2-го сентября пробраться к Камчику с депешами от начальствовавшего в Варне Капудан-паши, схвачены были на передовой цепи 19-го егерского полка.
Между тем полковник Лазич, без всякого препятствия достигнув моста на Камчике, открыл на противоположном берегу укрепленный неприятельский лагерь. Леса и овраги делали дорогу к нему почти непроходимой. Здесь стоял, как после узнали, паша Омер-Врионе с вспомогательным корпусом до 20000 человек. Вслед за ним должен был прибыть сюда, как носились слухи, сам верховный визирь с отрядом.
Сентября 3-го отряд полковника Лазича, атакованный турками в превосходных силах, принужден был отступить до Петрикиоя, находившегося в 6 верстах от позиции генерала Головина, что заставило усилить его 2-м батальоном [27] лейб-гвардии Финляндского полка, двумя конными орудиями и Черноморским казачьим эскадроном. Соединенные силы отряда, составившего авангард обсервационного войска, поступили под начальство флигель-адъютанта, полковника польских войск графа Залуского, который к вечеру 4-го сентября еще более сблизился к главному отряду и расположился по высотам на открытом месте позади Петрикиоя. Сентября 3-го около полудня прибыл на берег адмирал Грейг и, осмотрев обе позиции генерала Головина, определил на берегу моря, впереди редута 1-го, устроить батарею для четырех орудий 24-фунтовых и двух мортир 2-пудовых. В ночь на 5-е сентября батарея была кончена и вооружена двумя 24-фунтовыми пушками, из коих с наступлением дня открыт огонь против крепости. Редуты 2, 3 и 4 были кончены и вооружены еще в предшествовавшую ночь, а редут 1 срыт. Верхняя позиция вскоре защищена была также тремя редутами, и назначено место для редута IV, который должен был прикрывать левый фланг.
Сентября 5-го, в 9 часов утра, прибыл к блокадному отряду Государь Император. Осмотрев всю позицию и предположенные полевые [28] укрепления, и одобрив сделанные распоряжения, Он лично указал на дороге от Камчика пункт, где для дополнения системы укреплений надлежало построить флешь. Она была немедленно разбита, и на другой день кончена и вооружена 2-мя орудиями. Перед возвращением на флот Государь Император осмотрел все пространство в тылу обсервационного лагеря до самого ската горы, откуда открывается Варна с её песчаной лощиной, отделяющей море от лимана.
Еще сентября 2-го послан был капитан Кромин с 2-ю ротою гвардейских егерей и взводом улан для наблюдения дорог, идущих от Правод и из-за Камчика к правому флангу верхней позиции. Ему приказано расположиться в 5-ти или 6-ти верстах от лагеря, там, где обе дороги сходятся. Разъезды Кромина должны были разведывать до Камчика к Праводам и броду Гебеджи. В продолжение двух дней капитан Кромин нигде не встречал неприятеля, а в сей день патрули его вошли в сообщение через Гебеджи с отрядом генерал-майора Деллингсгаузена, который со своей стороны командировал из Девно полковника Бартоломея с отрядом для открытия сообщения с генерал-адъютантом Головиным и обозрения неприятеля по Бургасской [29] дороге. Полковник Бартоломей, пройдя несколько верст, открыл неприятеля и вытеснил его из занятой им деревни, но атакованный в свою очередь превосходными силами неприятеля, отступил в Девно.
Батарейные орудия, поставленные в редуте № 4-го блокадной линии, действовали в 2 верстах по турецкому лагерю за лиманом, а береговая батарея, совершенно оконченная, наносила вред крепостным стенам. Сентября 6-го получено известие из авангарда об открытии неприятеля в разных местах по направлению к Балканам. Вечером пост капитана Кромина, сделавшийся опасным, был снят, и поставлен на горе Куртепэ в двух верстах от главной позиции.
На третий день прибыл к отряду Головина Северский конноегерский полк под начальством полковника Каторджи, в числе 320 человек. Один дивизион его немедленно отправлен в авангард, а другой присоединен к кавалерийскому резерву. Постройка всех укреплений на блокадной позиции и линия засек, прикрывавшая весь фронт, были кончены, а у берега лимана позади редута 4-го построен ложемент, занятый особым пехотным пикетом. Беспрерывная канонада причинила многие повреждения [30] в крепостной стене и заставила две трети войск, большей частью конницы, находившейся позади в лагере, скрыться в саму крепость.
