: Материалы  : Библиотека : Суворов : Кавалергарды :

Адъютант!

: Военнопленные 1812-15 : Сыск : Курьер : Форум

М.Погодин

Как установилось единодержавие Петра

Впервые в Сети!
Публикуется по изданию: Русский Вестник 1875, № 4, стр. 357-415
Материал предоставлен М. Бабичевым


библиотека Адъютанта



УЧАСТИЕ СТРЕЛЬЦОВ В УМЫСЛЕ РАСКОЛЬНИКОВ ПРОТИВ ЦЕРКВИ. - КАЗНЬ КНЯЗЕЙ ХОВАНСКИХ. - ИССЛЕДОВАНИЕ ДЕЛА ШАКЛОВИТОГО. - КНЯЗЬ Б. А. ГОЛИЦЫН

I

Смелый замысел, при общем расстройстве вследствие стрелецкого бунта, уничтожить все Никоновы исправления и привести все церковные дела в первобытное положение, как они были до царя Алексея Михайловича, грозил великим смущением не только в церкви, но и в государстве.
Кому же принадлежит этот замысел? Кто был зачинщиком?
Выслушаем сперва свидетелей:
Матвеев: "Тогда же (после первого бунта) объявилися в стрельцах многие раскольники. Получа своему зломыслию угодное время, начали советовать, как бы им раскол свой паки вновь утвердить, и православную церковь, их еретичеству противную, разорить и правоверных побить, того ради изобрали они себе предводителем князя Хованского и в ту же злополучную пору явившегося Никиту распопа, прозванием пустосвята, и чернцов неучев, бродяг и пьяниц..."[1]
В известительных и призывных грамотах из Троицкого монастыря было писано: "а после того (после московских смятений) он же князь Иван Хованский ратовал на святую соборную церковь, соединяся с проклятыми раскольниками, с Никитою Пустосвятом и единоплеменниками его, приходили для возмущения народов в Кремль" и пр.
В приговоре: "Ты же, князь Иван, со единомысленниками твоими, присовокупя к себе проклятых раскольников, Никиту Пустосвята с товарищи, ратовали на святую церковь; и те раскольники по твоему согласию, надеясь на тебя, приходили для возмущения народов в Кремль большим собранием... для задору к кровопролитию... а ты тех воров и мятежников церкви святые и всего государства от казни оберегал" [2] и пр.
Медведев. "7190 года видяще стрелецкую дерзость во всем и смущение в государстве, враги святые церкви и раскольники, нарицаемые капитоны, начаша на святую церковь ратовати, народ простой возмущать.... Помогаше же в то время тем раскольникам бывший в Стрелецком приказе боярин князь Иван Андреевич Хованский".[3]
Итак, Медведев приписывает почин раскольникам, Матвеев стрельцам, официальные документы князю Хованскому. 

___

Есть еще свидетель со стороны раскольников, Савва Романов, который принимал сам деятельное участие в их действиях и описал оные. Он приписывал начало стрельцам. "В 190 году, маия в 15-й день, по смерти государя царя Феодора Алексеевича, бысть чудо преславно (!) попущения святого Бога, воссташа служивые люди на бояр и убиша князя Ю. Долгорукова с товарищи. А после того смятения в 3-й день бысть промеж ими дума и совет заедино что в... Москве, старую православную веру возобновити" и пр. [4]

Рассмотрим эти три показания.
Прежде заметим вообще что современным свидетелям не достает в этом случае необходимой точности. Начало смешивается с продолжением. Стрельцы, раскольники и князь Хованский участвовали равно в происшествии, и имена их употребляются без строгого различия кому что и когда принадлежит; одни официальные документы, по особым причинам, приписывают начало именно князю Хованскому.
Будем говорить прежде о стрельцах.
Стрельцы в попытке раскольников принимали участие, кажется, более страдательное, чем действительное и были слепыми орудиями постороннего внушения. Намереваясь якобы восстановить "древнюю православную веру", они не могли найти у себя человека который был бы в состоянии написать челобитную и потом держать ответ патриарху и властям; они не знали даже к кому обратиться и должны были просить одного чернослободца выручить их из затруднительного положения.
Большинство стрельцов не отличалось грамотностию. Когда сочинена была челобитная царям о возвращении к старому благочестию, то в собрании стрельцов не нашлось даже кому прочесть ее для прочих. "Сотенный (Михайло Артемьев) неискусен божественному писанию, чтет и речь с речью не разделяет и тупо гораздо, невнятно от него глаголемое. Они же (стрельцы) перестать ему велели, иного поискавши, и несть такого человека, и принудиша ту Савву чести". [5]
Точно так и после, когда челобитная была отослана в приказы, требовался тот же Савва, "понеже по приказам некому челобитные честь".
" Услышав чтение, удивишася, мы де во днех своих не слыхали такового слога, и толика описания ересей в новых книгах". Спрашивается, об чем же стрельцы сами-то хотели писать челобитную, если в написанной другими для них оказались новости, совершенно им неизвестные, приведшие их в удивление?
Когда стрельцам предложена была челобитная для подписи, половина их отказывалась: "нам де за что прикладывать? Мы де отвечать против челобитной не умеем и как руки приложить, так и ответ давать против патриарха и властей. А старцам уметь ли противу такова собора ответ дать? А они смутив да уйдут. А все то дело не наше, сие дело патриаршее".[6] Заметим слово смутив, которое также показывает что стрельцы не слишком понимали сущность дела. "Мы и без рук рады тут быть, да стоять за православную веру и смотреть правду, а по старому де не дадим жечь, да мучитъ".
Царевне Софии не стоило большого труда после прения уговорить выборных, а потом и рядовых стрелъцов, деньгами, угощениями и ласками, чтоб они отказались от участия в церковных распрях. "Они же служивые зле соединившеся да и повинные принесли за руками, что до того дела нам нет, и впредь не вчинять". [7]
Мало того, стрельцы, посланные сто человек, перехватали старцев и привели на патриарший двор и рассажали порознь. Никите Пустосвяту отсечена была голова, а прочие разосланы по монастырям в заточение.
И Матвеев свидетельствовал что по отшествии царевны и царицы из Грановитой Палаты, "прочие стрельцы" не имевшие раскола, "познав самую неправду раскольников, выслали их из Кремля тотчас, и с той поры они, стрельцы, свою братью почали от раскола того по малу усмирять. Прочие же стрельцы под совестию своею и не хотя умолкнули, беспомощне остася".[8]
Все эти свидетельства достаточно показывают что стрельцы, то есть большинство, не имели понятия о церковных делах, не принимали слишком к сердцу происшедших изменений в богослужебных книгах, а просто поверили посторонним внушениям что церковь подвергается опасности, и вызвались защищать ее, как защищали царский дом 15-го мая.
Савва Романов, свидетель вполне достоверный во всем что касается до самого событил, как оно обнаружилось, очень подозрителен в описании его начала между стрельцами. Вот как описывает он начало: "В 109 году мая в 15-й день, по смерти царя Феодора Алексеевича бысть чудо преславно (?), воссташа служивые люди на бояр и убиша... а после того смятения на третий день, бысть промеж ими (?) дума и совет за едино... старую православную веру возобновити... и поискавши у себя таковых людей чтоб кто умел челобитную сложить и ответ дать патриарху и властям и не обреташеся в них такова человека... и призваша единого от чернослободцев".
Калашников поведал своим знакомым Н. Баркову, И. Курбатому и Савве Романову. На общем совещании они решились поручить сочинение челобитной иноку своему Сергию. Все вместе потом они сочинили челобитную, и известили Калашникова, а тот пятисотного Ивана. "Он же Иван, слышав, рад бысть о сем: взяв с собой двух стрельцов, Никиту Юрьева Колчу да Авдея Артемьева пятидесятника", пошли к сочинителям и прослушали челобитную. "Пятисотный же Иван и сотенный Михайло Артемьев... послаша деньщиков по слободам" и пр. 
Вот только пять собственных стрелецких имен которые упомянуты в начале описания, да и те в продолжении позабылись и пропали. В приговорах называется еще стрелец Юдин Алексей.
Спрашивается, есть ли какое вероятие полагать чтобы два, три человека, или пятеро, не уверенные в деятельном участии большинства, могли решиться на такое важное дело, о котором ничего сами написать, а после и прочесть написанного не умели? Они не могли ничего сделать, как только посоветоваться с каким-то чернослободцем, а тот с своими знакомыми, которые уже отыскали наконец отца Сергия. Какая длинная процедура, исполненная случайностей!
"И возвестиша о сем боярину князю И. А. Хованскому. Он же радостен был о сем зело".
Как могли они идти к князю Хованскому с известием о своем намерении, не быв уверены заблаговременно в его согласии и содействии?
Каким образом мог Сергий, только-что написавший челобитную, по неожиданной якобы просьбе стрельцов, сделаться вдруг главным действующим лицом и требовать торжественного прения без совещания с своими единомышленниками, из которых никого еще и не видать было?
И все это происходило между стрельцами на третий день их бунта, когда город был в совершенной тревоге, когда стрельцы, равно как и правительство новое, ни о чем думать не могли, кроме текущих своих дел.
Все это такие странные явления, которых никаким образом объяснить и допустить нельзя, вследствие чего свидетельство Саввы Романова должно счесть неверным, с умыслом пли без умысла. 

___

Обращаемся к князю Хованскому.
Князь Хованский был предан учению первых ревнителей: знаменитый Аввакум живал у него, равно как и другие из их единомышленников. "Содержал же он", говорит Матвеев, "старый князь Хованский тайно у себя капитонского еретического раскола старых раскольников Аввакума, бывшего протопопа Казанского собора Пресвятой Богородицы, что в Китае-городе Москвы, и сообщников его распопа, таких же раскольников которые уже за тот свой раскол и ересь давно прокляты от Восточные святые церкви, и в Пусто-озерский острог в земляные тюрьмы заточены, и потом за великие на царский дом хулы сожжены были". [9]
Савва Романов свидетельствует что Хованский, принимая отца Сергия сказал: "Аз и сам грешный вельми желаю чтоб по старому было во святых церквах единогласно и немятежно. Аще, рече, и грешен, но неизменно держу старое благочестие и чту по старым святым книгам и воображаю себе на лице своем крестное знамение двема персты". "И нача чести символ православные веры"; "и в Духа Святого Господа истинного и животворящего". И рече: "тако верую, тако проповедую и молю в Троице славимого Бога о сем, дабы умилосердился о народе христианском, и не дал бы в конец погибнути душам христианским от нынешния новые Никоновы веры". И много изрек от божественных писаний. [10]
Живое, деятельное участие князя Хованского в намерениях и действиях раскольников очевидно как по известиям Романова, так и по свидетельствам Матвеева и Медведева:
Он является главным посредником между раскольниками и правительством, старается сколько от него зависело помогать им, желает доставить им победу, - и только.
В описании Саввы Романова он представляется даже как бы впервые осведомленным о принятом намерении подать царям челобитную, только тогда когда ему донесено было стрельцами. Так точно и из последующего рассказа показывается что он по указанию только стрельцов, теперь, познакомился с отцом Сергием, и также услышал от них имя Никиты, как бойца способного состязаться. [11]
Положим, что этим показаниям доверяться нельзя, что они сочинены лля закрытия действительных подступов к делу, но вообще мудрено предположить чтобы Хованский, не утвердившись еще на своем месте, мог затеять новое столь важное дело, исход которого был не верен, и когда же? Лишь только был назначен начальником Стрелецкого приказа, и среди приготовлений к царскому венчанию.
Самая организация дела указывает не на лицо, а на общество, и общество книжное, то есть раскольников, к которым теперь и обращаемся.

___

Дело принадлежит им в самом начале, и мы должны принять буквально свидетельство Медведева, хотя мимоходом, без особенного намерения, им представленное. [12]
Удар был вероятно задуман и подготовлен передовыми людьми из раскольников. 
Никому кроме раскольников не могла прийти в голову мысль о представлении царям челобитной: стрельцы не знали о чем и просить, как мы видели выше, и удивились когда услышали какие ереси попали в богослужебные книги.
Никто кроме общества раскольников не мог предложить всенародного рассуждения о вере.
Видя расстройство и замешательство в правительстве, и всю силу в руках у стрельцов, они решились воспользоваться благоприятными обстоятельствами для исполнения пламенных своих желаний и приступили немедленно к действию.
Придумали сочинить челобитную и вытребовать торжественное всенародное прение о церковных вопросах, в которых уверены были одержать победу при известной слабости патриарха.
В покровительстве князя Хованского они были уверены, ибо он издавна был с ними в тесной связи и разделял их убеждения, как Соковнин и его сестры, Урусова и Морозова, и многие другие.
Требования свои предъявили они нарочно среди придворных приготовлений к царскому венчанию чтобы напасть на правительство врасплох.
Между тем они начали ходить по улицам, как свидетельствует Матвеев, и проповедывать свое учение. [13]
"Начальствующие же бе в них, за той же раскол прежде изверженный, и потом обещавшийся того не творити бывший поп Никита Пустосвят-Суздалец".
Его и видим мы на сцене главным действующим лицом, как на совещаниях, так и на словопрении.
Ему одному и голова отсечена, а прочие пятеро подверглись только заточению.
Хованский оставался в стороне, как будто ничего не знал, и все происходило мимо его, а между тем действовал под рукой чрез своих агентов, из которых главным был, кажется, Алексей Юдин, выборный Воробьина приказа.
Из сказания Романова видно что он на первом частном совещании у патриарха был как бы представителем стрельцов и начал беседу с патриархом. [14] 
В приговоре сказано: по злохитростному умышлению князя Ивана и сына его... и единомышленников их воров и раскольников святые церкви и ругателей Алешки Юдина с товарищами.... учинилось великое смятение. 
И в нынешнем 191 году, сентемврия в 17-м числе.... Князь Иван и сын его.... и Алешка Юдин с товарищи за то их многое воровство казнимы смертию. [15]

___

Действие под рукою было впрочем и с другой стороны, так что из некоторых выражений Романова можно замечать что и патриарх, а следовательно и правительство знали о приготовлениях и принимали свои меры.
"Видев в Титовском полку благоразумнии людие", говорит Савва Романов, "яко по улещению патриарха не бысть в иных полках согласия о правоверии, совет сотвориша в своем полку с челобитною ходити по приказам, руки прикладывати". [16] "Среди этого обхода бысть между ими пря великая и брань; инии хотят прикладывать, а инии не хотят, обольстившеся патриархом".

