|
Глава XVII.
Донесение Кашеварова от 14 июля 1852 г. – Наше грустное положение. – Меры, принятые мною против голодной смерти. – Донесение генерал-губернатору от 20 мая 1852 г. – Инструкция Воронину и Бошняку. – Их экспедиция и цель ее. – Донесения Березина, Воронина и Бошняка.
Получив упомянутые в предыдущей главе предписания, уведомления и донесения, я убедился, что если не начать тотчас же энергично действовать, то мы все умрем голодной смертью, ибо казенного продовольствия в экспедиции было только до 1 октября, сахара и чая оставалось только до 1 августа, а белой муки и тому подобного совсем не было. Надежда на получение муки и крупы на боте «Кадьяк», который должен был сначала снабдить Гижигу, была весьма сомнительна, ибо вход в реку Гижигу возможен только с попутным ветром, при сизигийных водах1. Поэтому я предписал командиру корвета «Оливуца», оставив в экспедиции мичманов Разградского и Петрова и 10 человек из команды, немедленно следовать в Аян и требовать от г. Кашеварова исполнения следующего предписания: « 1) На корвете «Оливуца» немедленно отправить в Петровское муки, крупы, соли и различных запасов и товаров, какие только найдутся в Аяне, имея в виду, что в случае нужды аянский порт может быть снабжен из Якутска. 2) По приходе в Аян компанейского судна все остальное по моему требованию отправить на оном в Петровское. 3) Прилагаемое при этом донесение мое генерал-губернатору немедленно отправить с нарочным».
В донесении этом (от 20 июля 1852 г.) я, во-первых, изложил [180] важность результатов моих исследований и, вследствие оных, предполагаемые измененные распоряжения мои для дальнейших действий; во-вторых, критическое положение, в которое ставится экспедиция распоряжением главного правления компании,– распоряжением, совершенно противным ее торжественному уверению («что она готова помогать экспедиции в достижении важной государственной цели»), и наконец, в-третьих, что для разъяснения всех обстоятельств, какие встречаются на месте, я вышлю к нему одного из главных моих и неутомимых сотрудников, Н. М. Чихачева. В заключение я писал генерал-губернатору следующее:
«После всего этого остаюсь уверенным, что при ходатайстве Вашего Превосходительства пред Государем императором экспедиция моя поставится в самостоятельное и надлежащее положение и ей дадутся средства, о которых я уже имел честь представлять Вашему Превосходительству. Тогда только, согласно упомянутому плану моему, я буду в состоянии прочно водвориться в этом крае и фактически заявить Китая и иностранцам о принадлежности его России».
Между тем, для подкрепления Николаевского поста и перемены некоторых людей из команды оного, а равно и для объявления туземцам о розысках наших матросов, были отправлены горою с 15-ю человеками Н. М. Чихачев и мичман Разградский. Г-ну Чихачеву приказано было, по соглашению с г. Бошняком, удалить из Николаевска тех людей, которые оказываются сомнительными, и прибыть с ними в Петровское. Объявить гилякам окрестных деревень, чтобы они брали и представляли в Николаевск тех из людей, которые будут распускать неблагоприятные для нас слухи. Г-ну же Разградскому остаться в Николаевске для содействия Н. К. Бошняку.
28-го июля корвет «Оливуца» возвратился из Аяна в Петровское с незначительным количеством запасов и товаров, причем г-н Кашеваров уведомил меня, что по неприбытии еще в Аян компанейского судна он более послать не мог.
