|
Глава IX. Состояние 2й армии перед началом похода 1828 года
О снабжении войск ружьями. Об артиллерии. Ракетная рота. Обоз. Инженерная часть. Планы турецких крепостей. Продовольствие. Снабжение войск вещами. Сила и состав 2й армии перед началом похода.
[314] Многие вопросы по подготовке армии к походу не были окончательно разрешены даже к самому началу войны. В этом отношении характерна следующая справка канцелярии генерал-квартирмейстера 2-й армии.
Справка эта была потребована уже в апреле 1828 года. Из неё видно, что даже квартирмейстер армии не знал, в какой степени готовности находятся войска; так например, в этой справке имеются следующие запросы: «снабжены ли орудиями резервные 5-е батарейные роты 3-го, 4-го и 5-го пехотных корпусов, искуплены ли под оные лошади или только дано решительное повеление купить их?» На это был дан ответ: «распоряжение о снабжении сих рот орудиями, зарядными ящиками и конскою амуницией сделано. Сбруя доставлена будет в роты в первых числах июля, а артиллерия несколько прежде. О покупке лошадей дано решительное повеление 5-го апреля». [315]
Затем в справке находим такой вопрос: «в составе скольких орудий находятся артиллерийские роты 2-й армии, 3-го пех. корпуса, 4-го резервного кавалерийского корпуса и войск под начальством гр. Витта состоящих». Ответ — «в 12 орудий». Далее идет целый ряд вопросов о том, «где учреждены местные провиантские магазины в кругу расположения 2-й армии», «учрежден ли подвижный магазин, и где оный находится», «учрежден ли подвижный госпиталь», «где находятся местные артиллерийские парки» и пр. Все эти вопросы доказывают, что вследствие обширности и сложности переписки по приготовлению армии к походу и вследствие частых перемен в распоряжениях даже в штабе армии не могли как следует ориентироваться по вопросу, готовы ли войска к походу?
19 января 1828 г. управляющий военным министерством гр. Чернышев писал начальнику главного штаба графу Дибичу, что «все полки 2-й армии в нынешнем их составе имеют полный комплект оружия и патронов. Снабжены также все войска, поступающие в 1-й резерв 2-й армии, полным по настоящему их составу комплектом оружия и боевых патронов и поступивший по сие время от полков, входящих в оный резерв, требования о переменах негодного оружия от артиллерийского департамента удовлетворены. Равномерно при первом требовании будут и во второй резерв армии отпущены: недостающее оружие из Киева, а патроны из местных артиллерийских парков».
В таком «благоприятном» виде находился вопрос о снабжении армии оружием и патронами по заявлению управляющего военным министерством. Но на самом деле было не совсем так. Еще в 1817 году командир 6 корпуса ген. Сабанеев доносил Беннигсену о негодности многих ружей. Во время занятий стрельбою в цель, установленных во 2-й армии со времени назначения Киселева начальником штаба, оказалось значительное число негодных ружей, и притом ружья были разных калибров. Для исправления этого недостатка во все полки были посланы артиллерийские офицеры и для замены оказавшихся негодными были отпущены из Тульского оружейного завода 13000 новых ружей. Таким образом, число забракованных составляло около ¼ всего числа ружей в армии. Затем из переписки, [316] производившейся по вопросу о снабжении армии ружьями, замечаются жалобы на медленность в удовлетворении требований войск относительно перемены негодного оружия, и уже во время войны, 28 июня 1828 г., из лагеря в Базарджике Дибич поручил Чернышеву поставить артиллерийскому департаменту на вид, с тем, чтобы впредь принимал оный особенную заботливость в надзоре за скорым, по возможности, удовлетворением полковых требований о доставлении с заводов оружейных частей.
К этому нужно добавить, что третьи батальоны полков 2-й армии, назначенные во 2-й резерв, имели только по 400 ружей, и им нужно было отпустить еще по 600 ружей. На представление главнокомандующего об учреждении артиллерийских депо, изложенное в особой записке, приложенной к отзыву гр. Витгенштейна от 31 октября 1827 г. № 598, ответ последовал только 15 января 1828 г.
В этом ответе Дибич уведомлял главнокомандующего о Высочайшем повелении образовать три артиллерийских депо — в Киеве, Вознесенске и в Цекиновке или Тирасполе; выбор одного из последних двух пунктов предоставлялся гр. Витгенштейну. В эти депо приказано было назначить батарейные роты № 5 согласно новому переименованию, объявленному в приказе начальника главного штаба Его Императорского Величества от 1 января 1828 года № 1, а именно:
Резервные роты 7, 8, и 9 бригад, принадлежащие к 3-му пехотному корпусу – в Вознесенск;
Резервные роты 10, 11, 12 бригад, принадлежащие 4-му пех. корпусу – в Цекиновку или Тирасполь;
13, 14, 15 5-го пех. Корпуса – в Киев;
16,17, 19, принадлежащие к 2-й армии, должны были оставаться в Тирасполе и Киеве при осадной артиллерии.
Впрочем, относительно рот 5-го пех. корпуса было приказано пока оставить их в Новгородском поселении, с тем, чтобы они были готовы к выступлению по первому приказанию главнокомандующего 2-й армии. [317]
Все роты, назначенные в депо, должны были иметь по 4 батарейных и по восьми легких пушек. Лошади для этих орудий приказано было купить «не иначе как по открытии войны во избежание преждевременных издержек». Затем для конной артиллерии предполагалось сформировать резервную конную полуроту. Все три депо Государь Император приказал причислить к резерву 2-й армии, а потому образование и заведование артиллерийскими депо предоставить начальнику артиллерии этого резерва, которому поставлено будет в обязанность все требования начальника артиллерии 2-й армии удовлетворять немедленно.
Таким образом, предполагалось, что артиллерийские депо не только в состоянии будут удовлетворить все частные потребности действующей артиллерии, но кроме того, в случае нужды можно будет употребить в дело целые роты, взятые из депо.
Это Высочайшее повеление, объявленное гр. Витгенштейну 15 января 1828 г., через шесть дней уже подверглось изменению. А именно, 21 января Дибич писал главнокомандующему 2-й армии, что Государь Император изволил приказать удобнее учредить арт. депо для 7, 8 и 9 арт. бригад вместо Вознесенска в Ольвиополе. В этом же сообщении подтверждалось Высочайшее повеление об учреждении арт. депо для 10, 11 и 12 арт. бригад в Цекиновке или Тирасполе по выбору главнокомандующего.
Чем вызывалось первое изменение и почему в Петербурге настаивали на расположении депо в Цекиновке или Тирасполе, объяснено не было. 6 февраля главнокомандующий донес, что Цекиновка для помещения арт. депо «совершенно неудобна», а потому он приказал поместить его в Тирасполе.
Затем 2 марта последовало новое изменение, а именно было Высочайше повелено только рез. роты 3 пех. корпуса иметь в такой готовности, чтобы можно употреблять их в дело целыми ротами, а роты 4-го и 5-го пех. корпусов содержать в меньшей готовности, так чтобы они могли удовлетворять только частные [318] потребности действующей артиллерии. Насколько медленно шли работы по приготовлению армии и приданных ей учреждений к походу, видно из того, что конская сбруя для всех депо не могла прибыть по назначению раньше первых чисел июля, часть единорогов с лафетами и ящиками нужно было привезти из Петербурга, «по несостоянию в других ближайших местах».
28 февраля 1828 г. последовало Высочайшее повеление назначить действующие роты 11-й артил. бригады на усиление 2-й армии для составления из них артиллерийского резерва в составе 12 орудий каждая рота.
Вопрос о снабжении войск 2-й армии и пограничных крепостей порохом разрешался тем же порядком, как и остальные вопросы по подготовке армии к походу, и в этом вопросе, также как и во многих других, отразилась та общая безурядица, которая царила у нас в военном ведомстве. Характерно то, что в Петербурге, несмотря на стремление всё знать и во все вмешиваться, часто совершенно не знали, что делается в военном ведомстве, что имеется в распоряжении этого ведомства, и чего нет. Так, например, управляющий военным министерством гр. Чернышев писал графу Дибичу 29 сентября 1827 г., что в крепостях на турецкой границе не хватает пороха и уведомлял, что арт. департамент сделал распоряжение о пополнении недостатка пороха, как в крепостях, так и в парках, находящихся близ турецкой границы, и в осадной артиллерии, формирующейся в Киеве и в Тирасполе. Гр. Чернышев писал Дибичу: «по представлению директора арт. департамента, генерал-лейтенанта Игнатьева, предместник мой сообщил Вашему Сиятельству о предстоящей необходимости в доделке 12 т. пудов пороха для пополнения пороховых запасов и от 16 прошлого августа (писано 29 сентября 1827 г.) получил уведомление, что по докладу Государю Императору отношения его, Его Императорское Величество соизволил разрешить безотлагательное на сей предмет приготовление 12 т. пудов пороха вместо назначенного для действующих войск отдельного кавказского корпуса, с тем, [319] дабы потребные на сие 131,580 р. употреблены были из сумм артиллерийского департамента со внесением таковой издержки в общий счет расходов по войне с персиянами. Причем Его Императорскому Величеству благоугодно было подтвердить, чтобы запасы пороха по крепостям, на турецкой границе расположенным, отнюдь не были истощаемы, но напротив того в скорейшем времени пополняемы, где есть теперь недостаток».
Генерал-фельдцейхмейстер 22 ноября того же года писал Дибичу, что пороха совершенно достаточно, что крепости и парки, находящиеся на турецкой границе, а также осадная артиллерия получат в течение зимы не только 112.755 пудов пороха, составлявшие полный комплект, но будут иметь сверх комплекта 14.586 пудов. В то же время директор артиллерийского департамента генерал-лейтенант Игнатьев считал, что пороха не имеется в достаточном количестве, и что нужно усиленно фабриковать его всю зиму, а генерал-фельдцейхмейстер не соглашался с таким мнением и считал фабрикацию пороха в течение зимы мерой излишнею, ибо пороха не нужно, и вредною, так как поспешно фабрикуемый в зимнее время порох будет дурного качества.
Выяснение вопроса о том, хватит или не хватит пороха на войну, затянулось на всю зиму, и окончательное решение последовало только перед самой войной.
16 января 1828 г. управляющий военным министерством гр. Чернышев писал Дибичу, что в декабре предыдущего года было отпущено в Черноморский и Балтийский флоты 35,386 пудов пороха, и что за отпуском этого количества наличный состав пороха весьма истощился, «особенно в местах, лежащих близ турецкой границы», за исключением крепостей, которые снабжены порохом в достаточном количестве. Поэтому гр. Чернышев считал необходимым приготовить на Казанском и Шостенском заводах 33,000 пудов и на Охтенском 20,000 пудов пороха. Но для этого нужно было «заблаговременно привести эти фабрики в надлежащую исправность и устроить вновь временную крутильню, так как без исправления нельзя производить на них пороховых работ».
