|
Глава XX.
Мои распоряжения в Николаевске. – Предписание Разградскому от 23 мая 1853 г. – Донесение гг. Воронина и Разградского от 31 мая. – Сущность донесения Н. К. Бошняка от 20 июня. – Состояние залива де-Кастри. – Состояние берега между заливом де-Кастри и гаванью Императора Николая (Хаджи).
Вследствие упомянутого в предыдущей главе высочайшего повеления, предписания Августейшего Генерал-Адмирала и, наконец, сведений от Н. К. Бошняка, я приказал, по прибытии в Николаевск мичмана Раградского, следовать ему немедленно в залив де-Кастри с тремя матросами и действовать согласно препровождаемой при сем инструкции. Эта инструкция была такова:
1) По прибытии в де-Кастри иметь при посте постоянно военный флаг.
2) В случае прихода в де-Кастри американских военных судов, принять их сколь возможно дружественно, вежливо и радушно; при сношении же с начальниками и офицерами объяснять, что плавание по лиману, наполненному лабиринтом мелей и банок, при сильных неправильных течениях не только затруднительно, но в высшей степени опасно для мелкосидящих судов, для судов же среднего ранга невозможно. Что вся эта страна пустынная, гористая, без всяких путей сообщения. Что по Нерчинскому трактату, заключенному с Китаем в 1689 г., и по праву занятия острова Сахалина нашими тунгусами в 17 столетии, первоначального его описания в 1742 году и занятия южной части его в 1806 г русским,– вся эта страна до корейской границы, равно как и остров Сахалин, всегда составляли и составляют российские владения.
3) Что теперь правительство сознало необходимым основать в этом крае несколько постов, из них главный Николаевский [213] на устье р. Амур в виду того, чтобы обеспечить сообщение восточной Сибири с владениями нашими, лежащими по берегам Охотского моря. Камчатки и Америки, и наконец, для того, чтобы плавающие в значительном количестве около этих негостеприимных и опасных берегов иностранные суда, в случае несчастий или нужды, имели бы пристанище и помощь. посты эти вскоре должны быть устроены в более или менее надлежащем виде, ныне же мы исследуем только берег для выбора лучших для этого местностей.
4) Вам поручается всеми мерами содействовать американцам для достижения ими ученой цели, с которой, по сообщенным мне Его Высочеством Генерал-Адмиралом сведениям, эти суда здесь могут явиться, стараясь при этом показать им, что всякое распоряжение с их стороны (носятся слухи, что будто бы цель прибытия этих судов а Татарском заливе состоит в занятии на берегах этого залива пункта) не может быть допускаемо без разрешения высшего правительства.
5) Иметь в виду, что в июне или в начале июля вам пришлется провизия и подкрепление и потому продовольствия из Николаевска вы должны взять по крайней мере на полтора месяца.
6) По прибытии в Кизи приказчика Березина вышлите его на наемной лодке в Петровское с выменянными им от туземцев на товары просо и чаем, в чем мы очень нуждаемся; при посте в Кизи оставьте одного или двух человек.
7) По возвращении из экспедиции лейтенанта Бошняка, передайте ему, чтобы он для личных со мною объяснений немедленно следовать в Петровское, и
8) В случае прихода в де-Кастри китобойных или иных иностранных частных судов, заявляйте им, что так как все берега эти до корейской границы составляют российские владения, то никакие с их стороны произвольные распоряжения, а равно насилия и обиды инородцам, как состоящим под нашею защитою и покровительством, не могут быть допускаемы. Затем, по возможности тщательно наблюдайте за их действиями.
После этого, 6-го июня, я получил из Николаевска уведомление от гг. Воронина и Разградского об исполнении данных им поручений и о том, что г. Разградский, согласно сейчас сказанному моему предписанию, 2-го июня отправился в де-Кастри.