Отряд генерала Головина не нуждался в съестных припасах. Он имел скот в изобилии, и провиант доставлялся ему с флота на вновь устроенную пристань посредством двух вооруженных баркасов, перенесенных на южную сторону Варны сухим путем еще в начале осады. Напротив, в фураже отряд терпел большой недостаток, так что лошади были весьма изнурены. При появлении неприятеля перед обсервационной позицией фуражировка день со дня становилась затруднительнее и опаснее.
Генерал-адъютант Головин при отправлении сентября 9-го на фуражировку приказал собрать всех фуражиров в авангард, дал им в прикрытие две роты пехоты, а именно, всю 3-ю роту лейб-гвардии егерского полка и два взвода л.-гв. Финляндского полка со взводом улан. Они выступили под начальством капитана л.-гв. егерского полка Крузе. Тогда же отправлены были разъезды для поисков к стороне неприятеля.
Проходя местами, незадолго пред тем занятыми нашим авангардом, капитан Крузе прибыл к селению Акенджи, не встретив неприятеля. На возвратном пути колонна его, следуя через [31] лес весьма узкой дорогой, была атакована неприятельской конницей, показавшейся с правой стороны дороги и бросившейся между головой колонны и центром. Но нападение не имело большого успеха. Остановленные огнем наших патрулей, турки не наступали решительно.
Несмотря на сделанный отпор, неприятель напал вторично, и на сей раз успел в нескольких местах перерезать дорогу и разделить одну от другой части пехотного прикрытия. Взводы, находившиеся в центре, и арьергард, должны были пробиваться сквозь толпы неприятельские, заграждавшие им дорогу, но успели однако примкнуть к переднему взводу. Сомкнув ряды, капитан Крузе продолжал путь. Все усилия турок, неоднократно покушавшихся отрезать ему путь, остались тщетными. Делая таким образом на каждом шагу отпор превосходнейшему числом неприятелю, четыре взвода пехоты, не допустив ни на минуту расстроить себя и нанеся огнем своим значительный урон туркам, благополучно прибыли в лагерь в 7 часов утра. Вся потеря отряда, находившегося в прикрытии фуражировки, состояла из 7 убитыми и без вести пропавшими, и 5 ранеными.
Хотя фуражировка и не имела желанного успеха, но бой, выдержанный против неприятеля, несравненно [32] сильнейшего, решился в нашу пользу. Офицеры среди величайшей опасности успели сохранить порядок, подавая собою пример неустрашимости и распоряжаясь хладнокровно. Весь отряд показал примерное мужество. Даже некоторые из молодых солдат, в первый раз видевшие неприятеля, принесли с собой в лагерь оружие и одежду турок, которых в бою сами поразили штыками. Несколько фуражиров возвратилось даже со связками фуража. Сей случай заставил принимать еще более предосторожностей при отправлении фуражиров и разъездов. На другой день, сентября 10-го, по совершенному недостатку в фураже предположено послать фуражиров в Акенджи уже под прикрытием двух батальонов л.-гв. егерского полка.
Бедственная участь, постигшая здесь лейб-егерей, еще не изгладилась из памяти сослуживцев их. Не описывая еще сего несчастного случая, должно сказать для пояснения его о расположении в тот день войск, находившихся на южной стороне Варны. Они были распределены следующим образом:
На нижней, т. е. блокадной позиции.
На правом фланге и в центре два батальона 19-го егерского полка, а на левом батальон [33] полка герцога Веллингтона. Две роты 1-го батальона л. -гв. Финляндского полка в два эскадрона улан составляли резерв на большой Царьградской дороге. Кроме морской артиллерии, при отряде были два батарейных орудия гвардейской артиллерии, два легкие 10-й бригады и два Донской артиллерии.
На верхней, или обсервационной позиции:
В авангарде дивизион улан и дивизион конных егерей, 2-й батальон л.-гв. Финляндского и один батальон Могилевского пехотного полка, занимавшие пространство по высотам от лимана. Он составлял с правой стороны обсервационную линию на дорогах, ведущих к Камчику. Артиллерия авангарда состояла из двух Донских орудий.
