|
1772-й год.
Причины, побудившие обе стороны к открытию переговоров. — Фокшанский конгресс. — Переговоры в Бухаресте.
Предшествовавшие три похода показали на опыте несбыточность надежд турецкого Дивана, основанных на воспоминаниях прежнего могущества. Вместо исполнения горделивых замыслов — ограничить преобладание России на востоке Европы и положить предел влиянию на Польшу нашего отечества, Порта принуждена была обратить исключительно все свои усилия на защиту себя от тяжких ударов русского оружия. Побеждаемые при каждой встрече, на суше и на море, турки утратили Бессарабию, Молдавию, Валахию и Крым; многие крепости на Дунае были завоеваны нашими войсками; в довершение затруднительного [51] положения Турции, в Морее, в Грузии, в Египте господствовало волнение, либо не признаваема была власть султана. Расстройство финансов и прежние потери в войсках затрудняли образование новых ополчений. Надежды на вмешательство соседей России, Императора Иосифа II и Фридриха Великого, оказались тщетными; общее участие трех держав в разделе Польши и обещание, данное императрицею Екатериною, не домогаться уступки Молдавии и Валахии, согласили требования России с видами Австрии и Пруссии. Тем не менее оба сии государства желали окончания турецкой войны. Князь Кауниц знал, что продолжение борьбы нашей с турками могло послужить к возвышению России, а король-полководец, узнавши на опыте силу русского оружия, был убежден в неспособности турок одержать какие-либо успехи, и к тому же, на основании договора между Россиею и Пруссиею (31-го марта (11-го апреля) 1764 года, в С. Петербурге), Фридрих обязан был платить нашему правительству довольно значительные субсидии во все продолжение войны.
Императрица Екатерина, несмотря на победы русских войск, служившие ручательством новых будущих успехов, также с нетерпением желала мира. В то время, когда гром победоносного русского оружия распространял во все пределы света славу великой монархини, нежное сердце Матери Отечества скорбело о бедствиях ее подданных. Жестокая [52] моровая язва, занесенная из Молдавии в южные области империи, разлилась оттуда и свирепствовала с такою силою, что в одной Москве погибло более 130-ти тысяч человек. В то же самое время, юный, предприимчивый Король шведский Густав III, увлеченный происками Франции, обнаруживал недоброжелательство к России.
Таковы были причины, побудившие обе воевавшие стороны к прекращению военных действий и к открытию переговоров о мире в Фокшанах, в августе 1772 года. Кроме уполномоченного Императрицею Екатериною, князя Григория Григорьевича Орлова, и турецкого посла Рейс-Эфенди Османа-Паши, на этом конгрессе находились, без всякого непосредственного участия в переговорах, австрийский и прусский поверенные в делах, барон Тугут и майор Цегелин. Со стороны России, основными условиями мира положены были независимость крымских татар и свободное плавание наших кораблей по Черному и Эгейскому морям. Но Осман-Эфенди не хотел и слышать о независимости Крыма, объявляя, что такая уступка со стороны Порты повела бы к основанию двух калифатов, противному правилам мусульманского учения. Князь Орлов, с своей стороны, настаивал на этом условии, говоря, что «покровительство, оказываемое Портою татарам, подавало повод к нападениям на русские области, и всегда было причиною к несогласиям между Россиею и Турциею.» Успеху переговоров много препятствовали происки Тугута; наконец, с одной стороны высокомерие [53] и надутость Османа-Эфенди (Русские, находившиеся на Фокшанском конгрессе, удивляясь странности обхождения Османа-Эфенди, выражали свое мнение таким образом: «Конечно, с нашей стороны, было бы неприлично назвать этого человека глупым, и потому лучше скажем, что он умен в таком роде, в каком мы еще никого не встречали»), а с другой нетерпение князя Орлова возвратиться в Петербург, прекратили занятия Фокшанского конгресса.
Несмотря однако же на безуспешный ход переговоров, обе стороны убеждены были в необходимости мира. В особенности же Верховный Визирь, имевший много случаев убедиться на опыте в упадке духа турецких войск, старался войти прямо в сношения с Румянцевым, который, зная волю Императрицы, охотно согласился на возобновление переговоров. С этою целью съехались в Бухаресте турецкий посланник, бывший Рейс-Эфенди, Абдер-Резак, и бывший резидент наш в Константинополе Обресков (незадолго перед тем выпущенный из Семи-Башенного Замка). Сначала они оказывали готовность к обоюдным уступкам, но в последствии призвание независимости татар снова сделалось камнем преткновения, тем более, что Россия домогалась уступки Керчи, Еникале и Кинбурна. С своей стороны, Абдер-Резак, не соглашаясь на то, предлагал, взамен, 25 миллионов пиастров (около 14½ миллионов рублей серебром). Несмотря на незначительность этих трех фортов, они были важны для русских, потому что от обладания сими пунктами зависело плавание их кораблей по Черному морю; турки, опасаясь преобладания русского флота на Черном [54] море, так же высоко ценили важность этих пунктов; но никак не могли понять, почему Русские предпочитали признание независимости Крыма 25-ти миллионам пиастров. Сребролюбивый Визирь, удивляясь безрассудству кафиров (неверных), сказал: «25ть миллионов легко сказать, да не легко уплатить. Может ли признание независимости татар поставить нас в худшее положение, при настоящем перевесе России над Портою? Впоследствии можно возвратить потерянное, но теперь нам всего нужнее мир.» Тем не менее Визирь не отважился принять решение вопроса на свою ответственность и донес Султану о результатах веденных им переговоров. Диван, которому поручено было рассмотрение этого дела, решил, по влиянию Османа-Эфенди, что независимость татар несовместна с духом исламизма. Решено было отринуть предложенные условия. Переговоры прекратились в марте 1773 года (Ахмет-Ресми-Эфенди).
|