Г-н Воронин донес мне, что, выйдя 10-го мая из Николаевска, [214] от мыса Пронге, он направился по указанному туземцами каналу, идущему по середине лимана, но мог проследовать только малую часть оного, потому что при засвежевшем от S ветре, сулоем и волнением шлюпку заливало, так что с большою опасностью он едва мог добраться до мыса Пронге. Глубина лимана в этой части от 4 до 6 сажень.
Г-н Разгарадский, следуя от того же мыса по южному прибрежному каналу и достигнув мыса Лазарева, старался перейти на сахалинский канал, но здесь его постигла та же участь: при внезапно засвежевшем ветре от S развело сулой и волнение, которыми заливало его шлюпку, и он едва мог достигнуть берега, чтобы укрыться.
В заключение оба офицера высказали, что без парового мореходного судна с надлежащими средствами обследование средины лимана, где имеется надежда найти более глубокий фарватер, нежели известный нам прибрежный, решительно невозможно.
23-го июня, с приказчиком Березиным, возвратившимся из Кизи, я получил донесение г. Бошняка; в то же время пришло с нарочным из Аяна уведомление генерал-губернатора о Высочайше утвержденном, составленном им, штате амурской экспедиции. При этом приложен был и сам штат.
Болезнь г. Бошняка не позволила ему явиться лично ко мне, в Петровское; он остался в Николаевске и оттуда, 20-го июня, прислал мне следующий отчет о своей командировке: «Залив де-Кастри совершенно очистился ото льда 280го апреля, а до этого времени с 7-го апреля весьма часто при О ветре наполнялся льдами с моря. 1-го мая на приготовленной лодке с 2 казаками и тунгусом я вышел из залива, оставив при посте 2 человек и дав им, согласно Вашему приказанию, на русском и французском языке объявление для предъявления иностранным судам, в случае их прихода в залив. В лодке мы могли взять с собою сухарей и прочей провизии не более как на 5 недель.
По наблюдениям моим, произведенным в заливе де-Кастри, оказалось:
1) Что подойти к заливу с моря возможно было с 19-го марта, войти же во внутреннюю часть залива можно было только 27-го апреля.
2) Возвышение воды, при обыкновенных обстоятельствах, бывает от 4 до 5 фут. [215] 3) Грунт дна – плитняк и жидкий ил на нем, толщиною не более 2 фут., а поэтому стоянка здесь судов не совсем обеспечена.
4) Самая закрытая часть залива – за островами Базальтовым и Обсерватория, но глубина в этом месте от 4 ½ до 3 ½ саж., у берега же мель.
5) По речке Сомин (или Нангмар), впадающей в заливе в западную мелководную бухту, возможно подыматься только 4 версты и то на шлюпке, сидящей в воде не более 2 ½ фут., далее же эта речка мелководна и порожиста, и
6) Вся северная бухта усеяна каменьями, мелководна и недоступна.
1-го мая я вышел из залива де-Кастри и на пути пользовался всякими благоприятными обстоятельствами, чтобы собирать всевозможные сведения о свойствен берегов. рек, впадающих в море, зимних путях туземцев и о характере и образе жизни прибрежных жителей. 22-го мая 1853 года я прибыл в неизвестный еще до сего времени залив, носящий у туземцев название залива Хаджи.
