|
ГЛАВА II. Вооруженные силы сторон.
Шведы. Устройство высшего военного управления. – Пополнение, численность, организация, вооружение, снаряжение, продовольственная часть, обучение, тактическая подготовка. – Характеристика армии и корпуса офицеров по отзывам современников. – Русские. Общая характеристика, численность, организация, пополнение, воинское обучение, тактическая подготовка.
[14]
А) Шведы1. После войны с Россией и Данией в 1799–1790 гг. в шведской армии деятельно принялись за военные реформы, но успех задерживался, как всегда, отсутствием «нерв войны», т. е. денег. А в Швеции государственная казна хронически пустовала. Поэтому к началу 1808 года никаких серьезных усовершенствований не было достигнуто, и война застала шведскую армию в состоянии самой пестрой и разнообразной организации.
Во главе всех военно-сухопутных и морских сил стоял король. Коллегиальное устройство государственного управления приводило к тому, что все вопросы сухопутной обороны сосредоточивались в военной коллегии; высшее же управление флотом находилось в ведении особого морского управления, начальник которого был вместе с тем и начальником флота. Вследствие отдельного от метрополии положения Финляндии, к тому же непосредственно примыкавшей к вероятнейшему противнику – России, начальство над расположенными там сухопутными и морскими силами вверялось особому главнокомандующему (с 1790 г. граф Мориц Клинсгспор). Он подчинялся непосредственно королю и только по хозяйственным делам зависел от военной коллегии, пользуясь по многим вопросам правом собственного почина. Однако предоставленная Клингспору законом самостоятельность, вполне оправдываемая географическими условиями, в действительности далеко не соблюдалась. Король зачастую вмешивался в распоряжения, желая сам руководить военными операциям, причем неудачи всецело сваливал не сотрудников.
В качестве высших войсковых соединений еще в 1792 г. пытались образовывать дивизии, но уже с 1802 г. они были уничтожены, и, таким образом, между центральным военным управлением и самими войсками не было никакой посредствующей связи. [15]
Генеральный штаб состоял из 160-ти офицеров, исполнявших в мирное время адъютантские обязанности при короле и принцах королевского дома. В ведении генерал-квартирмейстера находится корпус топографов, на котором лежала не только топографическая специальность, но и сбор статистических сведений и даже изучение шведской военной истории и наблюдение за развитием военного дела в иностранных государствах. Другими словами, топографы в тогдашней Швеции выполняли в значительной степени те обязанности, которые в наше время составляют «службы генерального штаба» и поступали в военное время в полное распоряжение чинов этого штаба.
Пополнение шведской армии было двоякое: а) поставкою от земли по особой системе «indelta» и б) вербовкою. Кроме того, в случаях крайней необходимости все способные носить оружие граждане обязаны были становиться на защиту государства.
Система «indelta» (что значит «распределенные») введена была во второй половине XVII века при короле Карле XI и считалась «драгоценнейшим украшением» шведской короны. Первоначально она имела целью облегчить население, истощенное усиленными наборами. Землевладельцы, в зависимости от величины принадлежащего им участка земли, обязывались выставлять и содержать: мелкие – пехотинца, а более крупные – кавалериста. Каждый поселенный солдат получал участок земли с жильем и необходимыми службами или, взамен того, известную сумму денег. Владельцы участков сами подыскивали походящих кандидатов, прием которых на службу утверждался особыми комиссиями в составе: губернатора, командира полка и роты, врача и владельца участка или его поверенного. При поступлении на службы обучение продолжалось в первый год 4 месяца, во второй – 1½ месяца, а затем ежегодно 3 недели. Офицеров и унтер-офицеров содержали на счет доходов казенных имений (бостелей), сдаваемых в аренду. Любопытно, что при заключении Фридрихсгамского мира вопрос об этих бостелях служил одним из затруднений; шведские офицеры желали сохранить право пользоваться бостелями в течение 20-ти лет, не принимая русского подданства2.
