Потемкин

IV.
Деятельность Потемкина до 1786 г.

И в качестве вице-президента военной коллегии и занимая должность новороссийского генерал-губернатора, Потемкин уже в семидесятых годах принимал участие в управлении делами. Множество докладов его по разным вопросам, весьма значительное число рескриптов, подписанных Екатериною, свидетельствуют о многосторонней деятельности князя в это время. Особенно часто в деловых бумагах этой эпохи говорится о крымских делах,. о мерах колонизации на юге, о распоряжениях относительно войск около Крыма¹. Самойлов особенно хвалит меры, принятые Потемкиным в это время для приведения в надлежащее состояние нерегулярных казацких войск на Дону ².
Что касается вопросов внешней политики, то Потемкин, за время заведывания Панина этою частью, не играл в этом отношении особенно важной роли. Иностранные державы, зная расположение императрицы к Потемкину, всячески старались задобрить влиятельного царедворца, значение которого росло по мере того, как граф Панин мало-помалу лишался доверия и расположения Екатерины. Трудно определить, насколько рассказы о стараниях [56] разных держав подкупить Потемкина заслуживают доверия. Рассказывали напр. что австрийский двор в то время, когда был поднят вопрос о баварском наследстве, чрез графа Кауница велел передать Потемкину значительную сумму денег. Даже Гельбиг, упоминая об этом слухе, замечает, что, при громадном богатстве князя, Австрия едва ли располагала достаточными средствами, чтобы этим способом повлиять на Потемкина и чрез него на Екатерину ³. Как уже было замечено нами раньше, около этого же времени ходили слухи, будто бы Фридрих Великий предлагал Потемкину герцогство Курляндское ⁴. Одновременно с тем, как Англия во что бы то ни стало старалась помешать России в проведении мысли о так называемом вооруженном нейтралитете, ходили слухи о громадных суммах денег, истраченных лондонским кабинетом, чтобы подкупить князя Потемкина; однако другие современники сомневались в достоверности этих слухов ⁵. Словом, никаких. сколько-нибудь достоверных известий об этом не сохранилось. К тому же, при полной самостоятельности, которою отличался образ действий Екатерины в области внешней политики, подкуп вельможи можно было считать делом лишним и нецелесообразным, тем более, что, как видно между прочим из донесений Герриса, Потемкин не имел достаточного влияния на дела и не мог служить полезным орудием иностранным державам.
Трудно сказать также, насколько Потемкин около 1780 года содействовал сближению России с Австрией Энгельгардт рассказывает в своих «Записках», что Екатерина, решаясь на союз с Иосифом II, в беседе с Румянцевым, не одобрявшим этой политики, ссылалась на мнение Потемкина; Румянцев, сказано у Энгельгардта, заметил: «Государыня, вам не нужно ни от кого принимать советов: [57] свой ум — царь в голове" и проч. ⁶ Но справедливость этих сообщений подлежит большому сомнению. Столько же неосновательно предположение Гельбига, что Потемкин был виновником путешествия императрицы в Могилев, где она встретилась с императором Иосифом II ⁷. Во время пребывания Потемкина в Москве вместе с Иосифом II он избегал говорить с ним о политических делах ⁸. На императора он произвел гораздо более впечатление царедворца, чем замечательного государственного деятеля. За то после возвращения в Петербург князь неоднократно беседовал с австрийским послом Кобенцлем в видах сближения Австрии с Poccией ⁹. В Могилеве князь не играл особенно выдающейся роли. Завадовский, насмехаясь, писал из Могилева 29 мая 1780 года к С. Р. Воронцову: „Полк свой учил для императора князь Потемкин, которого везде вижу херувимом» ¹⁰. Во время пребывания принца Фридриха-Вильгельма в Петербурге Потемкин не говорил с ним о делах, и мог выказать свой взгляд на отношение России к Пруссии разве только холодностью обращения с племянником прусского короля, невниманием к высокому гостю. «Князь Потемкин», доносил Геррис, «нисколько не старается угодить принцу и обращает на него не более внимания, чем требует необходимость». Дальше: «Отъезд князя Потемкина (на охоту) должен считаться, по справедливости, признаком неуважения к принцу прусскому». Наконец: «Князь Потемкин не хотел дозволить своей племяннице устроить для принца вечер и проч. ¹¹. Несмотря на эти указания, все же нет никакого основания верить [58] утверждениям Гельбига, будто бы не кто иной как Потемкин был виновником холодного приема, оказанного прусскому принцу Екатериною ¹².
Во время пребывания великого князя Павла Петровича во Флоренции он в беседе с герцогом тосканским, Леопольдом, говорил, что русские сановники подкуплены венским двором, и между ними первым назвал Потемкина ¹³. С другой стороны именно в это же время ходили слухи о раздражении Потемкина против Иосифа II, когда возникли кое-какие затруднения при заключении договора между Австрией и Россией в 1781 году ¹⁴.
Некоторые дипломаты, как напр. Геррис и Сегюр, часто беседовавшие с Потемкиным о делах, хвалили его способности и, как кажется, были довольны его открытым и честным образом действий. Геррис с Потемкиным говорил более откровенно, чем с Остерманом или Паниным ¹⁵. В свою очередь Потемкин в беседе с Безбородкою называл Герриса „человеком коварным, лживым и весьма непохвальных качеств» ¹⁶. Даже и тогда, когда Потемкин находился на юге России и был занят устройством вверенного ему края, он подробно знал о состоянии отношений России к другим державам. В письмах Екатерины к князю все эти вопросы занимают весьма видное место. В своих ответах Потемкин сообщал императрице свои соображения. Но все же напрасно некоторые современники приписывали князю чрезмерное влияние на внешнюю политику. По рассказу Гельбига и союз России с Австрией и поездка императрицы в Фридрихсгам для свидания с Густавом III и вмешательство России в дела Германии по поводу образовавшегося там так называемого княжеского [59] союза — все это было делом почина Потемкина ¹⁷. Такой взгляд на деятельность князя не соответствует фактам. Западная Европа, вообще говоря, интересовала князя настолько, насколько с нею были связаны дела восточного вопроса. Бывали, впрочем, случаи, в которых Потемкин чрезвычайно зорко следил за событиями в том или другом государстве. Неоднократно он старался вмешиваться в дела Польши ¹⁸. В 1784 году им была составлена записка о мерах на случай войны с Швецией ¹⁹. В заключении торгового договора с Францией в 1786 году он принимал деятельное участие, как видно из записок Сегюра, из писем Безбородки и проч. ²⁰. Во время нерасположения императрицы к Англии Потемкин скорее был склонен к союзу с этою державою, нежели к сближению с Францией ²¹. Если бы сохранились и были изданы все письма Потемкина к Екатерине, мы могли бы составить себе гораздо более точное понятие об участии князя в делах внешней политики. Из писем императрицы к князю видно, что он часто и подробно писал ей о предметах внешней политики.