Путь следования моего до этого залива был следующий:
20го мая мы прибыли в первое на нашем пути селение Дугу, которое расположено при устье реки того же имени, весьма мелкой и удобной только для входа небольших лодок; она вытекает из одного хребта с рекою Сомин (в зал. де-Кастри), течет весьма извилисто между низменными при устье берегами, поросшими травою. У самого устья на 2 гористых мысах и на близлежащем хребте растет среднемерная ель. Берег до с. Дугу утесный, отвесный, и только 2 маленьких ручейка имеют небольшую отлогость и служат проезжающим туземцам местом убежища во время сильных ветров. До устья первого ручейка, лежащего от Клостер-Кампа около 10 миль, берег преимущественно сплошной, каменистый; далее же глинистый, но везде покрыт густым мелким лесом. Перед самым селением Дугу находятся два каменистых острова. Между крайним и мысом Дугу – каменистый риф. На этих островах туземцы в июне собирают яйца чаек и диких уток, которых по всему прибрежью изобилие. Устье реки Дугу, по наблюдению полуденной высоты, лежит в 51˚16’24”N широты. Вышедши оттуда 50го мая я достиг селения Хой, около которого встретил 3-х мачтовое китобойное [216] судно, стоявшее на верпе. Шкипер его, пользуясь штилем, съезжал на берег, чтобы купить рыбы у туземцев; он говорил и по-французски и по-немецки, а потому я заговорил с ним и пригласил его напиться вместе чаю. В разговоре он мне сообщил, что американцы нынешним летом хотят быть в Татарском заливе, чтобы занять здесь бухту для основания пристанища китобойным и другим судам, посещающим эти места. На это я отвечал ему, что без согласия нашего правительства этого сделать нельзя, потому что все прибрежье до корейской границы, а равно и Сахалин, на основании трактата 1689 г. и первоначального описания и заселения русскими Сахалина, составляют владения России. При этом я объяснил ему те основания, которые ему не были известны, и в заключение просил его, чтобы он объявил о том своим соотечественникам. после того я сказал, что мы ныне сами намерены вр всех закрытых бухтах, которые окажутся удобными и безопасными для стоянки судов, поставить надлежащие посты, как уже и начали с залива де-Кастри. Шкипер оказался человеком весьма образованным: он с любопытством выслушивал мои объяснения и дал мне слово передать это и другим, а для большей основательности просил меня написать подобного рода заявление на бумаге, что согласно данным мне Вами приказаниям я и исполнил. Имея в виду, что подобная встреча весьма важна и пользуясь проезжавшими в это время из селения аур на реку Амур манджурами, я отправил с ними к Вам записку, приказав им сколь возможно скорее доставить оную в Николаевск и обещал им, что чем скорее они ее доставят, тем большее получат вознаграждение. Они объявили мне, что ранее 10-ти ночей доставить эту писку нельзя, и они будут довольны, если им дадут 3 конца китайки, 5 саж. миткаля (пось), 2 платка, охапку (т. е. около 10 фунт.) тамча (махорки) и 3 топора. Я сказал им, что все это им выдадут, если они устоят в своем слове, и сверх этого прибавят еще 3 саж. пось. Они с радостью взялись и просили меня написать об этом писку, т. е. дать им вроде реверса. Так мы обоюдно и устроили: эти туземцы, пользуясь штилем, сейчас же отправились. Со шкипером Бергстремом [217] мы расстались друзьями. Я способствовал ему запастись здесь рыбою и дикими утками от туземцев, что было мне весьма легко, так как я имел в тунгусе хорошего переводчика.
