|
IX. Движение русской армии к Дебречину.
[211]
Между тем начальник главного штаба армии, князь Горчакове, устраивал переправу чрез Тейсу у Тисса-Фюреда. Не знаю, что при этом было. Венгерских войск у Тисса-Фюреда не могло быть много, разве наблюдательный отряд, потому что наступление австрийской армии на юге отвлекло отсюда все отдельные отряды. B армии ходили рассказы, что Венгерцы не оказали нам сопротивления и что в ночь прибытия наших войске, под командою князя Горчакова, к Тейсе вышло какое-то недоразумение и суета, и сделалась ложная тревога. 14 июля дивизия генерал-лейтенанта Лабинцева находилась уже на левом берегу реки, а к следующему утру был готов понтонный мост. Тогда главнокомандующий, намереваясь переправиться у Тисса-Фюреда со всеми силами своей армии, в том числе и с 4-м пехотным корпусом, приказал этому корпусу следовать в с. Абраны, откуда вел [212] прямой путь на Тисса-Фюред чрез с. Поросло, находящееся на правом берегу Тейсы, недалеко от переправы.
Вечером 15 июля 4-й корпус выступил из Мишкольца в полном составе и ночевал на 16 число в Абранах; 16-го предполагалось идти в Поросло. 2-й и 3-й пехотные корпуса перешли 16 июля на левый берег Тейсы. Отряд генерал-адъютанта Граббе оставался в Мишкольце и на другой день по выступлении 4-го корпуса, т. е. 16 же июля, продолжал наступать отдельно по прежнему пути действий 4-го корпуса на Токай. Получив другое назначение и отойдя от Мишкольца, 4-й корпус не следил уже за неприятелем на Саио и Гернаде; движения Гергея оставались нам неизвестными в продолжение 16 числа, в самую решительную минуту, и это имело вредное влияние на успех движения всей армии на Дебречин. Можно было надеяться, что неприятель находится под наблюдением отряда генерала Граббе; но отряд этот был далее от главной квартиры армии, чем 4-й корпус; донесения из отряда могли опаздывать, a действия его приняли такой оборот, как будет видно вслед за сим, что даже в 4-м корпусе не знали, где находится и самый отряд генерала Граббе.
Но получив донесение генерала Чеодаева о произведенной 15 июля рекогносцировке и увидев из него, что Гергей стоить еще этого числа на р. Гернаде у Гештели, главнокомандующий изменил прежние свои распоряжения и, желая очистить наконец наши сообщения с Галицией и выбить Гергея с. Саио и [213] Гернада, предписал 4-му корпусу и отряду генерала Граббе сосредоточиться на правом берегу р. Саио, у Онеда и Пога, с тем, чтобы двинуть туда и остальные силы армии для дальнейших наступательных действий в этом направлении.
По этому новому распоряжению 4-й пехотный корпус с 16-го на 17-е июля ночевал по частям в Абранах и Вате, 17-го июля сосредоточился в Вате, а авангард его выдвинулся к Пога, лежащему на правом берегу р. Саио. 17 же июля некоторые части главных сил армии сделали от Тисса-Фюреда один переход вверх по левому берегу Тейсы, к с. Чеге, где был немедленно наведен через р. Тейсу понтонный мост. По прибытии 17 июля к Пога нашего авангарда, оказалось, что pp. Саио и Гернад уже оставлены неприятелем, как объяснили жители, в ночь с 16 на 17 июля. Казаки немедленно переправились на левый берег и заняли с. Керем. Отсюда казачьи разъезды проехали далее и узнали, что арьергард венгерских войск прошел уже 17 числа в один переход в Токай. В то же время от 4-го корпуса были посланы разъезды во все стороны как для открытия неприятеля, так и для сообщения с главными силами армии и с отрядом генерал-адъютанта Граббе, который, по сделанному распоряжению, должен бы был соединиться с 4-м корпусом 17 июля близь Онеда, но не приходил и неизвестно где находился.