Таким образом вместо 35 т. пудов, уступленных флоту, [320] нужно было сфабриковать 53 т. пудов. т. е. около 18 т. пудов пороха не хватало в военном ведомстве. Замечательно, что это заявление управляющего военным министерством, несмотря на его важность и на то, что для фабрикации пороха нужно было произвести «заблаговременно работы на фабриках», было Высочайше утверждено только через два месяца, 16 марта, т. е. за месяц до объявления войны.
5 марта 1828 г. последовало Высочайшее повеление отправить в действующую армию вместе с гвардейским корпусом ракетную роту, причем приказано было приготовить ее к выступлению к 16-му апреля.
20 марта 1828 г. последовало Высочайшее повеление отчислить обе осадные артиллерийские роты в Тирасполе от зависимости генерал-майора Арнольди в ведение главнокомандующего 2-й армии. Начальником этих двух осадных артиллерийских рот был назначен генерал-майор Дитерихс 3-й.
26 марта последовало Высочайшее повеление о самой поспешной подготовке двух рот осадной артиллерии и осадного инженерного парка, «так, чтобы к 15 апреля они были непременно в полной готовности к выступлению» и «были непременно к 1 мая на удобнейшей и ближайшей переправе через Прут к Браилову». При этом было предписано отпустить все необходимые суммы и принять все меры, чтобы к назначенному времени обе осадные роты и парк были совершенно готовы.
Высочайшее повеление это было передано главнокомандующему, как и многие другие распоряжения, с прибавлением многих мелочных указаний на то, как поступить в том случае, если нельзя будет сразу купить всех нужных лошадей или волов, кому поручить эту покупку и т. д., как будто сам главнокомандующий не мог решить все эти вопросы на месте гораздо лучше, чем их решали в Петербурге, где уже вовсе не могли знать всех местных условий.
Так напр. в 4 пункте рапорта Дибича было сказано: «вышеозначенную покупку и устройство упряжей всей роты возложить на попечение и личную ответственность начальника артиллерии [321] армии или заступившего вместо него под главным, однако, надзором Вашего Сиятельства, особливо насчет необходимой при оной поспешности». В рапорте Дибича главнокомандующему от 31 марта мы находим и такие указания.
«В дополнение к рапорту моему от 26 сего марта за № 907 имею честь уведомить Ваше Сиятельство, что в таком случае, есть ли бы для присмотра и управления лошадьми нестроевого обоза первой осадной артиллерийской роты не могли прибыть к назначенному времени для её выступления рекруты, Государь Император предоставляет Вам сделать распоряжение об обращении на сей предмет как в сию роту, так равно и во вторую осадную потребного числа нижних чинов из тех, кои будут выписываемы из госпиталей по выздоровлении; в случай же их недостатка употребить людей, менее способных к фронту». Характерен и следующий отзыв Дибича генерал-фельдцейхмейстеру от 27 марта, т. е. посланный на другой день после Высочайшего повеления о приведении в полную готовность осадных рот и осадного инженерного парка.
«Покорнейше прошу Ваше Высочество предписать департаментам артиллерийскому и инженерному, дабы они тотчас проверили внимательным образом распоряжения свои по укомплектованию двух осадных артиллерийских рот и осадного инженерного парка запасом, обозными и другими принадлежностями, дабы ничто не могло уже затруднять движение их по Высочайшему назначению».
Из этих документов видно, что уже в марте было принято решение приступить к осаде Браилова, причем решение это было принято в Петербурге как будто экспромтом, а не шло от главнокомандующего, которому предстояло исполнить это решение. Характерна и торопливость всех распоряжений по приведению осадной артиллерии и осадного инженерного парка в готовность к походу. Что же мешало раньше озаботиться приведением в готовность осадной артиллерии и инженерного осадного парка? Ведь война была решена давно; уже прошло два года с тех пор, как последовало Высочайшее повеление о приведении 2-й армии на военное положение (в апреле 1826 года), а между тем еще множество существенных работ не было исполнено. Вот причина, [322] вследствие которой главнокомандующему приходилось посылать приказания в такой напр. форме, как пункт 7-й рапорта Дибича от 26 марта: «наконец, если и засим не представилось бы возможным искупить полное число лошадей и волов, нужных для обоих осадных рот и осадного парка, то Его Императорское Величество дозволяет ограничиться изготовлением полной запряжки лошадьми и волами для одной только роты и парка; с тем что для перевозки другой роты Ваше сиятельство употребит парочных артиллерийских лошадей или приищите какие-либо другие на месте способы, так чтобы во всяком случае обе роты осадной артиллерии и осадный инженерный парк были непременно к 1 мая на удобнейшей и ближайшей переправе через Прут к Браилову».
Как же решался вопрос о покупке лошадей на месте?
27 марта главнокомандующий писал Дибичу, что под осадный инженерный парк (находившийся в Бендерах) уже куплены все лошади, и что покупка 1185 лошадей для одной роты осадной артиллерии возложена на местное начальство этой артиллерии. «Но как деньги на покупку сих лошадей высланы токмо в нынешнем месяце, что хотя я приказал окончить оную к 16 будущего апреля, но судя по большому количеству лошадей, сомневаюсь, чтобы могло исполниться сие к назначенному времени».
В этом же ответе главнокомандующий уведомлял Дибича, что для третьих дивизионов 16, 17, 18 и 19 артил. пеших бригад и конных рот № 27 и № 28 все лошади куплены и сделано распоряжение о присоединении этих дивизионов к своим ротам.
Для парков 16 и 17 артил. бригад были в марте куплены также все лошади, и только роты 19-й бригады еще не были снабжены всеми лошадьми; парк же 18-й бригады, как известно, уже имел лошадей. Через несколько дней, 4 апреля, главнокомандующий писал графу Дибичу по тому же вопросу, что для покупки лошадей для второй осадной артиллерийской роты он приказал отправиться в Тирасполь начальнику артиллерии 2-й армии генерал-лейтенанту Левенштерну и употребить все возможные меры к тому, чтобы 15 апреля обе осадные роты могли выступить.
т.е. заменив часть лошадей волами.
Из этого же отзыва видно, как неуместная экономия, которой придерживались в Петербурге, дала совсем не те [323] результаты, на которые рассчитывали — покупка лошадей откладывалась из-за экономии, а к весне лошади стали дороже, и расход увеличился, да притом покупку пришлось производить спешно, рискуя остаться без необходимого числа лошадей и, без сомнения, вследствие спешки приходилось мириться и с многими недостатками покупаемых лошадей. На покупку лошадей и волов для второй осадной артиллерийской роты было ассигновано 98,125 р. «но, - писал главнокомандующий, - как цены, по коим сумма сия исчислена, полагались осенью, ныне же, по прошествии зимы и по большим закупкам, лошади и волы сделались гораздо дороже, то я разрешил не останавливаться покупкою оных и представить о необходимой добавке суммы. За всем тем нельзя не сказать, что до назначенного срока остается весьма короткое время, осадная артиллерия ныне только поступает в армейское ведение и посланные от оной ремонтеры для покупки лошадей в первую роту находятся в разных и не близких местах. Итак, на месте были встречены затруднения для приведения в полную готовность к походу осадной артиллерии; но не так смотрели на это в Петербурге.
Почти в тот же день, 7 апреля, генерал-фельдцейхмейстер писал Дибичу, что две роты осадной арт. в Тирасполе «находятся к движению в совершенной готовности, только орудия не имеют ввинченных в затравки винтов из красной меди, которые посланными из С-Петербурга на почтовых мастеровыми будут непременно ввинчены и которые ежели бы не успели сделать сего на месте, то могут окончить и на походе». Заключение генерал-фельдцейхмейстера было основано на донесении артиллерийского департамента, который, как писал великий князь, «вследствие предложения моего, поверив свои распоряжения о сформировании в Тирасполе двух рот осадной артиллерии, доносит, что сии роты, по уверению генерал-майора Арнольди, а более комиссией, бывшей там под председательством генерал-лейтенанта Сиверса, находятся к движению в совершенной готовности». Итак, по донесениям Арнольди и Сиверса роты к движению совершенно готовы, а на самом деле для них не были еще куплены лошади. Хорош тоже порядок, по которому нужно было послать мастеров на почтовых из Петербурга, чтобы ввинтить в затравки винты, из чего видно, что на месте таких мастеров не было. [324]
Не лишнее отметить, что средства нашей осадной артиллерии были весьма незначительны. 8 апреля начальник штаба по управлению генерал-фельдцейхмейстера уведомил директора канцелярии главного штаба Его Императорского Величества, что после приведения на военное положение двух рот осадной артиллерии в Тирасполе «останется в том краю в запасе только две роты в Киеве; когда же и им последует назначенье, тогда уже никакого запаса в осадной артиллерии в тамошнем месте не будет». Затем имелось еще две роты в Риге, но там было мало конской сбруи, так как она была взята в Киев для вновь формировавшихся рот и парков.
24 марта из Петербурга был отправлен на вольнонаемных подводах транспорт с боевыми и зажигательными ракетами, прессами и другими припасами, который по контракту, заключенному с подрядчиками, должен был прибыть в Тульчин около 12 мая. Сообщая об этом главнокомандующему, Дибич писал, что «Его Императорскому Величеству благоугодно, дабы упомянутый транспорт по прибытии оного в Тульчин без малейшей остановки был отправлен по распоряжению Вашего Сиятельства на вольнонаемных же подводах к Браилову с приказанием о скорейшем туда прибытии».
Последнее требование есть новое подтверждение того, как в Петербурге считали возможным вмешиваться во все частности действий главнокомандующего. В особенности странно – это требование направить транспорт непременно к определенному месту; в особенности странно требовать направления к Браилову, который надо было еще взять. Вообще, неужели в Петербурге не могли предположить, что главнокомандующий сам в состоянии решить вопрос, куда направить ракеты?
В своем месте мы указали, что генерал-адъютант Киселев считал необходимым отделить от полков, батальонов и артиллерийских рот провиантские фуры и полуфуры для образования при армии фурштата. Это предположение имело целью дать войскам большую подвижность, причем Киселев предполагал [325] отделять от войск часть обоза в тех именно случаях, когда необходимо было двинуть войска быстро.
Рапорт Киселева по этому вопросу был доложен Государю, и Дибич уведомил главнокомандующего, что Государь Император находит образование фурштата перед самым движением армии за границу весьма неудобным, так как он будет состоять из разных команд и людей, с которыми начальство по краткости времени не успеет ознакомиться, и по неопытности назначенных в этот фурштат офицеров и унтер-офицеров; одним словом, мера эта была признана неудобной, как импровизация. Впрочем, главнокомандующему было предоставлено право образовать фурштат при условии, чтобы он сформирован был не менее как в течение шести недель.
На это главнокомандующий ответил, что «образование фурштата, конечно, не может быть предпринято в такое время, когда войска сей армии готовы уже двинуться за границу», и что в рапорте генерал-адъютанта Киселева «предположено было все полковые обозы оставить на попечение и ответственность командиров полков, пионерных батальонов и артиллерийских рот; но только в отвращение разных беспорядков в движении вагенбургов, в прошедшую войну с турками бывших, определить правила, которые будут приняты в войсках для руководства при отделении провиантских фур, не могущих следовать посреди колонн, и действие коих ограничится только временем самого существования вагенбурга».