Селение Хой лежит при устье речки того же имени за мысом, называемым туземцами Большой Хой; оно находится в 35 милях от мыса, речки и селения Дугу. Устье речки Хой запружено песком и дресвою, почему оно и представляет вид озера. Местность, преимущественно у прибрежья, песчаная, далее же тундристая и покрыта мелкою лиственницей. На всем протяжении от селения Дугу до Хой берег представляется утесистыми мысами, эти мысы носят следующие названия: Натом, То, Агас, (…), Мангутово, Чудой, Земново и Хой. Они все каменистые и с северной стороны представляют отвесные скалы, а с южной опускаются в море глинистыми обрывами, покрытыми мелким уродливым лесом и кустарником. По словам туземцев, здесь множество медведей. Берег между этими местами утесистый; здесь встречаются ручейки с низменностями и три небольшие речки. За мысом Агас течет р. Гвелы, а за мысами Чансины и Чудой – речки с теми же именами. Эти речки при устьях служат убежищем туземцам при свежих ветрах. Из них, впрочем, одна только Гвелы заслуживает некоторого внимания. По свойству большей части рек этого прибрежья, ее устье также загромождено дресвою; она течет между гористыми берегами, покрытыми елью, при устье же берега ее низменны и травянисты. Прежде тут была одна юрта туземцев; по их рассказам в летнее время вода прорывает кошки, и в нее заходит в большом количестве кета. Из селения Хой г. Бошняк прибыл в с. Сюркум (или Теряти), лежащее в 19 милях от Хой. Оно расположено между двумя реками – Сюркум и Теряти, от которых и получило свое название. Из них первая, ближайшая к мысу и селению, довольно глубока (6 фут.) и при приливах и отливах бывает весьма быстрое течение. Вторая же, Теряти, заграждена кошками и имеет вид озера; берега ее низменны и песчаные. От устья реки Сюркум до мыса того же имени тянется тундристая низменность, отчего и самый этот мыс издали кажется островом. Берег между селениями Сюркум и Хой вообще отвесный и утесистый с небольшими ручейками, представляющими весьма малые удобства для приставания шлюпок. По наблюдениям полуденной высоты солнца, широта селения Сюркум 50˚31’34”N. [218] Из этого можно заключить, что мыс этот тот самый, который на карте Крузенштерна назван мысом Маунта. Из селения Сюркум Бошняк прибыл в селение Лукаль, лежащее около 19 миль от Сюркум. Лукаль находится при устье реки того же имени, которое также загромождено с моря дресвяною кошкой, отчего тоже имеет вид озера. Местность у этого устья до мыса покрыта травою и различными цветами и потому весьма красива, а речка изобилует рыбою. Берег моря между селениями Сюркум и Лукаль отвесно-утесистый; на нем нет ни одного ручейка с низменностью, отчего оно весьма опасен. От селения Лукаль, в 6 милях, лежит селение Хойлль, а в 2 милях от него – селение Быки. Первое расположено при ручье того же имени, а второе при устье речки Быки; оба имеют хорошую почву, покрытую мелким лесом. Быки зимою не изобилует рыбой, поэтому жители на зиму переходят в другие селения или на реку Тумджин. Устье р. Быки мелко и каменисто, берега же на всем протяжении низменны и только местами возвышаются, и растет мелкий лес. В 2 милях от селения Быки находится огромный камень, а в 32 милях лежит селение Дата. По полуденной высоте солнца широта последнего оказалась 49˚16’N. Мыс Дата, при устье большой реки того же имени, на карте Крузенштерна назван мысом Лесепс; он травянист, покрыт редким березняком и по хорошему качеству травы предоставляет удобство для скотоводства. Около двух верст от берегов реки тянется небольшой хребет и от него около полуверсты идет тундристая низменность, покрытая горелым лесом. Река Дата изобилует как речною, так и морскою рыбою, поэтому инородцы живут на ее берегах постоянно, т. е. зиму и лето. Такого рода местность есть единственная на всем осмотренном мною пространстве. Это селение есть непременная станция для всех туземцев, кочующих по реке Тумджин, и для инородцев с р. Амур, проезжающих мимо на тюлений промысел и для торговли в залив Хаджи».
Сведения, отобранные Н. К. Бошняком о реке Дата, следующие: она состоит из 2 рек, Тумчин и Чламаль; собственно же Дата, по рассказам туземцев, течет на расстоянии 150 верст от слияния этих рек; течение ее на этом пространстве извилисто и направляется частью между низменными, частью же между гористыми берегами, покрытыми толстым осиновым, кедровым, лиственничным и еловым лесом. Леса эти изобилуют соболями, [219] лисицами и выдрами, что составляет главный зимний промысел туземцев.
Берег моря между селениями Быки и Дата преимущественно утесистый и покрыт мелким лесом. На нем замечательны следующие мысы: Бьена, Чумы, Юмы и, наконец, Дата или Лесепс. Все они гранитные, и мыс Чумы имеет красный цвет. Вообще эта часть берега обращает на себя внимание своими живописными видами: то он идет высокоотвесными скалами, доходящим до 150 футов высоты, то образует маленькие бухточки между скалами, в средине которых стоят отдельно красноватые скалы; то опять представляет луговые низменности, поросшие рощами, цветами и кустарником. Из многих речек, впадающих в море на этом пространстве, ни одна не заслуживает внимания.