Корвет с мичманом Чихачевым отправился сейчас же в Аян. Г-ну Чихачеву поручено было, объяснив Кашеварову о необходимости снабдить экспедицию на компанейском судне, следовать в Иркутск к генерал-губернатору, чтобы представить ему подробный отчет о всех обстоятельствах, встречаемых на месте и о необходимости решительных действий. [181
После этого, согласно упомянутому плану, для приготовления к занятию селения Кизи и залива де-Кастри и к удалению из края миссионеров, а равно и для обследования протоки Вияхту и залива Дуэ и наблюдения за иностранными судами, я командировал к острову Сахалину на военной шлюпке подпоручика Воронина, которому приказано было, следуя лиманом вдоль сахалинского берега, достигнуть селения Дуэ, подробно описать залив и реку Дуэ, и протоку Вияхту, а равно озеро, из которого она выходит, с целью определения, в какой степени эти места представляют удобства к заселению и к подходу судов для нагрузки каменным углем. Туземцам объявлять, что так как остров Сахалин составляет русское владение, то все обитатели оного принимаются под наше покровительство. В случае появления около этих мест иностранных судов, тщательно следить за их действиями, а при встрече с ними, с поднятием на шлюпке военного флага, объявлять от имени правительства, что как остров Сахалин, так равно и весь матерый берег Татарского залива до корейской границы составляют русские владения, а потому всякие произвольные распоряжения в этих местах допускаемы быть не могут. Наконец ему приказано было разведывать: не проплыли ли по лиману, и куда именно, наши беглые из Николаевска.
Лейтенанту Бошняку, которого в Николаевске на время его отсутствия заменил мичман Разградский, приказано было, следуя вверх по реке Амур под левым берегом ее и достигнув селения Ухтрэ, осмотреть, при стоявшей тогда высокой воде в реке Амур, местность около селения Пяхта в протоке Уй. Он должен был удостовериться: во-первых, не затопляется ли она водою, а во-вторых, каково вообще состояние этой местности, и удобна ли она для предполагавшегося занятия оной земледельческим поселением. Из протоки Уй Бошняку приказано было подняться по протоке, идущей к S и соединяющейся с р. Амур, по словам туземцев, против мыса аур, отстоящего в 40 верстах от Кизи. Затем проследовать в Кизи и оттуда, по озеру того же имени и реке Тоби, достигнуть до перевала с этой реки к морю. На этом пути сделать промер озера и реки Тоби и. если возможно, с помощью туземцев перетащить лодку к морю и следовать к заливу де-Кастри. Буде это сделать представится затруднительным, то, оставив лодку на озере, достигнуть залива [182] де-Кастри горою, пешком. По прибытии туда осмотреть хорошенько местность, в видах основания там поста, и объявить жителям, что так как весь берег наш, тот их, а равно и всех туземцев, обитающих по этому берегу к югу и по рекам Самальге, Сайфуну и далее, мы принимаем под свою защиту и покровительство. Одному из более толковых домохозяев из туземцев оставить объявление на французском и английском языках о принадлежности приамурского и приуссурийского края России и приказать предъявлять оное каждому иностранному судну, могущему явиться в этом заливе. Этому туземцу объявить, при собрании остальных жителей, что оно назначается от нас старшим и что все должны его слушаться.
По исполнении этого, Бошняку было предписано направиться к Кизи, осмотреть около этого селения местность, в видах основания там нашего поста, объявить об этом жителям и избрать из них, подобно, как и в де-Кастри, старшего, к которому мы могли бы обращаться с приказаниями; последние, под страхом наказания, должны исполняться туземцами. При этом Бошняк должен был объяснять туземцам, что всякая с их стороны услуга нам будет вознаграждаема, и что мы не только не будем делать каких-либо им насилий, но строго накажем всех тех, которые осмелятся что-либо предпринять против них. Таковые же объявления и распоряжения предписано было Бошняку делать на его обратном пути в значительных селениях и вместе с тем разведывать о наших беглых, объясняя туземцам, что эти люди дурные и чтобы они старались как их, так и всех. которые распускают о нас худые слухи, ловить и представлять в Николаевск, за что будут получать щедрое вознаграждение.
В то же время, на гилякской лодке, вверх по реке Амур был отправлен в селение Кизи приказчик Березин с целью разведки наших беглых и для содействия г. Бошняку. Березину приказано было следовать под правым берегом реки Амур, замечать места удобные для населения земледельцами, производить расторжку с инородцами и встречными манджурами, а по прибытии в Кизи находиться в распоряжении Бошняка.
12-го августа был послан на ботике в лиман подпоручик Орлов. Ему предписано было испытать, нельзя ли на этом судне произвести промер главных фарватеров лимана. [183] Мичман Петров был занят тогда перевозкою на баркасе из Петровского в Николаевское продовольствия и товаров.