Таким образом, в главном отряде на обсервационной позиции оставалось только два батальона гвардейских егерей и один полубатальон Финляндского полка, с 8-ю легкими гвардейскими орудиями, прикрывавшими редуты. Флешь вооружена была прибывшими за два дня перед тем двумя гвардейскими батарейными орудиями. Дивизион улан и дивизион конных егерей находились в резерве, назади редута 3-го.
Желая разведать о силах неприятеля, конные [34] партии коего показались сентября 9-го уже близ селения Мимисофлара, в виду нашего авангарда, генерал Головин сентября 10-го, на рассвете, отрядил в ту сторону карабинерную роту гвардейских егерей под командой штабс-капитана Энгельгардта 4-го. По весьма закрытому местоположению для разъездов дано ему было несколько человек улан и гвардейских казаков. Нападение, столь удачно отраженное накануне слабым отрядом, заставляло предполагать, что неприятель был еще в небольших силах.
Недостаток фуража становился более и более ощутимым. Намереваясь воспользоваться запасами его, находившимися в селении Акенджи, генерал Головин решился послать туда еще раз фуражиров. Сентября 10-го в 9 часов утра они были собраны в авангарде. Для прикрытия назначены были оба батальона л.-гв. егерского полка, имевшие, впрочем, только по 20 рядов во взводе; остальные 10 рядов от каждого взвода надлежало оставить в лагере для занятия укреплений. Место 1-й карабинерной роты полка, находившейся на рекогносцировке, заступила 1-я карабинерная рота л. -гв. Финляндского полка. Назначенная к прикрытию кавалерия состояла из двух эскадронов Северского конноегерского полка с двумя орудиями Донской артиллерии. [35]
Около 10-ти часов утра, когда фуражиры и прикрытие были готовы выступить, получено чрез телеграф с корабля Парижа Высочайшее повеление немедленно отправить полковника графа Залуского с сильной партией для разведки неприятеля. Фуражировка отложена была до другого времени, ибо малочисленность обсервационного отряда не дозволяла послать в одно время две партии столь сильные, чтобы каждая из них при нападении могла отразить неприятеля. Кроме того, по лесистому местоположению, для предположенной рекогносцировки надлежало употребить пехоту. Кроме двух батальонов лейб-егерей, назначавшихся для прикрытия фуражиров, пехоты более не было, и потому они были назначены графу Залускому. Хотя, по-видимому, достаточно было и одного батальона, но по настоянию графа Залуского, утверждавшего, что при встрече с неприятелем, чего можно было ожидать, одного батальона мало, а с двумя надеется он вернее и успешнее исполнить возлагаемое на него поручение, генерал Головин отдал ему оба батальона.
Таким образом, отряд, вверенный начальству графа Залуского, состоял из двух батальонов л.-гв. егерского полка, имевших по 20 рядов во взводе, двух эскадронов конных егерей и двух орудий Донской артиллерии. Он был еще [36] усилен эскадроном улан. Командиру л.-гв. егерского полка, генерал-майору Гартонгу предложено принять начальство над авангардом, но он убедительно просил позволить ему идти при его полку, обязываясь не считаться старшинством с полковником графом Залуским, не стеснять его власти и не мешать его распоряжениям. При всех неудобствах сего условия генерал Головин не мог не одобрить побуждений, по коим генерал-майор Гартонг пожелал отправиться со своим полком. Начальство авангарда поручено было л.-гв. Финляндского полка полковнику Офросимову.
За полчаса до полудня граф Залуский выступил со всем своим отрядом по дороге, которой отправлялись до сих пор фуражиры. Несколько часов генерал Головин не получал никакого известия. С позиции авангарда впереди открывалось обширное пространство, но во все время ни одного выстрела не было ни видно, ни слышно. В четыре часа пополудни рядовой Северского конноегерского полка привез известие, что гвардейские егеря со всех сторон окружены неприятелем, и находятся в величайшей опасности. Известие показалось генералу Головину вовсе невероятным и оставлено без внимания. Спустя несколько времени получена от графа Залуского [37] записка, на французском языке, следующего содержания: « Я встретил неприятеля в большом числе. Местоположение очень дурно. Генерал Гартонг со всем своим полком остался в арьергарде. Кажется, что неприятель остановился, но В. П. могли бы донести через телеграф, что я встретил превосходного в силах неприятеля». Записка немедленно отправлена к телеграфу4.