В письме князя к Безбородке от 30 июля 1783 г. из Карасубазара сказано между прочим: „Мысли мои в рассуждение противовесия Бурбонским дворам; союз с Англиею, который чем теснее, тем полезнее России, ибо Франция открыла свое доброхотство и что она наипаче желает Россию поставить как державу без действия. Вообразите, как бы она зачала давать законы, если б усилилась; нам нужна морская держава, так как и она дознала нужду в союзе нашем. Против истины сей говорить нечего, и если Государыня решиться изволит, то увидите, чего мы не [60] сделаем. По сему уведомите меня, в каком положении дела заграничные... Нужно нам снабдиться флотом; тогда воля Божия" и пр. ²².
Главным предметом внимания Потемкина в области политики был восточный вопрос, отношение России к татарам и туркам. Участие в турецкой войне было эпохою приготовления к той деятельности, которой он посвятил себя после Кучук-Кайнарджийского мира. Расширение границ России на юге, устройство новозанятых провинций, присоединение Крымского полуострова, сокрушение Оттоманской Порты, полное торжество России над исламом — вот главные предметы забот Потемкина до его кончины. Самойлов рассказывает, что он еще во время первой турецкой войны неоднократно вспоминал о подвигах первых русских государей — Олега и Игоря в борьбе с Царьградом, сравнивал татар с половцами, давно составил план отделения татар от турок, приведения Крыма под власть России, занятия Очакова, постройки на юге русских крепостей, проведения линии укреплений на Кавказе и проч. ²³ Несомненно, что Потемкин, сделавшись другом и сотрудником Екатерины, часто с нею беседовал об этих задачах внешней политики России. Начиная с 1776 года явилось множество рескриптов императрицы к князю, в которых идет речь о приведении в исполнение начертанной им программы. Точно также и в частных письмах Екатерины к Потемкину постоянно встречаются относящиеся к этому предмету замечания.
В особенной записке Потемкин изложил свои мысли обо всем этом ²⁴: «Крым», — говорится в этой записке, — «положением своим разрывает наши границы. Нужна ли [61] осторожность с турками по Бугу или со стороны Кубанской — во всех сих случаях и Крым на руках. Тут ясно видно, для чего хан нынешним туркам неприятен: для того, что он не допустит их чрез Крым входить к нам, так сказать, в сердце. Положите теперь, что Крым ваш и что нет уже сей бородавки на носу, — вот вдруг положение границ прекрасное: по Бугу турки граничат с нами непосредственно, потому и дело должны иметь с нами прямо сами, а не под именем других. Всякий их шаг тут виден. Со стороны Кубанской сверх частых крепостей, снабженных войсками, многочисленное войско донское всегда тут готово. Доверенность жителей в Новороссийской губернии будет тогда несумнительна, мореплавание по Черному морю свободное, а то извольте рассудить, что кораблям вашим и выходить трудно, а входить еще труднее. Еще вдобавок избавимся от трудного содержания крепостей, кои теперь в Крыму на отдаленных пунктах. Всемилостивейшая Государыня! неограниченное мое усердие к вам заставляет меня говорить: презирайте зависть, которая вам препятствовать не в силах. Вы обязаны возвысить славу России. Посмотрите, кому оспорили, кто что приобрел: Франция взяла Корсику; Цесарцы без войны у турков в Молдавии взяли больше, нежели мы. Нет державы в Европе, чтобы не поделили между собою Азии, Африки, Америки. Приобретение Крыма ни усилить, ни обогатить вас не может, а только покой доставит. Удар сильный — да кому? Туркам: это вас еще больше обязывает. Поверьте, что вы сим приобретением бессмертную славу получите и такую, какой ни один Государь в России еще не имел. Сия слава положит дорогу еще к другой и большей славе: с Крымом достанется и господство в Черном море; от вас зависеть будет запирать ход туркам и кормить их или морить с голоду. Хану пожалуйте в Персии, что хотите, — он будет рад. Вам он Крым поднесет нынешнюю зиму, и жители охотно принесут о сем просьбу. Сколько славно приобретение, столько [62] вам будет стыда и укоризны от потомства, которое при каждых хлопотах так скажет: вот она могла, да не хотела или упустила. Естьли твоя держава кротость, то нужен в России рай. Таврический Херсон! из тебя истекло к нам благочестие: смотри, как Екатерина Вторая паки вносит в тебя кротость христианского правления».
Можно думать, что эта записка очень понравилась императрице. Программа, составленная Потемкиным, была исполнена. Уже в 1776 году князь, руководствуясь секретнейшими предписаниями Екатерины, содействовал занятию Перекопской линии Румянцевым. Постоянно князь распоряжался войсками около Крымского полуострова; он же занимался колонизацией Азовской губернии ²⁵, чрез него Екатерина предписывала Стахиеву в Константинополе, как должно было трактовать с турками; ему она писала уже в конце 1777 года о необходимости приготовления к войне; ему она в 1778 году приказывала распорядиться о постройке кораблей на Днепре, адмиралтейства на Лимане, города Херсона; ему она предписывала принять меры против набегов кабардинцев в 1779 году, а также и против волнений в Крыму в 1782 году и проч. ²⁶. Можно считать вероятным, что многие рескрипты Екатерины, относящиеся к этим делам, были результатом докладов Потемкина.
Таким образом, уже в семидесятых годах Екатерина с Потемкиным были заняты так называемым „греческим проектом", виновником которого считался князь ²⁷. Геррис доносил в 1779 году, что Потемкин „заразил" императрицу своими идеями об учреждении новой византийской империи ²⁸. Е,му приписывали проект медали, выбитой [63] по случаю рождения великого князя Константина Павловича ²⁹.
