|
I.
[3] К началу XVII века организационные порядки в вооруженных силах Московского государства начали требовать усовершенствования. чтобы стать в уровень с общим ростом государственного организма. Первые попытки этого рода относятся к царствованию Иоанна IV. Время Бориса Годунова, по соображениям династическим, дало вопросу дальнейшее движение. Наступившая затем эпоха «смутного времени» несколько приостановила его разрешение. В это время царская власть была слаба, государственные финансы расшатаны, сдерживающее влияние духовенства усилилось, а все иноземное, не русское, возбуждало ненависть. «Невернии языцы… от правого пути отступиша и св. крещения и апостольского учения не прияша, не вслед чюждых богов поидоша…, того ради и до днесь яко во тьме неведения ходят», так поучалось в сознании своего превосходства наше юношество в 1634 году1.
Но время брало свое. Несмотря на убаюкивающие фразы о нашем якобы превосходстве над «неверними языками», рядом с пробуждением в народной массе самосознания и высоким подъемом патриотизма, потребность обновления стала чувствоваться настойчивее. Крепкий заказ, «чтобы торговые и иные никакие люди в Киеве и иных порубежных городах никаких книг литовския печати не покупали»2, более не помогал. Чрез широко раскрытую в течение всей «смуты» государственную границу, вместе [4] со всякою ересью и новшествами, невольно проникала и ересь военная. Русским людям для защиты родины нередко приходилось, «стравяся» (соединясь) с наемными шведами, бить литовских людей, видеть, как шведы «пешие поидоша наперед, отыкався копиями, а конныя сташа назади их»3, замечать иные организационные формы, иные тактические приемы действий и иные основания войскового управления.
Многое в этих наблюдениях не соответствовало нашим понятиям, но сама потребность преобразования сделалась до очевидности неизбежною. Вследствие этого первый Царь из дома Романовых, Михаил Федорович, ставит дело на широких, небывалых в предыдущей практике основаниях4. Опыт оказывается неудачным. Попытка основательно поучиться у наемных иноземцев не приносит ожидаемой пользы, а полная финансовая неурядица заставляет поспешить ликвидациею предприятия с наемными иноземными полками5. Происходит новая задержка, но снова только на время. Жизнь, назревшие политические задачи, желание занять подобающее место среди других государств, а главное — все более и более увеличивающееся число точек соприкосновения с западом6 производят свое воздействие. Обновление армии охватывает ее новою, на сей раз незадерживаемою волною. Полезность мероприятий признается уже не одними лишь лучшими людьми, вроде Ордина-Нащокина и Ртищева, но и толпою. Из ее среды, рядом с одряхлевшим афоризмом «не веруй инородникам», раздается крик, что сила государства зависит «от строев военных», которые требуют у нас улучшения, что военное искусство зависит не от одной лишь «природы» (происхождения), но и от развития и образования7: С высоты трона в 1647 году «бодро-опасным рассмотрительством» самого царя санкционируется появление в печати книги, в которой, с точки зрения господствовавших [5] ранее взглядов, проповедуется едва ли не еретическая мысль, что «ратная премудрость, опричь богословия, паче и превыше всех инных премудростей»8.
Соединенные усилия правительства и наиболее прогрессивных слоев современного общества приводят к тому, что в 1661 году посетивший Россию наблюдательный иноземец не без тревоги заносит в свои записки, что цари стремятся только к одному: что бы все знания русских заключались «в полном повиновении, в перенесении трудов и в умении побеждать в битвах»9. Решительным шагом к достижению этого «уменья» послужило соборное деяние об отставке отеческих случаев 1681 года10. Этим актом был разрушен последний щит, прикрывавший старую косность, местничество, а вместе с тем было расчищено более широкое русло для потока реформ. До какой степени интересовалось последними современное общество, видно из забытого факта что ко времени появления на исторической сцене Петра Великого раздавались даже голоса, что в XVII веке «народ российский... паче о бранех, неже о книгах, паче об обучении воинском, неже обучении школьном, тщание имеяше»11.