Таким образом, все члены моей экспедиции имели особые поручения. Последние были вызваны тем обстоятельством, что я не получил подкрепления ни командами, ни судами и поэтому не имел решительно никакой возможности распространять наши действия далее селения Кизи. В эту навигацию мне поневоле пришлось ограничиться весьма малым районом. Назначением экспедиций я имел в виду: а) приготовиться к занятию Кизи и залива де-Кастри как важных и ближайших к Николаевску пунктов, могущих служить опорными пунктами к дальнейшим действиям, согласно упомянутому плану; б) распространить на этом пространстве наше влияние и гражданственность, что также необходимо было для обеспечения наших действий; наконец в) возможным отстранением, в навигацию этого года, всяких покушений на этот край иностранцев.
Итак, в навигацию 1852 года я имел возможность сделать только приготовительные распоряжения для прочного утверждения нашего в северной части приамурского края.
Отправив экспедицию 16-го августа, я и сам отправился в Николаевск, где заложил флигель и казарму, в которые должны были перейти на зиму команды этого поста. В Петровском же в это время строился пакгауз.
Положение экспедиции к осени 1852 года было таково:
1. В Николаевском 25 человек.
2. В Петровском 23 человека.
3. В командировке с Орловым, Ворониным, Бошняком и Петровым 16 человек.
Вся наша сила состояла из 64 человек.
При ней было: 3 пушки трехфунтового калибра, 2 пуда пороха, 2 ½ пуда свинца и 60 кремневых ружей, из которых 20 были негодны. Затем палубный, в 29 футов длины, ботик и 6-ти весельный баркас – оба выстроенные в
Петровском; 5-ти весельный вельбот, четверка, 2 гилякских лодки и одна трехлючная байдарка.
Таковы были наши средства к защите, передвижению и действию в крае, где с одной стороны мы были окружены дикарями, [184] в несколько сот крат превышавшими нас численностью и не имевшими ни малейшего понятия о гражданственности,– дикарями, способными восстать против нас при первом сколько-нибудь смелом и разумном к тому их подстрекательстве или при первом сколько-нибудь ошибочном или трусливом с нашей стороны шаге. С другой стороны, более 2-х миллионов манджуров могли легко, по рекам Сунгари и Амуру, выслать на нас такую силу, которая могла бы забросать нас шапками. Всякая надежда на помощь или на отступление была для нас невозможна. Ближайший к нам пункт – Аян – был отрезан от нас непроходимым, тысячеверстным, пустынным пространством.
При таком-то положении нам пришлось действовать и брать на себя всю тяжкую за то ответственность, каковую, как мы видели, не решился взять на себя и генерал-губернатор. Если бы еще при этом случилось нам потерять часть команды или возбудить неприятные столкновения, чего можно было ожидать каждую минуту, то не трудно себе представить, как бы мы жестоко поплатились за смелые подвиги. Между тем, мы не только не были обеспечены материально, но даже лишены единственной отрады для души – храма Божия; нам отказали даже в священнике.
В 1852 году мы были как бы всеми забыты и отданы в жертву случайностям и голодной смерти. Поэтому всякий может судить, каково было тогда наше положение. Особенно тяжело было бедной жене моей, разделявшей наравне со всеми все трудности, опасности и лишения и имевшей больного ребенка, которому угрожала голодная смерть2, ибо жена сама кормить не могла, а кормилиц не было. Мне, как отцу и начальнику, на котором за всех и за все лежала полная ответственность перед Богом и отечеством, конечно, было тяжелее всех. Надежда на милость Всевышнего Творца и убеждение, что действия наши клонятся к благу отечества, единственно поддерживали в нас крепость духа, энергию и отвагу столь необходимые при таких обстоятельствах.
24-го августа, на туземной лодке, был привезен в Петровское совершенно больной приказчик Березин. Он сообщил, что заболел в селении Пуль, где туземцы и манджуры во все время его болезни весьма внимательно ухаживали за ним. О проплытии [185] вверх по реке амур людей из Николаевска туземцы ничего не слыхали.