На этой медали изображены Софийский храм в Константинополе и Черное море, над которым сияет звезда ³⁰.
Свои мысли Потемкин проводил и в переписке с другими сановниками ³¹, и в заседаниях государственного совета ³², и в беседах с Екатериною. Одновременно он заботился как о присоединении Крыма к России, так и о приведении в подданство России царя грузинского Ираклия.
Весною 1782 года Потемкин сам был на юге, откуда писал императрице подробно о состоянии дел ³³. Осенью этого же года он писал Екатерине из Херсона. Она отвечала: „He блистающее состояние Очакова, которое ты из Кинбурна усмотрел, совершенно соответствует попечению той империи об общем и частном добре, к которой по сю пору принадлежит; как сему городишку нос подымать противу молодого Херсонского колосса! С удовольствием планы нового укрепления Кинбурна приму и выполнение оного готова подкрепить всякими способами... Для тамошнего строения флота плотников я приказала приискать, а сколько сыщется, тебе сообщу" ³⁴.
Поддерживая в Крыму русскую партию, князь сообщал императрице о всех событиях. Им же заранее был составлен манифест от имени императрицы, которым татары призывались к присяге. В апреле 1783 года он явился в Херсон, откуда сделал последние распоряжения для занятия Крыма. Переговоры с ханом Шагин-Гиреем привели к желанной цели. Переписка Потемкина с императрицею в это время была особенно оживленною. Еще в конце 1782 года она писала ему, что настала самая удобная пора для решительных действий и нужно начать с занятия Ахтиярской гавани ³⁵. Геррис писал около этого [64] времени: „Потемкин желает овладеть Очаковым; очевидно, существуют самые широкие планы относительно Турции, и эти планы доходят до таких размеров, что императрице приходится сдерживать пылкое воображение Потемкина". «Он просил», — сказано в другом донесении Герриса, — „об усилении артиллерии в южной России, так как он намерен в ближайшем будущем приступить к осаде Очакова" ³⁶. Осенью 1783 года Грейг составил записку о нападении на Дарданеллы; к ней Потемкин прибавил некоторые замечания ³⁷. Современники считали вероятным, что Потемкин мечтал о каком-то крымском царстве для себя ³⁸. До настоящего времени сохранилось мнение, что Потемкин „мечтал, при поддержке императрицы, получить греческую ворону" ³⁹. Такие предположения не подтверждаются никакими документальными свидетельствами.
Из некоторых сохранившихся писем Потемкина к императрице ⁴⁰, Булгакову ⁴¹ и другим видно, как многостороння была его деятельность в 1783 году. Летом он тяжело заболел. Завадовский писал 19 сентября к графу С.Р. Воронцову: „В Крыму будучи, кн. Потемкин получил горячку: она так сильна была, что он соборовался маслом, исповедался и причастился. В горячке он и христианской веры обряды хранит. Однакож он выздоровел. В болезни перевезли его в Кременчуг» и пр. ⁴². В Петербурге ходили слухи о безнадежном положении князя. Рассказывали, будто Екатерина отправила на юг офицера с поручением запечатать, в случае кончины Потемкина, все его бумаги ⁴³. [65]

Так как Потемкин летом 1783 года писал редко, императрица не совсем была довольна им. Из Царского Села она писала 15 июля: „Ты можешь себе представить, в каком я должна быть беспокойстве, не имея от тебя ни строки более пяти недель; сверх сего, здесь слухи бывают ложные, кои опровергнуть нечем. Я ждала занятия Крыма по крайнем сроке в половине мая, а теперь и половина июля, а я о том не более знаю, как и папа римский; сие неминуемо производит толки всякие, кои мне отнюдь не приятны: я тебя прошу всячески, уведомляй меня почаще, дабы я могла следить за течением дел; природная деятельность моего ума и головы измышляет тысячи мыслей, которые часто мучат меня". Узнав об успешном окончании крымского дела, она писала князю: „Прямо ты друг мой сердечный. На зависть Европы я весьма спокойно смотрю; пусть балагурят, а мы дело делаем». В письме от 31 августа сказано: „Ожидала ли я, чтоб ты всекрайне опечалил меня известием о твоей опасной болезни... Просила я тебя, да и прошу ради самого Бога, и естьли меня любишь, приложи более прежнего старание о сбережении драгоценного твоего для меня здоровья... Браниться с тобою и за то хочу, для чего в лихорадке и в горячке скачешь повсюду; теперь крайне буду беспокойна, пока отпишешь что каков». В сентябре она писала: „Друг мой сердечный, я об тебе в крайнем беспокойстве, и для того посылаю нарочного курьера. чтоб узнать, каков ты? От посторонних людей слышу, что маленько будто лучше тебе" ⁴⁴.
Присоединение Крыма к России легко могло иметь следствием столкновение между Россиею и Портою. Уже в 1783 году ожидали разрыва. Недаром Потемкин все время переписывался с Булгаковым. Именно в то время, когда состоялось занятие Крыма, Булгаков писал Потемкину о настроении умов в Константинополе, о появлении какой-то книги, в которой заключалось пророчество неминуемо предстоявшего [66] крушения Турецкой империи ⁴⁵. Любопытно, что Потемкин скоро после присоединения Крыма к России мечтал о поездке в Константинополь и писал о своем намерении Булгакову. Последний не советовал князю посетить Турцию. В его письме от 15 (26) марта 1784 года сказано: „Здесь почитают вашу светлость нашим верховным визирем. Прибытие ваше сюда не может быть утаено и произведет суматоху в народе, коей и поныне еще Сераль и Порта опасаются, ибо думают, что духи еще не успокоились" и проч. ⁴⁶.