Запас для поселенных войск носил название «Vargering» и выставлялся во время войны владельцами участков, хотя этого условия и не было в их первоначальных контрактах. Это обстоятельство порождало постоянные недоразумения, особенно при Густаве III. В Финляндии организация поселенного запаса была [16] гораздо устойчивее, здесь существовали для него даже учебные сборы. Отличие Vargering’а заключалось в том, что люди его не имели форменной одежды и не все пользовались жилищем.
Общая численность шведской поселенной пехоты (не считая Финляндии) к началу 1808 г. достигала ста сорока двух рот или 20.282 человек по спискам. Полки были по большей части восьми ротные (организация, вполне отвечавшая местным условиям вероятных театров военных действий). Поселенная конница насчитывала 45 эскадронов (5.105 чел. по спискам). Запаса (Vargering) было 13.782 чел. Короче, поселенные войска коренной Швеции (с запасом) могли дать не свыше тридцати восьми с половиною тысяч человек.
Что касается, собственно, Финляндии, то там после войны 1788–90 гг. приступлено было к полной реорганизации поселенных войск, но не в смысле увеличения их численности, а введена была новая соразмерность между родами войск, причем пехота увеличена за счет конницы (с 6.702 до 8.199 человек списочного состава). Сделано это было в виду условий финляндской местности, крайне ограничивающей сферу употребления кавалерии3. Всего «финляндская поселенная армия» насчитывала 8.199 пехоты, 700 конницы и 4.050 запасных, почти тринадцать тысяч человек.
Отсюда видно, что Финляндия при ее тогдашнем населении в 863.614 человек содержала одних поселенных войск, не считая 6-ти с лишним тысяч вербованных свыше, 15% всего населения4.
Несмотря на то, что при вышеуказанных условиях тягость военной службы в Финляндии была больше, чем в ее «modderlandet» (земле-матери, так зовут Швецию даже нынешние финляндцы), правительство последней собиралось все время усилить состав поселенных финских войск. Задумано было «равномерное распределение» участков, под видом которого попросту производилось увеличение их числа, так что состав поселенных финляндских войск должен был возрасти до 15½ тысяч человек; в действительности к началу войны успели довести из почти до 14-ти тысяч. Общее число поселенных войск Швеции достигало, таким образом, пятидесяти трех тысяч человек.
Что же касается войск вербованных, то большинство их, находясь на службе постоянно, отбывали караулы в крепостях и гарнизонах. Шведская официальная история войны (т. I, стр. 110–111) [17] свидетельствует, что за недостатком охотников вербовались «люди мало удовлетворительного качества: бродяги, лица, присужденные к наказанию, безработные, неплательщики налогов, люди, трижды наказанные за пьянство, и т. п., даже военнопленные». Таков, впрочем, обычный удел всех вербованных армий. Принимались люди от 17 до 40 лет; с ними заключались контракты на сроки от 3 до 12 лет; по окончании срока контракт обыкновенно возобновлялся; поэтому было много солдат весьма престарелых. Однако финские вербованные войска были по качеству все же лучше шведских.
Численность вербованных войск: в самой Швеции свыше 4.000 пехоты, более 1..000 конницы, около 3.060 артиллерии и инженерных войск, а всего свыше восьми тысяч человек. В Финляндии вербованные войска, прежде насчитывавшие с небольшим 3..000 человек, доведены были до шести с лишним тысяч. Общее число вербованных войск, таким образом, достигало 14-ти с небольшим тысяч, а вся численность вооруженных сил Швеции в мирное время определялась в 66.850 чел., из коих в Финляндии – 19.765 чел.
Рекрутский набор производился только в южных провинциях государства, прежде принадлежавших Дании, где не была введена поселенная система. Обыкновенно они откупались деньгами, но правительство всегда могло потребовать поставки рекрут. Точно также оно могло прибегнуть к этому способу для пополнения некомплекта поселенных войск.
В военное время численность армии несколько возрастала. Формировались особые отряды для гарнизонной службы, а из служащих в лесничествах и королевской охоте образовывались особые команды вроде нынешних охотников.