___

План содержался в глубокой тайне, так как прежде план Ивана Михайловича Милославского, поднять стрельцов для доставления царевне Софии в руки управления, и после план князя Бориса Алексеевича Голицына для доставления его Петру.
Савва Романов может быть не знал о приготовлениях, не знал что происходило за кулисами, и начал описывать только то что происходило на сцене.

___

Заключаем: замысел был искусно обдуман, с большими надеждами на успех, а что он не удался, отечество тем обязано твердости, находчивости и решительности царевны Софии, которой принадлежит честь и слава за оборону православной церкви.

 

II

За что были казнены князья Хованские, отец с сыном?
В смертном приговоре отец был обвинен прежде всего в возбуждении стрелецкого бунта.
Имея пред глазами все документы относящиеся к тому времени, удивляешься, как могло состояться такое явно нелепое обвинение! С какою наглостию могло оно быть про-изнесено пред глазами современников, которые ясно видели весь ход дела и знали кем и для чего было оно ведено!
Имени князя Хованского не встречается ии одного раза ни в каком из современных документов, относящихся к первому бунту, а была ли у него какая связь со стрельцами до бунта, нигде нет ни малейшего намека. 
Для чего нужен ему был бунт? Никакой цели предположить у него нельзя.
Если бы он хотел захватить в свои руки власть, то зачем же не захватил он ее тотчас, а предоставил царевне Софии, при которой был князь Голицын, И. М. Милославский и целая сильная партия?
На что ему смерть Матвеева, Нарышкиных, Долгоруких, с которыми никаких враждебных отношений у него неизвестно, точно как не было дружеских с прочими действовавшими лицами того времени? Если скажут что он хотел избавиться от противников, то такими противниками должны бы в таком случае сделаться ему не одни Нарышкины с Матвеевым, но и Милославские, Голицыны, Долгорукие и пр. Он не мог надеяться ни на чье согласие, а напротив должен был опасаться соперников в обеих партиях и во всем обществе.
Матвеев приписываеть ведение дела в стрелецком бунте И. М. Милославскому, не произнося ни единого слова о Хованском: чрез 50 лет, когда и Хованский и Милославский истлели в своих гробах, почему бы ему было вину Хованского перенести сведома на Милославского? Не мог выдумать Матвеев ссоры Милославского с Хованским: на что ему такое показание?
Если бы Хованский устраивал бунт, то есть если бы он, был его зачинщиком, для своих целей, то как бы никто из бояр, принадлежащих к той или другой партии, этого не заметил на Верху в продолжение бунта, и каким образом не принято там было мер?
Как бы мог он во время бунта оставаться один одинехонек на Верху в руках противников из обеих партий, которые тотчас, увидев в чем дело, могли бы с ним разделаться?
Если бы Хованский устроил бунт, то как бы явилась на сцене София, и получила от стрельцов просьбу быть правительницею?
Мы видим Хованского в продолжении бунта за одно с Софьей, как бы в зависимости от нее: он относился, например, к царевне Софии с объяснениями о датском резиденте.
Сама София назначила Хованского начальником стрельцов после их бунта.
Если бы София знала его зачинщиком бунта, то как бы она могла сделать такой выбор?
Хованский, получив стрельцов под свое начальство, является прежде всего покровителем так называемых старообрядцев и принимает участие в их действиях для восстановления старых церковных порядков; если бы у него были в мысли какие важнейшие намерения, то с чего стал бы он вмешиваться с самого начала в такое опасное дело?
Все это такие нелепости, которые не выдерживают ни малейшей критики.
И Софья обвиняя Хованского в произведенном будто бы им бунте обвинила саму себя.
Обвинение изложено сначала в грамотах разосланных из Саввинского монастыря по городам с призывом ратных людей на помощь царскому делу, таким образом:
"По кончине царя Феодора, Московские стрельцы всех приказов и Бутырские солдаты, по тайному согласию с боярином нашим, князем Иваном Хованским, нам государем изменили и весь народ Московского государства возмутили.... А после того, мая в 15-м числе, они же воры и изменники стрельцы и солдаты собрався.... приходили в Кремль.... При нас бояр наших и думных и близких людей поймав, ругательно побили и из палат пометали. [17] А после того, он же, князь Хованский, ратовал на святую соборную церковь, соединяся с проклятыми раскольниками, с Никитою Пустосвятом и с единомышленниками его.... А после того те же воры и изменники по своему воровскому совету с боярином князем Иваном Хованским и сынами его мыслили на нас великих государей всякое зло и бояр наших хотели побить". [18]
То же обвинение изложено и в прочих грамотах.
В подметном письме, на которое грамоты ссылаются, было сказано что Хованские подговаривали доносчиков, вместе с другими, извести царской корень и побить бояр: Одоевских троих, Черкасских двоих, Голицыных троих, И. М. Милославского, Шереметевых двоих и пр. "А как государство замутится, и на Московское царство избрали бы царем его, князя Ивана, а патриарха и властей поставить кого изберут народом, которые бы старые книги любили" и пр. [19]
В приговоре прочитанном князю Хованскому в Воздвиженском пред казнию, преступления его начинаются с его управления стрелецким приказом. Видно совестно было так нагло в глаза лгать ему что он начал стрелецкий бунт. Старик понял из-за чего началось дело и хотел объясниться о "совершенных заводчиках с начала оного бунта стрелецкого, от кого вымышлен и учинен был". [20]
Что касается до обвинений сына, то он готов проклясть его, если обвинения окажутся справедливыми.
Но с Верху, по наущению Милославского, последовало приказание отрубить скорее головы Хованским, что должен был исполнить стрелец, потому что палача не оказалось.

___

Рассмотрим теперь эти обвинения, предупреждая что казнь Хованских представляет до сих пор много странного и непонятного.
Он хотел, говорят, извести царское семейство и захватить в свои руки верховную власть.
Какие же есть на то доказательства?
Никаких, кроме голословного обвинения со стороны правительства.
В обвинительной грамоте и у Медведева говорится что в Коломенском найдено было подметное письмо с описанием преступных намерений Хованских.
Это подметное письмо (средство самое обыкновенное в то время) свидетельствует гораздо более против царевны Софии, чем против Хованских, а именно:
Оно не было оглашено в Воздвиженском, ибо если бы сколько-нибудь было оглашено, то должно бы дойти до сведения Хованских, и они, разумеется, приняли бы свои меры.
В мнимом письме показаны приметы писавших, по которым можно было их найти и допросить, получить доказательства, узнать подробности, сделать очные ставки. Ничего этого не было, доносчики не были привлечены ни к какому следствию и остались неизвестными.
Матвеев называет письмо прямо выдумкою: "но тот ковар видимо был сложен из природной политики того ж боярина Милославского и сообщников его, от чего великие государи того ж дня в Саввин монастырь выехали. [21] 
Если ж надо было выдумывать письмо, то значит, никаких наличных доказательств не было. Письмо нужно было чтоб иметь после лишний предлог для обвинения и смертного приговора.
Казнить из-за наговора от неизвестных людей, без всяких справок, не выслушивая объяснений, не предлагая ни одного вопроса, в день именин царевны Софии, по выходе из церкви, - одна эта поспешность доказывает что дело было не чисто, что прямых доказательств не было, а была крайняя нужда избавиться поскорее, во что бы то ни стало, от опасного человека, по каким-то неизвестным причинам, кои нельзя было обнародывать и кои нужно было заменить чем-нибудь, хоть явною ложью для формы.
Если мы видим что Хованский был обвинен в устройстве первого стрелецкого бунта, с явною несправедливостию, то и прочие обвинения имеем право счесть a priori столько же несправедливыми. Имея обвинения достаточные и справедливые не нужно бы было прибегать к явной лжи, и возбуждать ею недоверчивость к справедливым, если бы они были, обвинениям.
Какие распоряжения делали, какие меры принимали Хованские для приведения в исполнение своего намерения извести царский род?
Никаких, ибо если бы было что, то непременно было б упомянуто в приговоре: следовательно ничего не было такого что даже могло бы быть растолковано в худую сторону.

___

Исследуем теперь события.
Царевна София с царями не пошла в ход в Донской монастырь 19-го августа. Неужели София боялась в самом деле нападения в церковном ходу, среди народа, а потому не приняла участия вместе с молодыми царями?
Нет, она верно хотела только, согласно с задуманным планом, возбудить в народе подозрение что цари чего-то боятся.
Двор отправился в Коломенское на другой день, 20-го августа. [22] Участь Хованского была уже решена, и план начал исполняться.
Почему поехала царевна София в Коломенское, а не прямо к Троице, где она могла быть безопаснее?
Во-первых, к Троице походы были определенные - ко дню памяти Преподобного Сергия, обретению мощей, Троицыну дню. Поехать за три недели туда было бы очень странно: ничем нельзя было объяснить такой ранней поездки. Что было делать двору у Троицы в продолжение трех недель?
Притом дорога дальняя - потребовала бы трех дней, в продолжение которых в пустом поле мало ли что б могло случиться. И Хованскому, предполагая в нем дурные намерения, мудрено было бы объяснить причины отъезда; точно также и вызвать его туда, достать в свои руки, было бы гораздо мудренее и затруднительнее.
И теперь Хованский начал подозревать недоброе:
Стрельцы, выборные из всех полков, вероятно подученные Хованским, явились (23-го августа) в Коломенское с челобитною: "Великим государям сказали будто у нас у надворной пехоты учинилось смятение, на бояр и на ближних людей злой умысел, и будто у нас из полку в полк идут тайные пересылки, хотим приходить в Кремль с ружьем попрежнему, и для того они, великие государи, изволили из Москвы выехать: но у нас во всех полках такого умыслу нет и вперед не будет; чтоб великие государи пожаловали, не велели таким ложным словам поверить и изволили бы придти к Москве". - "Великим государям про ваш умысел не ведомо", был ответ: "изволили великие государи с Москвы идти по своему государскому изволению, да и прежде в село Коломенское их походы бывали же".
Приехал в Коломенское и сам князь Хованский, вероятно чтобы разузнать положение дела; и вместе он вздумал попугать двор известием о намерении Новгородских дворян с иных чинов служилыми людьми прийти на Москву и требовать заслуженного (?) жалованья и сечь всех без разбора и остатка.
Царевна София велела объявить о том на постельном крыльце, а в Новгород послать грамоту "для подлинного о том свидетельства". Хованский упросил в Москве не повещать и в Новгород грамоты не посылать. Так сказано в приговоре, но вероятно Царевна объяснялась с князем Хованским тогда гораздо мягче, и старалась представить дело ему гораздо спокойнее, не давая ему поводов опасаться. [23]
У Хованского не достало духу ступить последний шаг, - а у Софии достало.
Царевна потребовала к себе Стременный полк под предлогом именин царя Ивана Алексеевича.
Полк был отпущен, как сказано даже в обвинении. Но отпущен он был по многократном требовании.
Хованский хотел отправить его в Киев, как сказано в приговоре. Но, вероятно, это была отговорка, а он, может быть, начинал опасаться собиравшейся на него грозы.
Если бы Стременный полк был при Дворе в Коломенском, то почему же не спросила тогда Царевна Хованского к себе для объяснения, по случаю полученного подметного письма? Звала же она его в Воздвиженское. Она могла удержать его, имея при себе целый полк, да и без полка - сделать с ним что угодно.
Действо Нового Года, сентября 1-го, отправлялось обыкновенно с великолепием в Успенском соборе в присутствии всего двора.
Царевна и цари не воротились из Коломенского, прислали повеление присутствовать вместо себя князю Хованскому, который однакож в собор не поехал, и в соборе из правительственных лиц был только один окольничий, к великому огорчению и оскорблению патриарха.
В народе произведено великое смущение и в то же время подготовлялось доверие к последующим обвинениям.
В Москве ожидали нового кровопролития из бояр иные последовали за царями, другие отъехали в свои поместья.
На другой день, 2-го сентября, цари выехали из Коломенского в село Воробьево, 4-го числа из Воробьева в Павловское, 6-го приехали в Саввин Сторожевский монастырь. Отпраздновав здесь память чудотворца Саввы, 10-го сентября, в тот же день выехали в село Павловское; 12-го числа из Павловского в село Хлябово; 13-го из Хлябова в Воздвиженское, к здешнему празднику 14-го числа. [24]
Спрашивается, каким образом все это не обратило на себя внимания Хованского?
Он должен был тотчас принять меры наступательные, если имел замыслы в своей голове, и приступить к их исполнению, или принять меры оборонительные, если не успел еще приготовитьоя, и не осмеливался напасть без всякого повода; одним словом, он должен был принимать какие-нибудь меры, хотя для своего оправдания, для уничтожения возникших подозрений, наконец, для своего спасения.
Он ничего не делал; значит, ничего определенного, положенного, у него не было.
В Воздвиженском, в 15 верстах от Троицы, куда следовательно можно было приехать в два часа, Двор был уже безопасен, и царевна София решилась остаться там до 17-го, чтобы править там день своего ангела. Случай поблагоприятствовал и здесь царевне Софии, на погибель Хованскому. Туда пришло известие от него о прибытии в Москву гетманова сына.
"Егда же приспе, да не совершится злоба грешных, зане Господь суемудренному совету в коварстве запинатель, писал он князь Иван с Москвы в поход к великим государем, что идет к Москве гетманский сын из Малой России, и како его принимать; по тому ево письму послана к нему грамота с похвалою чтобы он ради возвещенных дел гетманского сына приехал в поход к великим государем сам в село Воздвиженское, и от царского величества о том указ, дел тех слушав сам, и он князь Иван ради того поехал из Москвы сентября в 16-й день с сыном своим князем Андреем". [25]
Спрашивается, если бы Хованский знал за собою вину, если бы он знал о подметном письме в Коломенском, если бы он знал о грамотах, разосланных по соседним городам, с обвинением его в тяжких уголовных преступлениях; то каким образом решился бы он ехать в Воздвиженское?
Он должен был или бежать, или приготовляться к обороне, словом, употреблять те средства кои хотели употребить стрельцы даже без него.
А если у него были намерения, то тем паче он увидел бы необходимость приступить к исполнению.
Но видно, повторяем, ничего не было, а со страху он не нашелся, и попал в искусно расставленные сети.
Имев в Москве человек по сту провожатых или караульных, здесь он, виноватый, подозреваемый, угрожаемый, ехал безо всякой свиты. С чем это сообразно? Так точно и прежде, имея такие намерения, как мог бы он не помешать удалению двора от Москвы, не напал на Двор в Коломенском, или в Саввине, или в Воздвиженском, когда у Двора не было никакой защиты?
София пригласила Хованского с сыном приехать для встречи гетмана, - и отправила боярина князя Лыкова схватить его на дороге, лишь только получила она известие что они двинулись из Москвы с немногими провожатыми.
Лыков настиг старика в шатрах под Пушкиным, а сына его в своей деревне около Братовщины.
Дело было ведено со сторовы правительства в глубочайшей тайне, и князь Хованский, не имея никаких намерений ему приписанных, отправился в Воздвиженское безо всяких предосторожностей, как ни в чем не бывалый.
Щербатов замечает: "То истинно, что Хованский поступком своим, привлекать к себе дружелюбие стрельцов, великую причину подал, но чтоб явным бунтовщиком объявился, сего нигде не видно; а напротив того, ссора его с Милославским и злоба на него царевны Со-фии являются вину его уменьшать". (В примечаниях к истории Петра Грека Феодоси, стр. 159).
Между тем в Воздвиженском, после обедни, около церкви, под открытым небом, открылось совещание, где прочтены были вины Хованского и произнесен смертный приговор.
Если бы Хованский замышлял подлинно что-нибудь недоброе и близок был к началу, то непременно имел бы сообщников, о которых необходимо бы было сделать розыск, допросы, следствия, очные ставки, как обыкновенно бывает и бывало при этих случаях. Ничего этого не было сделано, не было сделано даже допроса ни ему, ни сыну, а немедленно отрублены головы, - в день именин, придя от обедни, пред собравшимися поздравителями!
Ясно, что хотели скорее концы в воду и боялись потерять минуту. Одна эта поспешность доказывает и несправедливость, и пристрастие, и опасение чтобы не предприняли чего стрельцы. Одинцов, один из главных деятелей в первом бунте, и Юдин, в замысле раскольников, казнены кстати вместе с Хованским.