Один из казачьих разъездов 4-го корпуса, доехав до места прежнего расположения венгерской армии у с. Гештели, неожиданно нашел близь него в поле, на правой стороне р. Гернада, убитых и раненых [214] русских солдат. Раненые показали, что 16-го июля генерал Граббе, вероятно не получивший еще распоряжения о следовании к Онеду на соединение с 4-м корпусом, шел по Токайскому шоссе, встретил утром 16-го июля на р. Гернаде венгерские войска в той самой позиции, в которой видели их прежде войска 4-го пех. корпуса, и атаковал их, но, встреченный сильнейшим артиллерийским огнем, отступил к Мишкольцу. Потом оказалось, что отряд отступил за Мишкольц в горы, по прежнему пути своего следования из Галиции. От полков 4-го корпуса были посланы к Гештели команды и повозки: убитых похоронили, а раненых привезли в полковые лазареты 4-го корпуса.
В тоже время со всех сторон получались самые противоречащие друг другу сведения. Говорили об отступлении Гергея на Кашау; из Мишкольца уведомили о намерении его возвратиться к Песту прежнею дорогой на Мишкольц, Рима-Шомбат и Лозонч, потому что путь этот открыт, тогда как путь на Токай и Дебречин может быть перерезан нами. Очевидно, распускались ложные слухи, чтобы держать нас в продолжительном заблуждении.
Что наш главнокомандующий находился 17-го июля в полной неизвестности, где Герей, в то время, когда главные силы Венгерцев были уже на левой стороне Тейсы и шли из Токая к стороне Дебречина и Грос-Вардейна, служит доказательством сообщение его генералу Чеодаеву, подписанное 17-го июля в с. Чеге: «Я предполагаю, – писал кн. Паскевич, – прибыть лично с войсками 2-го [215] и 3-го пехотных корпусов для действий, совместно с вами, против Гергея на правом берегу Тейсы, и посему предписываю: если Гергей в отступлении, и вверенный вам корпус с отрядом генерал-адъютанта Граббе его преследуют, то корпусу сему и отряду остановиться в местах, где настоящее повеление их застанет, донести о том мне и не идти далее, а наблюдать только за неприятелем, следя его казаками, и каждые два часа доносить мне о направлении неприятеля. Если, напротив того, Гергей не отступил, то 4-му корпусу и отряду генерала Граббе, прибыв 18 числа к Саио у Онеда и Пога, остановиться на правом берегу сей реки; если противоположный берег не занят неприятелем, то перевести на оный походного атамана (генерал-лейтенанта Кузнецова) с казаками, поручив ему наблюдать за неприятелем. Если неприятель занимает левый берег Саио, то наших войск совсем на этот берег не переводить. Прибытие мое с 2-м и 3-м корпусами к Онеду не может быть прежде ночи с 19-го на 20-е июля; с 19-го на 20-е я прибуду в то место, где будет находиться 4-й корпус. Главное наше дело теперь – восстановление наших сообщений; второе – не упускать Гергея, если он выйдет из Токая на Дебречин. В этом состоит весь план. Итак, вам должно остановиться, чтобы мы могли подтянуться. Если Гергей будет так дерзок, что остановится против нас и захочет дать нам сражение, то я намерен его атаковать не с тремя дивизиями, а с семью», и проч.
Подобные недоразумения и неизвестность на войне [216] неизбежны. Сведения, доставляемые шпионами и разъездами, не всегда верны; донесения получаются поздно, когда положение дел уже изменилось; сообщения между различными частями армии не всегда исправны и безопасны, – приказания и донесения иногда теряются; при всем старании начальников и усердии подчиненных и войск, все может опаздывать и не идти с желаемою точностью и своевременностью. Сведения и слухи есть шаткое и неверное основание военных действий. Хорошая атака проникает в тайные намерения и определяет силы и действия неприятеля лучше и глубже всякого шпиона.