Около этого времени, не только крымские дела, но и все части турецкой монархии обращали на себя внимание Потемкина. Он знал обо всем, что происходило в Дунайских княжествах и на Кавказе. Всюду он имел своих агентов, с которыми вел переписку ⁴⁷. С Булгаковым он переписывался о заключении турецко-русского торгового договора, с Павлом Потемкиным — о делах Грузии ⁴⁸; академик Паллас составил по желанию Потемкина проект учреждения военных колоний на Кавказе ⁴⁹; о персидских делах князь переписывался с Безбородкою ⁵⁰ и пр. Во все это время он очень часто бывал в дороге. Занимаясь управлением южной Россией, он часто ездил в столицу. Приехав в Петербург в конце 1783 года, он уже в марте 1784 года снова покинул столицу. Сообщая об отъезде Безбородко в письме к А.P. Воронцову замечает: „Он полагает первые четыре или пять месяцев года всегда проживать в своих наместничествах» ⁵¹. В июле этого же года он опять был в Петербурге ⁵². Около этого же времени [67] была речь о путешествии Потемкина в Италию, чему, однако, не суждено было осуществиться ⁵³. Осенью 1785 г. он собирался ехать на Кавказскую линию ⁵⁴. В 1786 году он, побывав в столице, осенью отправился на юг, куда собиралась ехать немного позже императрица. На пути туда он побывал в Риге, где ему был оказан самый торжественный прием ⁵⁵.
В качестве президента военной коллегии и фельдмаршала Потемкин во все это время занимался администрацией войска. Безбородко писал о нем в 1784 году: „По военной коллегии не занимается он кроме секретных и самых важных дел, дав скорое течение прочим» ⁵⁶. „Потемкин ворочал военною частью", — писал о нем впоследствии Завадовский ⁵⁷. Он был, так сказать, военным министром. Фельдмаршалом он сделался в начале 1784 года ⁵⁸. Важные реформы его в военном деле относятся к 1783 и 1784 годам. В подробной записке он изложил свой взгляд на технику обучения солдат, на их одежду, уборку волос и пр. Тут развиваются мысли о большей свободе, о сбережении сил и времени военных, о гуманном обращении с солдатами. Он ратовал против „вредного щегольства, удручающего тело"; встречаются очень дельные замечания об истории одежды и вооружения солдат; князь между прочим резко порицает „педантство" иностранных офицеров. „Им казалось", — писал он, — „что регулярство состоит в косах, шляпах, клапанах, обшлагах, в ружейных приемах и проч. Занимая же себя такою дрянью, они не знают самых важных вещей". Дальше сказано: „3авивать, пудриться, плесть косы — солдатское ли сие дело? У них камердинеров нет. На что же пукли? Всяк должен [68] согласиться, что полезнее голову мыть и чесать, нежели отягощать пудрою, салом, мукою, шпильками, косами. Туалет солдатский должен быть таков, что встал и готов» ⁵⁹. Все это изложено весьма подробно; указание на частности свидетельствует о полном знакомстве с делом. В этом смысле были проведены реформы, которыми восхищались современники. Самойлов хвалит „внимание князя об искоренении жестоких наказаний, попечение его об обогащении солдатских артелей и об устроении лазаретов» и проч. „Солдаты русские," — говорит он далее, — „никогда не забудут того, что князь Григорий Александрович острижением волос избавил их от головных болезней, от лишних напрасных издержек для мазания пудреной головы" ⁶⁰. Довольны были этими нововведениями также и другие современники ⁶¹. Даже граф С.Р. Воронцов, вообще очень резко осуждавший деятельность князя, хвалит его за введение удобного и соответствующего климату обмундирования войска ⁶². Державин одобрял введение князем легких сапожков — ботин ⁶³. Солдаты сочинили песню о перемене солдатской прически: „Дай Бог тому здоровье, кто выдумал сие; виват, виват, кто выдумал сие" и проч. ⁶⁴. Энгельгардт рассказывает в своих записках, что один гренадер говорил по случаю кончины Потемкина: „Покойный его светлость был нам отец, облегчил нашу службу: довольствовал нас всеми потребностями; словом сказать, мы были избалованные его дети" и проч. ⁶⁵.
Менее довольны Потемкиным были офицеры, как видно из следующей записки князя к Суворову, найденной в бумагах последнего (без числа): «Сведал я, что офицеры [69] ваши разглашают, что они не могут ни в чем угодить, забывая, что если бы они делали, что других полков делают, то бы они равно сим угождали. То и извольте им сказать, что легкий способ все кончить: отстать мне от них и их кинуть, предоставя им всегда таковыми остаться, каковы мерзки они прежде были, что я и исполню, а буду заниматься и без них государственною обороною» ⁶⁶.
Впрочем, были слышны и чрезвычайно неблагоприятные отзывы о военной администрации Потемкина. Граф С.Р. Воронцов сильно порицал чрезмерное обращение внимания князя на конницу ⁶⁷. После кончины Потемкина Безбородко писал о „воинском хаосе", находя „более всего странною страсть князя к казакам, которая до того простиралася, что он все видимое превращал в это название" ⁶⁸. В среде иностранцев находили, что нововведения Потемкина повредили дисциплине в войске ⁶⁹. Саксонский дипломат Сакен доносил своему правительству о страшном беспорядке, яко бы господствовавшем в военной администрации вследствие небрежности Потемкина ⁷⁰. Ходили слухи о неудовольствии Алексея Орлова, Румянцева и других лиц по поводу мер принятых князем, и разных злоупотреблений ⁷¹. Особенно резко осуждал военную организацию Потемкина князь Кочубей, обращая главное внимание на распущенность солдат, развившуюся вследствие мер Потемкина и необдуманного формирования им новых и новых полков конницы ⁷². Граф С.Р. Воронцов писал из Пизы своему брату в 1785 году. „Князь Потемкин, даром что [70] он военный министр, ничуть не годится для этой должности; он вздумал сооружать крепости при помощи нехороших топографических карт; таким образом был построен Херсон, таким образом сооружена Моздоцкая линия укреплений; напрасно специалисты, люди знающие старались убеждать князя в невозможности такого образа действий; он считал себя Вобаном и верил безусловно в свою способность к математике" ⁷³.
Очень невыгодно отзывался о деятельности князя в качестве военного администратора князь Ю.В. Долгорукий, в записках которого сказано: „По вытеснении графа Чернышева Потемкин сделался президентом военной коллегии. В начальство Чернышева армейские дела шли можно сказать по музыкальным нотам, а Потемкин в армии все расстраивал по разным преображениям (sic) войск. Гусарские полки, кои были всегда очень хороши, переделал в легкоконные". Затем князь Долгорукий рассказывает, как эти легкоконные полки находились в расстройстве, но как он, получивши командование над ними, привел их в хорошее состояние и как эти полки, показанные Екатерине в Кременчуге в 1787 г., понравились императрице ⁷⁴.