Наконец, все способные носить оружие, в случаях крайней необходимости, могли быть призваны стать на защиту отечества. Но так как момент наступления этой «необходимости» определялся королем5, то последний мог, еще в предвидении войны, созвать и обучать этот своего рода ландштурм, лишь бы содержание его не требовало новых налогов.
Вооружение шведской пехоты – гладкоствольное кремневое ружье со штыком. Егеря имели кремневые штуцера. При общем для всех калибре (в 6,75 линий) разных образцов ружей было до 9-ти. На каждого стрелка давалось по 70-ти патронов, из коих 30 на людях. Лучшие ружья (штуцера) били на 300 метров. Общее [18] число годных ружей немного превышало 60.000, что, при штатной численности всей пехоты в 42.364 чел., едва давало 20 тыс. запасных ружей для надобностей ополчения. Характерно для тогдашних шведских военных порядков, что перед самою войною свыше 20.000 ружей, а также много тесаков и сабель продано было в Россию и Пруссию, благодаря чему в мае 1808 г., уже во время войны, пришлось купить 35 тыс. старых ружей в Англии. Недаром генерал Армфельд в марте 1808 г. иронически писал, что финский народ «желал вооружиться, но бесподобная военная коллегия отечески заботилась о доставлении нам разнокалиберных ружей и ненужной амуниции».
Конница вооружена была саблей или палашом и двумя кремневыми пистолетами, с 24-мя патронами к каждому. Кавалерия финляндской армии была вооружена дурно: большинство пистолетов было негодно к употреблению.
Что касается артиллерии, то задолго до войны стремились ввести однообразный образец орудий, но достигнуть этого не удалось. Ко времени войны имелись пушки, 3-х, 6-ти, 8-ми и 12-ти фунтовые, а также 8 фунт. гаубицы и 12 фунт. мортиры. Зато удалось еще в мирное время ввести батарейную организацию; заведены были легкой конструкции передки; прежние вольнонаемные рабочие сменились обученными канонирами, словом – полевая артиллерия близка была к современному типу ездящей. Батареи были шестиорудийные. Немало пушек. особенно 3-х фунтовых, было перед войной продано в Россию; русский артиллерийский приемщик жил в Гельсингфорсе вплоть до начала военных действий.
Обмундирование и снаряжение шведских войск было самое разнообразное, так как при Густаве IV Адольфе в этом отношении царили полная неустойчивость и хаос. В результате шведские войска выступили в поход в мундирах самых различных покроев и цветов.
По общему правилу, войска «indelta» получали обмундирование за счет землевладельцев из серого сермяжного сукна; в вербованных частях обмундирование и снаряжение приобретались за счет казны попечением ротных командиров.
Войсковой обоз в 1807 г. подвергся сильному сокращению, так что на четырехротный батальон полагалось всего 11 повозок и 20 лошадей, но финские полки оставались еще при старой организации (на батальон 25 повозок и 41 лошадь); зато вся материальная часть была здесь полностью налицо. Вербованные части вовсе не имели обоза; предполагалось снабдить их только в военное время. Обоз конницы в Финляндии состоял из одноколок, а в случае надобности переходил во вьючный. [19]
Конский состав для кавалерии поставлялся рустхолларами (землевладельцами, поставлявшими кавалериста), причем неисправности строго карались штрафами. В артиллерии с 1807 г. стали содержать часть лошадей еще в мирное время.
В военное время недостаток лошадей пополнялся покупкою или пользованием обывательскими лошадьми.
Продовольственная часть в шведской армии была организована весьма плохо. Поселенных солдат обязаны были кормить владельцы участков, которые постоянно хлопотали о том, чтобы избавиться от забот по этой части и по снабжению людей вообще всем необходимым, взамен чего предлагали платить определенные денежные взносы. Отсюда возникали так называемые «пасс-волансные» учреждения, ведавшие приходом и расходом этих сумм. К числу их принадлежали кригс-комиссариаты, из коих наибольшим был финский.