Такова общая схема движения военного дела в XVII в., далекого от неподвижности и затхлого спокойствия стоячей воды. Исторические события отодвинули эти деяния на задний план. Полная энергии, разрушения и созидания деятельность Петра I заслонила собою более скромную работу его предшественников. Малочисленность и труднодоступность памятников дореформенного времени содействовали тому же, а сказания современников-очевидцев наложили на то время отпечаток какой-то татарско-византийской инертности. Оно и понятно: «язык наш», говорит один из передовых людей времени Царя Алексея Михайловича, «есть пребеден и ко всему неспособен; историй и всяких давнин мы есьмо не сведомы; никаких политичных похвальных разговоров чинить не можем; для ради тех причин народы нас в безцению держят»12. [6]
Но, по мере того, как историческая наука начинает относиться к XVII веку с более пристальным вниманием, значение этого века, как «предтечи» эпохи реформ, выясняется с полною убедительностью. Нет той крупной меры Великого Царя, решение которой не было бы так или иначе подготовлено его предшественниками. Скажем больше, правильное понимание внутреннего смысла мер Царя, их исторической необходимости и логики достигается только после предварительного, более или менее, всестороннего изучения соответствующих отраслей военного дела в предыдущее время. В этом случае многое, кажущееся позаимствованным с Запада, является в действительности старорусскою формою, лишь прикрытою иноземческою номенклатурою. Другие меры, которые мы приписываем творчеству гениального преобразователя, оказываются примененными в зачаточном виде его предшественниками; наконец, тот хаос, лихорадочная порывистость действий, которые знаменуют первые годы преобразования наших вооруженных сил, в частностях своих представляются более спокойными, систематичными и прочно связанными с старою действительностью.
Как известно, одною из наиболее блестящих страниц в реформе Петра Великого являются его меры в области офицерского вопроса. Введенная им во второе десятилетие XVIII века система чинопроизводства поражает своею законченностью и теми, отчасти не утерявшими практического значения и в настоящее время, основаниями, которые были положены в сложный вопрос последовательного продвигания достойных офицеров вверх по иерархической лестнице чинов. Этим мерам в свою очередь предшествовал период чрезвычайной запутанности и произвола в производствах, особенно в первые годы Северной войны.
Но и запутанность с произволом, и гениальная система не были, и не могли быть, исключительным творением деятелей начала XVIII века. Утверждение подобной мысли было бы повторением старой несправедливости к XVII веку, новою попыткою держать его «в безцении», ибо обе стороны петровской реформы были уже подготовлены его предшественниками.
Настоящий очерк имеет целью посильно выяснить, что именно было сделано этими предшественниками Царя. Для этого мы сперва остановимся на старорусских чинах, затем посмотрим, как эти чины были постепенно поглощаемы иноземческими рангами, наконец, ознакомимся с теми порядками, которые господствовали при производствах в чины в конце XVII века. Этим путем [7] будет выяснен тот фундамент, на котором Петр Великий стал строить здание своей гениальной системы чинопроизводства.
Примечания 1 Послесловие к первому букварю Бурцева 1634 г. (П. Пекарский. «Наука и литература», I, стр. 168).
2 Из отписки Торопецкого воеводы 1628 г. («Акты Московского государства», I, № 201).
3 «Летопись о многих мятежах», изд. 1788 г., стр. 167 и 168.
4 Имеется в виду призыв иноземцев пред Смоленским походом 1632 г.
5 Собор 28-го января 7142 (1634) года. (Кн. Разрядные, II, столб. 618).
6 За время с 1632 по 1653 год, т. е. от осады Смоленска до первой польской войны нами было принято 75 посольств, посланников и гонцов и отправлено 26 посольств и гонцов (выборка из «Повседневных дворцовых времени Царей и в. к. Михайла Феодоровича и Алексея Михайловича записок», ч. I и II, изд. 1769 г.).
7 П. Бессонов. «Русское государство в половине XVII века». Рукопись времен Царя Алексея Михайловича (приложение к «Русской беседе» за 1859 г.); раздел «о силе государства», гл. 3 и 4.
8 «Учение и хитрость ратного строения пехотных людей» в изд. 1647 г., стр. 2.
9 «Путешествие в Московию барона Майерберга», изд. 1874 г., стр. 111.
10 «Древняя российская Вивлиофика», XVII, стр. 423 — 425.
11 Предисловие к латинскому лексикону Максимовича, изд. 1724 г. (П. Пекарский. «Наука и литература», I, стр. 193).
12 П. Бессонов. «Русское государство в половине XVII века», изд. 1859 г. стр. 20. |