Адмирал Чичагов заметил в 1805 году, что именно Потемкин внушил императрице Екатерине убеждение в необходимости содержания сильного флота; при этом князь обвиняется им в том, что флот должен был служить лишь орудием княжеского честолюбия ⁷⁵. Современники, приверженцы Потемкина, удивлялись опытности и знанию дела, которые он обнаруживал по этой части вверенной ему администрации ⁷⁶. Сооружение флота на Черном море обусловливалось наступательными действиями России против Турции в это время. В разных местах были построены верфи. В Херсоне Потемкин завел морской кадетский корпус и [71] училища штурманское и корабельной архитектуры ⁷⁷. Основание Севастопольской гавани было эпохою в истории русского флота ⁷⁸. Об этом предмете князь переписывался с императрицею. В одном из его писем, в котором он просит ее позаботиться о доставлении флотских офицеров и матросов, между прочим сказано: „Прикажите отрядить хороших, а то что барыша, когда в новое место нашлют дряни. Ежели бы приказали великому князю, как генерал-адмиралу, сей наряд сделать, сказавши, что ваша воля есть чтоб люди были годные, то бы конечно разбор был лучший. Я, матушка, прошу воззреть на здешнее место, как на такое, где слава твоя оригинальная и где ты не делишься ею с твоими предшественннками; тут не следуешь по стезям другого" ⁷⁹. Спустив первый корабль с Херсонской верфи, Потемкин сообщил императрице, что намерен наименовать его, «Слава Екатерины». „Это наименование", писал он, „я берусь оправдать и в случае действительном» ⁸⁰. Она отвечала: „Пожалуй не давай кораблям очень огромные имена, чтобы слишком знаменитые имена не стали бы в тягость, и чтобы не было слишком затруднительно выполнить им подобную карьеру; впрочем, как хочешь с именами; держи узду в руках, потому что лучше быть, чем казаться и не быть" ⁸¹. Потемкина не раз затем обвиняли в том, что флот им построен слишком наскоро и при этом был употреблен негодный материал ⁸²; тем не менее нельзя не отдавать ему справедливости в том, что созданный им флот успешно сражался с турецким; значит, оказался не совсем негодным. [72]

„Лучше быть, чем казаться", — писала Екатерина. Этого правила не всегда придерживался Потемкин при постройке новых городов в вверенных ему наместничествах. Екатерина называла, как мы видели выше, учрежденный в 1778 году город Херсон „молодым колоссом"; между тем это новое создание Потемкина вовсе не заслуживало такого громкого имени. Город, впрочем, развивался быстро. Хемницер, бывший там проездом в 1782 году, на пути в Константинополь, не мог надивиться быстрому возрастанию и украшению его ⁸³. Уже в 1776 году туда был определен архиепископом грек Булгарис, польстивший Потемкину переводом на греческий язык стихов Петрова, сочиненных в честь князя ⁸⁴. В Херсоне Потемкин бывал очень часто и руководил происходившими там работами, на которые тратились громадные суммы. Развитие города было задержано, между прочим, чумою. которая свирепствовала в нем два года ⁸⁵; Самойлов говорит по этому поводу: „Предположение Потемкина было, чтобы сделать сей город знаменитым и толико же цветущим, каков был древний Херсон в Херсонесе Таврическом... Григорий Александрович предполагал произвесть на этом месте то, что Петр Великий произвел на зыбком грунте в Петербурге... Чрез два года по основании уже в Херсон приходили корабли и отправлялись с грузом и под российским флагом. Народ стремился со всех сторон и обогащался. Иностранцы завели коммерческие домы" ⁸⁶. Но фактическое развитие Херсона не соответствовало панегирическому тону в рассказе племянника князя. Херсон не сделался вторым Петербургом.
Особенно рельефно выступает разница между предначертаниями [73] и успехами Потемкина при основании Екатеринослава — города, предназначенного для возвещения всему свету славы императрицы.
Уже в начале восьмидесятых годов императрица, между прочими распоряжениями по устройству Екатеринославской губернии, приказала Потемкину избрать место для постройки города по правой стороне Днепра ⁸⁷, а в 1784 году повелено было учредить университет в Екатеринославе ⁸⁸. В начале 1785 года явилось множество рабочих на том месте, где предполагалось строить город. В донесении князя императрице от 4 и 6 октября 1786 года указывается на значение Екатеринослава и богатство всего края, говорится о необходимости устроить там университет и выражается надежда, что „по соседству Польши, Греции, земель Волошской, Молдавской и народов иллирийских, множество притечет юношества обучаться" ⁸⁹. Далее сказано, что «следует выстроить храм в подражание храма св. Петра в Риме, в знак, что страна сия из степей бесплодных преображена попечениями вашими в обильный вертоград и обиталище зверей в благоприятное пристанище людям, из всех стран текущих». Затем Потемкин предлагает построить «судилище на подобие древних базилик», «лавки полукружием наподобие Пропилей или преддверия Асинскаго», с биржей и театром посредине. Кроме того, Потемкин предполагал учредить «музыкальную академию или консерваторию», двенадцать фабрик — шерстяную, шелковую, суконную и проч. Ко всему этому он прибавил, что для всех предполагаемых зданий уже заготовлено довольно строительных материалов ⁹⁰. Относительно университета «немедленно были приняты меры для его устройства. Предполагали строить обсерваторию, жилища для профессоров и студентов. Уже в 1785 году назначено было жалованье университетским [74] наставникам (20,178 рублей), учреждена была университетская канцелярия и приглашены были некоторые преподаватели. Знаменитый композитор Сарти был определен директором музыкальной консерватории с жалованьем 3,500 рублей и разными другими доходами. Громадные суммы были ассигнованы на устройство университета и на постройку города. Учреждены были строительные комиссии. Город должен был иметь пространство в 300 квадратных верст, выгонной земли для пастбища городского скота предназначалось до 80,000 десятин, улицы должны были иметь ширину в 30 саженей.