___

Софию не зазрила совесть взвести небывалые преступления на старика, ей преданного, вместе с его молодым сыном, а ее историк Медведев имел бесстыдство думать об их увековечении, чтоб обмануть потомство.
Медведев позабыл что, при описании раскольничьего смятения, чрез несколько дней после стрелецкого бунта, он сам вложил в уста Хованского следующие слова обращенные к боярам: вам буди известно что при них и нам быти всем побитым, также как и недавными часы нашу братью побили, и домы наши разграбят. [26]
Медведев все это обходит, и не говорив ни слова о Хованском в описании бунта, что было бы необходимо и неизбежно, если бы было действительно, повторяет свои обвинения в грамотах и не прибавляет ни слова в объяснение.
И о таком-то историке г. Аристов дает следующий отзыв: "Как человек образованный по своему времени, и как очевидец происшествий, С. Медведев изложил рассказ о них в высшей степени добросовестно и беспристрастно". (!!) [27]

___

За что же был казнен Хованский с сыном? Он знал тайны Софиины; он был нескромен, за что получил и прозвание народное - тараруй; он был хвастун и хвастался пред всеми боярами своими заслугами, своею силою, - спасением Москвы от кровопролития; он поста-вил против себя всех бояр образом своих действий; он имел на своей стороне стрельцов, которые так своевольничали что возбуждали опасение прежних выходок, - может быть даже он пробалтывался о каких-нибудь намерениях, и София могла опасаться что Хованский вздумает воспользоваться стрельцами, которые готовы были по его приказанию делать все ему угодное; наконец, он имел на своей стороне многих раскольников между всеми сословиями, которые не оставляли своих намерений. Присоединим такого убедительного проку-рора, как Ив. Мих. Милославский. Следовательно, во всех отношениях был это человек опасный, от которого необходимо было избавиться. Всеобщая ненависть которую он внушал против себя своим высокомерием уменьшала опасение возбудить казнию его против себя общее мнение. Мечтания молодого Хованского давали повод к опасениям другого рода. Это был личный враг И. М. Милославского, который, по его милости, угрожаемый стрельцами, бегал и скрывался, как крот, по своим подмосковным деревням. Наконец, казня Хованского, Софии кстати можно было взвалить на него вину стрелецкого бунта со всеми его убийствами, - вину, которая в глазах народа или общества, или значительного числа граждан, лежала на царевне Софии, и помрачала ее славу, возбуждала против нее общее, хотя и тайное осуждение. Сколько несчастных для Хованского обстоятельств которыми искусно умел воспользоваться Милославский и убедить Царевну покончить с ним разом.
Вот вероятное объяснение, хотя, повторяю сказанное в начале этого рассуждения, многое все-таки остается здесь темным и необъясненным по понятиям нашего времени. Каким образом, например, София решилась ехать в Коломенское после того как, против обыкновения, не принимала участия в Донском ходу? Не должна ли бы она бояться нападения, если бы оно было задумано? Как не возвратилась к действу Нового Года? Ведь подозрение должно было непременно возбудиться в Хованском, если даже многие бояре оставили Москву, опасаясь возмущения? Ей надо было быть уверенной что она обманет Хованского. Каким образом Хованский дал себя обмануть, если имел намерения, да и без намерений он должен был принять свои меры, а он не принял никаких, и полез прямо в петлю?
В объяснение можно сказать разве то, что по теперешнему нашему прогрессу в хитростях и предосторожностях, и всяких кознях, нельзя судить о действиях того времени: при всех усилиях на многое не хватало тогда ума и догадки, и дела шли простее, смелее, неосторожнее; авось играло роль гораздо больше, чем теперь.

___

Устрялов описал этот эпизод очень легко и безотчетно. Соловьева можно поблагодарить только за то что он нашел официальную записку о походе царском в Коломенское, Саввин монастырь и Воздвиженское, из которой мы увидели благовидные предлоги. Но нужно бы напечатать ее.

 

___

План, как порешить с Хованским, был сделан вероятно еще в Москве: не идти в ход, то есть посеять опасение в народе, уехать в Коломенское к празднику Иоанна Предтечи, призвать туда полк на всякий случай, потом, разъезжая по церквам и по монастырям протянуть время, пока будут собираться понемногу из городов на помощь служилые люди, которым, может быть, дано было знать только под рукою без огласки; грамоты же предположено было верно разослать уже из Воздвиженского близ Троицкой крепости (почему на них и не выставлены числа), где София с царями была бы безопасна, вызвать туда Хованских под каким-нибудь предлогом, - и порешить там дело.
План такой же художественный, как и при устройстве первого стрелецкого бунта: виден мастер своего дела - боярин Иван Михайлович Милославский.

 

III

Мы должны теперь исследовать историю последней распри царевны Софьи с Петром, которая кончилась его единодержавием.
Приступая к исследованию, выразим прежде всего сожаление что следственное дело о Шакловитом до сих пор не только не напечатано, но и не собрано, не приведено в порядок, неизвестно вполне, ибо все так называемые свитки, которыми пользовались Устрялов и Аристов, составлены или склеены часто на удачу или наобум, с большими пробелами. Могу сказать это решительно, перечитав по многу раз выдержки г. Аристова, главы из истории г. Устрялова обнимающие это событие, и копию находящуюся в Археологической Коммиссии. Дело подвергалось каким-то случайностям, и некоторые части его попали в частные руки. Покойный граф Виельгорский, молодой собиратель материалов для русской истории, говорил мне еще в 1839 году, в Риме, что у него есть дело о Шакловитом. Устрялов упоминает о двух частных собраниях в коих, как он слышал, находятся отрывки.
Если бы мы видели ясно весь ход дела, если бы имели в последовательном порядке доносы или изветы, потом допросы, вследствие доносов сделанные, ответы или объяснения, далее очные ставки и признания, тогда легче было бы отыскивать истину чрез сличение показаний и соображение обстоятельств. Даже о сохранившихся отрывках из дела встречаются разногласия: Устрялов ссылается на такие показания которых нет у Аристова. Мы примем их в соображение, ибо не можем подозревать Устрялова в выдумке: дело другое - как он принимал и объяснял эти показания. В этом можно с ним не соглашаться.
Заметим в заключение что из читавших дело в подлиннике, Устрялов увлекался желанием обвинить Софью, а Аристов желанием оправдать ее и пр.
Употребим испытанный нами при исследованиях этого рода прием математический, не понимаемый нашими недоучками: идти от известного к неизвестному, от несомненного, ясного, к неясному, сомнительному. 

___

В ночь с 7-го на 8-е августа, Петр ускакал внезапно из Преображенского в Троицкий монастырь, спасая жизнь свою бегством.
Это есть важнейшее событие, которым положено основание решению распри между им и сестрою в его пользу, как прежде отъезд царевны Софьи с братьями и Двором в Коломенское, а оттуда в Саввин монастырь и Троицкую Лавру решил судьбу князя Хованского.
С другой стороны, побег Петров проливает свет на предшествовавшие обстоятельства, о которых можем мы судить на основании этого многозначительного данного. Его должно исследовать тщательно.
Если Петр бежал, то значит что жизнь его в Преображенском подверглась опасности и он получил в том удостоверение.
Так ли это было? Точно ли он бежал опрометью из Преображенского?
Это было точно так, и мы имеем верного свидетеля, стоявшего вне партий, генерала Гордона, который держался еще на ту пору Софьи, и присоединился к Петру гораздо позднее, когда победа склонялась на его сторону. Он в дневнике своем написал именно что получив "известие о собрании стрельцов в Кремле, по полученному приказанию, и намерении идти с оружием на Преображенское чтобы побить Нарышкиных и некоторых других, он вскочил с постели, и бросился, даже не обувшись, в конюшню. Там велел он оседлать себе лошадь, и отъехал в соседний лес, куда принесено ему было платье. Одевшись, поскакал он опрометью в Троицкий монастырь. Кто мог и был готов, тот следовал за ним. Он прибыл к Троице 8-го числа поутру в шесть часов, в совершенном утомлении. Если он употребил на дорогу шесть часов, - меньше положить нельзя, - то из Преображенского отправился он около полуночи. Отнесенный в комнату, в монастыре, он бросился на постель, в слезах рассказал игумену о случиившемся, и просил помощи и покровительства. Несколько потешных (guards) и придворных прибыли туда в тот же день и в следующую ночь донеслись из Москвы разные известия. Внезапный отъезд молодого царя произвел большое смущение и распрю в Москве, дело содержалось в тайне, и извинялось, или, лучше сказать, со всевозможными ухищрениями представлялось маловажным". [28]
Следует ли принимать свидетельство Гордоново? Мог ли он узнать обо всех обстоятельствах и записать их у себя в дневнике немедленно?
Гордон жил в Немецкой Слободе, в соседстве с Преображенским, да если и переехал в новый свой дом, то мог получить известия от приятелей из Немецкой Слободы, которые могли знать и знали все происходившее в Преображенском, и могли сообщить ему такую любопытную новость.
Имея такого верного свидетеля, примем к сведению или к подтверждению показания сделанные после при допросах: 
Псаломщик Антон Муромцев показал: 
"А как де великий государь изволил идти из села Преображенского скорым походом, и тои ночи Лаврентьева полку Сухарева пятидесятник Алексей Савостьянов в слободе ночевал, и поутру в той слободе почали кликать остаточных и спусковых (?) стрельцов чтобы шли в поход. И он де Алексей посылал проведывать сына своего, названного, Степана Алексеева, на съезжую избу, для чего кличут стрельцов в поход? И десятник ему сказал: для того де кличуть что великому государю поход в Троицкий монастырь, да тихонько ему сказал что де изволил на Преображенское идти скорым походом в одной сорочке. И он, пришед, ему Алексею сказал что де поход в Троицкий монастырь, а того ему не сказал что скорым обычаем поход учинился. Он сказал после бабке своей, и та бабка, вышед в город, сказала своим сестрам, и от них де услышал погребщик, а как его зовут и какого чину, того он не ведает. И погребщик де извещал в стрелецком приказе к Ф. Шакловитому; и Ф. де тое бабку и его Стенку взял в стрелецкий приказ, и десятника который ему Стенке сказывал, взял и расспрашивал. А к нему Антошке пришли из Сухарева полка и сказали что по посылке Ф. Шакловитого та баба и стрельцы взяты и хочет де им, вывед на площадь, головы отсечь. И он Антошка пришед вверх, Ф. Шакловитому говорил, чтоб он над ними показал милость для того что поход государей учинился явен по всему государству.
И он де Ф. ему сказал: "и тебе же тут же доведется голову отсечь". И после того бил челом он царевне, и после де челобитья те вышеписанные люди из приказу свобождены и никакого наказанья им не учинено". [29]
Из этого показания видно что Петр точно бежал ночью внезапно, в одной сорочке, следовательно в виду крайней опасности, неожиданно узнанной; что по бегстве Петра, в ту же ночь из Преображенского послано было распоряжение звать стрельцов Сухарева полка в поход к Троице; что бегство сочтено, даже и в народе, важным событием, и какой-то погребщик, узнав о нем случайно, счел обязанностию тотчас донести о том главному лицу, Шакловитому; что бегство со стороны Софии хотели содержать в тайне, и за первое разглашение виновники подверглись было казни.
Деньщики Шакловитого, Федор Турка, Иван Троицкий, Михайло Феоктистов, с товарищи, в доносе своем показали:
"Августа против 8-го числа послал их Шакловитый в село Преображенское проведать, тут ли де государь и будет ли де к Москве, и государя де они в Преображенском не застали, а приехали за полчаса до света к Шакловитому на двор, и сказали ему что благочестивого царя из Преображенского согнали, ушел де он бос, только в одной сорочке, а куда, того не ведомо, и он Шакловитый молвил: "вольно де ему взбесясь бегать". [30]
Это показание вставлено в особый как будто обвинительный акт.
Сам Шакловитый показывал: 
"По утру часу (?) в другом дня (то-есть 8-го числа) приехав они к нему на двор (посланные им накануне для разведывания в Преображенское деньщики его Федор Турка, Иван Троицкой, Михайло Феоктистов с товарищи, а кого имени того не упомнит) сказали что великий государь Петр изволил идти из Преображенского в ночи скорым походом в село Алексеевское; а после того с час спустя пришел пристав Родионова полка Остафьева и сказал что великий государь изволил идти в Тайнинское. [31]
Итак верно что Петр, испуганный известием что его хотят в эту ночь убить, бежал из Преображенского к Троице. Это согласно свидетельствуют: Шакловитый, его денщики и доносчики, Сухаревский десятник, и те люди кому он сообщил эту новость.
Заметим в пользу этих свидетельств что они согласны с Гордоном, следовательно показания при пытках вообще не все сомнительны.