От селения Дата в 9 милях лежит селение Джунихо на небольшой речке того же имени. Эта речка весьма мелка и узка, так что в устье ее проходят с большим трудом туземные лодки. Берег на протяжении от Дата до Джунихи горист и каменист.
В 10 ½ милях от Джунихи находится селение Уй при устье небольшой речки того же имени, впадающей в небольшую бухточку, берега которой тундристы и покрыты мелким лесом; устье этой речки весьма узко и мелко. Подход с моря к ее устью затруднителен даже и для туземных лодок по причине множества каменьев, которыми она усеяна. Морской берег до этого селения имеет тот же характер, что и предыдущий. Из мысов, лежащих на этом берегу, замечательны (названные мною) мысы Казакевича и Китобойный. Весь берег от селения Уй до залива Хаджи низменный и покрыт густым лесом. На нем нет ни одной речки.
«23 мая 1853 г.,– пишет Бошняк,– при свежем О ветре я подошел к низменному перешейку, перетащив чрез него лодку, и вошел в бухту, которую назвал в честь Цесаревича – Александровской. Из этой бухты мы того же числа прибыли в самый залив и расположились за островом на ночлег. Это место, как лежащее у входа в залив с моря, я и выбрал за начальный пункт моих исследований. Широта его по полуденной высоте солнца оказалась 49˚ 4’N.
Неизвестный до этого времени никому из европейцев залив [220] Хаджи, названный мною заливом Императора Николая I, лежит между увалистыми берегами, покрытыми на южной стороне превосходными лиственничными и еловыми лесами. Он опоясывается отрогом гор от хребта, идущего параллельно берегу моря. По склону гор, обращенному к заливу, произрастают кедровые леса больших размеров. Залив этот принимает в себя, кроме большого числа маленьких рек, две значительные реки Хаджи и Ми. Первая из них впадает в главную бухту залива, названную мною бухтою Императрицы Александры, а вторая в большую бухту, названную бухтою Великого Князя Константина.
Залив Хаджи можно подразделить на 4 части или бухты: императрицы Александры (по туземному Ходж), Великого Князя Константина (по туземному Ми), Великого Князя Цесаревича Александра (по туземному Уй) и, наконец, Великого Князя Алексея (по туземному Верги). Каждая из этих бухт составляет обширную и совершенно закрытую гавань, но из них бухта Великого Князя Константина особенно замечательна по приглубым берегам своим, к которым могут приставать суда всех рангов. Бухта Константиновская ограничивается с северной стороны горами, а с южной – возвышенным ровным берегом. Глубина ее от 5 до 10 саж., а под самым берегом от 4 до 5 саж. В эту бухту впадает река, имеющая в устье канал в 11 фут. глубины. по рассказам туземцев, берега этой реки покрыты толстомерным лесом кедра, лиственницы и ели. В жаркое время сюда выходит много сохатых (оленей), охота на которых составляет главное занятие жителей; кроме того, туземцы занимаются еще рыбным промыслом, так как река изобилует рыбой.
Бухта Цесаревича Александра уступает Константиновской тем, что низменный перешеек открывает ее северным ветрам; глубина в ней на расстоянии около 200 саж. от перешейка от 2 до 5 футов, а далее, на пространстве около 2 ½ верст до ее устья, от 3 до 10 саж; у берега 4 сажени.
Южный берег бухты Императрицы Александры возвышенный и изобилует чрезвычайно толстомерным лесом (от 10 до 15 вершков) кедра, лиственницы и ели; северный же берег увалистый, ровный и хотя покрыт лесом, но менее толстым. Глубина в бухте от 9 до 17 саж., у самого берега 3 сажени.