Необходимо заметить, что рапорт Киселева по получении в Петербурге был передан на заключение нескольких лиц (ген.-адъютанта Шипова, ген.-адъютанта Головина) и ответ Дибича был дан только через месяц, причем материалом для этого ответа послужило главным образом заключение генерал- адъютанта Головина.
Что же касается рапорта ген.-ад. Киселева, послужившего основанием к этой переписке, то в нем, действительно, ясно не выражено, что фурштат образуется только в некоторых случаях, как это впоследствии объяснил главнокомандующий, хотя и сказано, что предполагается «отделение от полков, [326] батальонов и артиллерийских рот тяжелого обоза без отчисления оного от них». Вероятно, в последней фразе и подразумевалась та мысль, которую впоследствии уже вполне ясно выразил главнокомандующий в своем ответе Дибичу.
Как мало у нас была подготовлена обозная часть, видно, между прочим, из следующего.
25 февраля 1828 года гр. Витгенштейн писал Дибичу, что «в Молдавии и Валахии есть обыкновение подковывать волов, что нужно не в одно зимнее время, но и летом, если перевозка на них делается на горах и в местах каменистых, посему небесполезно было бы заготовить подковы и для волов подвижного магазина, о чем просит меня и сенатор Абакумов, на 10.000 пар волов»1.
Вопрос этот был возбужден в конце февраля 1828 г., т.е. почти два года спустя после того, как началось «приготовление армии к походу». 30 марта Дибич сообщил главнокомандующему Высочайшее повеление, чтобы в случае надобности в подковывании 10000 пар волов изготовить их в Молдавии. Но Молдавию ещё надо было занять, а это могло состояться не иначе как с объявлением войны, о чем не раз писали главнокомандующему из Петербурга. Итак, дело отлагалось не только до последней минуты, но и далее того.
В марте 1828 г. генерал-адъютант Киселев подал гр. Дибичу докладную записку о том, что следует иметь в виду по инженерной части. «С приближением времени к открытию военных действий, - писал Киселев, - полагаю нужным по инженерному начальству предписать, дабы имелось в виду:
1) Устроение предписанных батарей при Рени и при разделении Дуная на Кильйское и Сулинское гирла.
2) Устроение мостового укрепления при дунайском мосту.
3) Возведение прибрежных батарей на пространстве между Браиловым и Силистрией и между сею крепостью и Журжей, а также и несколько выше оной для возбранения турецкой флотилии, разделенной на четыре эскадры, соединиться и усилиться на каком либо пункте. [327]
4) Укрепление полевыми верками Кюстенджи и прикрытие переправы через Карасу, дабы малым отрядом пространство сие могло быть защищаемо.
5) Укрепление палисадами этапных мест по военным дорогам за Дунаем.
6) Устроение паромов и моста на Дунай при Туртукае или при Гурекарвалака способами Валахии относительно деревянных материалов, но с пособием собственных якорей, канатов и пр.
7) Изготовление мостовых потребностей для переправ чрез второстепенные реки и ручьи.
8) Назначение тех пионерных и саперных рот, которые должны находиться при осадах и при движениях с войсками, и распределение сих последних так, чтобы при авангардах имелись пионеры с понтонными отделениями в достаточном числе.
Докладная записка Киселева была доложена Дибичем Государю, и 30 марта последовал ответ, т. е. через три недели по отправке докладной записки из Тульчина, где ответ Дибича был получен около 8 апреля, т. е. через месяц после отправки докладной записки и за шесть дней до объявления войны; на этот раз, как видно, в Петербурге с ответом не торопились, а между тем в докладной записке возбуждались немаловажные вопросы.
В рапорте Дибича были даны, по Высочайшему повелению, ответы на каждый пункт докладной записки Киселева.
«Его Императорское Величество повелел мне сообщить Вам нижеследующие свои предположения» писал Дибич.
1) Устроение батарей при Рени и при гирлах дунайских было предоставлено распоряжению главнокомандующего 2-й армией, равно как и устроение при дунайском мосте мостового укрепления, «которое, однако, достаточно сделать в виде временного». Как видно из этого, в Петербурге не упустили и здесь случая стеснить самостоятельность главнокомандующего и вмешаться в мелочи – не всё ли равно, какое именно будет построено мостовое укрепление, лишь бы оно соответствовало своему назначению, а это скорее мог решить главнокомандующий, но в Петербурге так привыкли заниматься мелочами, что и на этот раз не отступили от этой привычки. [328]
2)Возведение прибрежных батарей между Браиловым и Журжей, а также выше мостов наших на Дунай было предоставлено распоряжению главнокомандующего.
3)Обеспечение полевыми укреплениями Кюстенджи и переправы через Карасу в свое время также было предоставлено распоряжению главнокомандующего.
4)Укрепление этапных мест по военным дорогам за Дунаем может быть сделано палисадом в местах, где нет недостатка в лесе, в противном же случае палисад нужно будет заменить земляными окопами». Четвертый пункт мы привели в буквальной выписке, чтобы видно было, какими мелочами занимались в Петербурге. Хотя каждому понятно, что палисада нельзя построить там, где нет дерева, но в Петербурге считали нужным разъяснить это главнокомандующему и советовали в этом случае «заменить земляными окопами», как будто бы без этого совета во 2-й армии не могли догадаться, как быть.
5)Для паромов и дунайского моста «якоря и канаты отделены будут по возможности из запасов Черноморского флота». Это – «по возможности» - характерно. Война решена, она может вспыхнуть каждую минуту, но якоря и канаты только «по возможности» будут выданы из запасов Черноморского флота. А что же будет, если бы этой возможности не оказалось.
Можно ли было так легкомысленно – халатно относиться к такому важному вопросу, как вопрос о переправе через Дунай?
На ходатайство об изготовлении мостовых приспособлений для переправ через второстепенные реки и ручьи, о чем было писано еще в октябре 1827 г. с подробным объясненьем причин этого ходатайства, основанного именно на том, что армии придется переходить множество речек и ручьев, последовал ответ, изложенный в следующем пункте:
6)Для переправ чрез второстепенные речки и ручьи, особые заблаговременные приготовления не могут быть нужны, ибо на таковой предмет предназначены понтонные отделения и понтоны пионерных батальонов.
Итак, отказ последовал без всякого объяснения причин; между тем воспользоваться понтонами для переправы через реки и ручьи было едва ли возможно, ибо понтоны были тяжелы, и нельзя было рассчитывать, что удастся их везти за войсками. Ответственность за успешное движение армии лежала, разумеется, [329] на главнокомандующем, а в необходимых средствах ему отказывали.
Не менее своеобразно и весьма нецелесообразно был решен вопрос о роли саперных и пионерных частей. А именно, в пункте седьмом того же рапорта гр. Дибича главнокомандующему было сказано: «распределение саперного и пионерных батальонов, в армии состоящих, предоставляется Вашему Сиятельству; предполагалось же: 6-й и 7-й пионерные равно и саперный батальоны назначить сначала к Браилову; по взятии же сей крепости первые присоединить к своим корпусам, а саперный к главным действующим силам. 3-й и 4-й пионерные батальоны сосредоточить к Измаилу и употребить при главных действующих силах против Тульчи, Исакчи и Мачина».
Итак, с одной стороны распределение саперных и пионерных батальонов было предоставлено главнокомандующему, а с другой тут же изложено предположение, составленное в Петербурге, о распределении тех же частей; очевидно, что это «предположение» для главнокомандующего обращалось в «предписание». Далее в этом предположении батальоны были распределены не только по крепостям и различным частям армии, но было указано, какие именно батальоны и где должны быть.
Достаточно самого поверхностного знакомства с военным делом, чтобы видеть, что такое распоряжение было и нецелесо¬образно, и не исполнимо на месте.
В заключение рапорта гр. Дибича было сказано, что «вышеизложенные предположения Государя Императора я имею честь сообщить Вашему Сиятельству для зависящего руководства».
Хотя и не было сказано в этом заключении, что предположения эти сообщаются для исполнения, но так как предписано было принять их для руководства, то не ясно ли, что предположения в сущности обратились в предписания?
30 марта 1828 г. Дибич писал Киселеву, что Государь Император Высочайше повелеть соизволил, «чтобы все имеющиеся в инженерном ведомстве планы и журналы бывших осад, блокад и штурмов турецких крепостей, в особенности Браилова и Журжи, были немедленно отправлены во 2-ю армию с надлежащими к оным описаниями и приложениями, по новейшим сведениям, кои бы могли в инженерном департаменте иметься». [330]
Посланные планы, как видно из описи, были большею частью весьма старые, а именно:
План Варны 1733 года
План Шумлы 1774
План Анапы 1809
Никополя 1810
Рущука 1810
Журжи 1810
Кроме того, была послана карта дорог от разных мест на Дунай до Константинополя, приложенная к путешествию князя Репнина 1771 года. Карты: Браилова, Силистрии, Тульчи, Мачина, Исакчи, Кюстенджи и др. крепостей, по-видимому, посланы не были. Таким образом, нельзя сказать, чтобы Высочайшее повеление о посылке планов турецких крепостей «по новейшим сведениям» было исполнено в точности.
26 марта 1828 года последовало Высочайшее повеление о передаче осадного инженерного парка, находившегося в Бендерах и состоявшего в распоряжении инженерного округа, в управление начальника инженеров 2-й армии.
В конце декабря 1827 г. командир дунайской флотилии капитан 1 ранга Завадовский донес, что все плашкоуты и другие принадлежности для дунайского моста затерты льдом в Килийских гирлах, и что он считает положение их небезопасным в случае нападения с правого берега Дуная.
По получении этого донесения главнокомандующий приказал третьему батальону Томского полка по смене его третьими батальонами 19 дивизии, выступить в с. Вилково и находиться там для прикрытия плашкоутов, покуда потребуется надобность. Батальон Томского полка должен был выступить из Килии 11 января и в тот же день прибыть в с. Вилково.
Работы по постройке плашкоутов для дунайского моста шли медленно. 8 января 1828 года ген.-ад. Киселев запросил капитана 1 ранга Завадовского, может ли мост быт готовым к 11 марта, и если к тому встретятся какие-нибудь затруднения, то к какому времени мост может быть готов. В ответ на это Завадовский уведомил, что дунайский мост будет готов к апрелю. [331]
15 февраля 1828 года г. генерал-квартирмейстер запросил полковника Ольденбурга, во сколько времени можно навести мост на Дунае длиною от 250 до 280 саж., состоящий из 58 или 60 плашкоутов, считая, что плашкоуты и все принадлежности уже будут находиться в назначенном месте. На это последовал ответ, что наводка моста может быть совершена в одни сутки. В тот же день, 15 февраля 1828 г., генерал-квартирмейстер запросил капитана 1 ранга Завадовского, «во сколько времени можно будет навести мост на данном пункте на Дунай, принимая в расчет и время, необходимое для поднятия понтонов с принадлежностями от Измаила». На запрос этот последовал ответ, что время, необходимое на проводку понтонов от Измаила определить нельзя по неизвестности расстояния до пункта переправы. В той же бумаге ген.-кв. просил капитана 1 ранга Завадовского уведомить «можно ли в одну ночь переправить на флотилии три батальона пехоты с шестью орудиями легкой артиллерии и один казачий полк». На этот вопрос Завадовский ответил, что в одну ночь можно переправить только три батальона и шесть орудий.