На заведение одной чулочной фабрики назначено было 340,000 рублей; из этой суммы истрачено было 240,000 р. на постройку 200 изб для мастеровых ⁹¹. На чулочной фабрике, которую успели устроить в Екатеринославе, были, как рассказывают, приготовлены шелковые чулки до того тонкие, что они вложены были в скорлупу грецкого ореха и поднесены Екатерине. Великолепный дом Потемкина отделали совершенно. При доме был сад с двумя оранжереями: одна ананасовая, другая — из лавровых, померанцевых, лимонных, апельсиновых, гранатных, финиковых и других деревьев ⁹². Церковь должна была иметь 71 сажень длины, 21 сажень ширины; проект вида собора был составлен итальянцем Моретти ⁹³.
Результаты всей этой деятельности не соответствовали надеждам и намерениям Потемкина. Желая превратить южную Россию в богатый край, покрытый садами, изобилующий городами, селами, отличающийся производительностью, густым населением и проч., — князь не мог достигнуть этой цели. Из огромного числа деловых бумаг и писем канцелярии Потемкина видно, как многостороння и неусыпна была его деятельность по управлении южною Россией; но вместе с тем, в ней очевидны лихорадочность, поспешность, [75] самообольщение, хвастовство и стремление к чрезмерно высоким целям. Приглашение колонистов, закладка городов, разведение лесов, виноградников и шелководства, учреждение школ, фабрик. типографий, корабельных верфей — все это предпринималось чрезвычайно размашисто, в больших размерах, причем Потемкин не щадил ни денег, ни труда. ни людей. Но, к сожалению, многое было начато и брошено; другое с самого начала оставалось на бумаге; осуществилась лишь самая ничтожная часть смелых проектов ⁹⁴.
История учреждения Николаева немного позже походит на историю начала Херсона и Екатеринослава. И тут кипучая деятельность, множество ордеров, трата весьма значительных сумм денег — не повели к особенно важным результатам. И тут число рабочих доходило до нескольких тысяч; Потемкин мечтал о заведении аптекарского сада в больших размерах, об устройстве мастерских для снабжения флота соленым мясом и консервами из овощей, пильных мельниц, образцовых сельскохозяйственных ферм и проч. ⁹⁵. Однако новый город произвел самое неблагоприятное впечатление напр. на врача Дримпельмана, посетившего его в 1788 году. Город составляли отдельные хижины из тростника или жилища, выкопанные в земле; гигиенические условия были ужасны. Впрочем, Дримпельман замечает, что постройка нового города „шла вперед с изумительною быстротою", и в течение года было выстроено более полутораста домов. Лес и другие строительные материалы доставлялись в изобилии на казенный счет по Бугу и продавались весьма дешево желавшим поселиться в новом городе ⁹⁶.
Иностранцы, не расположенные к Потемкину, находили, что все эти работы, происходившие под руководством князя, [76] обходились казне слишком дорого. Мильоны, истраченные князем на администрацию в Крыму, оказались далеко невыгодною капитализациею. Некоторые авантюристы-спекуляторы сумели при таком случае действовать в свою пользу. Купец Антуан, пользовавшийся покровительством графа Сегюра и Потемкина, занимался контрабандною торговлею ⁹⁷. Граф С.Р. Воронцов, бывший посланником в Англии, сильно порицал намерение Потемкина заселить Крым преступниками и каторжниками из Англии, и от себя принял меры, чтобы воспрепятствовать приведению в исполнение такого странного и оскорбительного для достоинства России намерения. Он представил императрице всю несообразность и нелепость этого проекта; императрица вполне убедилась в нелепости затеи князя. Потемкин, задетый за живое таким образом действий Воронцова, никогда не мог простить ему этой помехи ⁹⁸. Чрезвычайно резко обвиняли Потемкина в невнимании к интересам переселенцев, которых он разными обещаниями старался привлечь в Крым ⁹⁹. Ходили слухи о чем-то вроде набора по всей империи нескольких тысяч девушек, которых Потемкин хотел выдать замуж за колонистов в Крыму; рассказывали о страшных притеснениях, заставлявших не только прежних жителей Крыма, татар, но и прибывших туда греков спасаться в Турцию и проч. ¹⁰⁰.
Но, несмотря на все это, было бы несправедливо бросить тень на всю вообще административную деятельность Потемкина.
Беспристрастные современники умели ценить признаки прогресса, совершавшегося на юге в это время. Так, напр., следующее письмо Кирилла Григорьевича Разумовского к [77] Ковалинскому, от 22 июня 1782 года, заслуживает полного внимания. Совершив путешествие на юг, бывший гетман писал: „В сделанном мною в Херсоне вояже я ощущал особливое удовольствие, ибо неточию в путешествии сем не имел никакого беспокойства, но зрение мое беспрестанно занималось приятным удивлением, поколику на самой той ужасной своею пустотою степи, где в недавнем времени едва кое-где рассеянные обретаемы были ничего не значащие избушки, называемые от бывших запорожцев зимовниками, на сей пустоте, особливо по Херсонскому пути, начиная от самого Кременчуга, нашел я довольные селения верстах в 20, в 25 и не далее 30, большею же частью при обильных водах. Что принадлежит до самого Херсона, то, кроме известного великолепного Днепра, северный берег которого здесь оным населяется, представьте себе множество всякий час умножающихся каменных зданий, крепость, замыкавшую в себе цитадель и лучшие строения, адмиралтейство с строящимися и построенными уже кораблями, обширное предместье, обитаемое купечеством и мещанами разнородными с одной стороны, казармы, около 10,000 военнослужащих в себе вмещающие, с другой. Присовокупите к сему почти перед самым предместием и видоприятный остров с карантинными строениями, с греческими купеческими кораблями и с проводимыми для выгод сих судов каналами. Все сие вообразите и тогда вы не удивитесь, когда вам скажу, что я и поныне не могу выдти из недоумения о толь скором возращении на месте, где так недавно один токмо обретался зимовник. Не говорю уже о том, что сей город, конечно, в скорости процветет богатством и коммерциею, сколь то видеть можно из завидного начала оной. Херсон для меня столь показался приятен, что я взял в нем и место для постройки дома, на случай, хоть быть там некогда и согражданином. Скажу вам и то, что не один сей город занимал мое удивление. Новые и весьма недавно также основанные города Никополь, Новый-Кондак, лепоустроенный Екатеринославль. [78]
К тому же присовокупить должно расчищенные и к судоходству удобными сделанные Ненасытицкие пороги с проведенным и проводимым при них с невероятным успехом каналом, равно достойны всякого внимания и разума человеческого" и проч. ¹⁰¹.