Бухта Великого Князя Алексея имеет в устье глубину 9 саж., [221] а далее от 4 до 7 саж.; берега ее увалисты и заняты частью лесом, частью же лугами.
Река Хаджи впадает в бухты императрицы Александру; она, по словам туземцев, течет на 150 верст. Из них на протяжении 40 верст она удобная для плавания на лодках; на этом расстоянии 4 селения. Глубина реки на баре в малую воду от 1 1Ъ2 до 2 1Ъ2 фут.. а далее до 12 фут. Правый берег – гористый, левый – луговой. Оба берега реки покрыты строевым лесом лиственницы и ели. По словам туземцев, около 40 верст от устья по берегам этой реки находятся дубовые леса.
Туземцы залива Императора Николая живут в 5 селениях; главное из них при устье реки Ми имеет 10 юрт. Всех жителей не более 50 душ. Образ жизни туземцев, а равно и жителей всего пройденного мною берега, следующий: большая часть их полукочевая и полуоседлая, так как перемена места ограничивается у них постоянно двумя пунктами. В летнее время они выходят на прибрежье, где и выжидают прохода морской рыбы, из которой готовят для себя зимний запас. Затем, на зиму, уходят на реки Дата и Тумчин, на которых занимаются промыслом сохатых и различного рода пушных зверей. Со вскрытием этих рек, сделавши себе лодки из толстой осины, которая, по их словам, на этих реках в изобилии, ни спускаются по течению в свои летники. Там опять они занимаются охотой на сохатых и рыбным промыслом; для последнего им приходится переходить в соответствующие для промысла места в окрестностях залива. Средства, употребляемые ими для ловли рыбы, гораздо хуже, чем у амурских туземцев, почему, несмотря на огромное количество речной и периодической морской рыбы, запасы из никогда не превышают количества необходимого для домашнего употребления. Весной, когда время прохода рыбы еще не наступило, туземцы на легких ветках (шлюпка из бересты) выезжают к мысам залива, где ловят камбалу, быков и раков для пропитания в это время. Часто случается, что рыбный промысел осенью изобилен, и тогда большая часть туземцев остается зимовать в своих летниках.
Туземцы живут в юртах, сделанных из коры; для приготовления пищи и отопления среди юрты на земле раскладывается огонь. Юрты эти ежегодно ремонтируются. Поблизости рыбного промысла, подобно всем инородцам амурского края, эти туземцы [222] имеют летники, т. е. такие же юрты, как и летние. Все здешние туземцы нрава кроткого и боязливы; но большей части тех предрассудков, каких много у гиляков, у них нет. Несмотря на то, что страна изобилует пушными ценными зверями и рыбою, они живут очень бедно, вероятно оттого, что не имеют никакой возможности сбывать свои промыслы за сколько-нибудь сходную цену. По их словам, одна или две лодки ежегодно ходят в Кастри и оттуда в Кизи для закупки крупы, табаку и ткани (преимущественно китайки) от торгующих там манджуров или инородцев. Обитатели р. Амур хотя и приезжают для торговли на татарский берег, но все-таки не могут удовлетворить потребностям разбросанного по этому берегу населения, доходящего до 5,000 душ.