Выше было упомянуто, что главнокомандующий ходатайствовал об объявлении на военном положении губерний, занятых войсками 2-й армии. Такое распоряжение было необходимо, между прочим, и по инженерной части. Так, напр., необходимо было нарубить лес для укреплений, которые строились на Дунае.
Наблюдение за постройкой этих укреплений было возложено на командира 7 пех. корпуса ген. Воинова, который просил Новороссийского генерал-губернатора гр. Воронцова «приступить к оценке приисканного у измаильского помещика Иордакия леса и по оценке допустить пионеров к вырубке оного в потребном количестве». Но гр. Воронцов уведомил гр. Дибича, «что без Высочайшего повеления не счел себя вправе удовлетворить подобного требования, пока Бессарабская область еще не объявлена в военном положении». Таким образом, неисполнение в свое время ходатайства главнокомандующего об объявлении Бессарабской области на военном положении вызвало многие [332] неудобства и при господствовавшей в то время централизации должно было пройти немало времени, пока вопрос этот не будет разрешен окончательно. На письме гр. Воронцова от 28-го марта имеется отметка гр. Дибича от 10 апреля: «к сведению; ибо Бессарабская область объявляется на военном положении».
Выше мы проследили переписку, производившуюся по вопросу об устройстве переправы через Прут. Мы видели, что пунктом для устройства переправы были назначены Рени, Водолуй-Исакчи, Скуляны и Загаранчи. При этом устройство переправы у Рени признано было генерал-майором кн. Пхейзе неудобным по причине топкого и болотистого берега, а самым удобным местом для устройства переправы он считал Загаранчи. Но по желанию гр. Дибича необходимо было устроить переправу и близ Рени. Затем мы указали на нецелесообразность мер, принятых для устройства переправы, именно, что переправа устраивалась не военным ведомством, а гражданскими властями при содействии начальника инженеров армии. Такого рода постановка дела на практике привела ко многим неудобствам. Так напр., 15 октября 1827 г. бессарабский губернатор уведомил генерал-квартирмейстера 2 армии кн. Горчакова, что им приняты надлежащие меры к устройству переправы между Измаилом и Рени. Но командир 7 пехотного корпуса генерал Воинов донес 31 декабря того же года, что гражданское начальство не принимает никаких мер к устройству постоянных переправ на Ялпуке и Кагуле. Вследствие этого кн. Горчаков 22 января 1828 года просил бессарабского губернатора от имени главнокомандующего принять все необходимый меры к устройству прочного сообщения между крепостью Измаилом и г. Рени. В конце своего отношения губернатору Горчаков писал: «но как чрез нарочно мною посылаемого офицера и потом по личному моему удостоверению, мне известно, что дорога от Сатунова через Венеты весьма неизменно неудобна, а посему не благоугодно ли будет приказать учредить паром на Ялпуке у Сатунова и исправить дорогу чрез Этюли и Чешме в Рени».
28 января губернатор отвечал, что «по случаю сильных морозов к устройству на проливах Ялпуке и Кугурлу переправ приступить не можно, и что теперь сообщение между Измаилом [333] и Рени на льду удобно и незатруднительно, коль же скоро сделается оттепель, то будут приняты к устройству переправ надлежащие меры».
Итак, устройство переправ было отложено до весны.
23 марта новороссийский генерал-губернатор гр. Воронцов писал главнокомандующему, что лес, необходимый для устройства мостов и переправ на Пруте у Рени, Водолуй-Исакчи, Скулян и Загаранчи почти весь приготовлен, якоря уже доставлены на место, а канаты и веревки приобретаются покупкою в Одессе. Итак, весна уже наступила, а не только не было приступлено к устройству переправ, а даже не все необходимые предметы были заведены.
Переправа у Рени вовсе не была устроена, так что войска не могли перейти Прут в этом месте.
21 апреля, уже по объявлении войны, ген.-лейт. Рот писал ген.-ад. Киселеву. «Прибыв вчерашнего числа к г. Рени, я в то же время осматривал место, избранное для переправы через реку Прут, и нашел, что по причине большого разлитая вод нет никакой возможности устроить здесь переправу. К тому же я лично удостоверился, вода не только не уменьшается, по еще постепенно возрастает, из чего безошибочно заключить можно, что не прежде трех или четырех недель возможно будет устроить упомянутую переправу. По сему обстоятельству остается обратиться к ближайшему и удобнейшему для переправы избранному пункту при селении Водолуй-Саках, для осмотра коего посылал я генерального штаба штабс-капитана Прибыткова, и составленное им подробное описание препровождаю обще с планом на усмотрение вашего превосходительства.
А как генерал-майор князь Пхейзе объявил мне лично, что к устроению предполагаемой переправы при Водолуй-Саках нужно будет иметь значительное число рабочих людей, то я теперь же предписал генерал-лейтенанту Сулиме в случае требования князя Пхейзе, наряжать нужное число оных из полков вверенной ему дивизии». [334]
Таким образом, и к началу военных действий переправа у Рени не была готова, и войска перешли Прут выше этого места. Припомним, что генерал-майор князь Пхейзе, бывший на месте, считал неудобным устроить переправу у Рени именно по причине топкого и болотистого берега, но Дибич, бывший в Петербурге, настаивал на устройстве этой переправы, которой потом воспользоваться было невозможно.
Многие неисправности по части инженерной возможны были и потому, что во 2-й армии не было начальника инженеров, так как начальник инженеров этой армии, генерал-майор Трузсон 2-й, находился при отдельном кавказском корпусе, и должность его временно исполняли разные лица. Так, в 1827 году должность начальника инженеров исправлял генерал-майор кн. Пхейзе; в декабре он заболел, и главнокомандующий приказал командиру 7-го пионерного батальона полковнику Ольденбургу, как старшему, вступить в исправление должности начальника инженеров.
В то же время главнокомандующий просил гр. Дибича ускорить отправлением к армии начальника инженеров генерал- майора Трузсона 2-го.
По получении этой просьбы Дибич писал Великому Князю Михаилу Павловичу 7-го марта 1828 года, что «как по обстоятельствам нельзя еще надеяться на скорое возвращение сего генерала к своему месту, то Государю Императору благоугодно, дабы Ваше Императорское Высочество командировали ныне же во 2-ю армию для исправления должности начальника инженеров инженер-генерал-майора Дена 2-го, с тем, чтобы 3-я пионерная бригада, равно как и 2-я по присоединении оной ко 2-й армии, были управляемы без его посредства, бригадными их начальниками».
Наконец, только 30-го марта последовало Высочайшее повеление, «дабы находящийся при отдельном кавказском корпусе инженер-генерал-майор Трузсон отправился немедленно во 2-ю армию для принятия должности своей начальника инженеров в означенной армии»
Итак, начальник инженеров армии не только не находился при ней в период подготовки её к предстоящей войне, но и к началу военных действий он не прибыл, а между тем с [335] самого начала похода армии предстояло совершить ряд задач, где участие инженеров было крайне необходимо, именно, переправа через Прут и Дунай и действия против дунайских крепостей. Такое неразумное разрешение вопроса об управлении инженерною частью во 2-й армии, разумеется, должно было крайне неблагоприятно отразиться на подготовке армии в инженерном отношении.
Вопросом о приведении в оборонительное состояние наших крепостей на турецкой границе и к обеспечению наших городов на берегах Черного моря начали заниматься только в конце. 1827 г. 7-го ноября этого года Дибич писал Великому Князю Михаилу Павловичу, что «при нынешних обстоятельствах необходимо ему иметь в самоскорейшем времени примерную смету издержек, потребных для приведения в оборонительное состояние крепостей южного края России, ближайших по турецкой границе, а равномерно к обеспечению Одессы и других главных приморских городов того края». В смету эту следовало включить расходы как по части инженерной, так и по части артиллерийской.
Вслед затем последовало Высочайшее повеление, «дабы в случае открытия войны с Оттоманскою Портою было немедленно приступлено к приведению в оборонительное состояние ближайших крепостей южного края России, а именно: Измаила, Кили и Хотина, а равномерно и Севастополя». Итак, решено было привести в оборонительное состояние не все крепости и приморские города, а только «в случае открытия военных действий».
Высочайшая воля эта была сообщена генерал-инспектору по инженерной части и главнокомандующему 2-й армии 21-го ноября 1827 года и притом только «для принятия предварительных мер, дабы исполнение сего Высочайшего повеления в случае открытия войны не встречало замедления». Итак, и в этом распоряжении сказывается нерешительность и предписывается излишняя постепенность работ.
Впрочем, работы по приведению крепостей в оборонительное состоянье и не могли идти быстро, так как многого в этих [336] крепостях не хватало; так, напр.. 30 ноября 1827 года генерал-фельдцейхмейстер просил Дибича исходатайствовать Высочайшее соизволение на постройку новых лафетов для 36-ти и 30-ти фунтовых пушек, необходимых для Севастополя. Лафеты эти были испытаны особой комиссией и признаны вполне годными. 2 декабря гр. Дибич отвечал, что Государь Император желает об этом деле лично объясниться с генерал-фельдцейхмейстером. Но вопрос этот не был решен еще и 18 декабря, и дело затянулось.
Отвечая Дибичу на его сообщение о последовавшем Высочайшем повелении о приведении в оборонительное состояние крепостей Килии, Измаила и Хотина, а также Севастополя, генерал-инспектор по инженерной части писал 10 декабря 1827 года, что севастопольский укрепления находятся в оборонительном положении; что крепость Килия имеет каменный эскарп, водяной ров и вновь построенные редуты для прикрытия ворот и находится также в оборонительном положении по инженерной части, но внутри оной имеется казарма только на 450 чел. Далее Хотин «должен почитаться в оборонительном положении против открытого нападения, имеет каменный эскарп и главные ворота прикрыты земляными редантами; наружные верки нужно усилить палисадом. Казарм имеется на 238 чел.» Наконец, в Измаиле цитадель (верхняя часть) находится в оборонительном положении только при достаточном вооружении и при многочисленном гарнизоне. Казарм имеется только на 170 чел.; обывательские постройки еще времен турецкого владычества, не обширны и ветхи».
Вместе с тем генерал-инспектор уведомлял Дибича, что инженерный департамент предписал в Севастополе, Килии, Хотине и Измаиле поставить палисад в самонужнейших местах и изготовить недостающий; также исправить все банкеты и барбеты и прорезать по фланкам амбразуры.
В ответе на это сообщение Дибич писал великому князю 13 декабря, что распоряжения его Высочайше одобрены, но «как от постановления в настоящее время года палисадов оные могут в скорости прийти в негодность, то Его Величество полагает, [337] что достаточно будет иметь их в готовности, и поставить тогда уже, когда генерал-фельдмаршал гр. Витгенштейн признает сие нужным».