Воинское обучение в поселенных войсках производилось во время полковых сборов )от 17 до 24 дней ежегодно), причем проходились строевые ученья и стрельбы. Подготовка рекрут велась отдельно. Кроме того войска учились по воскресеньям на церковных парадах. Для конницы образованы были учебные эскадроны, где занятия производились 2–3 месяца. В артиллерии подготовка велась непрерывно в течение 4-х летних месяцев. Независимо того производились совместные упражнения трех родов войск, иногда даже с участием флота. Хотя больше времени отводилось тут парадам и всяким празднествам, тем не менее случалось, что были и маневры с отдачей «диспозиций», назначением посредников и т. п., причем придавалось большое значение дробление на мелкие, но согласно действующие отряды, устройству засад, обеспечению тыла позиций и т. п.
Большая часть собственно шведских войск только что вернулась из похода в Померанию, хотя и представившего мало поучительного, но все же это был некоторый боевой опыт. Часть финляндских войск была тоже отряжена в Померанию, но принять фактического участия в военных действиях не успела.
Для приобретения офицерского звания по закону требовалось в течение 3-х месяцев пройти всю солдатскую службу – от рядового до капрала – и сдать экзамен из уставов. В действительности это требование сводилось к простой формальности, и все зависело от личных связей и желания командира части, имевшего возможность принять к себе офицером кого угодно. Для подготовки более опытных в военных познаниях офицеров существовали два военно-учебных заведения: военная академия в Карлсберге и кадетская [20] школа в Хапаниеми, близ Купио, в Финляндии (зародыш будущего Финляндского кадетского корпуса). Кроме того, в артиллерийских и инженерных войсках были особые школы, где молодые офицеры приобретали право на дальнейшее производство.
В пехоте обычным строем для действия в бою был развернутый: колонны (взводные) употреблялись только для маневрирования и для атаки укрепленных позиций. Полк обыкновенно строился в две линии батальонов, иногда в шахматном порядке. Конница ставилась всегда с внешней стороны атакующего фланга.
Обращает на себя внимание, что тогдашний шведский устав особенно подчеркивает важность поддержания связи между батальонами при прохождении лесов посредством патрулирования, а также охранения боевого порядка в таких случаях высылкою особых: авангарда, арьергарда и боковых дозоров.
В общем, развернутый строй оставался главною формою для боя пехоты; колонны употреблялись лишь для атаки местных предметов. Для рассыпного строя определенных правил еще не было, но строй этот уже применялся под именем «цепного порядка»; рассыпанные взводы располагались на флангах и (по уставу 1806 г.) назначались либо «для прикрытия колонны во время наступления, или для удлинения общей линии и демонстрирования против одного из флангов, с целью произвести сомкнутую атаку на другом пункте». Рассыпной строй, поддержанный колоннами, применялся и для атаки позиций, причем батальоны 1 линии нередко целиком рассыпались в цепь. Огонь в цепи был всегда одиночный; за 50 шагов до неприятеля подавался сигнал «атака», по которому прекращали стрельбу и бросались в штыки на противника. Сомкнутый батальон при атаке давал залп, затем шел в штыки, но за сто шагов до противника делал новый залп, а за 40 шагов вторая шеренга давала еще два залпа, из коих последний уже тогда, когда первая сшибалась с противником грудью. В то же время фланговые стрелковые взводы, не прекращая стрельбы, должны были охватывать фланги противника.
В коннице основным строем для атаки была развернутая линия эскадронов, но употреблялась и уступная форма, а также шахматный строй в две линии. Кроме того применялась рассыпная атака, «роем»; для разведки и задержания передовых частей противника, конница образовывала фланкерную цепь, причем фланкеры стреляли с коня, а когда нужно (по местности) – действовали в пешем строю.
Артиллерия была довольно подвижна; все перестроения производились «рысью или полным картером». На открытой местности [21] передвижения делались всегда в конном строю. Стрельба производилась батареей или отделениями, с одного из флангов.