Различные туземцы, встречавшиеся на пути, рассказывали мне, что до селения Кульмуги, лежащего около 300 верст от устья р. Самальга, ведется торговля с приезжающими туда инородцами и манджурами с рек Уссури и Сунгари. До этого селения ни хлебопашеством, ни огородничеством не занимаются, далее же к югу, внутри страны есть манзы, которые имеют скот и огороды и занимаются хлебопашеством. Обитатели татарского берега разделяются на два рода: те, которые населяют берег от де-Кастри до р. Самальга – называют себя мангунами. живущие же к югу от Самальги, до корейской границе – кекгальцами, а внутри страны – манзами. мангуны и кекгальцы отличаются между собою языком, но образ жизни их одинаков. Манзы оседлы и язык их – смесь манджурского с кекгальским. В расстоянии около 800 верст от реки Самальги (20 дней хода на лодке, как выражали туземцы) впадает в большое озеро Канга, которое соединяется с р. Уссури. На татарском берегу между реками Самальгою и Сайфуном, говорили туземцы, есть много закрытых бухт, из коих некоторые иногда вовсе не замерзают и что бухты эти находятся недалеко от р. Уссури, с которой и на которую туземцы часто ездят на собаках чрез горы. Подобных путей, по их словам, очень много. Речка Самальга впадает в море в широте около 46˚30’N. По словам жителей, эта река имеет берега, покрытые строевым дубом и кленом; она глубока на пространстве около 200 верст и по ней могут подыматься большие лодки. С этой реки ездят на Уссури чрез реку Нор и [223] другие притоки рек Самальги и Нор. Этот путь около 400 верст.
Еще я узнал, что из залива Императора Николая на реку Амур три пути: 1-й с Кизи – по реке Дата и Тумчин чрез довольно высокий хребет на исток речки Ай, впадающей в озеро Кизи (этим путем до селения Кизи около 500 верст); 2-й – по рекам Дата и Тумчин до истока последней, откуда переваливают на речку Уливчи, впадающую в реку Ады, приток Амура; и наконец, 3-й путь – по р. Дата до устья р. Члямаль, вверх по сей последней, до гор и далее через хребет в проток реки Хунгари; по этой последней спускаются до устья ее, т. е. до реки Амур. Последний путь считается самым удобным и имеет около 400 верст. Все жители прибрежья Татарского залива ни от кого не зависят, никому ясака не платят и никакой власти не признают.
По словам туземцев, в татарском заливе ранней весною являются большие суда, часто становящиеся у берега на якорь; команды их иногда делают насилия жителям».
Окончив описание залива Императора Николая I-го, г. Бошняк собрал на берегу в бухту, лежащую при выходе из залива, всех туземцев и объявил им, что так как вся страна до корейской границы русская, то мы их и всех жителей, в оной обитающих, принимаем под свою защиты и покровительство. Засим поставил крест и вырезал на нем: «Открыта и названа заливом Императора Николая I-го 23 мая. Н. К. Бошняк». Передав жителям объявление упомянутого содержания на русском, немецком и французском языках, Бошняк приказал им предъявлять эту бумагу каждому судну, которое они встретят, а тем более которое придет в гавань. 30-го мая, пользуясь благоприятными обстоятельствами, г. Бошняк вышел из гавани и направился в обратный путь вдоль берега к северу. Провизии у него оставалось только на 3 дня, а потому 6 дней он питался рыбою и годами. 8-го июня прибыл в залив де-Кастри и вследствие моих распоряжений отправился в Николаевск, куда и прибыл 17-го числа, больной.
Результаты открытий и исследований Н. К. Бошняка были очень важны. Он был первый из европейцев, который дал свету точное понятие о северном береге татарского залива и обнаружил неверность этой части берега на карте Крузенштерна. [224] Он открыл на этом берегу одну из превосходнейших и обширнейших гаваней в свете и знал, что там находится и несколько гаваней, чем разрушил сложившееся до этого времени мнение, выразившееся и на карте Крузенштерна, что будто бы на всем пространстве этого берега, от залива де-Кастри до корейской границе, нет не только ни одной гавани, но даже какой-либо бухты, сколько-нибудь удобной для якорной стоянки, почему берег этот считался опасным и недоступным. Наконец, он разрешил окончательно весьма важный вопрос, а именно: что жители, обитающие на этом берегу, никогда зависимы не были и китайской власти не признавали.
Вслед за нарочным из Аяна, 26 мая, я получил с почтою Высочайшую награду св. Анны 2 ст. с короною и, по представлению генерал-губернатора, Высочайше утвержденный штат амурской экспедиции. [225]
|