Вслед за Березиным прибыл с Сахалина Воронин; он донес, что бухты Дуэ и Вияхту открыты для южных, северных, северо- и юго-западных ветров, но что стоянку судов в бухте Дуэ можно сделать удобной, стоит лишь воспользоваться рифами, идущими от берега, а именно провести по этим рифам насыпи, которые защищали бы бухту от упомянутых ветров. Широта мыса Дуэ, по наблюдению Воронина, оказалась та же самая, как и у Бошняка. Грунт в бухте вообще надежный, берега приглубы и изобилуют каменным углем. местность по речке Дуэ, которая имеет глубину на баре до 2 футов, а далее от 8 до 10 футов, удобна к заселению. «Чтобы воспользоваться минеральным топливом,– говорит Воронин,– необходимо прежде всего обратить внимание на то, чтобы сделать удобную гавань для нагрузки судов». Кроме Дуэ, особе внимание надобно обратить на местность около селения Мгач как в отношении добывания каменного угля, так равно и в отношении удобства поселения. Она расположена между речками Мгач, Чернай и Мычнай, протекающими в небольшом друг от друга расстоянии. Недалеко от этих мест отсюда течет река Тыми. Затем заслуживает внимания бухта Уанды, в которую впадают 2 речки: Большая и Малая Уанды. Эта бухта защищена гораздо лучше Дуэ: с северо-запада ее ограждает увалистый мыс Уанды, а с юга – остров и идущий от него к берегу риф. Пользуясь этим, здесь небольшого труда будет стоить сделать для судов прикрытие и хорошую, спокойную стоянку. Речка Большая Уанды имеет глубину на баре 3 фута, а далее до 12 футов. Долина этой бухты представляет все удобства к заселению; берег бухты приглубый и чистый и каменного угля огромное количество. Широта устья речки Большой Уанды 51˚ 22½‘ N. Эта местность, по мнению г. Воронина, одна из лучших на всем виденном им пространстве.
Устье протоки Вияхту лежит в широте 51˚ 36’42” N; вход в нее с моря, между лайдами, идет на SO 79˚ и потом, по самой протоке, на SO 12˚. Глубина при устье в малую воду до 5 футов, а в прибылую до 9 и 10; в самой же протоке глубина от 12 до 14 футов. Эта протока выходит из небольшого озера того же имени, имеющего полторы мили длины по направлению NtW – StO и ¾ мили ширины на O и W; оно вообще наполнено [186] лайдами и имеет глубину не более 10 футов. С востока в него впадает речка Вияхту, имеющая ¼ мили длины. Берега озера вообще низменные, луговые, но есть местности возвышенные и удобные к заселению, в особенности долина и берега речки и протоки. Здесь также много каменного угля. Сильное течение в протоке (от 3 ½ до 5 узлов) и банки, между которыми идет в нее узкий и довольно извилистый фарватер, делают вход в нее затруднительным и опасным.
По словам туземцев, на всем западном берегу острова нет ни одной сколько-нибудь закрытой бухты. Они говорили также Воронину, что суда плавают около эти мест вообще ранней весною, т. е. в то время, когда в лимане еще стоят льды, и что люди, съезжающие к ним с этих судов, делают насилия и буйства.
В то же время возвратился на ботике подпоручик Орлов и донес, что из нескольких попыток, сделанных им для определения лиманских фарватеров, он убедился, что без надлежащих паровых средств достижение этой цели невозможно.