Таким образом, в общем, крепости Килия, Хотин и Измаил, а также Севастополь, были признаны в инженерном отношении в удовлетворительном состоянии, и затем началась переписка по выяснению разных частных вопросов. Что касается до состояния этих же крепостей в артиллерийском отношении, то, по донесению артиллерийского департамента, оно было следующее: порохом эти крепости были снабжены в полном количестве; в Килии, Измаиле и Хотине полное число орудий, а в Севастополе недоставало 84 ор. Затем в крепостях недоставало некоторого числа лафетов и платформ. Снарядов недоставало в Килии 1343, в Измаиле — 4453. В Хотине и Севастополе недостатка в снарядах не было.
Для заготовки и перевозки недостающих предметов необходимо было ассигновать 150 т. руб., причем вооружение Измаила, Килии и Хотина, «по недостаточным сведениям и опытности командующего дунайским округом», артиллерийский департамент просил поручить начальнику киевского округа генерал-майору Дитерихсу.
Таким образом перед самой войной было официально признано, что подлежащая власть не удовлетворяет своему назначению.
Ходатайство артиллерийского департамента об ассигновании 150 т.руб. для приобретения и доставки в крепости необходимых и недостающих предметов не было одобрено.
26 декабря гр. Дибич писал генерал-фельдцейхмейстеру и гр. Чернышеву, что Государь Император приказал отложить доставку в Севастополь недостающих 84 орудий и доставку в Севастополь и Килию недостающих лафетов, на том основании, что «конечно, из старых лафетов некоторые могут быть починкою исправлены». Затем приказано было «к постройке платформ равномерно еще не приступать, ибо они в продолжении времени могли бы испортиться». «Вообще, сказано было в [338] этой бумаге, Его Величество изволит полагать, что хотя не все недостающие запасы доставить в означенные крепости, однако нужно снабдить их столько, чтобы они во всяком случае в состоянии были выдержать оборонительное положение».
В виду этого можно было значительно сократить предположенный расход в 150 т. р. на производство всех работ и заготовление всех предметов. «А потому Его Величеству угодно, чтобы Ваше Императорское Высочество поручили артиллерийскому департаменту сделать соображение, сколько за сим действительно потребуется суммы вообще на необходимые издержки по предмету снабжения и вооружения означенных крепостей, после чего предоставляется управляющему военным министерством разрешить изворотиться на сии расходы из общих сумм в ведомстве артиллерийского департамента состоящих».
Итак, с одной стороны предписано было привести крепости в оборонительное состояние, а с другой многие работы и заготовления были признаны в Петербурге лишними, и вместо немедленного приступа к работам приказано было составить «соображение», и на расходы, изворотиться из сумм, состоявших в распоряжении артиллерийского департамента, без отпуска особых средств.
Вопрос о приведении крепостей в оборонительное состояние затянулся надолго, и только 22-го марта 1828 г., т. е. через три месяца, генерал-фельдцейхмейстер ответил Дибичу на отзыв его от 26-го декабря 1827 г. Во исполнение Высочайшего повеления, изложенного в этом последнем отзыве о сокращении работ и расходов, артиллерийский департамент сделал необходимые сокращения и сумму расхода уменьшил до 101541 рубля. При этом оказалось, что бывшие в Измаиле 72 лафета, считавшиеся требующими исправления, на самом деле «оказались совершенно негодными». Тем не менее, было предписано сообразить—не наберется ли из 72 негодных лафетов 29, которые бы можно было исправить, на что от генерал-майора Дитерихса было получено донесение, что он «надеется это сделать».
Таким образом, предполагалось сэкономить около 50 тысяч рублей, но это достигалось ценою оставления на службе вещей совершенно негодных, которые очевидно из «политики» надеялись сделать годными. [339]
Наконец, перед самым объявлением войны, 4-го апреля, последовало Высочайшее повеление, сообщенное Дибичем Великому Князю Михаилу Павловичу, поставить на вид артиллерийскому департаменту, что при назначении всякого рода приготовлений и перевозок для вооружения южных крепостей должны быть предметом его соображений, сколько поспешность, столько же и умеренность в издержках, которым примерное краткое исчисление не оставьте Ваше Высочество сообщить мне, равно управляющему военным министерством к зависящему от него распоряжению об отпуске суммы». В том же Высочайшем повелении предписано было значительно сократить все расходы на приведение в оборонительное состояние и Севастополя. В то же время последовало Высочайшее повеление о назначении в Килию, Хотин, Измаил пехоты из состава резервных войск 2-й армии: артиллерийские и инженерные команды должен был назначить генерал-фельдцейхмейстер из ближайших гарнизонов, а кавалерию предполагалось назначить впоследствии.
В ответ на эти распоряжения в конце мая 1828 г. генерал-фельдцейхмейстер писал Дибичу, что для исполнения Высочайшей воли необходимо всего 313325 р. 47 коп., причем предполагалось произвести необходимые работы не только в Килии, Хотине, Измаиле и Севастополе, но также при Очакове и Кинбурне, Ени-Кале, в Бендерах и Одессе. Итак, первоначально предполагалось израсходовать 150,000 руб., но такой расход в Петербурге был признан чрезмерным, и приказано было его сократить, но тогда новая смета была составлена слишком на 300,000 руб. При этом необходимо отметить, что переписка о приведении крепостей в оборонительное состояние так затянулась, что уже началась война, а к работам еще не было приступлено, и упомянутый выше ответ генерал-фельдцейхмейстера Дибичу послан из-под Браилова, во время осады этой крепости.
Наконец, последовало Высочайшее повеление приостановить окончательное вооружение крепостей южного края России, кроме Измаила и Килии. [340]
В таком положении находился вопрос о приведении в оборонительное состояние крепостей на турецкой границе по отношению к переписке, производившейся с петербургскими властями. Что же делалось на местах? Желая удостовериться, в каком состоянии находятся крепости, главнокомандующий назначил для осмотра их командира 7-го пехотного корпуса генерал-лейтенанта Воинова, начальника 19-й пехотной дивизии генерал-лейтенанта Иванова, командира 3-й сводной пионерной бригады генерал-майора кн. Пхейзе и артиллерии подполковника Капитаненко. Сообщая об этом Дибичу, главнокомандующий писал о различных встреченных на месте неудобствах. Так, например, крепость Хотин не была подчинена главнокомандующему, что же касается Измаила и Килии, то хотя они и поступили в ведение главнокомандующего, но гр. Витгенштейн понимал это в том смысле, что на него возложена только оборона этих крепостей, а не заботы по приведению их в оборонительное состояние.
Далее из этих документов видно, что вместо того, чтобы содействовать приведению крепостей в оборонительное состояние, главнокомандующий затруднял деятельность генерал-майора Лехнера, командира дунайского округа. В виду характерности этих доку¬ментов приводим их в копиях.
Главнокомандующий графу Дибичу.
Тульчин.
26-го декабря 1827 года.
№ 694
«На отзыв Вашего Сиятельства от 13-го декабря № 105 имею честь ответствовать, что возложив на г. командира 7-го пех. корпуса подробное обозрение состояния крепостей Измаила и Килии, я ожидаю от него в скором времени донесения, которое по получении не премину сообщить Вашему Сиятельству. Что касается до крепости Хотина, то хотя инженерный департамент предписывает командиру дунайского округа при производстве работ руководствоваться моими разрешениями, однако же крепость сия мне не поручена, и о состоянии оной никаких сведений не имею, но предполагаю, что и она находится не в лучшем состоянии как и крепости, упомянутые выше. [341]
«В приложенном к отношению Вашего Сиятельства донесении Его Императорскому Высочеству инспектору по инженерной части г-на директора инженерного департамента упоминается, что по Высочайшей воле крепости Измаил и Килия поступили в мое ведение, но разумея под сим словом единственно возложение на меня защиты сих крепостей и распоряжения, относящаяся до связи оных с военными действиями, я прошу покорнейше Ваше Сиятельство снестись с кем следует, дабы окончательное вооружение и приведение оных в полное оборонительное состояние оставалось на ответственности постоянного своего начальства, исполняя по моим предписаниям то, что настоящие обстоятельства могут потребовать.
Впрочем, хотя и не могу я принять на себя хозяйственной их части, бывшей поныне совершенно мне чуждой, но дабы не остановить исполнения Высочайшей воли, я вместе с сим дал генерал-майору Лехнеру разрешение на его представление по некоторым предметам, не терпящим отлагательства, которое при сем в списке прилагаю для сведения Вашего Сиятельства».
Предписание главнокомандующего генерал-майору Лехнеру 26-го декабря 1827 года.
«Если для защиты крепостей Измаила, Килии и Хотина Ваше Превосходительство полагает необходимым поставить палисады и заготовление оных ныне выгодным для казны, то на покупку необходимого леса изъявляю мое согласие; с тем, чтобы сходно Высочайшей воли иметь их в совершенной готовности и поставить лишь с открытием весны.
Что же касается до наряда плотников и чернорабочих из полков вверенной мне армии, то ответствую, что десятидневный срок, назначенный вами к окончанию работ, кажется мне поспешностью излишнею, и что требуемого вами числа людей дать невозможно, ибо в Хотине и Килии превосходит оно весь гарнизон, а около Измаила хотя отряд и имеется более сильный, но он по случаю замерзания рек озабочен охранением берега Дуная, и притом мастеровые сих полков заняты частью собственными хозяйственными заготовлениями и частью построением моста. Посему и предлагаю вам в производстве работ распорядиться собственными имеющимися в вашем ведении средствами и наймом вольнорабочих, испросив на дальнейшее время утверждения вашего начальства.
«Из прилагаемого при сем в копии отношения Его Императорского Высочества инспектора по инженерной части 10-го декабря № 59 к г. начальнику главного штаба Его Императорского [342] Величества, вы усмотрите, что инженерный департамент полагает крепости Измаил, Килию и Хотин в состоянии оборонительном, почему и предваряю Ваше Превосходительство, что предмет сей остается на ответственности вашей.
Имеющиеся в крепостях казармы должны по мере возможности быть немедленно исправляемы, и равная деятельность должна быть вами обращена на место и соображение способов к построению весною недостающего затем помещения. Предположение по сему предмету прошу доставить ко мне».
Граф Дибич главнокомандующему .
С.-Петербург.
28-го января 1828 года № 456.
«Отношение ко мне Вашего Сиятельства от 26-го минувшего декабря за № 695 на счет данного вами приказания командиру 7-го пехотного корпуса обозреть состояние крепостей Измаила и Килии равно и о заключении вашем насчет Хотинской крепости, я докладывал Государю Императору и получил Высочайшее повеление уведомить Ваше Сиятельство, что как вам ближе известны потребности для обороны сих трех крепостей, то Его Величеству благоугодно, дабы приведение их в оборонительное положение зависело от вас, и чтобы Его Императорское Высочество генерал-инспектор сделал со своей стороны распоряжения к удовлетворению ваших требований по сему предмету.