Во время войны армия образовывала один или несколько корпусов, делившихся на бригады из трех родов войск, причем часть конницы и артиллерии оставалась еще в руках корпусного командира. Во время похода войска довольствовались за счет владельцев поселенных участков. На походе войска охранялись общепринятым порядком, на отдых располагались биваком, охраняясь цепью передовых постов, поддержанных караулами, а на ночь еще и цепью парных часовых.
Таким образом, в шведской армии общие во всей Европе XVIII века формы линейной тактики постепенно стали заменяться прерывчатыми и глубокими типами боевых построений. Местные топографические условия вероятных театров войны сами собою приводили к расчленению боевых порядков, даже к употреблению рассыпного строя. Закрытая, лесистая и пересеченная местность совершенно противоречила духу линейной тактики и естественно побуждала заботиться о поддержании связи между частями боевого порядка даже небольших единиц, т. е. о мерах, сродных современным условиям боя.
Приведем некоторые отзывы современников, характеризующие состояние шведских сухопутных войск.
Посланник наш в Стокгольме Алопеус, доставлявший нам перед войною весьма ценные в военном отношении сведения, писал, между прочим, 10-го января 1808 г.6.
«Все шведские сухопутные силы, считая гарнизон и инвалидов, простираются до 50-ти тысяч человек, из оных 12 тысяч в Финляндии7. 15 тысяч из сих войск набраны из рекрут, прочие милиционные8. По учреждению еще Карла XI солдат, вступающий в милицию, получает участок земли по смерть и никогда не отставляется. Половина из оных всегда бывает лет пятидесяти. Привыкнув к спокойной жизни, не переносят они устали, Кавалерия милиционная учится не более трех недель в году. Ежели потеряет кавалерист лошадь, то должен поучить другую от поселянина, ибо оный обязан снабдить кавалеристу все нужное. Учреждения сего польза та, что военный дух поддерживается в нации. Между сухопутными генералами нет излишне замечательных. С последней (т. е. Померанской) кампании доверенность к королю весьма уменьшилась, ибо видели на нем только одеяние Карла XII, но не видали его, как тот бывал в среде своего [22] войска пред неприятелем. Без пособий Англии, Швеция никаких бы средств не имела предпринять войну, да и теперь сомнительно, чтобы английское золото доставило ей тотчас же хлеб, порох и орудия».
Президент фон-Хепкенс так характеризует корпус шведских офицеров: «Все самолюбие, – говорит он, – обращено у них на приобретение бостеля (т. е. казенного имения), а единственным занятием служат удовольствия и развлечения; субординация же считается насилием над свободным народом»9. Известный строитель Свеаборга, адмирал Августин Эренсверд горячо требовал в риксдаге 1761 г. коренных мер для поднятия дисциплины.
Распущенность и извращенность понятий о дисциплине и о долге дошли до того, что перед войной 1788–90 гг. многие офицеры вышли в отставку, ссылаясь на то, что война эта начата королем не в законном порядке, т. е. без согласия государственных чинов. Мало этого, офицеры занялись пропагандою среди солдат, смущая их недостатком продовольствия и боевых припасов, а также стращая преувеличенными размерами русских сил. В войсках разбрасывались революционные листки, в которых доказывалось, что государство основано на договоре между королем и народом, причем выставлялось на вид, что король нарушил свои обязанности. Этим настроением войск и воспользовались аньяльские заговорщики, которые почти все были офицерами.
Наглядную оценку боевых качеств собственно шведских войск перед 1808 годом можно получить из ознакомления с их действиями в 1807 году в Померании. Против шведов здесь послан был маршал Брюнн, один из нелюбимых Наполеоном маршалов. Как только закончилось перемирие, французы всюду оттеснили шведов, так что король их сам прислал парламентера. «Не мог я ожидать, чтобы один из преемников Карла XII стал просить о перемирии после 35-ти часов военных действий»,– сказал Брюнн и вогнал шведов без труда в Стральзунд. осадою этой крепости окончилась кампания, причем крепость сдалась весьма поспешно.