Частые передвижения русских и венгерских войск на пространстве между Мишкольцем, Мезо-Кевездом и р. Саио опустошили ближайшие к дорогам окрестности: поля были потоптаны, отдельные дома и крайние дома селений и сараи разобраны на топливо; самые селения брошены жителями. Но при этом и было видно неистощимое богатство Венгрии. В версте от шоссе на полях лежало бесчисленное количество не убранных копен хлеба, а в 5 верстах фуражиры находили в изобилии сено и овес и видели огромные стада баранов, рогатого скота, гусей и другой домашней птицы, угнанных жителями с путей движения войск.
Наконец дела разъяснились. Посланный от 4-го корпуса с сотнею казаков для отыскания отряда генерал-адъютанта Граббе и для передачи ему предписания главнокомандующего о дальнейшем движении генерального штаба поручик Никольский догнал этот отряд за Мишкольцем на отступлении обратно [217] в горы. Со всех сторон, даже с левого берега Тейсы, подтверждались слухи об отступлении Гергея из Токая на Дебречин. Нашей армии отданы окончательные приказания для дальнейшего наступления к последнему городу. От 4-го корпуса к главным силам присоединили 12-ю пехотную дивизию с артиллерией, один гусарский и один уланский полки с конною батареей. Селенгинский пехотный полк оставлен в Мишкольце со всеми больными и пленными, которые впоследствии были пересланы в Кашау. Штаб 4-го пехотного корпуса, три полка 11-й пех. дивизии, 4-й саперный, 4-й стрелковый и австрийский батальон Парма, под начальством генерала Чеодаева, получили назначение идти за неприятелем на Токай, занять этот город вместе с отрядами генерала-от-кавалерии барона Остен-Сакена и генерал-адъютанта Граббе и устроить здесь переправу.
Генерал Чеодаев выступил из мест расположения своего отряда 19-го июля, переправился чрез Саио у д. Пога по понтонному мосту и следовал на Токай чрез Керем, Бекеч и Шеренц. В последнем местечке узнали, что в нем находилась главная квартира Гергея с 14 по 17 июля, до самого выезда его в Токай, и здесь по конфирмации его расстреляли нескольких офицеров за бегство с поля сражения. Передовые части авангарда отряда генерала Чеодаева, выйдя 13-го июля за Шеренцем на шоссе, идущее от Кашау к Токаю, встретили отряд генерал-адъютанта барона Остен-Сакена, двигавшийся от Кашау, и вступили в Токай вместе с ним. [218]
Город этот был оставлен арьергардом армии Гергея в ночь с 17 на 18 июля. Мост на плотах через Тейсу был разрушен отступившим неприятелем, но вскоре вновь устроен нами.
Главные силы армии тронулись от Тейсы на Уйварош к Дебречину 19 июля. 21 июля произошло сражение под Дебречином. Я не был в этом деле, и все, что пишу о нем, основано на свежих рассказах наших военных и жителей Дебречина. Несомненно, что в Дебречине не было главных сил венгерской армии и самого Гергея; они и все обозы шли от Токая другою дорогой, на с. Надь-Калло к Грос-Вардейну; чрез Дебречин был направлен из Токая только корпус генерала Надчандора, который также успел бы уйти, но оставался потому, что прихода русских войск ожидали днем позже, 22 июля. За движением русских войск со стороны Уйвароша дурно наблюдали; Венгерцев застали почти врасплох: венгерские солдаты отдыхали; офицеры пировали; жители угощали и честили их за совершенные ими походы и подвиги. Когда началось дело, они полагали, что прибыл только наш передовой отряд. Генерал Надчандор выехал из города спокойно, с сигарою во рту, и был очень удивлен, увидев почти всю русскую армию, строящуюся в боевой порядок. Некоторые части неприятельского корпуса были рассеяны, один батальон почти истреблен, однако же большая часть корпуса, хотя в величайшем беспорядке, ушла из Дебречина и отступила на Грос-Вардейн, по случаю упущения или недоразумения с нашей стороны; рассказывали [219] – это, впрочем, было известно всей армии как факт – что одна наша кавалерийская дивизия, выдвинутая в обход к пути отступления Венгерцев, расположилась в боевом порядке близь дороги в кукурузе, которою засеяны здесь огромные поля и которая так высока, что в ней не видно было всадника с пикою, оставалась неподвижна и не атаковала неприятеля, проходившего мимо в недальнем расстоянии. Начальника дивизии обвинили в бездействии; он оправдывался тем, что ожидал и не получил приказаний.