При сем случае Государь Император изволил отозваться, что по бытности Его Величества генерал-инспектором инженеров состояние упомянутых крепостей весьма ему известно, и хотя оные в нынешнем состоянии почти ничтожны (они исправностью своею далеко не могут равняться с первоклассными крепостями), тем не менее совершенно уверен Его Величество, что и в настоящем их виде с маловажным усилением временными укреплениями (поправками временными укреплениями) и с храбрыми начальниками и гарнизоном, каково Российское войско, весьма достаточное для удержания турок, даже в таком случае, если бы число их было превосходнейшее противу того, какое по всем сведениям армия турецкая иметь может.
Сей отзыв государя императора и предшествовавшее оному высочайшее повеление о приведении в оборонительное положение [343] крепостей Измаильской и Килийской, равно Хотинской, которая также по воле Его Величества подчиняется на время непосредственному вашему начальству, я имею честь сообщить Вашему сиятельству для зависящего с вашей стороны соображения и исполнения, уведомив об этом ныне же Его Императорское Высочество генерал-инспектора инженеров и генерал-фельдцейхмейстера. Здесь же включается для сведения Вашего сиятельства: а) полученная мною от Его Императорского Высочества записка о числе наличных и недостающих в Измаиле, Килии, Хотине и Севастополе оружия, лафетов и снарядов; б) выписка из Высочайшего разрешения, объявленного мною Его Высочеству за № 200 касательно вооружения сих крепостей».
13-го января 1828 года главнокомандующий уведомил Великого Князя генерал-инспектора по инженерной части и генерал-фельдцейхмейстера, что по донесению генерала Воинова, Измаил и Килия «находятся в положении, соответственном предначертанию начальства», но что в то же время необходимо произвести много работ для приведения этих крепостей в окончательное оборонительное состояние.
В то же время главнокомандующий писал, что «хотя положение обстоятельств и могло бы потребовать немедленного вооружения крепостей Измаила и Килии», но он предписал «исполнить поспешно все, что лишь местными средствами удовлетворено быть может». Последнее вызывалось желанием сберечь как можно более средств и вполне отвечало неоднократным указаниям из С.-Петербурга — расходовать денег на приготовление к войне как можно меньше.
В тот же день главнокомандующий уведомил Дибича, что он считает гарнизоны Измаила и Килии слишком малочисленными, и что они должны быть в Измаиле до трех тысяч и в Килии до одного комплектного батальона. В то время гарнизон Измаила составляли третьи батальоны 19-й пехотной дивизии, и главнокомандующий просил Дибича исходатайствовать Высочайшее повеление на укомплектование этих батальонов. Затем он сообщил, что для продовольствия войск в Измаиле не оказалось достаточного запаса провианта, и что он предписал генерал-интенданту армии озаботиться этим делом. [344]
Кроме донесений начальствующих лиц и посланных для официального осмотра крепостей генералов и офицеров, главнокомандующий получал еще сведения, по которым мог судить о состоянии крепостей, а именно он получал их от лиц, которые собирали эти сведения секретно от начальников. Это были те офицеры и агенты, которые посылались для сбора сведений вообще. Так, например, штабс-капитан Муханов 27-го декабря 1827 г., между прочим, писал генерал-адъютанту Киселеву: «честь имею представить сведения, до меня дошедшие об Измаиле; за достоверность их ручаюсь, хотя они и приватные: от 25-го декабря в течение последних 10-ти дней инженерные работы в Измаиле производились успешно; амбразуры все прорезаны; палисад будет окончен дней через семь, 22 орудия поставлены на лафеты, так что вся береговая часть казалась бы, по-видимому, вооруженною. Но при установке орудий (при коей 260 пудовой тяжести 24-фунтовые орудия, по неимению машин, втаскивались людьми) у некоторых лафетов и у многих лопнули оси, запасных же лафетов не имеется. Металл покрыт долголетней ржавчиной, что заставляет подозревать сильные раковины. Существования затравок и следа нет. Гарнизонных артиллеристов по числу орудий имеется только по три человека на каждое, и то люди негодные по незнанию ремесла своего. Колодцев в крепости вовсе не имеется, а выход через крепостные Цареградские ворота для черпания воды в Дунае может быть возбранен в военное время действием двух неприятельских орудий, поставленных на противном береге». В другом донесении от 26-го ноября 1827 г. читаем: «генерал Иванов писал генералу Воинову, что Измаильская крепость в жалком положении — все орудия без лафетов, сие побудило генерала Воинова подвинуть к Измаилу 8 орудий, а от коменданта требовать подробных сведений и отчетности о состоянии крепости».
Кроме работ по вооружению крепостей Измаила и Килии на генерала Воинова была также возложена постройка укреплений на Дунае.
Таким образом, работы чисто инженерного, специального характера были возложены не на начальника инженеров армии, а на одного из корпусных командиров, в то время как начальник инженеров находился на Кавказе. Когда армия двинулась к [345] границе, то работы эти были возложены на начальника резервов 2-й армии генерал-лейтенанта графа Витта.
Одним из бесчисленных примеров того, какими мелочами занимались в Петербурге, служить следующий ответ инженер-генерала Оппермана Дибичу.
Инж.-ген. Опперман — графу Дибичу.
26 января 1828 г.№618.
«На вопрос Вашего сиятельства от 24-го января № 440 относительно способов, какие имеются для обеспечения крепостей: Измаильской, Хотинской и Килийской в случае надобности свежею водою, ч. и. донести, что поелику все сии крепости лежат при реках (Измаил и Килия при Дунае, а Хотин при Днестре), то крепости сии и пользуются речною водою, для чего во всякой из оных имеются особенные, так называемые водяные ворота, коих на военное время предписано особенно еще прикрыть палисадными тамбурами, и сверх того в верхней части Измаила, обращенной в цитадель, вырыты колодцы».
Приближалась весна, а между тем переписка о приведении крепостей в готовность все еще продолжалась, и 8-го марта главнокомандующий писал Дибичу, что на заготовление палисада и материалов на постройку жилищ в крепостях дунайского и херсонского инженерных округов необходимо 167 т. руб. Денег таких инженерный департамент не имел, и генерал-инспектор по инженерной части полагал, что расход этот следовало произвести из экстраординарных сумм 2-й армии, но главнокомандующий писал, что он не имеет на сие сумм, и просил Дибича «испросить Высочайшее разрешение, откуда повелено будет произвести выдачу потребной для сего суммы».
29-го марта последовало Высочайшее повеление немедленно отпустить в инженерный департамент из особого капитала, 87227 р. 10 коп. «на войну отложенного, для произведения некоторых построек и приготовлений по крепостям Дунайского и Херсонского инженерных округов» [346]
В тот же день Дибич уведомил главнокомандующего об отпуске денег и сообщил, что вместо построения полуземлянок следовало иметь запас лагерных материалов на 7000 чел., но к постройке из этих материалов палаток не приступать впредь до надобности; также и палисада не ставить до того времени, пока не будет действительной надобности, а только заготовить материалы.
Что касается до приведения в оборонительное состояние Севастополя, Еникале, Очакова и Кинбурна, то, по-видимому, крепости эти находились в неособенно удовлетворительном состоянии, в особенности последние три. Так, генерал-инспектор по инженерной части писал Дибичу 14 января 1828 г., что для приведения в оборонительное состояние этих трех пунктов необходимо:
1) поставить палисад при въездах;
2) иметь исправную артиллерию;
3) достаточный гарнизон и для оного достаточное количество съестных припасов.
Судя по этому, крепости не были в удовлетворительном состоянии.
Относительно укрепления Севастополя производилась обширная переписка, но на деле, в конце концов, было отпущено на эту крепость только 5870 руб. для постановки палисада и для устройства десяти печей для каленья ядер. В то же время Дибич писал вице-адмиралу Грейгу, что «Его Величеству благоугодно, дабы никаких более особенных работ и издержек по Севастополю произведено не было, ибо оный находится в достаточно оборонительном состоянии».
Перед походом 1828 г. при штабе 2-й армии по Высочайшему повелению был составлен комитет для раскладки и сбора продовольственных припасов и подвод для подвижного магазина, взамен податей, с губерний: Харьковской, Полтавской, Киевской, Подольской, Херсонской и Екатеринославской.
С этих губерний было назначено поставить припасов:
Круп 21,786 четвертей.
Овса 415,009 „
Спирта 197,194 ведра.
Сверх того эти губернии должны были выставить для подвижного магазина:
[347]
Подвод конских 13.052
- « - воловьих 26.106
Всего 39,158
Из этого числа потребовалось при самом начале похода:
круп 13,000 четвертей.
овса .... 175,000 „
спирта 147.144 ведра.
Эти припасы отправлялись к армии сухим путем, частью на подводах подвижного магазина, а частью на обывательских подводах.
Из числа назначенных к сбору подвод для подвижного магазина при начале похода было собрано 13.732 подводы. Этот подвижной магазин поднимал сразу 50,000 четвертей или 2-х месячную потребность для 100,000 человек. Подводы для этого магазина были так называемые чумацкие; погонщикам отпускался провиант, винная порция и жалованье по 12 р. в год; им было дано обмундирование по образцу одежды войск внутренней стражи. На продовольствие лошадей выдавалось ежедневно по 3 гарнца овса и по 15 фунтов сена, а для волов отпускалось по 30 ф. сена.
Магазин делился на транспорты, каждый в 100 подвод; пять транспортов составляли парк. Кроме того для армии куплено было оренбургским и астраханским губернаторами 2000 верблюдов.
Кроме припасов, доставлявшихся к армии сухим путем, приказано было подвозить их по Черному морю. Это были:
1) Купленные в Одессе, Херсоне и Евпатории по распоряжению новороссийского генерал-губернатора графа Воронцова:
муки и сухарей – 30,000 четвертей,
овса и ячменя 30,000 „
2) Находившиеся в Херсоне припасы, принадлежащие 2-й армии:
муки и сухарей 7,710 четвертей,
крупы 723 „
3) Из военного поселения:
муки и сухарей 15,000 четвертей,
крупы 2,277,
овса и ячменя 25,000 „
4) Заготовленные в Таганроге, Ростове-на-Дону, Керчи и Еникале по распоряжению военного министерства:
муки и сухарей 50,000 четвертей,
крупы 14685„
овса и ячменя 100,000 „
5) Заготовленного ген.-л. гр. Витгенштейном спирта 30000 ведер.
Всего:
муки и сухарей 258,710 четвертей,
крупы 14,685,
[348]
овса и ячменя 150000 четвертей,
спирта 30000 ведра.
Этих запасов было достаточно для продовольствия 100,000 чел. в течение 10 месяцев и 8000 лошадей в течение года.
Новороссийскому генерал-губернатору гр. Воронцову было поручено доставить эти запасы в армию на наемных судах.
Всех этих припасов было недостаточно по числу войск, впоследствии вступивших в турецкие владения2, но если их хватило, то только потому, что в армии открылись болезни и непомерная смертность, которые уменьшили потребность.