___

Но правда ли это что Петра убить хотели в ночь с 7-го на 8-е августа?
Едва ли было такое намерение по крайней мере на эту ночь, судя по многим обстоятельствам.
Накануне, пред вечером, князь В. В. Голицын, сшед с Верху, отдал приказ полковнику Нормацкому, бывшему в тот день с своим полком на стенном карауле, все ворота в Кремле, Китае и Белгороде запереть, как пробьют первый час ночи, и никого не пускать, а отпирать за час до света.
Вот показание полковника Андрея Нормацкого: "Августа де в 4-й день (?) стоял он на Москве на стенном карауле, в Верху, с полком своим. И того ж де числа князь В. Голицын за час до вечера шел с Верху, а приказал ему Андрею записать указ в книгу, чтоб запирать ворота в Кремле, в Китае и Белом городе, как пробьет час ночи, а отпирать за час до света. А знатных людей велеть пропускать по-прежнему". [32]
Распоряжение такое точно было сделано, ибо Гордон в своем дневнике под 7 августа говорит: "ночью собралось много стрельцов, но никто не был впускаем кроме известных и знакомых лиц. Это встревожило партию младшего царя, так что все, узнавшие про то, поспешили в Преображенское".
Для чего ж бы делать такое распоряжение, если бы было намерение идти из Кремля? Напротив, - не видно ли из этого что в Кремле боялись нападения из Преображенского?
Ни Голицына, ни Шакловитого не было в Кремле вечером 7-го числа. Вот свидетельство что Шакловитый приехал в Кремль уже ночью. Подъячий Агап Петров показал:
"В 197 году, августа 7-го, приходит Агапка к Шакловитому в день, и он не велел ему уходить со двора. И часу де в другом ночи поехал Ф. Шакловитый в Верх, а с собою взял его Агапку, да подъячих же Ф. Степанова, Ивана Истомина. И как пришли за ним они в Верх, и велел им спать в Грановитой Палате, и сам он спал в Грановитой же Палате, да с ним спал полковник А. Нормацкий".
"И часа за два до света Ф. Шакловитый, взбудя их, велел идти за государыней к церкви Казанской Богородицы, и как начали петь молебен, Агапка взошед в монастырь лег спать".
А вот свидетельство что и князя В. В. Голицына не было тогда в Кремле. Шакловитый послал за ним из Казанского собора стрельца Абросима Петрова, которому сказано что он не может. Тогда Шакловитый поехал к нему сам и пробыл полчаса. [33]
Итак по этим показаниям кажется что о нападении на Преображенское в ночь с 7-го на 8-е августа никто не думал: ни София, ни Голицын, ни Шакловитый.

___

Так может сказать адвокат принимающий показания подсудимых на веру и составляющий из них свое оправдательное целое, но надо исследовать, верны ли они, не противоречат ли им другие показания, наконец совершенно ли они согласны между собою.
Сам Шакловитый показал что его больного несколько раз, 7-го августа, вызывала к себе на Верх царевна София. Она велела нарядить пеших стрельцов побольше сперва для сопровождения ее на богомолье, по обещанию, в Донской монастырь, потому что намедни пред ее глазами убили на Девичьем Поле отставного конюха.
Мы не станем рассуждать пока о том, что обещание идти пешком в монастырь, рассказ об убитом конюхе за две недели на Девичьем Поле, и необходимость иметь в провожатые стрельцов побольше с ружьем, принадлежат к выдумкам: они не идут к настоящему вопросу.
Мы примем сперва только показание Шакловитого, что он нарядил стрельцов собираться в Кремль для чего бы то ни было.
Когда он сделел это распоряжение?
В деле не означено, но его определить можно по следующим данным:
Час спустя после первого поручения царевна сказала ему (следовательно он оставался на Верху): объявилось письмо что потешные конюхи, собрався в селе Преображенском, хотели приходить августа против 7-го числа на их государской дом в ночи, и их государей (то есть Ивана и Софию с сестрами) побить всех, а против 8-го числа будут для того кончая (то есть тем паче), и чтоб она брата своего великого государя Ивана Алексеевича и сестер своих здоровья опасла, и пр. Тогда царевна велела собрать стрельцов человек триста или больше, все ворота в Кремле на ту ночь запереть и впредь запирать. [34]
Вот об этом распоряжении имеем мы точное определение времени. Полковник Нормацкий показал что он получил его от князя Голицына за час до вечера, как мы видели выше.
Следовательно больной Шакловитый пришел на Верх, по зову Царевны, часа за три до вечера; через час по его приходе объявилось подметное письмо. Прочесть письмо, рассудить, распорядиться о вызове стрельцов - на это никак нельзя положить менее двух часов, и за час до вечера, через три часа по его приходе, состоялось распоряжение.
Стрельцы не вдруг могли собраться: надо было к ним послать приказы, надо их было оповестить, изготовиться, наконец прийти. Все это должно было продолжаться часа два, три, и они могли собраться только около полуночи, и тогда уже должны были последовать окончательные распоряжения.
Каким же образом в такое опасное время, когда ожидалось нападение на Кремль, Шакловитый мог оставить Царевну и уехать домой ночевать?
Точно то же должно сказать и о князе Голицыне: мог ли он не оставаться в Кремле, в ожидании нападения потешных конюхов?
Нет, они верно оставались в Кремле в обоих случаях - хотели ль нападать оттуда, или там обороняться.
Но подъячий Агап Петров показывал, как мы видели выше, что днем застал Шакловитого дома.

Для чего же Агапу Петрову выдумывать такое показание?
Становясь на адвокатскую точку, можно предположить, с большою впрочем натяжкою, что Шакловитый, кончив свои распоряжения на Верху, за час до вечера, как это нами по исследовании заключено, имел какую-либо нужду заехать к себе на дом, чтобы тотчас опять воротиться на Верх: в таком случае мог Агап Петров застать его днем, хотя уже и очень поздним, в последние минуты пред вечером.
Предположить что Агап Петров пришел к Шакловитому рано утром, нельзя, по ходу его речи, ибо он говорит: я пришел, он меня оставил, и в первом часу ночи пошел на Верх, велел мне идти с собою.
Под такое предположение подходит, хоть и не вполне, показание и другого подъячего Федора Степалова: "Августа 7-го пошел он на двор отца своего Степана Евдокимова (истопника Царевны), и на встречу ему попался Ф. Шакловитый и велел идти за собою; был он у него во дворе часа полтора и на последней четверти первого поехал Шакловитый в Верх и велел ночевать".
По этому показанию выходит что Шакловитый дома оставался около полутора часов, то есть воротился домой с Верху, по нашему счислению времени, и одиннадцать часов, что не совсем согласно со "днем" Агапа Петрова.
Как бы то ни было, Шакловитый, по собственному его показанию, был в Кремле 7-го августа, отлучаясь домой на короткое время, если даже принять показания Петрова и Степанова.
Голицын же был на Верху до вечера, и если уехал, то мог воротиться при малейшем признаке опасности, в предположении оборонительном, а в наступательном он желал даже и преднамеренно оставаться в стороне, так как дело могло обойтись без него.
Ворота в Кремле и Китае могли запираться и на случай обороны, и на случай нападения - в последнем для того чтобы скрыть приуготовления.
Таким образом по вышеприведенным данным, сличенным с другими, нельзя утверждать (см. выше) что ни Софья ни Голицын ни Шакловитый не думали о нападении на Преображенское с 7-го на 8-е августа. Вопрос остается открытым.

___

Мы возврашаемся на ту точку с которой начали исследование: Петр бежал ночью с 
7-го на 8-е число к Троице, испуганный доносом что его сейчас убить хотят в Преображенском.
Как доносчики это узнали и на чем основывали свой донос? Что побудило их так поспешить своим известием?
Первый вопрос представляется здесь, кто были доносчики?
Судя по жалованной грамоте (см. ниже) их было семеро: стрельцы Стремянного Цыклерова полка: пятисотенный Ларион Елизарьев, пятидесятники Ипат Ульфов, Дмитрий Мельнов, десятники Федор Турка, Яков Ладогин, Михаил Феоктистов, Иван Троицкой.
И в деле о Шакловитом, при всей его запутанности, главное место занимают их изветы.

Первое лицо между ними пятисотенный Ларион Елизарьев; его имя стоит на первом месте в Жалованной грамоте; между изветами главный и подробнейший принадлежит ему; первое подозрение царевны Софии в доносе пало на него; посланцам Шакловитого к Троице поручено было разведывать что говорит Елизарьев и пр.
Что это было за лицо?
Соберем все известия об нем рассеянные в деле. 
Это было лицо издавна самое близкое к Шакловитому, доверенное, посвященное в его тайны, осыпанное жалованьями царевны Софии, которая часто призывала его с товарищами к себе для различных тайных объяснений. 
Елизарьев в 195 году (1687) в Великий Пост принес Шакловитому письмо, найденное на Лубянке (он имел свой дом), на полустолбце, "а в том письме написано чтобы всяких чинов люди народом собрався шли к Казанской Богородице, и выняли письмо у той церкви на паперти за иконою ИИресвятой Богородицы, и учинили б по тому письму". 
Шакловитый послал за тем письмом самого Елизарьева, который его нашел и доставил к Шакловитому.
В письме были писаны многие непристойные слова о царевне Софии Алексеевне, советовалось "послать бояр... к которым она была милостива..."
"Получив такое письмо, царевна", - говорит Шакловитый, - "должна была опасаться всякого дурна".
Письмо это было, разумеется, выдумано, но оно показывает как рано начала царевна София распускать слухи о своих опасностях, и вместе какою доверенностию пользовался Елизарьев у Шакловитого, который поручил ему исполнение проделки.
Казалось нужно бы было, при розыске, спросить Елизарьева о происхождении письма, которое могло бы объяснить многое, но в деле не видать ни малейшего к тому приступа.
Елизарьев раздавал деньги стрельцам, по поручению царевны Софии, когда она намеревалась венчаться царским венцом, что доказывает давнюю ее к нему доверенность.
"Тому года с два или больше, сказывал Гладкову Стремянного полку стрелец Д. Воротников: ведаешь ли де ты, на Семенов де день великую царевну венчать царским венцом, и никому де ты не сказывай. И за то де дал ему Л. Елизарьев полтора рубля денег". 
Стрелец Михаил Чечетка показывал что Елизарьев призыван был Шакловитым к себе на двор для совещания об избрании нового патриарха.
"Прежде того с год или больше призывал Шакловитый их к себе на загородной двор, да с ним разных стрельцов, Лариона Елизарьева, Ивана Шестакова, пристава Об. Петрова, Ал. Стрижова, Ел. Романова, Семенова полку Капустина, пристава Кондрашку (?), а иных имен не упомнит, было человек с 20. И при иих им Ф. Шакловитый говорил: им мочно де патриарха переменить и взять из властей которые на их руку, для того что от негомногое прение бывает. - И они де задумались и говорили, ведают ли де про то великие государи и бояре, и Ф. им сказал, ведает де один великий государь, а другой в малых летех, а про бояр сказал: все де отпадшее зяблое дерево. И они де ему сказали: твоя де воля, а их разуму нет. И того числа вынял Ф. из кармана челобитную, а в той челобитной имена стрелецких и солдат-ских полков и гостей и гостинные сотни, чтобы великие государи указали святого патриарха переменить за то что не их рука. И они де ему говорили, кого де надо на его место быть, и он де им сказал изо властей; буде изо властей не похотят, мощно де и простого старца, и учинят ему такую честь - тот же де будет патриарх, и про челобитную сказал: я де напишу и белую челобитную, и велел домой идти, и дал им по бумажке денег, а по сколько не упомнит".
Из показания Н. Гладкого видно что Елизарьеву вместе с другими стрельцами царевна София жаловалась на происки царицы Натальи Кирилловны: "ему да Л. Елизарьеву, да Ульфову, да А. Кондратьеву, в августе месяце в первых числах 197 году, великая государыня София Алексеевна у церкви Риз Положения в палатке изволила говорить: долго ль де нам терпеть? уже де житья нашего не стало де от князя Бориса да от Льва; брата их великого государя Иоанна Алексеевича комнату дровами заклали, и хотят де князь Василья Васильевича Голицына голову отрубить, а он де добра много сделал. Польское де перемирие учинил, с Дону де выдачи не бывало, а его де промыслом и с Дону выдают. Да на него ж де все несут: брат де ему князь Борис... и вы де нас не покинте, мочно ль де на вас надеяться и кн. Бориса и Льва взять. И они де ей, великой государыне, сказали: "воля де в том ваша государская", и велела комнатному истопнику дать им сто рублев денег, и те деньги им даны".
(Не этот ли случай в извете Ульфова прписан Шакловитому): "Говорил ему Ипату", показывает Ипат Ульфов, "да Л. Елизарьеву, да А. Кондратьеву и Н. Гладкому Ф. Шакловитой, "мощно ль на вас надеяться? Голицын с товарыщи изгоняют и поругаются и венец царской изломали. Мочно ль де вам их взять, и учинить над ними смертное убивство?" И в то де время дал он Ф. им четверым: ему, Ипату, и Лариону, и Андрюшке, и Н. Гладкому, государева жалованья 100 рублев, по 25 рублей человеку, для того чтоб они на такое дурно были готовы". 
Из показания истопника Евдокимова видно что Елизарьев приводим был для совещания к царевне Софии к церкви Воскресения. "С Ивановской площади для стрельцов, как укажет великая царевна быть им Вверх, истопник Степан Евдокимов хаживал; а буде его в которое время не прилучится, хаживал истопник О. Осипов, и стрельцов с Ивановской площади Елизарьева и Ульфова Вверх приваживал ко Воскресенью". [35] 
Никита Гладкий сказал: Медведев де ему, Микитке, дал денег 5 руб., Лариону Елизарьеву 10 руб., Федору Турке, Михаилу Феоктиотову, Ивану Троицкому дал по пяти рублев. А. С. Медведев на очной ставке в застенке с Гладким сказал: такие де деньги стрельцам он давал, а велел де ему раздать Ф. Шакловитый в то время как поехал к гетману для того что стрельцы погорели. [36]
Л. Елизарьев сказывал Сильвестру что у Ф. Шакловитого есть роспись, кого им бить, которую Шакловитый хотел им дать. [37]
Наконец вот еще какое показание об Елизарьеве дал С. Медведев:
"Пятисотный Л. Елизарьев, пришед к нему, плакал: беда де на них пришла великая, не знают де как быть, призывал де их Ф. Шакловитый, его, да О. Кондратьева, Стрижова, Петрова, и говорил чтоб им тайно в ночи послать по боярина Льва Кирилловича Нарышкина да кравчего князя Бориса Алексеевича и иных, а кого, то он не знает". (Елизарьев просил его:) "Про те их слова ему, Ф., не сказывать". Сильвестр отсоветовал и грозил гибелью и в этом веке и в будущем; "он де ему и в лицо скажет". Ларион с товарищи спросили его: "как же им быть и от того дела отговориться, потому что за то непослушание боятся они смерти". Сильвестр присоветовал сказать "что (им) того дела учинить одним никоими меры невозможно, а иным говорить они о том не смеют, говорил бы он сам им". Ф. может отпереться и всех их напрасно погубит. Елизарьев привел к нему товарищей своих, и Сильвестр "им о том чтобы им не делать запрещал же и говорил им: "если де вы то учините, пропадете". Тогда оии, Елизарьев с товаршци, ему, Ф., отказали и того делать не стали. И многажды ему Сильвестру он, Ларион, говаривал: если бы де "он" их не укрепил и им де было то сделать". [38]
Против этого показания никаких возражений в деле нет.
Заметим еще что решение убить Голицына и Нарышкина и других делано было давно, как видно из этих показаний.
Вот еще свидетельство того же Елизарьева на стрельца Афанасия Ларионова, которое доказывает вместе с прочими что он знал все дела и замыслы того времени: "В 195 году августа в 18 числе призывал его Шакловитый на загородный двор, да Б. Дмитриева с товарыщи, и говорил чтоб им сентября де 1-го числа 197 года, как изволят великие государи в возобновление нового лета выйти к действу, из тех полков приготовить стрельцов человек по 50 и по 60, и побрать де боярина Льва Кирилловича с братьями и посадить за караул; а Сухаревским стрельцам приказал чтоб в то время для того дела Кремль они заперли. А преж сего за день Ф. III. его призвал и сказал ему государеву милость и службу их похвалил. И дано де было им за то денег по пяти рублей, а деньги давал Ф., и в тех де полках которые к тому были призваны, своей братье велел сказывать, и давали им по два рубля человеку". 
Первое знакомство Елизарьева с Сильвестром Медвевым учинилось (чрез Гладкого), приходил он, Гладкий, к нему с Ларионом и пил пиво. 
А Елизарьев, дал Никите Гладкому тетрадку о церковных предметах, полученную от Медведева. 
Из всех этих показаний видно что Ларион Елизарьев находился в самых коротких отношениях к царевне Софии, Шакловитому и С. Медведеву, и даже в последний день Шакловитый сообщил ему, кажется, о своем намерении (см. ниже).