В этот же день русская армия заняла Дебречин и расположилась в нем и его окрестностях. Отступающий неприятельский корпус не был преследуем настойчиво, вероятно оттого, что, кроме вышесказанного недоразумения с кавалерийскою дивизией, наши войска сделали уже в этот день порядочный переход.
В итоге, движение на Дебречин не вполне удалось, не достигло своей прямой цели, определяемой самим ходом дела: Гергей ускользнул от нас в третий раз. Теперь, по исходе события, можно вернее определить, от чего это зависело.
Предпринятое русским главнокомандующим с многочисленною армией быстрое движение от границ Галиции к Вайцену, чрез всю глубину и середину Венгрии, в разрез венгерских сил, с намерением скорее настигнуть и разбить неприятеля повело к общему успеху войны; однако же исполнение многих предприятий в частностях нам, очевидно, не удавалось. На успех имеют влияние не одни личные свойства и удачные действия исполнителей, но и общие стратегические расчеты, [220] двигающие войсками: в искусно руководимую войну и дурные исполнители делаются хорошими; при успехе все хороши. При тогдашних понятиях о достоинствах военного человека и отношениях начальствующих лиц нельзя было ожидать от второстепенных начальников самостоятельных действий, а все, более чем когда-либо, зависело от общих распоряжений армиею. Разъяснение причин частных неудач и верности общих соображений занимало всех участвовавших в Венгерскую войну, и об этом в наших войсках много рассуждали в продолжение войны и по ее окончании. Изучение войны полезно всем военным людям – оно рассеивает теоретическую самонадеянность, указывая, что для успеха недостаточно одной заблаговременной подготовки, и что каждая минута требует особого соображения. О Вайцене я говорил выше, здесь скажу только о Мишкольце и Дебречине. Хотя мне неизвестны документы главного штаба армии, действовавшей в Венгрии, но полагаю, что о действиях, относящихся к Мишкольцскому периоду, участвовавшему в этих действиях можно составить довольно определенное мнение из самого хода дел. Вообще, в приказаниях, отдаваемых во время войны, можно лучше доискаться истины, чем в официальных донесениях, делаемых по окончании событий; потому что приказывается необходимое для дела, а доносится, иногда, нужное для себя. 4-й корпус под Мишкольцем находился в центре действий: в столкновении с армией Гергея или по близости ее, и в нем были известны движения неприятеля, наших главных сил и отдельных отрядов [221] генералов Граббе и Остен-Сакена. Предоставляя другим разъяснить и исправить то, что в моем мнении неверно, я считаю не бесполезным высказать его.
Из хода событий видно, что после Вайценского дела наш главнокомандующий долго, неуклонно следовал плану движения всей армии чрез Тисса-Фюред на Дебречин, не сближаясь с Мишкольцем и как бы не обращая внимания на пребывание Гергея на наших сообщениях. Из предписаний главнокомандующего было видно, что у него было, между прочим, в виду отрезать Гергею отступление, чтобы заставить его принять бой или положить оружие – маневр, могший окончить войну одним ударом, составлявший славу великих полководцев и исполнимый, по-видимому, только движением на Дебречин. Нельзя при этом не заметить, что до Вайцена главнокомандующий слишком опасался за наши сообщения, двинув 2 июля 4-й корпус назад к Мишкольцу, а после Вайцена был, по-видимому, слишком равнодушен к ним. Потом, мы видим, выказывается новое обстоятельство: Гергей стоить долго на наших сообщениях. Оно заставило главнокомандующего по необходимости изменить свой прежний план – прямого движения на Дебречин – и двинуться к стороне Мишкольца, чтобы выбить Гергея с наших сообщений. «Главное дело теперь, – пишет он генералу Чеодаеву 17 июля, – восстановление наших сообщений; второе – не упускать Гергея, если он выйдет из Токая на Дебречин». С этою целью и для совокупных действий с 4-м корпусом на правой стороне Тейсы он двинулся сначала с двумя пехотными [222] дивизиями и двумя кавалерийскими бригадами, дошедшими 13 июля до с. Абран. Хотя от Абран гораздо ближе до Мишкольца и р. Саио у Онеда, чем до Дебречина, но, не упуская из виду свой первый