Зародыш будущего неуспеха, таким образом, уже коренился отчасти в том духовно-нравственном разладе, который проявился как в самой шведской нации, так и в ее армии. В финляндских войсках, впрочем, как обособленных до некоторой степени от специально шведских интересов, дух был гораздо выше. В финском крестьянине вообще искони было развито чувство преданности королям, которые (особенно Густав III) старались развивать [23] это чувство, оказывая Финляндии внимание и вводя в ее внутренние порядки некоторые улучшения. Притом же финский солдат, сражаясь в пределах Финляндии, защищал родные очаги – чувство наиболее ясное для простолюдина и наиболее крепкое у всех народов. Иное дело финляндские офицеры, которые все были шведами по крови, лишь натурализованными в Финляндии и владевшими или пользовавшимися там земельными угодьями. В их среде мечты о независимой Финляндии получили довольно значительное развитие. Факт этот констатируют не только русские исследователи (например, Ордин), но и составители шведской официальной истории войны, именующие такие прискорбные явления по заслугам «изменою». Идеи эти вносили в войска нашего противника известную долю разложения. Характерным примером в этом отношении служит следующее заявление генерала Эрнрота, перед самым открытием военных действий, на предложение генерала Клеркера совместно обсудить план обороны. «План был бы совершенно хорош, но ни к чему не поведет, ибо Финляндия должна, наконец, принадлежать России: этим в конце концов должно кончиться».
Б) Русские. Состояние русской армии в первую половину царствования императора Александра I, до Отечественной войны, нельзя не считать переходным. Вместе с привычною муштрой предыдущего царствования, многие деятели которого (например, Аракчеев) удерживали и теперь свое значение, на развитие у нас военного дела действовали новые веяния. На западе развертывалась грандиозная картина Наполеоновской эпопеи; у нас еще свеж и памятен был гром Суворовских побед. В противоположность шведам, которые за двадцать лет после войны 1788–1790 гг. совершенно не воевали, если не считать ничтожной Померанской экспедиции 1807 г.. наша армия имела почти беспрерывный боевой опыт (2-я турецкая война, действия в Польше. итальянский и швейцарский походы Суворова, наконец, 2-е большие войны с Наполеоном). Значение этого боевого опыта не могли умалить ни Аустерлиц, ни Фридланд. Самые неудачные по конечному результату войны уже дали почувствовать наполеону, с каким врагом он имеет дело (Прейсиш-Эйлау, Пултуск, Шанграбен). В армии, как бы даже наперекор некоторым из ее высших руководителей, продолжал жить бессмертный дух великого Суворова, и если значение его не оценивалось еще в должной степени, то боевая школа его, воспитавшая целое поколение «орлят», проявила себя во всех войнах начала XIX века. Много Суворовских питомцев (например, Багратион, Каменский) показало себя и среди финляндских скал и дебрей… [24]
Общая численность нашей регулярной армии достигала в то время 400 тысяч, а с местными милиционными и иррегулярными войсками – свыше 800 тыс. человек. Но для определения максимума тех сил, которые могли быть выставлены против Швеции, приходится значительно сократить эти цифры. Границы с Турцией, Персией и Китаем, а также Кавказскую окраину, нельзя было обнажать. Во время войны 1806 г. с Наполеоном Россия могла выставить в первую очередь не более 60 тыс. бойцов и еще 38 тыс. во 2-ю очередь, т. е. всего не более 98 тыс. Резервом служили 2 дивизии в Турции да 35 тыс. гвардии в Петербурге. Итого могло быть сосредоточено не более 150 тысяч. В 1812 году, после значительного усиления армии во время трехлетнего мира и прекращения войны с Турцией мы могли собрать не более 200 тыс. с небольшим человек.