Тогда начали появляться раненые солдаты л.-гв. егерского полка. Одни из них уверяли, что полк отступает, сражаясь с неприятелем, а другие подтверждали первоначальное известие, прибавляя, что полк не только окружен, но и совершенно истреблен. Немного времени спустя по получении записки графа Залуского, прибыл от него к генералу Головину прапорщик л.-гв. Финляндского полка Кинович с изустным донесением, что «весь отряд ретируется в порядке, а л.-гв. егерский полк, составляя арьергард, отстал несколько по завязавшейся у него с неприятелем перестрелке». Такое известие по всем соображениям казалось заслуживающим наибольшего доверия. Вскоре отряд графа Залуского показался на небольшом возвышении посреди леса, [38] верстах в четырех от авангардной позиции, откуда можно было явственно рассмотреть, что конница и пехота в боевом порядке остановились лицом к неприятелю.
Пока все это происходило, число возвращавшихся поодиночке егерей более и более увеличивалось. Большая часть были ранены, и почти все без ружей, даже без амуниции. Из подробностей рассказа их можно было заключить, что гвардейских егерей постигло какое-нибудь необыкновенное несчастье. Многие возвращавшиеся нижние чины, между коими находились унтер-офицеры, и даже фельдфебели, говорили, что когда полк их находился в перестрелке с турками, вдруг окружила его со всех сторон неприятельская пехота и конница, что полковой командир, оба батальонные, все ротные командиры и большая часть офицеров убиты или ранены; что наконец без команды, рассеянные по лесу, егеря защищались небольшими кучками и не многие успели спастись. Впрочем, генерал Головин ни от кого не мог узнать обстоятельно, чем началась первая встреча с неприятелем, что за тем следовало и каким образом происходило отступление. В ожидании дальнейших известий, он приказал всех раненых собирать в одно место для оказания им помощи, а всех [39] приходящих здоровыми останавливать в авангарде, дабы никто в лагере не был в сношении ни с теми, ни с другими.
Тогда часть отряда графа Залуского прибыла к авангарду. Сам он, опередив войска свои несколькими минутами, донес словесно, что весь отряд его отступил в порядке; что сам он привел с собою всю кавалерию, артиллерию и пять взводов пехоты, что остальная часть л.-гв. егерского полка, находясь в хвосте колонны, прикрывает отступление, под начальством генерала Гартонга; что сей арьергард также недалеко, но не успел прибыть вместе с ним только потому, что занят был перестрелкой с неприятелем; что впрочем отступление произошло в порядке и никакого несчастия не случилось». Выслушав донесение его, генерал-адъютант Головин заметил полковнику Залускому, что ему как начальнику отряда следовало оставаться в арьергарде потому именно, что арьергард был в перестрелке с неприятелем». Граф Залуский отвечал, что он почитал свое присутствие более нужным при кавалерии и артиллерии, тем наипаче, что с гвардейскими егерями был их полковой командир, и потому не было причины опасаться какого-либо беспорядка.
Вместе с тем граф Залуский словесно передал [40] следующие подробности о том, что предшествовало отступлению. «Оставя позицию, занимаемую авангардом, он следовал по той дороге, где ходили наши фуражиры. Достигнув места, где перед тем находился пост капитана Кромина, он заметил турецкий ведет, который однако тотчас скрылся. Отсюда направил он путь свой по дороге, ведущей в Гаджи-Гассан-Лар, и пройдя около четырех верст, получил известие, что посланные вперед казаки, подъехав к опушке леса, открыли неподалеку оттуда неприятельский лагерь. Он отправился сам к опушке и увидел действительно в близком расстоянии турецкий лагерь, прикрытый ложементом, занятым пехотой, заметив также, что неожиданное появление его произвело тревогу между турками и весь лагерь их пришел в движение. Тогда приказал он л.-гв. егерскому полку выйти из леса и строиться побатальонно в колонны к атаке, на площадке не более как шагах в 120-ти от неприятельского ложемента. Два Донские орудия были поставлены в интервале между батальонами, а вся кавалерия осталась в лесу на дороге, в том порядке, в каком пришла.