Такой отзыв доказывает, как осторожно нужно относиться к сочинениям в роде биографии Потемкина Гельбига, где просто осмеяна административная деятельность князя. Любопытно, что тот самый французский писатель, который в 1808 году воспроизвел в сущности сочинение Гельбига, в той главе, где говорится об управлении Потемкиным южною Россией, не соглашаясь с мнением автора монографии, помещенной в журнале „Minerva", смягчил отзывы о вреде мер, принятых князем, указал на затруднения, с которыми приходилось бороться Потемкину, и похвалил результаты его деятельности ¹⁰².
Писателям-памфлетистам вроде Гельбига, иностранным дипломатам, вообще любившим хулить все виденное ими в России, не могли быть известны частности деятельности Потемкина. После того, как было опубликовано множество деловых бумаг, относящихся к этому предмету. резкие отзывы о князе оказываются совершенно несправедливыми. Просматривая переписку Коховского с Потемкиным или с Поповым, письма Синельникова к князю, письма Потемкина к Фалееву и пр., мы можем составить себе понятие о том, в какой мере князю принадлежит почин во многом, насколько он заботился о реформах и старался быть полезным краю.
Императрица, разумеется, знала о работах Потемкина и поэтому ценила его деятельность, хотя, быть может, она и придавала слишком большое значение результатам его управления. К тому же нельзя не признать, что князь располагал громадными суммами, пользовался неограниченным кредитом и, как будет объяснено ниже, только в виде [79] исключения отдавал отчет в истраченных им мильонах. Правда, стремления князя не всегда имели успех; грандиозные его проекты большею частию оставались проектами. Если, однако, принять во внимание всю трудность и сложность административных задач вообще, если вспомнить о диком состоянии края, где трудился Потемкин, то нельзя не относиться снисходительно с некоторым промахам, сделанным князем, и к сравнительно скромным результатам, достигнутых им.

Примечания

¹ См. напр. „Сб. И. Общ." XXVII, 1-130.
² „Р. Арх.", 1867, стр. 1230.
³ „Minerva", 1797, III, 460.
⁴ Hаrris, I, 260 (первое издание) и „ Minerva ", 1797, III, 461.
⁵ Zinkeisen, „Gescbichte des osmаnisclien Reiches", VI, 255. „ Minerva ", 1797, IV, 111-112.
⁶ Энгельгардт, 19. Также рассказ у Блюма, „Ein russiscber Stааtsmаnn", II, 340, основан на одних предположениях, не поддерживаемых фактическими данными.
⁷ „Minerva", 1797, III, 464.
⁸ Arneth, „Mаriа Theresiа und Joseph", III, 263-264.
⁹ Arneth, III, 269, 270, 284.
¹⁰ „Аpx. Кн. Воронцова", XXIV, 159. О столкновении Потемкина с гр. 3. Чернышевым в Могилеве см. Зап. Энгельгардта 20 и Зап. Добрынина в „Русской Старине", IV, 117.
¹¹ Harris, I, 330-337 (первое издание).
¹² „Minerva", 1797, III, 467.
¹³ Arneth, „Joseph II und Leopold von Toscаnа", Wien. 1872, 765-772 у Григоровича в биографии Безбородки — „Сб. И. Общ.", XXVI, 83.
¹⁴ „Minerva", 1797, IV, 119, где сказано о переписке между Иосифом и князем по этому поводу.
¹⁵ „Арх. кн. Вор.", XIII, 2.
¹⁶ „Сб. И. Общ.", XXVI, 109.
¹⁷ „Minerva", 1797, IV, 298, 1798, I, 357 и пр.
¹⁸ См. напр. карикатуру, о которой говорится в соч. Гельбига, „Minerva", 1798, I, 35.
¹⁹ „Сб. И. Общ.", XXIX, 515-516.
²⁰ „Сб. И. Общ.", XXVI, 110. „Minerva", 1798, II, 164.
²¹ „Арх. кн. Вор.", XIII, 68, 72, 76, 95, 177.
²² Из рукописной коллекции бумаг, обязательно сообщениях мне С. Н. Шубинским и из других писем Потемкина к Безбородке видно, сколь деятельно он занимался такими вопросами.
²³ „Рус. Арх.", 1867, 1009-1014.
²⁴ См. Соловьева „Падение Польши", 156-157. Трудно понять, как наш знаменитый историк мог сообщить столь важный документ без обозначения времени, к которому он относится.
²⁵ „Зап. Од. Общ.", VIII, 210.
²⁶ „Сб. Ист. Общ.", XXVII, 120, 124, 137, 140, 145, 152, 153-155, 166, 177, 207-288. Множество писем Потемкина и к нему напечатано в последнее время в издании Дубровина „Присоединение Крыма к России". Спб. 1885 и след.
²⁷ См. Петров, „Вторая турецкая война", Спб., 1882,I, 21. „ Minerva", 1797, III, 232.
²⁸ Hаrris, I, 203 (второе издание).
²⁹ „Minerva", 1797, III, 237.
³⁰ „P. Старина", XIX, 220—225.
³¹ См. напр. письмо Румянцева к Потемкину в „Р. Старине", VIII, 711.
³² См. напр. „Архив Гос. Совета", I, 331.
³³ См. „Аpx. кн. Вор.", ХIII, 26.
³⁴ „Сб. И. Общ.", XXVII, 217. Рескрипты о Крыме и пр., стр. 221.
³⁵ Т.е. Севастополя. „Сб. Ист. Общ.", XXVII, 228.
³⁶ Hаrris, II, 8-56 (первое изд.).
³⁷ „Русская Старина", XXII, 449 и сл.
³⁸ Гельбиг.
³⁹ Петров, I, 33.
⁴⁰ См. „Р. Старина", XII, 689.
⁴¹ „Сб. Ист. Общ.", XLVII. стр. 92.