___

Из прочих доносчиков Турку, Феоктистова, Троицкого, Устрялов называет, не знаю почему, деньщиками Шакловитого. Их посылал он с 7-го на 8-е число проведывать о Петре в окрестностях Преображенского.
О Турке по делу известно что он стаивал на Ивановской площади, где велено было ему слушаться приказов, которые принесутся с Верху истопником Евдокимовым.
Ульфова, как Елизарьева, призывала часто царевна в Верх к Воскресенью, где она говорила с ними тайно.

___

Теперь обратимся к показаниям о событиях с 7-го на 8-е число августа, подавшим повод к бегству Петра. Здесь представляется такое замешательство, такая путаница, такие противоречия, которых разрешить, согласить, объяснить нет никакой возможности, тем более что розыск не вполне известен, как замечено выше. 
Устрялов говорит что Шакловитый передал свое распоряжение, которое представлено нами прежде, стрельцам Обросиму Петрову и Андрею Кондратьеву, и послал деньщиков своих Турку, Троицкого и Капранова "верхом к селу Преображенскому для вестей, куда пойдет царь Петр, и велел караулить его одному под рощею, другому у Красного Села, третьему на плотине". [39]
Устрялов ссылается на показание Петрова, подтвержденное де Шакловитым, которого нет в выдержках Аристова.
Мы находим впрочем подтверждение о распоряжении Шакловитого собираться стрельцам в Кремль в показании Юрия Лесника: "По приказу пятидесятника О. Петрова наряжен он, Юрка, августа против 8-го числа в ночи, и иные того ж полку стрельцы с ружьем, человек со сто выбором, а иттить им велел в Кремль.... и поставил их Оброська на Лыкове дворе, да с ними Микитка Гладкий с товарищи".
Поручение Кондратьеву доказывается словами Гладкого: "Августа 8-го числа в ночи, велел ему пристав Кондратьев нарядить сто человек стрельцов, и он пришед на Лубянку" и пр.
Приведем теперь извет самого Елизарьева, подтвержденный Гладким, которому судьбою было предоставлено заварить кашу на гибель своих единомышленников. 
Устрялов вот как начинает рассказ об этом событии: 
"Ларион Елизарьев до 28-го июля пользовался особенною доверенностью Софии, неоднократно бывал в ее хоромах, слушал ее жалобы на царицу, сопровождал ее на всех выходах и не изменял ей ни словом, ни делом; но когда Шакловитый потребовал у него решительно убийства Нарышкиных и других приверженцев Петра, Елизарьев, вспомнив Бога, условился со своими товарищами при первом признаке опасности известить о том государя, а в случае надобности пожертвовать для защиты его собственной жизнию. В доме его собирались стрельцы преданные Петру, в том числе деньщики Шакловитого; а на дворе стояли оседланные лошади для скорейшей ведомости".
Извет Елизарьева, помещенный в выдержках Аристова состоит в следующих словах:
"У него Елизарьева были в дому того ж Стремянного полку десятники: Турка, Феоктистов, Троицкий, Ладогин. И в то де число прибежал на Лубянку к съезжей избе Н. Гладкий, да А. Сергеев, и от съезжей избы прислали по него, Лариона, его, Сергеева, чтобы шел к съезжей избе. И он, и вышеписанные десятники пошли с ним. И у святых ворот он Н. Гладкий говорил им чтобы стрельцы взяли сто другое с ружьем, шли в город, все де готовы, а их де приказу никого нет.... У Спасского набату язык он привязал..... слушайте набату.... И велел на съезжей избе караульным пятидесятникам кликать в строевых кафтанах с ружьем 300 человек, и приказывал строевым, собрався, идтить по набату в город не мешкав, а Федору Турке с товарищи ехать по заставам для вестей... и Турка говорит ему, по какому де указу им идтить в город? а люди де у них готовы". [40] "И Ф. де Турка ему, Микитке, сказал что они де его не слушают, и Михаила Капранова для проведанья в город посылал". 
Положим что Елизарьев с товарищами, имев несколько раз вызов Шакловитого на убийства в Преображенском, как мы видели выше, могли заключить из посылки Гладкого что оно решено на нынешнюю ночь, но каким жe образом объяснить что в извете своем он говорил об убийствах в Кремле, когда придет туда Петр, а не в Преображенском: "Ф. Шакловитый призывал Н. Гладкого, да его Лариона, да пристава А. Кондратьева, Е. Романова, и говорил им чтоб приготовить стрельцов 100 или 200 человек, а буде мочво, хотя б кто и весь полк при-вел для того, как великий государь Петр.... изволит к Москве быть, а в то число побить бояр Льва К. Нарышкина с братьями, да кравчего Б. А. Голицына, будто они хотят известь великую государыню Coфию Алексеевну. Да в то ж число велел он Ф. побить Нарышкиных всех до одного человека, и Лопухиных, да Апраксиных всех троих, Викулу Извольского, Федора Зыкова".
Здесь говорится, кажется, именно о приготовлениях и распоряжениях в случае нaпaдeния на Кремль с 7-го на 8-е августа, ибо употребляются выражения означающие однократное действиe: приготовить, привести. Так нельзя бы говорить о постоянной, имеющей быть всегда, готовности. Какой бы смысл имели слова: приготовить сто-двести человек, а кто может, тот приводи хоть целый полк, чтоб побить... когда придет царь Петр? Как можно приготовлять, приводить, не зная, когда именно это нужно?
В признании Гладкого, выраженном почти теми же словами, как и извет Елизарьева, смысл этот о 7-м числе несколько затемняется тем что Гладкий, рассказав о призвании, продолжает: "А августа де против 8-го числа в ночи велел ему пристав Кондратьев нарядить сто стрельцов и пр". Последнее обстоятельство как бы отделяется от первого союзом а: вот слова Гладкого: 
"Ф. Шакловитый призывал его, Н. Гладкого, да Елизарьева, Кондратьева, Петрова, Романова, и говорил им он, Ф. Шакловитый: великая де государыня приказывала чтоб боярина Льва К. Нарышкина и кравчего князя Бориса А. Голицына побить и идти бы им для того великим собранием к великому государю (!) в поход в село Преображенское и в Преображенском бы их и побить. А августа против 8-го числа в ночи велел ему пристав А. Кондратьев нарядить 100 человек стельцов; и он пришед на Лубянку, к Ларионову двору Елизарьева, с Сергеевым, говорил ему, Лариону, что пристав (Кондратъев) прислал, велел и проч." [41]

___

Странно было бы чтобы Шакловитый, задумав нападение на Преображенское, не дал бы знать о том Елизарьеву, одному из самых близких и доверенных к себе лиц, которому и прежде говорено было о том часто.
Но странно и то что Елизарьев в извете своем выражается об этом не так ясно и точно. Ему следовало бы сказать прямо: Шакловитый де в таком-то часу призывал меня с такими-то товарищами, и сказал мне что положено идти на Преображенское в таком-то часу, или чтоб мы тогда-то приводили стрельцов в Кремль в ожидании там Петра.
Впрочем кажется что это только недостаток точности в изложении дьяков-редакторов, которой требовать нельзя в данном случае. Елизарьев и Гладкий, кажется, говорит одио и то же об одном и том же деле; Шакловитый сообщал распоряжение тому и другому, именно о нападении 7-го августа.
"Елизарьев шепнул Мельнову", продолжает Устрялов, описав появление Гладкого на Лубянке, "посмотреть что делается в Кремле. Скоро возвратился Мельнов и объявил что Кремль наполнен вооруженными стрельцами, что все ворота заперты, что в глазах его Никита Гладкий стащил с лошади царского спальника, приехавшего из Преображенского, Федора Федоровича Плещеева, и избив, отвел его на Верх к Шакловитому. Видя что дело начинается, Елизарьев и друзья его велели отомкнуть церковь Преподобного Феодосия, что на Лубянке, позвали священника и пред святым Евангелием, целуя животворящий крест, дали клятву спасти царя".
Устрялов ссылается здесь также на показания Ларионова и других, с. 57, но я нигде не нашел этого показания, ни у Аристова, ни в списке Археологической Коммиссии. 
Теперь спрашивается, каким же образом Елизарьев, зная что в Кремле ждут нападения, - это он пишет сам в своем извете, - и вовсе не думают нападать ныне на Преображенское, мог послать туда известие что Петра убить хотят и идут для того в Преображенское? Он мог донести только что в Кремле сделаны приготовления его встретить.
Если бы даже поручению Шакловитого, которое приведево выше (приготовить, привести) придавать общий смысл, а не приурочивать его именно к 7-му числу, то от Турки, Троицкого, Феоктистова, которые посланы были Шакловитым разведывать куда пойдет Петр из Преображенского, Елизарьев мог быть извещен об ожидании, а не о нападении. И Сильвестру тою же ночью сказал Елизарьев что велено собираться стрельцам в Кремль в ожидании нападения Петрова, что видно из показания старца Арсения, жившего и бежавшего с С. Медведевым. Он показывал:
"Августа де против 8-го числа, часу в другом или третьем ночи, стрельцы Елизарьев и Гладкий (?), Турка, Феоктистов, к нему Сильвестру приходили и говорили: тое де ночи великий государь будет из села Преображенского к Москве, а им де велел (кто? Шакловитый) сбираться в город, а многим ли человекам и из которых приказов, того он не ведает. А Сильвестр де Медведев что им говорил, того он не слыхал; только он то слышал от Селивестра будто он стрельцам говорил: "что де вы делаете? Чтоб ваши души не пропали". [42]

Что же после этих соображений и показаний должно бы заключить от извете Елизарьева с товарищами, будто стрельцы идут в Преображенское убить Петра?
Извет их был ложный. Они лгали заведомо.

___

Не меньше противоречий представляется и в других обстоятельствах.
Гладкий знал о поручении Турке, Троицкому, Феоктистову. Звавши стрельцов в Кремль словами что там все готовы, он как будто дает понять что оттуда сбираются идти на Преображенское, а напоминая Турке, Троицкому, Феоктистову о разведыванье, он как будто думает что в Кремле ожидается нападение.
Для чего Турке спрашивать Гладкого, по какому указу стрельцы должны идти в Кремль, когда ему дано другое поручение, напоминаемое ему даже Гладким? Гладкий на его вопрос мог ответить ему что получил приказ от Кондратьева.
С чего же говорить Турке что не хочет слушать Гладкого? О ком говорит он: мы готовы, тем более что дело до него не касалось, и ему дано было совершенно особое поручение?
С чего ему, имеющему совсем другое поручение, посылать для поверки объявленного Гладким, Капранова, которому тот, ни мало не оскорбляясь, рассказывает по дороге что он сделает с патриархом, ризничим, тем или другим боярином?
Турка показывает что послал с Гладким Капранова, что подтверждает и Гладкий, а Елизарьев, по Устрялову, посылает Мельнова, который возвращается и сообщает ему что Кремль наполнен стрельцами. Тогда Елизарьев посылает Мельнова с Ладогиным в Преображенское. 
Возвратился ли Капранов и с какими известиями, неизвестно.
А сами Елизарьев, Турка, Феоктистов (старец Арсений присоединяет к ним Гладкого вероятно по ошибке) идут в Кремль неизвестно опять - одни или с требованными стрельцами, и послав донос о нападении на Преображенское заходят сказать Сильвестру что в Кремле ожидают Петра и им велено туда собираться.
А у Сильвестра был уже Кондратьев, который сказал ему то же:
"В ночи часу в другом или третьем пришел к нему А. Кондратьев и сказал: был де он в слободе, и приказал чтобы сто человек с ружьем шли в Кремль, да из Ефимьева де и из Жукова полков указала великая государыня быть по сту ж человек с ружьем. А сказывают де что великий государь Петр Алексеевич изволит быть тое ночи к Москве, и великой государыне Софии Алексеевне хочет от владения отказать. И он де ничего им не сказал". [43]
Турка и Феоктистов идут теперь с Елизарьевым в Кремль, во 2 или 3 часу ночи, а им ведь велено ехать для вестей к Преображенскому, и они приедут оттуда поутру часу в другом дня, с донесением что Петр ускакал в Алексеевское (первое село на пути к Троице).