Очутившись неожиданно в столь близком расстоянии от неприятеля, он хотел немедленно [41] атаковать его, но удержался, увидя за оврагом, впереди коего находился укрепленный неприятельский лагерь, большие толпы турецкой конницы и пехоты. И так, приказав сделать два выстрела из орудий, и видя, что неприятель не оставляет своей позиции, решился он возвратиться обратно. До той минуты ни с нашей, ни с неприятельской стороны не было сделано ни одного ружейного выстрела, но лишь только пушки были увезены, турки, находившиеся в ложементе, открыли огонь по нашим колоннам. Он воротил пушки, сделал из них еще два выстрела и велел снова увезти их. Кавалерии приказано было отступать по той самой дороге, по которой отряд пришел, а для прикрытия к ней взяты были пять взводов пехоты; они пошли между эскадронами в трех отделениях. С сей частью отряда отправился он сам, когда остальные одиннадцать взводов л.-гв. егерского полка, долженствовавшие по его распоряжению составлять арьергард, завязали перестрелку. Прибыв со всей кавалерией, двумя орудиями и пятью взводами пехоты на возвышение, остановился он здесь на несколько минут, неподалеку от нашей позиции, сам явился в авангарде, и хотя давно уже потерял из вида гвардейских егерей, оставшихся в лесу, [42] но не переставал, однако, уверять, что они никакой опасности не подвергаются».
Сим заключил граф Залуский свое словесное донесение, из коего, впрочем, невозможно было вывести никакого решительного заключения о положении л.-гв. егерского полка, ибо возвращавшиеся нижние чины, как раненые, так и не раненые все продолжали подтверждать самые неблагоприятные известия. Наконец, прибыл раненый поручик Ган 2, и объявил, что полк, в то время, когда он оставил его, был окружен со всех сторон; что солдаты, защищаясь врассыпную, потеряли всякую возможность отступления, и что никакая помощь уже не может более спасти полка.
Сколь мало вероятным ни казалось известие, но к несчастию, не замедлило подтвердиться. Кроме пяти взводов, прибывших с графом Залуским, ни одна часть л.-гв. егерского полка не возвратилась в своем прежнем составе, и патрули, высланные по дороге, где должен был он возвратиться, не встретили ни одного человека. Первая карабинерная рота, отряженная отдельно, под начальством штабс-капитана Энгельгардта 4-го, прибыла к авангарду до наступления вечера, оставя на высотах Мимисофлара партии турецкой конницы, с коими наши карабинеры имели [43] перестрелку; они уже видны были потом и с нашей авангардной позиции.
При наступлении ночи все утихло, неприятель не сделал против генерал-адъютанта Головина никакого дальнейшего покушения. Ночью прибыли в лагерь командир 2-го батальона л. -гв. егерского полка, полковник Уваров, капитан Ростовцов, подпоручик Игнатьев 2, прапорщики Жерард и Загоскин. Подпоручик Игнатьев 2 имел несколько ран. Все подтвердили известие о несчастном отступлении полка и потере полкового командира и почти всех офицеров. Спасшиеся, большей частью раненые, егеря продолжали собираться во всю ночь. На другой день поутру принесено одно знамя, спасенное солдатами, успевшими скрыться в лесу. Они прибыли в лагерь, пробравшись берегом лимана на левый фланг блокадной позиции, но о другом знамени никакого слуха не было.
В числе не возвратившихся находились генерал-майор Гартонг, полковники барон Заргер и Буссе, и 15 обер-офицеров. Нижних чинов возвратилось в лагерь 250 человек, в том числе 120 раненых; следовательно, потеря в нижних чинах, убитыми и взятыми в плен, или без вести пропавшими, простиралась до 450 человек, ибо за исключением пяти взводов, пришедших [44] с полковником Залуским, в других одиннадцати взводах было на лицо 700 человек.
Не оставалось более никакого сомнения, что л.-гв. егерский полк потерпел жестокий урон, но тем не менее казалось непонятным: по какому бедственному случаю 700 человек отборной пехоты, с начальником и со всеми офицерами, могли быть истреблены среди леса, в местах закрытых и нелегко доступных? Дело становится тем более непонятным, если принять в соображение, что еще накануне отряд из 200 человек тех же самых солдат, прикрывая притом длинный конвой фуражиров и разделенный ими на три части, вполне отразил неприятеля, несколько раз покушавшегося заградить ему дорогу.