При переходе за границу войска имели при себе провианта на 10 дней и зернового фуража — конница на 3 дня, артиллерия и обозы на 4 дня. Затем при каждом пехотном и кавалерийском полку и при каждой артиллерийской и пионерной бригаде следовало иметь две пароконные повозки — одну для спирта, другую для уксуса, и на этих же повозках приказано было везти черного перца на 2 месяца.
При каждом пехотном и кавалерийском полку, при каждой артиллерийской бригаде и пионерном батальоне следовал сверхштатный обоз, на устройство которого в начале кампании были отпущены особые суммы, а именно: по две пароконные и по две пароволовые подводы для перевозки больных; одна с бочкою спирта и одна с бочкою уксуса и запасом черного перца в зерне на два месяца по комплекту людей, и кроме того при каждом эскадроне и при каждой артиллерийской роте по четыре пароволовые подводы с запасным зерновым фуражом.
Для перемола зернового хлеба были розданы войскам чугунные ручные мельницы, привезенные из Петербурга. Они не принесли никакой пользы, потому что скоро портились.
Скот на продовольствие армии предполагалось пригонять за Дунай из Молдавии и Валахии. При отпуске войскам порционного скота было определено, что каждый вол имеет мяса с внутренними частями, головою и ногами до 7 пудов; цифра эта была определена опытами. Этот вес приказано было принять круглым счетом за основание при отпуске войскам порционного скота; баранов приказано было считать кругом по 30 фунтов; кожи были оставлены в пользу войск. [349]
Количество мяса, выдаваемого людям, было разное, и определялось приказом главнокомандующего; так, например, с начала августа 1828 года приказано было выдавать мясную порцию строевым по пяти, а нестроевым по три раза в неделю.
Для обеспечения сеном как тех войск, которые должны были действовать в княжествах и в Болгарии, так и тех, которые должны были следовать к армии на ее усиление, были сделаны следующие распоряжения.
1) Новороссийскому генерал-губернатору было предписано заготовить в Бессарабии и Херсонской губернии, на этапных дорогах значительные запасы сена и, кроме того, в Херсонской губернии особый запас для отправки его к армии морем, когда нами будут заняты болгарские порты.
2) После занятия нашими войсками княжеств было предписано гражданскому начальнику заготовить там запасы сена, и для этого прислано из России 10000 кос.
3) Было предположено устроить в Болгарии кошение сена, употребив для этого погонщиков подвижного магазина; для этого было прислано в Кюстенджи 20,000 кос.
Эти распоряжения дали следующие результаты. В Бессарабии, в Херсонской губернии и в княжествах были заготовлены очень значительные запасы сена, но они не принесли никакой пользы для тех войск, которые сосредоточились в Болгарии, потому что о перевозке к ним сена не было сделано никакого распоряжения, и заготовленное в этих местах сено израсходовалось на месте.
По занятии нашими войсками болгарских портов на берегу Черного моря туда начали подвозить прессованное сено из Херсонской губернии; но это сено не могло быть доставлено к войскам, ни к Шумле, ни в Праводы, ни в Базарджик, ни на этапные дороги по неимению достаточного числа подвод; поэтому сено это расходовалось войсками, которые были расположены в портах и окрестностях их.
Что касается до сенокошения в Болгарии, то оно решительно не имело никакого успеха. Косы были доставлены в Кюстенджи только в июле, когда трава уже начинала выгорать, а погонщики постоянно находились в движении, и потому не могли заняться косьбой сена, как бы следовало. Они косили только для своих лошадей, и сверх того заготовили незначительные запасы [350] в Кюстенджи. Таким образом, внутри Болгарии вовсе не было устроено складов сена.
Для заграничного продовольствия армии были изданы весьма подробные правила, войска за границею предполагалось обеспечить из трех источников:
Во-первых, отпуском из магазинов.
Во-вторых, из запасов, состоявших при войсках.
В-третьих, довольствием пищею от хозяев.
Из числа установленных правил невольное внимание обращает на себя § II, в котором сказано, что «ни в каком случае не дозволяется брать без ассигновок из подвижного магазина, захватывать не принадлежащих транспортов, истреблять магазинов без особого повеления вышнего начальства или же брать продовольствие из запасных магазинов, заведенных по военным видам, ибо от сего вредные последствия для целого неисчислимы».
Согласно тем же правилам разрешен был «сбор съестных продуктов от жителей». «Для таковых командировок, - сказано в правилах, - употреблять надежных штаб и обер-офицеров с открытыми листами и с надлежащими командами». Эти офицеры должны были обращаться к старшинам в селениях и выдавать им за взятые припасы квитанции. Правила строго преследовали всякое насилие над жителями; «при должном внимательном наблюдении со стороны начальников, - сказано было в правилах, - всегда оное легко может быть открыто, ибо в ранцах людей и в самых полковых обозах, кроме амуниции и припасов, ничего быть не должно; следовательно, всякое другое должно почитать происходящим от грабежа».
Ко времени начала похода войска не могли быть снабжены в достаточной степени необходимыми вещами.
Так, войскам следовало получить из Балтской комиссариатской комиссии 61,477 пар сапог и, хотя комиссия имела 149,000 пар сапог, из них годных, по собственному ее заключению, было только 25,000. Рубашечного холста комиссия имела 923000 аршин, но из них только 70000 аршин годны к употреблению. Наконец, киверов нужно было отпустить войскам 14,284, [351] но «совершенное неполучение из Москвы киверов препятствует также удовлетворению войск сими предметами»
Мы уже не раз указывали, что в Петербурге было стремление к тому, чтобы, по возможности, соблюсти экономию при подготовлении армии к войне, и что в виду этого стремления многие насущные потребности войск оставались без удовлетворения, несмотря на настойчивые и неоднократные ходатайства главнокомандующего. К производству большинства расходов в Петербурге предполагали приступить собственно тогда, когда уже война будет объявлена. Такое отношение к вопросу о подготовке армии к войне, по-видимому, вытекало отчасти и из того обстоятельства, что в Петербурге до осени 1827 года не было составлено сметы на необходимые расходы, и только в конце августа была составлена таковая.
Но смета эта, как мы видели, была составлена «предположительно» и далеко не заключала в себе всех расходов. Расход, исчисленный этой «предположительной» сметой, состоял из 24 миллионов рублей.
Понятно, что пока расход на войну не был выяснен, нельзя было отдать себе определенного отчета о том, что собственно будет стоить подготовление армии к походу, и что будет стоить содержание армии во время войны. Только 21 ноября 1827 г. Дибич просил графа Чернышева «для нужного мне соображения» сделать смету о стоимости заготовления для армии провианта и овса на 6 месяцев.
Затем 5 декабря Дибич просил составить исчисление расходов по всем частям по приведению армии на военное положение, а также и по содержанию её за границей в течение одного года. 24-го декабря Дибич препроводил управляющему военным министерством для сведения смету расходов, составленную в штабе 2-й армии и полученную им при отношении главнокомандующего от 15 декабря № 951, и наконец, 26 декабря сообщил гр. Чернышеву Высочайшее повеление, чтобы в примерной смете расходам по предстоящей войне с Турцией были исчислены: [352]
а) расходы предварительные — по приведению армии на военное положение и б) расходы собственно на войну.
Это отношение Дибича было составлено на основании собственноручной записки Императора Николая. Смету, составленную согласно личным указаниям Государя, Чернышев должен был отправить возможно скорее Дибичу для представления Его Величеству.
Таким образом, только в самом конце 1827 года было приступлено к выяснению важного вопроса о том, что может стоить приготовление армии к войне, и во что может обойтись война. А между тем, повеление о приведении армии на военное положение последовало в апреле 1826 год, и с тех пор прошло 20 месяцев, в течение которых шла оживленная переписка о приготовлении 2 армии к походу, разбирались и разрешались многие самые мелочные вопросы, а такой капитальный, основной вопрос, как вопрос о смете расходов на войну возбужден своевременно не был.
В штабе 2-й армии дело стояло иначе; там еще в мае 1827 г. было составлено исчисление расходов на войну. Настал 1828 года, а смета еще не была составлена, и только 20-го января этого года граф Чернышев представил графу Дибичу общую примерную смету расходам по предстоявшей войне с Турцией. По этой смете предполагали израсходовать 71.849.878 руб. 60 ¾ коп.
Смета эта по Высочайшему повелению была препровождена гр. Дибичем министру финансов генералу Канкрину, который получил ее 5-го февраля.
Мнение министра финансов настолько расходилось со взглядом военного министерства на будущую войну, что по вопросу о предстоявших расходах завязалась оживленная и продолжительная переписка, хотя в виду приближения начала военных действий с вопросом этим следовало покончить скорее. Основная мысль, которой держался ген. Канкрин, выражена им в письме к гр. Дибичу от 9-го февраля, в котором сказано, «что чем дешевле воевать, тем более возвысится могущество России». Таким образом, в основание всех своих [353] соображений министр финансов положил стремление к экономии и с этой точки зрения рассматривал все поступившие к нему от военного начальства заявления3.
В развитие этой же основной мысли Канкрин писал в том же письме: «к сему долгом считаю присовокупить, что при соображениях моих имел я также в виду, что между державами сделано условие, по которому предстоящая война с турками не должна вести к какому-либо увеличению, следовательно, по всей вероятности, военные действия остановятся на Балканах, почему и не полагал я надобности в чрезвычайно больших приготовлениях».
Так, в основание всех своих соображений министр финансов положил не наибольшее напряжение сил для достижения поставленной цели, а возможно большую экономию, соблазняя военное министерство весьма оригинальным соображением, «что чем дешевле воевать, тем более возвысится могущество России».
Мнение это не встретило никакого возражения со стороны начальника главного штаба Е. И. В., и гр. Дибич, препровождая письмо Канкрина управляющему военным министерством гр. Чернышеву, ограничился чисто канцелярской формой, прося графа Чернышева «изложить свое мнение».
Но граф Чернышев в своем ответе графу Дибичу дает довольно энергический отпор стремлению министра финансов вводить чрезмерную экономию в расчеты по подготовке армии к войне. «Обращаясь к предположениям г. министра финансов, - пишет гр. Чернышев, - о сокращении приведенных расходов по войне с Турцией, я не могу не заметить, что оные не согласны были бы с настоящей предусмотрительностью правительства, намеревающегося вести войну в таком краю, где местные способы ненадежны и потому пекущегося предупредить всякий недостаток или затруднение. Оно, конечно, предпочтет сделать временные пожертвования и иметь некоторый избыток в собственных средствах, нежели подвергать армию остановкам или [354] замедлению в её действиях, следовательно, продлить войну на неопределенное время».
Возвратимся к возражениям Канкрина на смету, составленную военным министерством. Он считал, что расход в течение первого года войны свыше 71 миллиона, а за вычетом уже отпущенных 11 миллионов, 61 миллион руб. только для одной армии, назначенной против Турции в числе 154,000 чел. и 43000 лошадей, «превышал бы способы и возможность министерства финансов, если принять притом в уважение, что сверх этого продолжится Персидская война, находится флот в море, и могут возникнуть еще другие военные обстоятельства. Из особо отложенного капитала весьма много уже израсходовано, новые займы сопряжены с затруднением и с большою потерею времени, а на новый выпуск ассигнаций решиться нельзя».