___

Здесь еще не все вопиющие противоречия. Вот одно из самых громких:
Певчий Лаврентий Кузьмин Бурмистров показал:
"А августа против 8-го числа, как сбираны в Кремль стрельцы, ночевал он дома. А двор его на Лубянке; и услышал той ночи что сбираются стрельцы. Он пришел на Лубянку. У церкви стоят стрельцы Елизарьев да Троицкий, да Турка; он спросил их, для чего онн сбираются. Они ему сказали: "велено им идти в город", больше того он с ними ничего не говорил, и побежал в монастырь к старцу Селиверстру сказать ему, какая беда чинится. А то де слово он: "какая беда чинится" сказал потому, на дороге стрелец Феоктистов ему говорил: какую беду Микитка Гладкой сделал было, велел стрельцам идти в город с ружьем; а для чего, того не сказал". [44]
Каким образом Феоктистов, посланный Шакловитым для разведывания о Петре в Преображенском, оказавшийся ночью у Елизарьева на Лубянке с товарщами, и выслу-шавший вместе с ними вызов Гладкого, мог встретиться Бурмистрову, бежавшему с Лубянки на Никольскую в Заиконоспасский монастырь к С. Медведеву?
Как он успел побывать уже в Кремле, видно до Капранова и Мельнова (?!), и узнать совершенно другое, чем Мельнов, то есть что Гладкий поднял напрасную тревогу? "Какую де беду сделал было Н. Гладкий, велел стрельцам идти в город с ружьем", сказал он Бурмистрову. И Сильвестр, вышед к Бурмистрову из чулана, подтверждает это известие: "вот де какая беда, что бешеный Микитка Гладкой делает".
Феоктистов, встречая Бурмистрова, бежавшего с Лубянки, пока там оставался еще Елизарьев с товарищами и Гладким, должен был воротиться туда прежде Мельнова (и Капранова), и объяснить беду нужнее своим сообщникам, чем мимоходом Бурмистрову, лицу постороннему, а они не узнают от него, видно, ничего о напрасной беде, а напротив узнают от Мельнова, который должен был воротиться к ним после Феоктистова, о собрании стрельцов, вследствие чего посылают донос в Преображенское, чтобы спасался Петр! Что же делал тут Феоктистов? Узнается что тревога поднята Гладким по пустому, а между тем посылается в Преображенское известие, чтобы там спасались от убийц.
Устрялов говорит что Гладкий прибегал на Лубянку и в другой раз с понуждением. Этого я не нахожу в выдержках у Аристова, и никак не могу понять: если первая его выходка сочтена бедою, как назвал ее Феоктистов и подтвердил Медведев, то по чьему приказанию мог он прибежать на Лубянку во второй раз и повторять свою беду?
Феоктистов говорил Бурмистрову что Гладкий сделал было беду. Феоктистов заходил к Сильвестру с Елизарьевым и Туркой и говорил что им велено сбираться в город. Феоктистов же говорил Сильвестру что Кондратьев смутил и сбора нет.
Да в тое же ночи (после 2 или 3 часа) к нему Сильвестру в монастырь заходили стрельцы Турка, Михайло Феоктистов, и сказали что А. Кондратьев смутил, сказал де он будто в Кремле де стрельцов никого нет.
Наконец Феоктистов с Туркою и Троицким является на утро к Шакловитому с донесением что Петр убежал в одной сорочке.
Вот такие противоречия являются в показаниях, а если мы попытаемся разместить все показания в хронологическом порядке, то противоречий и непонятностей явится еще больше.

___

Исчислим сперва действия.
Шакловитый позван на Верх и получил приказание распорядиться о собрании стрельцов для провожанья царевны Софии.
Через час по получении известия о нападении из Преображенского, он сделал новые распоряжения.
За час до вечера дано приказание князем Голицыным запирать ворота.
Шакловитый послал Турку, Троицкого, Феоктистова, для вестей в Преображенское.
Собираются стрельцы и помещаются - одни на Лыкове дворе, другие у Житного двора, третьи у дворцовой лестницы.
Гладкий бежит ночью на Лубянку собирать стрельцов, по приказу Кондратъева, и посылает Сергеева за Елизарьевым. Елизарьев является с Туркой, Троицким, Феоктистовым, которые у него были.
Турка спорит с Гладким.
Певчий Бурмистров, живший на Лубянке, слышит о собрании стрельцов, выбегает на улицу, видит у церкви Елизарьева, Гладкого, узнает причину и бежит в 5 часу ночи на Никольскую к Сильвестру, чтоб известить его о лроисходящем.
Елизарьев посылает Мельнова в Кремль для осведомления.
Турка Капранова, который отправляется вместе с Гладким.
Встречается Бурмистрову Феоктистов на дороге и говорит о беде сделанной Гладким. Сильвестр подтверждает его слова.
Возвращается Мельнов из Кремля. Доносчики клянутся в верности.
Елизарьев посылает Мельнова с доносом в Преображенское, чтобы Петр спасался.
Гладкий прибегает во второй раз на Лубянку, с настоятельным призывом.
Бурмистров, уходя в 5 часу ночи, встречает Кондратьева у дверей Сильвестровых.
Кондратьев заходит к Сильвестру и говорит что нарядил стрельцов в Кремль.
Мельнов является в Преображенское около полуночи.
Петр разбуженный скачет опрометью к Троице.
Елизарьев, Турка и Троицкий заходят к Сильвестру и говорят что им велено идти в Кремль. [45]
После того Турка и Феоктистов заходят к Сильвестру и говорят что Кондратьев смутил.
Шакловитый между тем пришел на Верх в 1 часу ночи и остался там ночевать.
София за два часа до света идет в Казанскую церковь.
Елизарьев разговаривает с Агапом Петровым за церковью.
Являются деньщики Троицкий, Феоктистов, к Шакловитому и доносят о бегстве Петра из Преображенского.

___

Возьмем за исходную точку прибытие стрельцов с доносом в Преображенское немного спустя по полуночи, и бегство Петра, прискакавшего к Троице в 6 часов утра, что мы узнаем наверное из дневника Гордонова.
Если Мельнов и Ладогин прискакали в Преображенское немного спустя по полуночи, то с Лубянки отправились они по нашему счету часов около половины 12-го.
Мельнов пред отправлением своим в Преображенское успел воротиться из Кремля, куда был посылан доносчиками для осмотра: проехать взад и вперед, с Лубянки в Кремль и с Кремля на Лубянку, осмотреть Кремль и передать о виденном, на это нужен по крайней мере час. 
Переговорить между собою доносчикам, принять решение, обязаться взаимною присягой в церкви и отправить вестников в Преображенское нужно также около часа. 
Следовательно Мельнов с Лубянки посылан был в Кремль в половине 10-го часа, воротился в половине 11-го, и отправлен к Петру в половине 12-го.
Мельнов ездил с Лубянки в Кремль, по выслушании Гладкого. Гладкий, прибежав на Лубянку, посылал за Елизарьевым, который пришел с товарищами. Он передал им приказ, рассказывал, спорил с Туркою; на все это по крайней мере нужен час. Следовательно Гладкий прибежал на Лубянку в половине 9, а из Кремля около 9 часов, получив приказание Кондратьева, который привел стрельцов на Лыков двор в 9 часу.
Стрельцов надо было оповестить, нарядить, им надо было собраться, и прийти может быть от нынешней Сухаревой башни из-за Москворечья: на это нужно около двух часов, то есть первый приказ дан в 7 часов, что может быть и сходится с известием что Голицын велел запереть ворота Кремлевские за час до вечера, хотя расчет этот противоречит несколько показаниям что Гладкий прибежал на Лубянку ночью, а не вечером в 9 часу. 
Но вот что никоим образом объяснить уже нельзя, Бурмистров ночевал у себя дома на Лубянке. Ночью он услышал что собираются стрельцы, вышел на улицу узнать что делается, увидел Елизарьева, Троицкого и спросил их, и "больше того ничего с ними не говорил", побежал к Сильвестру. По вышепредложенному исследованию это не могло быть иначе как в 10 часу, а Бурмистров показывал что прибежал в монастырь в 5 часу ночи с Лубянки на Никольскую. У Сильвестра побыл он с "четверть часа" и уходя встретил Кондратьева! Каким образом Гладкий, воротясь с Капрановым в Кремль, успел там стащить спальника Плещеева приехавшего из Преображенского, отвести его на Верх к Шакловитому, и потом опять побежать на Лубянку понуждать стрельцов?
Далее, Елизарьев, Турка, Феоктистов, послав Мельнова и Ладогина, отправились сами в Кремль за Гладким, говорит Устрялов, но я не нахожу этого известия в деле, поколику оно известно. Они зашли к Сильвестру, во 2 или 3 часу ночи, сказать что им велено туда собираться. А по нашему исследованию они должны быть у Сильвестра в 12 часу, после Кондратьева, который приходил к нему с тем же известием, между тем как Бурмистров сообщал совершенно противное.
И каким образом Кондратьев мог прийти к Сильвестру в 5 часу ночи, когда он распорядился в Кремле и послал Гладкого в 9 часов вечера? Или Кондратьев приходил к Сильвестру два раза?

___

Как бы то ни было, но 7-го на 8-е августа тревога была напрасная, и намерения, по крайней мере решенного, идти на Преображенское с целию убить Петра не было.
В дополнение к сказанному заметим что в деле нет ни одного показания стрельцов в роде например следующего: нас посылал такой-то пристав, сотник. Нет никакого розыска: ты снаряжал ли, посылал ли? Положим что царевна София ходила в Казанский собор именно для того чтобы прикрыть неудавшееся намерение, но тогда объявились бы возражавшие, чтобы получить награду за верность.

___

Для чего же собраны были стрельцы в Кремль?
Для обороны от нападения Петрова, о коем предупреждало подметное письмо, полученное будто бы царевною Софиею 7-го августа. Не говоря о том что подметное письмо, как обыкновенное средство того времени, не только не заслуживает никакого доверия, но, напротив, возбуждает подозрение что были на Верху какие-нибудь намерения, которые закрывались этим письмом, а в Преображенском не заметно было никакого движения, Петра самые доносчики застали крепко спящим в 12-м часу. Да и на Верху Шакловитый, полковник Нормацкий, подъячие, - все полегли спать, и спали до заутрени, когда царевна София собралась
в Казанский собор. Каким образом можно бы понять что все они, ожидая Петра из Преображенского, полегли спать пред такой опасностью в Грановитой Палате?
Если София опасалась нападения, то в Преображенском должны бы быть неотлучно ее соглядатаи, которые извещали бы ее о всех движениях. Были же у нее там приятельницы, переносившие всякие вести. Шакловитый послал наблюдать, куда поедет Петр. Во-первых, кроме Кремля выезжать ему было некуда, следовательно, если справедливо, то должно бы справляться не о месте - куда, а о времени- когда.
Это одно обстоятельство давало бы знать вероятнее других что нападение ожидалось, если не приписать его отводу. В расчет надо принять однакож то, повторим прежнее замечание, что мы судим так по настоящим нашим взглядам на вещи с предусмотрительностию, плодом опыта; тогда поступали, как это видно из многих событий, гораздо, простее, неосторожнее, решались легкомысленнее, несмотря далеко в даль, не предполагая разных возможностей.

___

Если нападения ни предпринималось, ни ожидалось, то зачем же созваны были стрельцы?
Сопровождать царевну Софию на богомолье. Причина самая невероятная. Ходить ей по богомольям в такое опасное время было вовсе неудобно.
Но мы должны опять заметить что следствие ведено было самым неудовлетворительным образом. Главное внимание было обращено на изветы. Обвиняемые подвергались пытке, и после нескольких ударов, в первый или второй раз, признавали за собою большею частию все вины: как же можно верить подобным признаниям? 
Доносчики были неприкосновенны и говорили что хотели. Им не давали потом очных ставок, их не спрашивали по поводу других показаний. Медведев например показывал что Елизарьев с товарищами приходили к нему жаловаться на Шакловитого, который требовал де от них смерти Голицына и Нарышкина и т. д. Медведев, друг Шакловитого, будто убедил их не принимать на себя такого преступного дела, и Елизарьев поминал после часто что он и его товарищи обязаны за то Медведеву, без которого наверное исполнили б предложение Шакловитого. Елизарьев не был даже спрошен, правда ли это.
Точно также необходимо нужно б было розыскать происхождение подметного письма, найденного Елизарьевым на Лубянке, об опасностях грозивших царевне Софии года за два, которое было поводом к разным мерам, ею принятым.
На чем основываясь Феоктистов назвал сбор стрельцов в Кремле бедою, которую сделал было Гладкий, названный по этому случаю от Сильвестра бешеным? Что узнал Сильвестр прежде, и от кого, почему выразился так? Кто посылал Феоктистова в Кремль?
Зачем приходил к Медведеву Кондратьев два раза? Для чего заходили к нему Елизарьев с товарищами?
Если Гладкий имел повод прибежать на Лубянку в первый раз, чтобы звать стрельцов, то зачем же прибегал он в другой раз, как свидетельствует Устрялов, когда действия его объявились напрасными?
Зачем Шакловитый уходил с Верху домой, сделав распоряжения о сборе стрельцов?
На что нужны были Шакловитому на Верху трое подъячих?
Когда, в какой день, в котором часу, говорил Шакловитый Елизарьеву чтобы привести стрельцов и убить Нарышкина и Голицына?
Зачем царевна София послала из Казанского собора за князем Голицыным? Почему он не пошел к ней, отзываясь нездоровьем и не принял даже к себе посланного Обросима Петрова, между тем как за несколько часов он был на Верху и делал там распоряжения? Зачем приходил к нему, вследствие его отказа, сам Шакловитый и говорил с ним час?
Зачем Феоктистов ходил с Лубяннки в Кремль, и как он мог туда явиться, когда был послан с товарищами наблюдать Петра в Преображенском?
Почему, кроме ушедшего Феоктистова, посланы были туда Мельнов и Капранов?
С какой стати распоряжаться было Турке? О чем было справляться, и спрашивать, когда они, то есть Елизарьев, знали в чем дело, а прочие имели особое поручение?
Что увидел в Кремле Мельнов?
Зачем приезжал в Кремль Плещеев из Преображенского?
Где изветы Цыклера?
Следствие делалось как будто для исполнения обряда, формы. Судьи считали заранее главными виноватыми Шакловитого, Сильвестра и Гладкого. Их заранее решено было казнить, а прочие допрашивались только для того чтобы судьям получить оправдание определенных казней. Точно так и подсудимые или спрашиваемые, заметя такое расположение судей, напускались на Шакловитого, Сильвестра и Гладкого, в особенности на последнего, и, кажется, прибавляли к их действительным винам свои выдумки.