Для исследования причин сего несчастного события необходимо ознакомиться с местом, где была первая встреча графа Залуского с турками, и потом следовать за лейб-егерями в их гибельном отступлении. Только при внимательном соображении всех обстоятельств можно постигнуть возможность бедственной участи л.-гв. егерского полка, происшедшей единственно от распоряжений графа Залуского.
Селение Гаджи-Гассан-Лар5 в расстоянии [45] 12-ти верст от места, где был расположен блокадный отряд, находится между оврагами, посреди довольно густого леса, где проходит дорога от селения к позиции генерала Головина. С сею дорогой сходится другая, идущая также в Гаджи-Гассан-Лар из селения Мимисофлара, которое, по прямому пути, проходящему по другую сторону оврага, через селение Аранкиой, находится только в двух верстах от Гаджи-Гассан-Лара. Войска неприятельские, под начальством паши Омер-Врионе, расположенные при Гаджи-Гассан-Ларе главным лагерем, занимали также Аранкиой и Мимисофлар.
При конце оврага, на самой дороге, турки построили укрепление, состоявшее только из ложемента, т. е. рва; выброшенная из него земля составила с наружной стороны бруствер, подобно тому, как в траншеях, но только гораздо в меньшем размере. Между сим укреплением и опушкой леса находилось открытое место, имевшее около 300 шагов в длину и в ширину. На сей площадке граф Залуский построил батальоны л.-гв. егерского полка в колонны к атаке, с двумя донскими орудиями в интервале между ними. В таком положении полк оставался на расстоянии [46] близкого ружейного выстрела от турецкого окопа до тех пор, пока не получил приказ отступать. Очевидно, что столь закрытое местоположение не представляло никакой опасности при отступлении, если бы оно было произведено в порядке, но из единогласных показаний офицеров и нижних чинов оказалось:
1) Турки сначала завязали дело на правом нашем фланге, обойдя его лесом, что заставило генерал-майора Гартонга отрядить вправо полковника Буссе с 2 карабинерной ротою, прежде чем батальоны начали отступать. В то самое время генерал-майор Гартонг был тяжело ранен.
2) Появление неприятеля на правом нашем фланге принудило батальоны держаться стороны противоположной, что и было главной причиной погибели.
3) Ни при движении графа Залуского вперед, ни при отступлении, у соединения обеих вышеупомянутых дорог не было поставлено наблюдательного поста, хотя такая предосторожность по всем военным правилам признается необходимой при рекогносцировках вообще, и еще более производимых вблизи неприятеля. [47]
Наконец, 4) не было исполнено то, что всегда при отступлении делается: не высланы застрельщики для прикрытия движения, начавшегося, вероятно, поворотом назад целых батальонов в глазах неприятеля в столь близком от него расстоянии. Сохранение порядка при сем случае было тем труднее, что с площадки надобно было входить прямо в дефиле.
Несмотря на все ошибки, при начале отступления неприятель не имел никакой поверхности и на дороге в лесу F оставлено убитыми, как после найдено, только 12 человек егерей. Дальнейшее поражение произошло от того, что при поспешной ретираде солдаты, находившиеся впереди, достигнув пункта H, где дорога разделяется надвое, сбились с пути, потому ли что неприятель сначала угрожал их правому флангу, или потому что общее смятение ввело их в столь пагубную ошибку, и повернули направо по дороге в Мимисофлар, а за ними последовали все другие. Таким образом весь полк, кроме пяти взводов, отправленных с кавалерией, вместо того, чтобы следовать по дороге, ведущей к нашей позиции, где отступал граф Залуский, устремился решительно в другую сторону, потерял всякое сообщение, и подвигаясь вперед, приближался к неприятелю, которого старался избегнуть. [48]. Заметив беспорядок, турки сами пошли навстречу из Мимисофлара, когда другие толпы их, оставя лагерь и перейдя лесом через овраг, ударили на егерей с боку, в то время, когда они уже спасались, кто как успевал и мог.