план и предполагая, что Гергей начал отступление за Тейсу, он перешел Тейсу в Тисса-Фюреде для действий на ее левой стороне к Дебречину. Узнав, что Венгерцы не отступили, а стоят еще 15 июля на р. Саио и Гернаде, он двинулся вторично, 17 июля, левым берегом Тейсы, вверх к с. Чеге, для перехода обратно на правую сторону этой реки, чтобы выбить наконец неприятеля с наших сообщений. Может быть движения эти были только угрожающие, чтобы заставить Венгерцев отступить, но во всяком случае движения были вынуждены и необходимы, на них потрачено время, и такое спугивание Гергея с правой стороны Тейсы, чтобы поймать его на левой стороне, дозволило последнему отступить из Токая вовремя. Арьергард Гергея двинулся от Тейсы к Грос-Вардейну 18 июля, а передовые части ранее, тогда как наша армия тронулась от Тейсы на Дебречин 19 июля. К тому же оказалось, что главные силы Гергея вовсе не шли на Дебречин. Наша атака в Дебречине вышла, можно сказать, ударом в пустоту.
Указанный изменения первоначального плана, происшедшие от этого упущения, и не достигнутая под Дебречином цель дают много оснований сказать, что, следовательно, этот план был неудобоисполним и оттого неверен, что Дебречин был неправильною целью движения, и что было бы лучше после Вайценского [223] дела избрать целью действий то, для чего этот первоначальный план был по необходимости изменяем, т. е. прежде выбить неприятеля с наших сообщений, а потом предпринимать что-нибудь другое, тем более что выбить – значит разбить, и извлекать из этого возможные последствия, – и для того после Вайценского дела тотчас двинуться на Мишкольц. В этом убеждают не только неудачные последствия исполненного предприятия, дающие еще возможность сказать, что при других обстоятельствах и при лучшем исполнении подробностей они могли быть удачными, но и рассмотрение всех условий и обстоятельств движения, которые можно было предвидеть.
Намерение отрезать Гергею отступление или настигнуть его дальним движением чрез обширное пространство края от Вайцена к Дебречину не было верно избранною целью действий в решительную минуту, когда успех зависит от быстроты и верности принятого решения, потому что, как я говорил выше, нам не было известно, как будет действовать Гергей, став на наших сообщениях, долго ли останется на них, не предпримет ли наступательных действий и пойдет ли непременно на Дебречин. Нельзя было предполагать, что Гергей, заняв на наших сообщениях такой важный пункт как Мишкольц, откуда он владел переправою чрез Тейсу в Токае и мог маневрировать на обеих сторонах этой реки, уйдет оттуда скоро. В его власти было еще большое пространство своего края, который мог продовольствовать его армию, и он, [224] по обыкновенным расчетам, без предварительного и неизвестного еще нам верно намерения отступать скорее к Араду, мог держаться здесь дольше и сделать нам вреда более, чем в каком другом месте. Нельзя было также надеяться захватить его в Дебречине, перейдя Тейсу у Токая, он выходил на равнины Венгрии, где имел перед собою много свободных путей, мог легче уклониться от боя, и где вообще труднее отрезать отступление, чем между горами и большою рекой. Целью наших действий должен бы быть Гергей не там, где он мог быть предположительно, в отдаленном от нас пункте, и где может быть не будет, а там, где он находился действительно и ближе к нам, т. е. Гергей опять в Мишкольце, а не в Дебречине. Кроме вреда нашим сообщениям, гораздо важнее сложения им оружия на равнинах среди мадьярского населения было поражение его армии в Карпатах, населенных Славянами. Было полезно ловить момент пребывания мадьярской армии среди славянского населения; уничтожение этой армии в Карпатах дало бы войне другое значение, чем сложение оружия, похожее издали для темного народа на обыкновенный мир. Если допустить, что Гергей, при движении нашей армии на Мишкольц, успел бы уйти за Тейсу, то это не было бы хуже того, что случилось: он ушел и при движении нашем на Дебречин. Наше дальнейшее наступление в глубину Венгрии для поражения собранных в кучу венгерских войск могло производиться от Токая так же удобно, как и от Тисса-Фюреда.