___

Из свода всех обвинений и признаний значащихся в следственном деле видно пока что убить Петра не было ни у кого в действительном, определенном намерении. Одне предположения и похвальбы.

___

Остается принять естественную догадку Устрялова что у царевны Софии и Шакловитого было первоначальное намерение идти на Преображенское, но что они отдумали, точно как София отдумывала и прежде, что приметно из одного показания в следственном деле, на которое не обращалось у нас внимания.
Кузьма Чермный показывал что в первых числах августа "ночью приходили к ним ко дворам их со стенного караула стрельцы Андреева полка Нормацкого, и велели приготовить ему (Чермному) человек 60, а Евдокимову с 20 и больше, и велели дожидатъся на дворе на две или три (?) ведомости, а без ведомости никуда ходить не велели, а с чем им идти, потому будет другая ведомость, и того де числа(?) ведомости им не бывало, и никуда они не ходили". На другой день Евдокимов ходил справляться к Шакловитому по его ли приказанию приходили к ним стрельцы. Шакловитый отвечал утвердительно.
Для чего иначе могло бы быть нужно собрание стрельцов с заблаговременным приготовлением? Ясно что было какое-то тайное намерение, которое на ту пору не состоялось и было отложено.
Точно также могло не состояться и быть отложено по той или другой причине нападение с 
7-го на 8-е августа. Может быть замечено было колебание, несогласие стрельцов, которых можно было убедить к обороне, но не к нападению, может быть не достало решимости в последнюю минуту, как не достало решимости венчаться на царство 1-го сентября 1687 года, хотя накануне еще тогда объявлял то Шакловитый Сильвестру положительно.

___

В деле, при всем старании найти виновных, отыскиваются для пыток только человек десять. Стрельцы Гладкий, больше всех, Кондратьев, Стрижев, Петров, Романов, да и те обвиняются только в непристойных речах, то есть брани, в похвальбах между собою, в получении подарков от царевны Софии, в некотором знакомстве с ее намерениями. Прочие привлекаются к следствию только как свидетели неважных распоряжений. Действий не было никаких. Сам Шакловитый обвиняем был только в намерениях, и то по изветам доносчиков.
Когда обнаружилась невозможность напасть, тогда причиною собрания стрельцов объявлена необходимость обороняться от нападения потешных конюхов, о котором по-лучено будто подметное письмо, - предлог употребленный и для их собрания. Тогда может быть и Феоктистову велено объявить Лубянский сбор бедою, сделанною Гладким, которого и Сильвестр назвал бешеным. Тогда может быть Турке и Феоктистову было велено разглашать что Кондратьев смутил.

___

Итак намерение не состоялось, решения не было, не было и прежде, - но не было ль мысли исполнить это в другое время когда-нибудь? Это вопрос другой, и на него можно, кажется, также решительно отвечать что София была готова на это дело, хотя случаев указанных доносчиками также допустить нельзя, а именно:
25-го июля, в день Успения Св. Анны, Петр ожидаем был в Вознесенском монастыре для поздравления тетки Анны Михайловны.
"Когда де великий государь в нынешнем году из Коломенского приходил к Москве.... Шакловитый им, стрельцам, велел быть в Кремле на площади с саблями вскрыте, но близко Красного Крыльца, и велел им слушать вестового колокольца, который для вести большого набату учинен у церкви Ризположения, а как де в большой набат учнут бить, и вы де делайте то что вам велел".
Стрелецкий капитан Сапогов на очной ставке сказал: в 196 году летом, как приходила великая государыня София Алексеевна к брату великому государю в село Преображенское, и в то де время он Шакловитый имал с собой многих стрельцов разных полков, чтоб убить великую государыню Наталью Кирилловну, и ближних бояр и комнатных людей, и выходил он, Шакловитый, к ним на кормовой дворец и говорил ему, Филиппу: слушайте де как учинитца в хоромах крик, и вы де будьте готовы все, и которых вам из хором станут давать, и вы их бейте; Шакловитый объяснял: стрельцов де в то время в селе Преображенском разных полков человек с 50 или с 60 было, и таких слов что у него, Филиппа, написано в извете, не приказывал.
В обоих случаях меры принимались, кажется, только оборонительные; если бы было какое намерение, то почему же бы не было оно исполнено?
Устрялов говорит что Петр приезжал на несколько часов к тетке, и потому как будто бы не было времени, но ведь на поздравлении и нельзя было предполагать пребывание дольше. 
Точно также при посещении Софией брата в Преображенском и предполагать нельзя какого-либо враждебного умысла против Петра, окруженного своими друзьями.

___

Все это изветы сомнительные, если и не вовсе не верные. Важнее всех показаний, доносов и допросов и тысячи исписанных листов представляется мне несколько строк, оставленных, к нашему счастию, в своем дневнике, человеком посторонним и беспристрастным, генералом Гордоном, который не любил ничего говорить на ветер, и вел свои записки собственно для себя, без всяких задних мыслей.
Гордон после известия об отказе Петра принять князя В. В. Голицына после второго Крымского похода, говорит: 
"Теперь (28-го июля), все предвидели ясно открытый разрыв, который вероятно разрешится величайшим раздражением, озлоблением. Между тем оно сохранялось по возможности в тайне от народа. Но это делалось не с такою ловкостию и скромностию чтобы все почти не узнали что происходит".
31-го июля, "пыл и раздражение становились безпрестанно больше и больше и, казалось, они должны были вскоре разрешиться окончательно".
6-го августа ходили слухи которые передавать было страшно.
Об чем могли быть такие страшные слухи, кроме расправы в Преображенском, что объясняет он после и сам?
В этом смысле говорит и Невиль, что кровопролитие предотвращено только смелостию Петра, который велел задержать главных помощников Софии.
Невиль писал, разумеется, по слухам, но не по слухам Русских, которых он понимать не мог, а по слышанным в иностранных посольствах, преимущественно в польском, которые имели своею обязанностию доискиваться до правды и сообщать верные известия к своим дворам. Заметим что иностранцы имели сношения больше с побежденною партией, чем с победителями. Корбовы известия можно бы приписать торжествующей партии Петровой, но они согласны впрочем с Гордоном и Невилем.
Невиль говорит еще что София решилась вслед за казнию Хованского умертвить обоих братьев, но что Голицын присоветовал ей приступить к делу тише, женить Ивана, и когда родится у него сын, тогда Петр лишится права занимать престол, София сочетается браком с Голицыным, жена Иванова обвинится в прелюбодеянии, а сын ее объявится незаконным.
Гордон, говоря об осуждении князя В. В. Голицына, пишет еще что хотя князь Голицын не был зачинщиком, но он знал обо всем что задумывалось против жизни младшего царя.
Из этих несомненных свидетельств видно что слухи о намерении убить Петра ходили в городе в том или другом виде, следовательно, были известны и в Преображенском, где всякую мннуту должны были опасаться нападения и приготовляться к обороне.

___

Заручившись этим положением, обратимся к доносу Лариона Елизарьева с товарищами.
В новом драгоценном сборнике, изданном Г. В. Есиповым, мы находим следующий важный документ:
"Лета 198 года, октября в 31-й день, постельничему Гаврилу Ивановичу Головкину: в нынешнем в 198 году, октября в 22-й день, великие государи цари и великие князья Иоанн Алексеевич, Петр Алексеевич пожаловали по имянному своему великих государей указу стольника и полковника Стремянного Иванова полку Цыклера, пятисотенного Лариона Елизарьева, пятидесятников Ипата Ульфова, Дмитрия Мельнова, десятников: Федора Турку, Якова Ладогина, Михаила Феоктистова, Ивана Троицкого, велели им дать своего великих государей жалованья, за многия их верныя и радетельныя службы, по тысячи рублев человеку, итого семь тысяч рублев, вместо каменных лавок, и анбаров, и харчевен и пирожен и рыбных мест, которые даны им были в нынешнем же в 198 году из приказу большие казны. И по их, Ларионову и Ипатову с товарищи, челобитью, те лавки и анбары, и харчевни, и пирожные, и рыбные шалаши взяты на них великих государей, и велено их ведать и в наймы отдавать, по-прежнему, из приказу большие казны, и на тою дачу, те деньги семь тысяч рублев, из приказу большие казны в приказ их великих государей мастерские палаты, прислать к тебе постельничему Гаврилу Ивановичу. И по сему великих государей указу в то число, на тое вышеписанную дачу, из доходов приказу большие казны, отпущено в приказ их великих государей мастерские палаты денег три тысячи пятьсот рублев".
В чем же состояла заслуга Елизарьева с товарищами, за которую получили они такую необыкновенную для того времени награду?
Дать семи человекам по тысяче рублей - это награда чрезвычайная и не могла быть дана разве большого дела. 
Они получили, скажут, награду за то что донесли именно в ту минуту когда предназначался удар.
Нет, в данную минуту не предназначалось никакого удара, как мы заподлинно дознались, и сами доносчики это знали, и донося лгали заведомо, клеветали. 
Если бы даже донос на первых порах казался верным, то у Троицы-то при начальных допросах можно было удостовериться что в ночь на 8-е августа нападения никакого на Преображенское не назначалось и не начиналось.

За что же, повторяем, дана такая награда? Даром не дали бы семь тысяч рублей простым стрельцам за донос, оказавшийся ложным, хотя и благонамеренный.
Попытаемся сперва объяснить его в хорошую сторону. Нельзя ли предположить что Елизарьев, связанный тесными узами с царевной Софией и Шакловитым, брал с них деньги, но внутренно не одобрял кровопролития, что видно из показания Сильвестра, но когда он увидел по последним мерам что оно решено, и что царевна хочет покончить с братом и Нарышкиными, то решился предупредить Петра об опасности вместе с своими товарищами.
Нет, такого предположения сделать нельзя.
Если Елизарьев получил по утру поручение приходить в Кремль и приводить стрельцов на ночь, на 8-е число, или по крайней мере узнал об нем, то кто же мешал ему тотчас предуведомить Петра? Почему дожидался он ночи, когда уже не оставалось как 6ы ни минуты времени, и Петр босиком, в одной рубашке, должен был бежать в конюшню и одеваться в роще?
Если он сам не знал о принятом намерении заранее, и только от Гладкого получил известие, то Феоктистов, возвратившийся непременно прежде Мельнова, должен был ему сообщить что тревога поднята по пустому.
Если остаться при его собственном извете, то он ожидал нападения Петрова на Кремль, о котором во втором или третьем часу ночи передал известие Сильвестру Медведеву, показавшему это в своих ответах.
Как ни оборачивать все эти показания, все приходишь к заключению о его несостоятельности. Донос Елизарьева был ложный, придуманный заранее.

___

Не были ли Елизарьев с товарищами подкуплены партией Петра (Голицыным, Нарышкиным), представить донос именно в эту ночь, чтобы дать тем предлог к бегству Петра, послужившему к окончательной развязке.
Иначе нельзя объяснить этого доноса и этой награды, которая была видно условною платой.
В этой стачке важную роль играл полковник Стремянного полка, к которому принадлежали все доносчики, стольник Иван Елисеевич Цыклер, столько известный в первом стрелецком бунте, один из первых слуг царевны Софии.
(Заметим что Ларион Елизарьев чрез десять лет явился опять доносителем на друга своего и единомышленника, полковника Цыклера, который замыслил тогда новый заговор против Петра.) 
Гордон под 10-м числом августа пишет: 
"Младший царь прислал за полковником Иваном Цыклером и 50 стрельцами. После было узнано что это было сделано происками этого полковника, чтобы приобресть милость младшего царя, так как он в последнем восстании стрельцов, в коем погублены были многие друзья младшего царя, был одним из главнейших орудий; поэтому он писал к друзьям своим при Троицком дворе, чтоб они убедили младшего царя прислать за ним, причем он обещал раскрыть такие вещи которые там знать должно; по прибытии своем открыл он все, и передал за своею подписью что он получал приказы и бумаги от двора для раздачи между стрельцами". 
Заметим что 8-го Петр прибыл к Троице, а 10-го послал уже за Цыклером, а Елизарьев убежал туда 11-го. Гордон говорит о друзьях его при Троицком дворе, которых он просит убедить младшего царя чтобы тот вызвал его из Москвы, Это едва ли верно. Каких друзей мог иметь Цыклер при Троицком дворе, быв одним из главных орудий царевны Софии во время первого стрелецкого бунта, ставивший столб во славу убийц Матвеева, Нарышкина и пр.? Вероятнее так было условлено заранее при составлении плана действий. Из переписки с ним и Елизарьевым некоторых единомышленных стрельцов, остававшихся в Москве, ясно видно что все доносчики составляли с ним одно общество. Стрельцы обращаются к Елизарьеву пред Цыклером, шлют ему поклоны, уведомляют о московском положении, просят его ходатайства. [46]
Царевна София догадалась об этой стачке, и в сказке которую велела она Шакловитому написать для всяких чинов людей по поводу грамоты, было именно сказано что де в грамотах написано из Троицкого объезду про извет пятидесятника Л. Елизарьева с товарыщи... те дела написаны напрасно, и чтоб они тому не верили. Да в той же де сказке написан был стольник и полковник Иван Елисеев сын Цыклер, да изветчики Л. Елизарьев с товарыщи... они стакався с ними затеяли напрасно...
Их, то есть Цыклера и Елизарьева с товарищами, разумела без сомнения царевна София в речи своей обращенной к стрельцам по получении требования от Троицы 1-го сентября: "Нашлись люди, сказала она, которые согласились быть орудиями (быть употребленными как орудия), и все средства употребили чтобы рассорить их (старшего брата и Царевну); они возбудили великие тревоги, соперничество и ссору, они настроили некоторых людей говорить о заговоре на жизнь младшего царя и других. Из ревности к полезной службе Федора Шакловитого и постоянным его попечениям днем и ночью о безопасности и благосостоянии государства, выдали они его зачинщиком заговора, как будто бы существовал какой. Она (Царевна), чтоб уладить дело и розыскать основу этих пререканий, была сама на пути к Троице, но удержана по наговору злых советников, которых ее брат около себя имеет, и ей не позволено было идти далее. Таким образом она, с великим поруганием, должна была воротиться. Всем им хорошо известно как она в продолжении сих семи лет управляла государством, приняв на себя управление в самое беспокойное время; ею заключен славный и вечный мир с христианскими государями, нашими соседами, и враги христианской религии ее оружием приведены в страх и трепет; стрельцы за свою службу получили значительные награды, и она к ним завсегда являла себя милостивою. Она не может себе представить чтоб оии изменили ей и поверили вымыслам врагов общественного покоя и благосостояния. Не Федора Шакловитого жизни ищут, а моей жизни и жизни моего старшего брата", сказала она в заключение.
Она отпустила их с обещанием наградить тех которые останутся верными и не будут вмешиваться в это дело, и, напротив, наказать тех которые окажут непослушание и будут содействовать смятению.
Затем были призваны именитые люди из граждан и простого народа. Царевна держала к ним такую же речь. В третий раз созвала она всех вместе и сказала им длинную и прекрасную речь в том же духе. [47] 
На другой день присланные стрельцы приходили к царевне, и просили чтоб она отпустила хоть по человеку с полка. Царевна отказала решительно. Если кто поедет, то помните что у вас останутся здесь жены и дети. Но все было напрасно.