Следуя по дороге G, где спустя несколько дней были найдены трупы егерей, легко себе представить, каким образом столь превосходный полк, придя в беспорядок, мог быть разбит тем самым неприятелем, который еще накануне, Несмотря на многочисленность, не смел ничего предпринять против двухсот солдат того самого полка. Очевидно, что сбившись однажды с пути, чем далее подвигались егеря по направлению к Мимисофлару, тем более отдалялись от графа Залуского, и часть отряда сама шла навстречу своему жребию. Те из егерей, которые при отступлении приняли влево, успели попасть на дорогу E, где весь отряд должен был отступать, и где неприятель не смел их преследовать, все, раненые и здоровые, благополучно достигли лагеря.
Таковы были подробности бедствия, постигшего л.-гв. егерский полк. Неоспоримо, оно было последствием неосновательных распоряжений полковника графа Залуского. Для достижения цели, с коей был он послан, то есть, открыть неприятеля и [49] осмотреть его позицию, не нужно было ему выводить полка из леса и располагать на открытом месте, в 120 шагах от турецкого укрепления. Достаточно было рассыпать застрельщиков вдоль опушки леса, откуда позиция неприятеля была хорошо видна, а батальоны расположить по дороге уступами, на случай, если бы сам неприятель сделал наступательное движение. Но сего нельзя было опасаться, ибо по уверению турок, взятых в плен через несколько дней, они не осмелились бы выйти из своих укреплений. Не понимая, почему русские уходят столь поспешно и в таком беспорядке, турки, по рассказам тех же пленных, в изумлении своем приписывали неожиданный успех какому-то чуду.
Мы распространились в описании рекогносцировки сентября 10-го, ибо она, едва ли не беспримерное поражение одного из лучших полков гвардии, доселе остается для многих загадкой, описанной только в журнале генерала Головина, напечатанном в небольшом количестве экземпляров.
(Др.ист. Ни в одном источников не удалось найти, был ли наказан Залуский за гибель егерского полка. Лишь в Военном сборнике ….. говорилось, что он позднее принимал участие в Польском восстании 1831 года, был, кажется, одним из приближенных к руководителям мятежников. После разгрома его скрывался в Австрии. После принимал участие в восстании венгров, как и многие польские мятежники, коих приютила Австрия. И, кажется, был выдан после похода Паскевича в Венгрию русскому правительству. Каким было его наказание, нигде найти не удалось.)
Потеря, понесенная л.-гв. егерским полком, была чувствительна для отряда и без того слабого. Несчастный случаи сей, производя вредное влияние на наши войска, мог внушить туркам смелость и самоуверенность и побудить их на отважные предприятия. Потому отряд генерала Головина в тот же день был усилен л.-гв. Павловским полком. Нельзя было сомневаться, что неприятель, открытый под Гаджи-Гассан-Ларом, имеет большие силы, что вскоре подтвердилось известием от генерал-квартирмейстера армии, генерал-майора [50] Берга. Узнали, что 4-го сентября прибыл гонец из Царьграда с повелением сераскиру отправить на освобождение Варны сильный корпус войск; что Гуссейн-паша назначил для того пашу Омер-Врионе, занимавшего укрепления у Шумлских высот при Ченгене, и выступившего в поход ночью на 5-е число, и что вследствие означенного повеления, сам верховный визирь должен ударить на осадный Варнский корпус. Последнее совершенно согласовывалось с показаниями пленных, приводимых разъездами генерала Головина. Они уверяли, что верховный визирь находится уже на Камчике в Дервиш-Джеване.
Приближение сил неприятельских от Шумлы и Камчика изобличало намерение турок атаковать генерал-адъютанта Головина и прорваться в крепость. В таком положении дел разделение южного отряда на блокадный и верхний оборонительный требовало непременно в обоих отделениях начальников опытных. Командующий гвардейской пехотой генерал-адъютант [51] Бистром был назначен начальником всего южного отряда, а под его командой генерал-адъютанту Головину поручено обложение крепости по низменности от лимана к морю.
До прибытия Бистрома генерал Головин послал второй батальон л.-гв. Павловского полка усилить блокадную позицию. Он получил известие, оказавшееся ложным, что неприятель потянулся к лиману. Впрочем, позиция действительно была недостаточно защищена там, где касалась лимана. Часть первоначально назначенной туда пехоты надобно было обратить на усиление левого фланга и прикрытие тыла блокадной линии. Вся линия аванпостов на горной позиции, как равно авангард, оставлены в прежнем положении. Только главный отряд подкреплен первым батальоном л.-гв. Павловского полка.