Для наступательной войны в Европе в 1808 году нельзя было располагать даже и этими силами. Не были, во-первых, пополнены потери предыдущих войн, а, во-вторых, против Турции и Персии военные действия продолжались. Таким образом, самое большее, что можно было послать в Финляндию, это 80 тысяч, т. е. к трем уже бывшим там дивизиям добавить еще 4. Отсюда видно, что мы все-таки имели возможность сразу перейти границу с превосходными силами, тем более что Швеция должна была действовать и против других противников. В действительности за все время финляндской войны численность наших войск на всем театре ни разу не превзошла 50 тысяч, т. е. оказывалась слабее общего числа вооруженных сил Швеции.
После войны 1806 года у нас образованы были высшие тактические соединения – дивизии, состоявшие из 6–7 полков пехоты, 3 кавалерийских и 2 казачьих полков, артиллерийской бригады. Численность такой дивизии подходила до 13.000 человек, но она являлась неудобоуправляемой, так как начальнику ее приходилось иметь дело чуть не с 12-ю независимыми друг от друга единицами. К концу 1807 г. было 22 таких дивизий, хотя раньше, против французов и турок, появлялись корпуса и даже армии.
В финляндскую войну корпус графа Буксгевдена первоначально был образован из 3 дивизий, к которым впоследствии прибавились еще две.
В отношении комплектования войск отметим, что в начале царствования Императора Александра были попытки упорядочить рекрутские наборы, но беспрерывные войны, которые пришлось России вести в это время, не позволяли много достигнуть. Приходилось держать огромную армию в полной готовности, что тяжело отражалось на податных классах. [25]
Обращаясь к системе воинского обучения, нельзя не указать на характерное для нашей армии явления, уже того проявившееся в полной силе. Мирная подготовка войск оставалась далеко позади требований теории и выводов свежей боевой практики. Строевой обучение продолжало быть пропитанным линейною тактикою. Рядом с этим живая струя самобытного русского творчества, пользуясь беспрерывным опытом, пробивалась сквозь омертвелую кору рутины, следуя заветам таких гениев, как неподражаемый Суворов. Работая по уставам Павловского времени, представители суворовской школы стали вводить в них постепенно существенные поправки. Новые тактические идеи окончательно вылились в форму уставов позднее, ко времени Отечественной войны. Тем не менее, новый вид боевого порядка – цепь с сомкнутыми поддержками (колоннами) позади – получил применение значительно ранее, причем видоизменялся в зависимости от местности и образа действий противника. Конница, несмотря на обилие и сложность эволюций, обучалась в правильном направлении, по образцам конницы Фридриха, но утратила ту самостоятельность, которая была присуща русской коннице времен Петра, Елисаветы и Екатерины. Артиллерия, трудами Аракчеева, как и у шведов, превратилась из неподвижной «пешей» в подвижную «ездящую». Словом, финляндскую войну наши войска начали находясь в состоянии эволюции, к тому же только что закончив тяжелую войну с Наполеоном, во время которой многие частные начальники проявили разумную инициативу и способность применяться к обстановке. Особенности действий в Финляндии, по местным условиям этого театра войны, еще в большей мере отвечали проявлению почина, а также требовали особой находчивости и гибкости в тактических формах.
Примечания
1. О шведской армии сообщаются более подробные сведения, как менее известной русским читателям.
2. Дело разрешилось позднее манифестом 15-го марта 1810 г., по которому бостели отданы в пользование финляндец, принявших русское подданство.
3. При воззрениях этого времени на этот род войск.
4. Любопытно, кстати, припомнить здесь, что в последние годы действия в Финляндии воинской повинности по закону 1878 г. она, при населении, достигшем 2.700.000 человек, содержала всего 5.600 человек, или немного более 0,2%.
5. По форме правления 1772 года (§45): «Когда нечаянное нападение неприятеля на государство учинено будет, тогда он (король) имеет право принимать меры, с пользою и безопасностью государства соглашающиеся, так же и с выгодами его подданных».
6. Д. В. Ист. Арх. Г. Шт. № 1666.
7. На самом деле, как видно из изложенного, войск было больше.
8. Т. е. «indelta».
9. Sv. Kriget 1808–09, т. III, стр. 20.
|