Между тем, 20 августа явились в Петровское с гиляками трое матросов, высаженных с китобойных судов в Тугурской губе. Они пришли едва живые и благословляли судьбу, что нашли, наконец, жилье, где можно есть по-человечески, ибо более полутора месяца они питались кореньями, ягодами и юколой. В это время стояли на петровском рейде два китобоя: один американец, другой из Бремена. Я попросил к себе шкиперов этих судов, передал им людей и объявил, что они не имеют права бить китов и учинять бесчинства в наших водах, которые простираются до корейской границы. Засим, 8 октября, прибыл лейтенант Бошняк и сообщил, что, достигнув селения Ухтрэ, он нашел всю местность около этого селения затопленной: вода в Амуре была выше весенней, и только небольшое место около селения Пяхта оставалось открытым. Из селения Ухтрэ он пошел по протоке к S; протока эта на всем своем пространстве, т. е. на 25 миль на StO и потом около 20 миль на S идет между обрывистыми, возвышенными и частью низменными, затопляющимися водою, луговыми берегами; она имеет ширину от 15 до 30 сажень, а глубину от 20 до 35 футов, и на параллели 51˚ 41’ N, против Кизи, соединяется лежит огромная равнина, покрытая в [187] некоторых местах березняком и тальником и изрезанная различной ширины каналами, соединяющимися с главным фарватером Амура. По одному из этих каналов, имеющему глубину от 10 до 20 футов, он вышел против Кизи на главный фарватер, на котором нашел глубину от 10 до 16 сажень. Упомянутая протока идет под левым берегом Амура и недалеко от нее тянутся горы, покрытые строевым лесами кедра, ели и частью клена и дуба. Из этих гор по низменным долинам текут несколько речек. Река Амур между матерыми берегами в этом месте имеет огромную ширину, более 25 верст. Главный фарватер, имеющий ширину более 2 верст, идет посредине реки. По прибытии в Кизи, Н. К. Бошняк нанял у туземцев лодку с 2 проводниками и приступил к промеру озера и реки Тоби до перевала с нее к морю. Глубина фарватера озера, по которому вели его туземцы, оказалась от 15 до 25 футов; вода была выше ординарной до 9 футов. Глубина в реке Тоби от 6 до 10 футов; по словам туземцев, глубина эта не бывает менее 3 футов. Оставив лодку в озере, г. Бошняк с казаком Парфентьевым и мангуном отправился пешком в залив де-Кастри по тому пути, который, по словам туземцев, считается самым кратчайшим. Путь этот, на пространстве около 1 ½ версты, идет по низменности; остальная же местность, на пространстве около 18 верст, сухая и возвышенная. Не доходя 5 верст до залива де-Кастри, Бошняк перевалил чрез небольшой хребет, подъем на который со стороны озера почти незаметен, со стороны же залива несколько круче. По прибытии в залив, Бошняк выбрал место для основания поста и нанял туземцев для приготовления леса. На вопрос его: не проплывали ли мимо залива русские на шлюпке, туземцы объявили, что более 2 недель тому назад были здесь дурные русские, которые дрались между собою и отнимали у них рыбу; отсюда, говорили туземцы, эти русские поплыли к югу. Бошняк сказал им, что это действительно негодные люди и просил, чтобы они изловили их; за отнятую же рыбу заплатил им. По прибытии в Кизи, Н. К. Бошняк, подобно, как и в заливе де-Кастри. объявил, что мы и у них ныне зимою поселимся. На вопрос его: не появляются ли люди, которые разглашают о нас дурные вести, туземцы отвечали, что если подобные люди явятся, то они их будут хватать и представлять в Николаевск. В заливе де-Кастри Бошняк назначил одного из туземцев, Ничкуна, [188] старшиною и вручил ему объявление на французском и английском языках для предъявления иностранным судам, буде таковые явятся в залив. В этом объявлении, согласно данной ему от меня инструкции, от имени русского правительства заявлялось, что весь этот край до Кореи принадлежит России. В это же время Бошняк объявил туземцам, чтобы они слушали Ничкуна, и сказал им, чтобы они дали знать жителям окрестных деревень, расположенных по татарскому берегу, что так как весь этот берег и река Сайфун принадлежат России, то всех его обитателей мы принимаем под свое покровительство. В селении Кизи Н. К. Бошняк назначил старостой мангуна Ледена и объявил жителям, чтобы они его слушали и что всех инородцев по берегам рек Уссури и Амура до Хинганских гор включительно мы принимаем под свою защиту и покровительство, так как вся эта страна русская. Затем г. Бошняк, спускаясь по Амуру. сделал подобные же распоряжения и объявления в селениях Аур, Пуль, Тыми и Кола. [189]
Примечания
1. Очень часто, если не всегда, суда принуждены были оставаться там на зимовку за невозможностью выйти.
2. Это была первая дочь моя Екатерина, которая умерла в скором времени от голода.
|