Но Гергей не успел бы уйти от главных сил [225] нашей армии из Мишкольца за Тейсу. По расчету времени и переходов, наши главные силы могли прибыть к Мишкольцу вовремя и достигнуть значительных еще успехов. От Вайцена до Мишкольца семь переходов. Если бы главные силы выступили от Вайцена 6 июля, то могли бы прибыть к Мишкольцу 12 июля, в день сражения этого числа. Делая усиленные переходы, они могли прибыть 11 июля. Из предписания главнокомандующего генералу Чеодаеву 6 июля видно, что он предполагал быть с главною квартирой в Гионгиосе 9 июля, т. е. он сам находил возможным выступить от Вайцена 7 июля. В таком случае, он мог поспеть к Мишкольцу 13 июля, когда Гергей стоял на Саио, a делая усиленные переходы – 12 июля. Это не было исполнено. 11 июля главная квартира находилась еще в Гатване, и того же числа было разрешено генералу Чеодаеву действовать наступательно. Если бы наша армия двинулась из Гатвана к стороне Мишкольца хотя бы 11 июля (от Гатвана до Мишкольца пять переходов), то могла быть на Саио 15, а при усиленных переходах – 14 июля.
Естественно, главнокомандующий мог доверять более всего самому себе и желать лично командовать войсками в важнейших событиях, решавших судьбу войны, и для вернейшего успеха, не рискуя своею прошедшею славой, мог желать иметь под своим личным начальством наибольшее по возможности число войск.
Однако он разрешил 4-му корпусу отдельные наступательный действия, исполненные 12 июля. В [226] таком случае, если все главные силы не могли двигаться быстро, ничто не препятствовало главнокомандующему передвигаться самому, с своею главною квартирой, к тем войскам, которые были ближе к неприятелю, и на те пункты, где решались главные вопросы войны и происходили важнейшие действия. Выше было видно, что для совокупных действий с 4-м корпусом на Саио он считал достаточным двинуться с двумя пехотными дивизиями и двумя кавалерийскими бригадами, передние части которых дошли 13 июля до Абран. Без сомнения, эти войска, отделенные от главных сил, могли идти налегке и быстрее, и еще вернее, чем вся армия, соединиться с 4-м корпусом 11 и даже 10-го июля, а с ним и отрядом генерала Граббе – 14 июля. Было бы еще лучше, если б отряд генерала Граббе мог прибыть из Галиции ранее и теснить Гергея на отступлении его от Путнока к Мишкольцу. Во всех приведенных случаях главнокомандующий, с следовавшими с ним тремя дивизиями и с 4-м корпусом, настигал Гергея или в Мишкольце 10-го, или у Гарсан 11 июля, или у Герембели 12 июля, или на Саио 13 июля.
Допустив самое позднее прибытие трех дивизий – 15 июля, для наших наступательных действий между Мишкольцем и Токаем оставались еще 15, 16 и 17 числа. Переправа венгерских войск чрез Тейсу в Токае не могла происходить скоро. В продолжение этих трех дней сильный неприятельский арьергард, т. е. лучшая часть венгерской армии, а может быть и большая ее часть, находился еще на [227] правой стороне Тейсы, и мы могли припереть его у Токая к этой реке, рассеять или взять в плен.
При наступлении и атаке самим главнокомандующим 11 или 12, или 13 июля, то же самое постигло бы всю венгерскую армию. Это не было бы отрезанием отступления, а просто настижение и поражение, а может быть и уничтожение всей армии Гергея, если не у Мишкольца и не на Саио и Гернаде, то у Токая.