Омер-Врионе готовился двинуться из Гаджи-Гассан-Лара на высоты Куртепэ, когда великий визирь остановился близ Дервиш-Киоя, на другом берегу Камчика, наблюдая берега сей реки и посылая в Кюпри-Киой к Омер-Врионе все подкрепления, приходившие из-за Балкан. Тогда граф Витгенштейн получил Высочайшее повеление6 послать в сию сторону все войска, без [52] коих может он обойтись. Отдав за несколько времени прежде того графу Дибичу при отбытии его под Варну для конвоирования пехотный полк, и приказав генерал-майору Симанскому следовать к Варне с 20-м егерским полком, главнокомандующий мог отделить от себя только принца Евгения Виртембергского со слабой 1-й бригадой 19-й дивизии. Он приказал ему идти в Девно, предполагая усилить войска его отрядом из Правод, Кременчугским пехотным полком, занимавшим Козлуджи, и несколькими батальонами гвардии, которые можно было отделить из осадного корпуса.
Важность Праводской позиции не позволила исполнить первого из сих предположений. За несколько дней до того снова подвергалась она опасности быть потерянной. Теснины, лежащие вокруг Правод, способствовали туркам по известности местоположения небольшими отрядами из 10-15 человек скрываться поблизости города в ущельях и пещерах, нанося нам вред при каждом удобном случае7. Не видя, [53] однако, большой пользы от своих засад, неприятель снова решался испытать счастья возвратить Праводы, Несмотря на безуспешное покушение июля 16-го. В числе 4000 пехоты и конницы, августа 28-го атаковал он Праводы с трех сторон, стараясь овладеть редутом, поставленным на горе, но защищавший редут поручик Бердяев 1-й успел отразить нападение неприятеля, пока генерал-майор Куприянов с Полоцким полком, опрокидывал турок в штыки каждый раз, едва только силились они спуститься с гор и ворваться в город. В продолжение всего дела, продолжавшегося от 7 часов [54] утра до полудня, князь Мадатов стоял с остальными войсками в лощине, выжидая удобной минуты атаки, но неприятель, не выдержав многократных ударов генерал-майора Куприянова, отретировался, унося с собой тела убитых и оставляя более сотни трупов на месте. Наша потеря состояла из 1-го обер-офицера и 7-ми нижних чинов убитыми, и 1-го обер-офицера и 32 нижних чинов ранеными. После отступления турок удвоили меры предосторожности, и в лощине при реке Праводы заложен был новый редут.
Примечания
1. План обложения Варны с южной стороны, №12.
2. Река Камчик, незначительная, но местами довольно глубокая и быстрая, как все горные реки; находится в 25 верстах к югу от Варны среди Балканских гор.
3. Он впоследствии был срыт.
4. Журнал генерала Головина, в приложении №5, к Биографии генерал-адъютанта Бистрома.
5. План рекогносцировки графа Залусского, №13. Он составлен глазомерно по отступлении неприятеля за Камчик.
6. Из дел, хранящихся в Департаменте Генерального Штаба.
7. О дерзости турок говорит такой факт: однажды днем не далее как в версте от города, в ущелье между казачьей цепью и блокадным лагерем они мгновенно сняли голову гренадеру Полоцкого полка, отважившемуся отойти за виноградом. Касательно варварского обычая турок резать головы Куприянов замечает, что если они брали пленных, то немногие сии случаи могли почитаться исключением из общего правила, ибо турки снимали головы как живым, так и убитым, солили носы и уши даже в последнюю войну, хотя многие в том сомневаются. «Когда, - говорит он. – после большого успеха число голов составляло значительную тяжесть, то они отделяли только уши и носы, отсылая их в мешках в Царьград как доказательство победы». Порта платила установленную плату за сии трофеи, и уже впоследствии, как уверял Куприянова Капудан-паша, был издан султанский фирман, строго воспрещавший резать головы под опасением жестокого наказания. Капудан-паша говорил, что главной причиной принятия сей меры было слишком малое число пленных, когда их долженствовало быть несравнимо более, если бы с начала войны их не умерщвляли.
|