В виду всех этих условий Канкрин считал, что на первый раз достаточно было 29.865.000 руб., причем сумма эта, «при употреблении доходов и способов занятых земель, может быть, еще уменьшится». Для подкрепления своего мнения министр финансов ссылался на расходы по войнам, веденным Россиею с 1808 г., и в заключение указывал, что за время с 1812 по 1817 год «всех чрезвычайных расходов внутренних и внешних, кроме обыкновенных сметных, причитается на год 80 мил. Тут, конечно, должно взять в соображение, что по разным причинам турецкая война по соразмерности обойдется в некоторых отношениях дороже европейской, однако и число войск несравненно было более, следовательно, большие суммы, потребные на жалованье, составляют главный предмет. Из сих соображений я вывожу, что при нынешнем благоустройстве высшего военного управления и армейского хозяйства предполагаемые мною на турецкую войну суммы могут быть достаточны».
В своем ответе граф Чернышев писал, что он не может согласиться с заключениями министра финансов. Примеры прежних войн с турками, по мнению графа Чернышева, «не могут быть применяемы к настоящим обстоятельствам, как по числу войск, тогдашнюю армию составлявших, так и в особенности по тем недостаткам всякого рода, кои подвергали армию неудачам и были причиною самого продолжения войны. Наконец, в отношении приводимой г. министром финансов сравнения [355] французской войны с предстоящею турецкою, должен присовокупить, что первая с последней не имеет ни малейшего сходства, ибо в стране малонаселенной и необразованной невозможно приобретать от земли всех тех предметов, какие мы находили с избытком в Германии и Франции. Мне по опыту известно, что 32-тысячный корпус, в котором я находился в течение 1813-1814 годов, от интендантства пользовался одним только жалованьем».
Прежнюю смету, по которой расход исчислялся в 71.849,878р. 60 ¾ к., граф Чернышев переделал на новую, по которой он считал безусловно необходимым ассигновать 56.133,590 р. 20 ¼ к., а по остальным расходам считал возможным отложить уплату до 1829 г. В эти цифры не вошли расходы по выступлению в поход гвардейского корпуса, «как расходы вновь предназначенные и еще продолжающиеся»; пока расходы эти производились из сумм военного министерства. «Я не распространяюсь далее в изложении причин, не позволяющих военному министерству согласиться с заключением г. министра финансов, ибо оные Вашему Сиятельству совершенно известны; но должен повторить, что ежели при истощении в капиталах и ограниченности сметных сумм департаменты вскоре не получат обратно сумм, употребленных собственно на предметы, к войне относящееся, то не только в покрытии новых издержек по оной, но даже и в текущем довольствии войск, особенно комиссариат, неминуемо встретит крайний недостаток и остановку».
9-го марта Дибич препроводил новую смету Канкрину и просил окончательные соображения его доставить ему для доклада Государю Императору. При этом Дибич писал Канкрину, что он вполне согласен с мнением графа Чернышева, т. е., что необходимо отпустить 56.133,590 руб. и что, кроме того, по его мнению, подлежащая к отпуску сумма «может несколько увеличиться».
Ответ на этот запрос Дибича последовал от министра финансов 26-го марта. В этом ответе генерал Канкрин считал, что всех расходов на войну должно быть 48.925,594 р. 8 ¼ к.; из них причитается.
К непременному отпуску – 33.292,700 р. 88 к.
К исключению и спорных – 2.901,261 руб. 14 ¾ коп
Условных – 12.731,542 руб. 78 ½ коп ,,
Всего 48.926,594 р. 81 ¼ к,
[356]
Кроме того в этом ответе был изложен предполагаемый порядок уплаты денег, доставки их в армию, перевода ассигнаций на золото и серебро и пр. Министр финансов предлагал установить постоянный курс серебряного рубля в 3 р. 70 к. ассигнациями, а червонца в 11р. 75 к. ассигнациями. Такой расчет был основан на среднем курсе, установившемся за последние годы. Итак, министр финансов считал возможным отпустить только 33 млн. вместо 56, как считало нужным военное ведомство.
Так как три договаривавшиеся стороны, т. е. управляющий военным министерством, начальник главного штаба и министр финансов путем письменного сношения никак не могли прийти к соглашению, то потребовалось личное свидание этих трех лиц, и 10-го апреля ими были подписаны: 1) журнал по смете издержек на турецкую войну; 2) расписание сумм, предназначенных к отпуску военному министерству и 2-й армии; 3) расписание расходов по гвардии и 4) распределение отпущенных министерством финансов 2 млн. руб., а равно передержанных военным министерством 616,226 р. 27 ½ к.
Все эти постановления были Высочайше утверждены, и 14-го апреля был дан министру финансов указ об отпуске 46.083,948 руб. 62 коп. Кроме того, было назначено к отпуску условно предполагаемых 12.310,256 руб. 31 ½ коп., о которых министр финансов должен был получить особое Высочайшее повеление.
Все эти суммы полагались сроком на один год со времени начатия войны. Итак, в общей сложности вместо 71 мил., как просил управляющий военным министерством, приказано было отпустить с небольшим 59 миллионов для расходов в течение первого года войны. Решение это было принято 14-го апреля 1828 г., т. е. в день объявления войны.
Но уже вскоре потребовалось ассигнование дополнительных сумм; а именно 25-го апреля гр. Чернышев уведомил Дибича, что Высочайше повелено отпустить дополнительно 1.710,338 руб. 61 к. Сумма эта была исчислена главным образом на те расходы, которые «назначены были по Высочайшим повелениям и по требованиям Его Императорского Высочества Великого Князя Михаила Павловича, за исключением лишь 68,728 р. 1 ¾ коп, внесенных [357] по назначению главнокомандующего 1-й армии на 8-ми месячное довольствие 331 лошади для действующих артиллерийских рот 11-й бригады. Все эти расходы было приказано произвести уже после составления примерной сметы, и потому они не вошли в расписание, Высочайше утвержденное 10-го апреля. Еще через несколько дней, 2-го мая, гр. Чернышев уведомил Дибича, что им «по Высочайшей воле составлена и к министру финансов на предварительное его соображение отослана 22-го апреля смета на пятимесячное довольствие с 1-го августа 1828 года по 1-е января 1829 г. содержание за границей гвардейских». На этот предмет предполагалось израсходовать 2.415,472 руб. 65 коп.
Таким образом, не смотря на продолжительное обсуждение вопроса о расходах, расчет их был сделан настолько невнимательно и непредусмотрительно, что тотчас потребовались дополнительные ассигнования. Кроме того, при отпуске денег происходили препирательства между военным министерством и министром финансов; препирательства эти, как это видно из отзыва графа Чернышева графу Дибичу от 20 июня 1828 года, возникли потому, что граф Дибич, посылая управляющему военным министерством требования на расходы, не указывал, из каких именно сумм их следовало производить, т.е. из тех, которые по указу от 14 апреля были назначены к непременному отпуску или из тех, которые по тому же указу были предназначены к отпуску условно. Кроме того, от Дибича получались требования на производство расходов совершенно новых, не предвиденных сметою. Во всех этих случаях управляющий военным министерством встречал затруднения со стороны министерства финансов, а потому граф Чернышев просил Дибича, «чтобы при каждом назначении издержек совершенно новых или таких, кои должны упадать на суммы, условно предназначенные, объявлять мне Высочайшие Его Императорского Величества повеления об отпуске потребных денег из министерства финансов» или просил уведомлять, по какому именно пункту указа 14-го апреля следовало произвести данный расход.
Пререкания между военным министерством и министром финансов иногда обострялись до такой степени, что необходимо было вмешательство Государя для окончания этих споров. Так, например, по вопросу о передержанных военным министерством [358] 1.285,922 руб. и по расходам на заграничное содержание гвардии с 4-го августа 1828 г. по 1-е января 1829 г. обоюдные расчеты так затянулись, что последовало Высочайшее повеление окончательно рассмотреть и решить этот спор в комиссии, учрежденной в Петербурге на время отсутствия Его Императорского Величества. Однако до этого дело не дошло, так как министры военный и финансов, наконец, пришли к соглашению.
10-го апреля последовало Высочайшее повеление несколько приблизить резервные пехотные войска к границе, а именно: резервные пехотные дивизии 3-го корпуса должны были занять участок между Николаевым, Бендерами и Тирасполем; резервные дивизии 6-го корпуса — участок Могилев, Кишинев и Яссы, и резервные дивизии 7-го корпуса —участок Аккерман-Измаил. Резервные дивизии 4-го корпуса, а также резервная кавалерия и артиллерия были оставлены на прежних местах.
Наконец, 14-го апреля последовал манифест о войне.
Состав и сила 2-й армии перед началом похода 1828 г.4
3-й корпус—44 бат., 16 эск., 156 ор.
Силою - 35.121 ч. пехоты, 2,790 ч. конницы5.
6-й корпус — 24 бат., 24 эск., 5 сот., 96 ор.
Силою — 20,588 ч. пехоты, 3,413 ч. кон. и 559 казаков.
7-й корпус — 24 бат., 16 эск., 35 сот., 66 ор.
Силою —19,432 ч. пех., 2,897 ч. кон., 3,549 казаков.
4-й рез. кав. корпус—32 эск., 48 орудий.
Силою — 6,289 ч. конницы
2-я св. пионерная бригада—3 бат., 2565 ч.
(Сапер, б., 3-й и 4-й пион. б.)
3-я св. пионерная бригада — 2 бат., 1,590 ч.
(6-й и 7-й пионер, бат.)
Всего — 92 бат., 88 эск., 40 сот., 396 ор., 5 бат. пион.
Силою — 75,141 ч. пехоты 15389 ч. конницы 14108 казаков 94638- боевая сила
115563 — всё наличное число6.
Примечания
1. В. У. А. № 2081. гр. Витгенштейн гр. Дибичу 25 февраля 1828 г. № 326. Изумительна быстрота ответа Дибича на эту бумагу - он писал 30 марта, т. е. через 5-6 дней, а от С.-Петербурга до Тульчина было слишком 1500 верст.
2. Всего в Турцию выступило 183000 человек и 740 орудий.
3. Необходимо здесь добавить, что такого же взгляда держался гр. Нессельроде, который настаивал на том, чтобы вооружения стоили дешевле, дабы не пришлось впоследствии требовать с турок слишком большого вознаграждения при заключении мира. (Мольтке, ч. I, гл. 13, стр. и А. Терехова, воен. беседы, изд. штаба войск гвардии)
4. Строевой рапорт о состоянии 2-й армии 15-го апреля 1828 г. (подлинный рапорт за подписью дежурного генерала Байкова, из архива Н. Шильдера).
5. При счете сил мы взяли в расчет толькоунтер-офицеров и рядовых, не считая офицеров, музыкантов и барабанщиков.
6. Считая генералов, офицеров, музыкантов, жандармов, фурштатов безоружных.
|