О причинах, препятствовавших нашей армии выступить от Вайцена тотчас после Вайценского сражения, я несколько говорил выше. По-видимому, важных, уважительных причин не было. Сам главнокомандующий находил возможным прибыть в Гионгиос 9-го, т. е. выступить из Вайцена 7 июля. Сбор продовольствия не мог быть помехою для быстрых движений хотя [бы] тех трех дивизий, с которыми главнокомандующий шел к Мишкольцу после. Войска съедали одинаковое количество провианта, стоя на месте или двигаясь. Если происходил сбор продовольствия, то он мог производиться на всем пространстве расположения нашей армии между Гатваном и Мишкольцем одинаково, была ли главная квартира ближе к Гатвану или к Мишкольцу. При движении главной квартиры с частью войск к Мишкольцу, в отделе у Гатвана или у Гионгиоса мог оставаться 2-й или 3-й пехотный корпус так же удобно, как был в отделе 4-й корпус у Мишкольца. Отдельное положение 4-го корпуса у Мишкольца было даже опаснее, чем отдельное положение другого корпуса у Гионгиоса, потому что у Мишкольца находились главные [228] силы Венгерцев, армия Гергея, тогда как в стороне Дуная находились более слабые венгерские корпуса, занятые Австрийцами. Сбор продовольствия, печение хлеба и сушка сухарей могли производиться этим оставленным у Гионгиоса корпусом без личного присутствия главнокомандующего или его штаба, и провиантские магазины могли быть отправляемы к стороне Мишкольца беспрепятственно. Все зависело от порядка и устройства. Желание сохранить силы войск медленными, неизнурительными переходами имеет свои границы и не всегда достигает и достигало цели, – военные обстоятельства могут заставить после спокойного движения сделать в нужную минуту усиленные переходы и привести войска на место боя усталыми. Разрозненность военных целей, продовольствия и сохранения сил войска составляет дурную сторону военных действий. Если переговоры с Австрийцами не могла привести ни к чему другому, как к движениям за армией Гергея, что было неизбежным следствием расположения и движений армий и отдельных отрядов враждующих сторон, то было бы лучше не тратить на них время, если оно потрачено. Русская армия была единственною ответчицею за свои действия.
При не существовании же видимых вещественных причин, могших замедлить движение нашей армии от Вайцена, остается только одна причина – вперед составленный план движения на Дебречин, и в этом плане лучшая сторона, сравнительно с другим способом действий (на Мишкольц), была – представлявшаяся еще возможность: при медленном движении [229] отрезать неприятелю отступление и одним ударом покончить войну.
Представляется также вопрос: не было ли лучше идти нашей армии из Тисса-Фюреда левою стороной Тейсы на Токай, где можно было вернее отрезать неприятелю отступление при переправе его через реку в одном определенном пункте. Но при таком движении могло все-таки почувствоваться неудобство долгого пребывания Гергея на наших сообщениях. Предупредив переправу его в Токае и заставив его остаться на правой стороне Тейсы, наша армия, чтобы не стоять в бездействии, должна была бы форсировать переправу, т. е. возвратиться к действиям на правой стороне этой реки или предоставить отдельным отрядам, находившимся на правой стороне, действовать самостоятельно, без участия главных сил, что изменяло роли, искажало положения и не могло входить в расчеты главнокомандующего.
Прямое движение от Вайцена правою стороной Тейсы к Мишкольцу удовлетворяло всем предположениям, отвечало всем случаям: армия была бы более сосредоточена и её действия могли быть более определенны и решительны. План движения на Дебречин заставил упустить из виду другую цель – наши сообщения – и другие более верные и ближайшие последствия – простое настижение и разбитие неприятеля; он раздвоил наши действия для преследования то одной, то другой цели, производил недоразумения, сомнения и неизвестность, поставил общий успех в зависимость от случая и от искусного, отчетливого, но очень трудного исполнения общих [230] предначертаний подчиненными, заставлял раздроблять войска, подвергал 4-й корпус и другие отдельные отряды возможности поражения и окончательно не имел успеха.
|