___

Во всяком случае побег Петра решил дело в его пользу, и София не могла ничего предпринять против него, неприступного в Троицком монастыре. Между стрельцами мало было людей готовых поднять руку на царя. Право было при нем. Сторона приверженцев между боярами была многочисленная и сильная. В народе также предпочтение естественно отдавалось ему пред болезненным и слабоумным его братом. Злоумышления против него были явные, чем возбуждалось к нему участие, и находились новые приверженцы.
Решения убить 8-го августа, как прежде 25-го июля, и 1-го августа, положим, не было, но вообще это решение, без сомнения, было в уме, делались приготовления, шли разговоры, но среди этих приготовлений, пока еще не определен был момент, противная партия сделала свой coup d'etat (государственный переворот - фр.), и все планы Софии с ее приятелями были уничтожены.

___

Взаимное отношение партий и избранный ими образ действий представляются мне после тщательного исследования в таком виде:
Партии уступить одна другой не хотели. Царевна София готова была на всякие средства чтоб удержать власть которую имела в своих руках, но опасалась быть начинщицею; стрельцы находились под ее начальством и влиянием, и на защиту ее, управлявшей при старшем брате и осыпавшей их наградами, они верно были готовы. Голицын надеялся уладить дело, а София оказывала нетерпение.
Так точно и Петровой стороне начать открытую войну недоставало сил: потешных было не много, идти на старшего брата и старшую сестру без всякого видимого предлога, - ни с того, ни с сего - было немыслимо, и успех был не только сомнителен, но очевидно невозможен.
Для обеих партий оборонительное положение было гораздо полезнее наступательного. Разыгрывать угнетенную невинность всегда выгодно для того чтобы возбудить участие и привлечь общее мнение в свою пользу. Победившей стороне легко будет оправдать какие бы то ни было действия необходимостию, случайностию и всякою справедливостию, а в свалке разбирать мудрено, на кого должны падать удары.
Таким образом обе партии выжидали удобных случаев, пытались дразнить одна другую чтобы вызвать нападение, и получить повод к обороне, но без успеха.
Петрова партия наконец перехитрила, и пока София собиралась, приготовлялась, решалась и откладывала решение, думала и передумывала, Преображенцы устроили свой coup d'etat, и все обстоятельства обратили в свою пользу.
Они подкупили некоторых наперсников царевны Софии и Шакловитого, и убедили их сделать донос на своих предводителей. Подкупить или даже убедить могли они, кроме денег, доказательствами что рано или поздно, так или иначе, Петр, молодой, сильный, способный, деятельный, будет царем, и что взять его сторону теперь гораздо выгоднее, нежели оставаться при царевне Софии, которая собственно не имеет никакого права, и что Петр, сделавшись царем, наградит верных своих слуг, а недоброжелатели должны будут получить наказание.
Получить донос о злоумышлениях было все-таки недостаточно: надо было поймать злоумышленников с поличным, en flagrant delit, и кремлевские сборы стрельцов, которые устраивала царевна для своих целей, доставили доносчикам самый благовидный и правдоподобный предлог исполнить их намерение. Копавшие яму попали в нее сами. Зная об этих сборах, сторона Петрова, может быть, заранее дала инструкцию подкупленным доносчикам чтоб они явились в Преображенское в такое-то время и таким-то образом.
Получив донос, оставаться в Преображенском, представляло все-таки еще много опасностей, и успех мог бы быть неизвестным: оправдываться с силою в руках, для царевны было бы легко.
Надо было начать боръбу не из Преображенского. Самое удобное и безопасное место был Троицкий монастырь, по опыту, сделанному уже самой Софией, которая оттуда могла
унять стрельцов п порешить с Хованскими.
Как же устроить удаление Петровой партии в Троицкий монастырь? Да и самого его уломать, при его характере, к такому образу действий было бы трудно, а действовать нужно было как можно скорее, и ковать железо пока горячо. 
Решено испугать его сонного известием что вот идут убийцы, беги, - так чтобы не было времени опомнтиться и ни о чем подумать.
Так и велено было действовать доносчикам, которые исполнили отлично свой задачи, за что и получили, условную или обещанную, большую награду.
Петр играл пассивную роль, потому, может быть, после и не чувствовал особенной признательности к деятелям.
План удался как нельзя лучше. Царица Натялья Кирилловна и невестка ее с сыном отправились вслед за Петром к Троице. Потешный Лука Хабаров отвез туда и пушки, "прячась от князя Василья Голицына".
Никто не мешал им: ясно ли что у противной партии опустились руки вследствии такого неожиданного оборота дел. 
Полк стрельцов около тысячи человек за ним последовал, о чем в сборнике Есипова значится следуюший документ:
"Лета 7198 года, октября в 31-й день, великие государи цари и великие князья Иоанн Алексеевич, Петр Алексеевич пожаловали стольника и полковника Лаврентия Сухарева и его полку подполковника, что ныне полковник, Ивана Спешнева и капитанов и пятисотных и пятидесятников и десятников и рядовых стрельцов, за их многую, верную и радетельную службу, что они в прошлом во 197 году, августа в 8-м числе, в селе Преображенском стояли на стенном карауле, и в ночи против вышеписанного числа из села Преображенского шли они, Лаврентий, с полчаны и со стрельцы за великим государем царем Петром Алексеевичем как ему великому государю учинился из того села поход от воров, от изменников, от Федьки Шакловитого с товарищи, безвременно, до Троицкого монастыря, пеши и прошли в скорых часех, и в Троицком монастыре были до его великого государя указу и его государское здоровье оберегали и повеление его государское исполняли, и во всем многую свою верную службу показали, и к ворам и к изменникам не приставали, и воровских их прелестных слов не слушали, - велели им дать своего великих государей жалованья, полковнику Лаврентию Сухареву бархат веницейский, мерою 10 аршин, обьярь двойную, мерою 5 аршин, атлас мерою 10 аршин; Ивану Спешневу обьярь двойвую мерою 5 аршин, камку кармазинную мерою 10 аршин, капитанам Петру Августову, Матвею Угрюмову, Василью Морозову, Ивану Лобкову, Володимеру Жаворонкову, Федору Степанову, Матвею Гамову, - по камке кармазинной, мерою по 10 аршин; да по тафте кармазинной же, мерою по 5 аршин; стрельцам пятисотным и пятидесятникам, двадцати человекам, по тафте, мерою по 5 аршин; да по сукну кармазинному, мерою по 5 аршин; семидесяти шести человекам десятникам, по сукну полукармазинному, мерою по 5 аршин: да по сафьяну; осьми стам пятидесяти семи человекам рядовым по сукну английскому мерою по 5-ти аршин из Казенного Приказу".

Из Преображенского на другой день потребовано объяснение, для чего собираемы были стрельцы ночью с 7-го на 8-е августа. Ответом - для сопровождения царевны Софии на богомолье - подтвердились все подозрения. Получились изветы, вследствие которых потребованы обвиняемые. Царевна не хотела их отдавать, но принуждена была исполнить требования; начались побеги к Троице. Она послала духовника, потом патриарха, отправилась сама, - все безуспешно. Требования и вызовы умножались к стрельцам, к полковникам; к городским жителям отправлены грамоты с изложением всех изветов. В московских стрельцах обнаружилось намерение выдать изменников. София должна была расстаться даже с наперсником своим Шакловитым, которого укрывала в своих покоях. Сильвестр Медведев бежал. Немецкие полки сь Гордоном пошли наконец к Троице. Лефорт явился прежде всех. По окончании следствия прислано повеление Царевне удалиться в Девичий монастырь, и Петр с торжеством возвратился в Москву, 6-го октября.
Замечательно что он не хотел подвергать Шакловитого новым пыткам и не соглашался на казнь его, по известию Гордона, как будто узнав что, при известных его винах на него наговорено много напраслин.

 

IV

Кто же был главным руководителем в этом великом по своим последствиям событии? Князь Борис Алексеевич Голицын.
Самое твердое и верное свидетельство принадлежит Гордону, который по своим связям в обеих партиях лучше всех знал тогдашние отношения. Он пишет в своем дневнике под 1-м сентября: князь Борис Алексеевич Голицын распоряжался всеми делами у Троицы, ибо никто другой не осмелился вмешаться в такое отважное опасное дело каким оно сначала казалось. [48]
В другом месте, под 9-м сентября, он говорит: "князь Борис Алексеевич Голицын был до сих пор (то есть до совершенного окончания дела) главным и единственным орудием при этих переменах, и привел дело на описанную дорогу".
Предположение о князе Борисе Голицыне и Л.К. Нарышкине есть в показании самого Шакловитого. "А Аброське де Петрову такие слова говорил что государю к Троице иттить чаять наговорил боярин Л. К. Нарышкин да кравчей Б. А. Голицын". [49]
" Как де великий государь изволил из села Преображенского иттить скорым походом в Троицкой Сергиев монастырь а все де его подбили кравчей князь Борис Алексеевич, да боярин Лев Кириллович". [50]

Заключаем: благополучным окончанием распри, победой над царевной Софией и ее партией, предоставлением единодержавия Петру, основанием его царствования, Россия обязана князю Борису Алексеевичу Голицыну.



Примечания

[1] Матвеев у Сахарова, стр. 38; Туманский, т. I, стр. 177. 
[2] У Сахарова, с. 67.
[3] Там же, с. 18.
[4] Летописи Русской Литературы и Древности, т. V, с. 112.
[5] Там же, т. V, стр. 113.
[6] Там же, стр. 120.
[7] Там же, стр. 148.
[8] Сахаров, стр. 49.
[9] У Сахарова, стр. 38.
[10] Ср. с.115.
[11] Cр. т. 114 и 115.
[12] Медведев, у Сахарова, с. 17.
[13] У Туманского, т. I, с. 177.
[14] У Тихонравова, стр. 122. 
[15] Там же, стр. 206. 
[16] У Тихонравова, стр. 120.
[17] Припомним что за четыре месяца она же, царевна София, за все эти дела "выборных стрельцов призвала и службу их похвалила, а впредь де за их службу им, их государская милость будет". Медведев у Аристова, с. XXI. 
[18] У Туманского, т. VI, стр. 101. 
[19] Там же, стр 9. 
[20] Там же, стр. 94. 
[21] Там же стр. 91. 
[22] История России Соловьева, т. XIII, стр. 359. 
[23] Когда приезжал Хованский, нет положительного свидетельства: мы думаем что вскоре по отъезде Двора в Коломенское, до именин царя Ивана Алексеевича, 29-го августа, и до 1-го сентября, когда объявилось подметное письмо. 
[24] Там же, стр. 358. 
[25] У Туманского, т. V, стр. 231. 
[26] Медведев, у Сахарова, стр. 22. 
[27] Аристова, Московские Смуты, стр. 2. 
[28] Гордон II, 268, под 8 янв. 
[29] Аристов, стр. 52. Заметим верность Гордонова известия о намерении скрыть до времени в Москве известие о бегстве Петра, а потом представить его не имеющим значения. 
[30] Там же, стр. 36. 
[31] Там же, стр. 52.
[32] Аристов, стр. 9. Заметим и это согласие расспросов при следствии с известием Гордона о запирании ворот. 
[33] Аристов, стр. 6, ссылка на столбец 24 в следственном деле о Шакловитом. 
[34] Там же, стр. 23.
[35] Аристов, стр. 6. 
[36] Там же, стр. 66. 
[37] Там же, стр. 73. 
[38] Там же, cтр. 38. 
[39] Устрялов, т. II, с. 66. 
[40] С. 57. Устрялов ссылается здесь на показание Ларионова (Лариона Елизарьева) и других, но мы не находим этих важных показаний и в выдержках Аристова. 
[41] Аристов, стр. 44. 
[42] Там же, стр. 45. 
[43] Там же, стр. 41. 
[44] Там же, стр. 49. 
[45] Там же, стр. 43. 
[46] См. у Аристова, в деле о Шакловитом, стр. 29-33. 
[47] Гордонов дневник, т. II, стр. 272 и пр.
[48] Гордонов дневник т. II, стр. 273. 
[49] В деле о Шакловитом у Аристова, стр. 23. 
[50] Там же, стр. 60.

 


В начало раздела




© 2003-2024 Адъютант! При использовании представленных здесь материалов ссылка на источник обязательна.

Яндекс.Метрика Рейтинг@Mail.ru