⁴² „Арх. кн. Воронцова", XII, 2.3.
⁴³ Извлечение из депеш Гёрца в сочинении Цинкейзена „Gesch. d. osmаn Reiches", VI, 398. В другой депеше было сказано, что Потемкин „moins moribond que fou".
⁴⁴ „Сб. Ист. Общ.", XXVII, 269, 276-279.
⁴⁵ „Сб. Ист. Общ.", XLV1I, 70.
⁴⁶ «Р. Архив», 1366, 1574.
⁴⁷ „Minerva", 1797, IV, 303-309.
⁴⁸ „Minerva", 1798, 26. „Зап. Од. Общ.", VIII, 201 и след. „Р. Арх.", 1879, II, 430 и след.
⁴⁹ Herrmаnn, „Gesch. d. russ. Stааts", VI, 69.
⁵⁰ „Аpx. кн. Воронцова", XIII, 53-54. 
⁵¹ „Аpx. кн. Воронцова", XIII, 48.
⁵² „Сб. Ист. Общ.", ХХѴП. 337.
⁵³ Zinkeisen, VI, 488. 
⁵⁴ „Арх. кн. Воронцова", XIII, 97.
⁵⁵ Herrmаnn, Ergаnzimgsbаnd, 643.
⁵⁶ „Арх. кн. Воронцова", XIII, 48.
⁵⁷ „ Арх. кн. Воронцова", XII, 104.
⁵⁸ См. письмо Н. П. Румянцева к А. Р. Воронцову, в „Арх. кн. Воронцова", XXVII, 109.
⁵⁹ Эта записка напечатана в „Русской Старине", VIII, 722-727 и в „Русском Архиве" (1888), II, 364-367.
⁶⁰ «Русский Архив», 1867, 581-582, см. там же стр. 1575-1576.
⁶¹ См., напр., „Записки Энгельгардта", 40.
⁶² См. „Архив князя Воронцова", X, 473.
⁶³ Грот, „Державин», I, 415.
⁶⁴ „Русская Старина", VIII, 817.
⁶⁵ Энгельгардт, Зап. 100.
⁶⁶ «Р. Архив», 1886, I, 308.
⁶⁷ „Архив князя Воронцова", X, 479.
⁶⁸ „Архив князя Воронцова", ХIII, 227.
⁶⁹ „Minerva", 1798, III, 218. Герцог Ришелье писал: „Les ressorts de lа disciplinе etаient relаches. Lа fаute est аu prince Potemkin, qui pour se fаire аimcer du soldаt, а diminue l’аutorite de l'officier et donnе toujours tort а celui-ci, quаnd un soldаt vient se plаindre. Depuis lа mort du prince lа disciplinе se retаblit" etc. „О6. Ист. Общ. ", LIV. 151.
⁷⁰ Herrmаnn, Ergаnzungsbаnd, 633.
⁷¹ Herrmаnn, Ergаnzungsbаnd, 651. Гарновский в „P. Старине", XV, стр. 23. „Minerva", 1798, I. 367.
⁷² „Архив князя Воронцова", ХVIII, 55.
⁷³ „Архив князя Воронцова", IX, 26-27.
⁷⁴ „Р. Старина" (1889), т. LXIII. стр. 509.
⁷⁵ См. письмо Чичагова к С. Р. Воронцову в „Арх. князя Воронцова", XIX, 150.
⁷⁶ Самойлов в „Русском Архиве", 1867 г., стр. 1577.
⁷⁷ «Русский Архив», 1867, 1564.
⁷⁸ См. подробности в монографии „Начало учреждения Российского флота на Черном море и действий его с 1778 по 1798 год» в „Записках Одесского Общ.", IV, 261-303.
⁷⁹ „Русская Старина", XII, 697.
⁸⁰ „Русская Старина". XII, 689.
⁸¹ „Сб. Ист. Общ.", XXVII, 265.
⁸² Безбородко писал в 1795 году: „Потемкин умел выводить в море гнилые корабли в большом числе". „Сб. Ист. Общ.", XXIX, 290.
⁸³ „P. Старина", V, 223.
⁸⁴ „Древняя и новая Россия", 1876, I, 217.
⁸⁵ Записки Дримпельмана в „Р. Арх.", 1881, I, 33-35.
⁸⁶ Самойлов в „Р. Арх.", 1867, 1214-1215. См. также очерк Новороссийского края в „Зап. Од. Общ.", V, 435 и след. О Херсоне см. еще некоторые замечания в сочинении „Аnеkdoten zur Lebensgeschichte des Fursten Potemkin". Freistаdt аm Rhein. 1792, стр. 214-218.
⁸⁷„Пол. собр. зак." №,№ 15908, 15910.
⁸⁸ „П. с. з." № 16057.
⁸⁹ «Русский Архив», 1865, стр. 722-747.
⁹⁰ «Русский Архив», 1865, стр. 394.
⁹¹ „Зап. Од. Общ. " II. 773 и след.; II, 332; III, 138, V, 426 и след.
⁹² „Зап. Од. Общ.", V, 437.
⁹³ См: краткий указатель музея в Одессе. Одесса, 1867 г., стр. 19.
⁹⁴ См. мое соч. „История Екатерины II", изд. Суворина, Спб. 1885, стр. 610 и 611.
⁹⁵ См. статью „Мирные предначертания князя Потемкина" в „P. Аpx.", 1874, II, 289-302. См. также „Зап. Од. Общ.", IV, 363 и след.
⁹⁶ „Р. Арх.", 1881, 48-50.
⁹⁷ См. письмо Безбородки в „Арх. кн. Воронц.", XIII, 109.
⁹⁸ Безбородко писал С. Р. Воронцову об этом деле. „Арх. кн. Воронцова", XIII, 102. С.Р. Воронцов к Панину в 1801 г. „Арх. кн. Воронц.", XI, 177-179.
⁹⁹ „Minerva", 1797, IV, 129.
¹⁰⁰ См. депеши прусского дипломата Гёрца в 1785 г. в сочинении Цинкейзена, „Gesch. d. osmаn. Reiches", VI, 620-621.
¹⁰¹ Васильчиков, „Семейство Разумовских", I, 370-371.
¹⁰² „Vie du prince Potemkin", Pаris, 1808, стр. 86-90.