|
VII. Мишкольские сражения: 11 июля у с. Гарсан и 12 июля у с. Герембели.
[174]
Утром 11 июля наши разъезды открыли, что неприятель выдвинулся по шоссе от Мишкольца к нашей стороне и занимал лес и опушку его возле самого селения Гарсан.
Все селения, которые упоминаются здесь: Гатван, Гионгиос, Капольно, Мезо-Кевезд, Мезо-Ниарад, Абраны, Вата, Гарсаны, Герембели и г. Мишкольц – лежат на шоссе – пути наших сообщений с Галицией – по которому происходили все предыдущие движения нашей армии. Наступая от Гарсан к стороне Мишкольца, мы подходили под прямым углом к тому пути, по которому следовала венгерская армия от Мишкольца к Токаю, и действовали в правый ее фланг и назад к стороне Галиции; а Гергей, заняв Мишкольц, стал в тылу нашей армии, на сообщениях ее с Галицией, и, выдвинувшись на целый переход вправо до Гарсан навстречу нам, или прикрывал [173] с правой своей стороны отступление своей армии на Токай, или предпринимал, наступательный действия в тылу нашей армии; нам не были известны его намерения. Положение его было грозно. По обыкновенным расчетам, 4-й корпус, раздробившись, действовал неосторожно.
Отряд генерала Кузнецова, в составе 8 ¼ батальонов, 16 эскадронов, 6 сотен казаков, 40 орудий и ракетной полубатареи, выступил на рекогносцировку из с. Вата 11 июля в 9 ½ часов утра. Взяты были одни патронные ящики и повозки для заболевающих и раненых; остальной обоз оставлен под прикрытием одного батальона между селениями Вата и Гарсаны. Впереди шли 6 сотен казаков, в полуверсте за ними стрелковый батальон и потом остальные войска, сначала пехота, потом кавалерия. По приближении нашего отряда по шоссе к лесу, неприятельские пехотные стрелки, расположенные в опушке, открыли огонь. Против них рассыпали 4-й стрелковый батальон, который также открыл огонь и наступал с фронта, поддерживаемый двумя батальонами Селенгинского и одним батальоном Якутского пехотных полков; по флангам пехотной цепи рассыпали казаков, которые вскоре проникли в лес в более дальнем от шоссе расстоянии и стали обходить венгерских стрелков. Для поддержания казаков были высланы вправо и влево по одному дивизиону улан и гусар, которые следовали позади внешних флангов казачьей цепи.
Неприятель не держался долго в опушке; наше наступление с фронта и обход казаками с флангов [176] заставили его вскоре отступить. Поддерживая перестрелку, он отступал медленно и в порядке лесом около 3 верст, до корчмы Араниос, находящейся в ложбине, пересекающей шоссе, и остановился за крутизнами в сильной позиции. Действие 4-го стрелкового батальона было очень удачно; все убитые и раненые Венгерцы, найденные в лесу, были поражены его пулями. При нашем наступлении мы могли убедиться, что в лес к Гарсанам был выдвинут только неприятельский авангард, состоявший из четырех батальонов пехоты, четырех орудий и одного гусарского полка. По густоте леса и пересеченной местности ни мы, ни Венгерцы не могли воспользоваться артиллерией, и она во всем этом деле не сделала ни одного выстрела.
Чтобы выбить неприятеля из занятой им позиции, генерал Кузнецов сосредоточил на своем левом фланге Донской казачий № 41 полковника Желтоножкина полк и послал его в скрытый обход правого фланга неприятеля. Казаки, перейдя лощину, обошли неприятельскую пехоту и неожиданно, с криком «ура» бросились на крайний батальон, который разбежался по лесу. Нескольких убили, а 32 человека взяли в плен. После этого неприятель не держался, продолжал отступать с перестрелкою медленно и в порядке, пользуясь закрытою, пересеченною местностью, которая на каждом шагу представляла защиту, – наконец, после 4½ часового отступления, вышел из леса и отошел на фланг своих главных сил, расположенных на открытом месте.
Когда шедшие впереди казаки показались в опушке [177] леса, неприятельские батареи открыли огонь, который, однако же, не причинил нам никакого вреда. Пленные, взятые в лесу, показали, что здесь расположены главные силы Гергея в числе, будто бы, 35 тысяч. Генерал Кузнецов осмотрел расположение их; они стояли лицом к Гарсанам, тылом в Мишкольцу, на небольшой высоте, огибавшей выход шоссе из леса полукружием, несколько верст впереди того места, на котором накануне я встретил венгерские аванпосты; с фронта виделись 22 орудия, a левее была другая батарея, скрытая кустами; на левом фланге стояла сильная колонна кавалерии; пехоты вовсе не было видно, но пленные показали, что она расположена за возвышением, на котором стояла артиллерия, и что стрелки рассыпаны в виноградниках и кустах, прикрывавших оба фланга позиции. Пробыв с передовыми войсками на опушке леса время необходимое для осмотра неприятеля, генерал Кузнецов отступил к с. Вате, куда прибыл в 7 часов вечера и стал на прежнем месте бивуака. При этом отступлении партия венгерских гусар следила за нами издали, до самого выхода из леса к стороне Гарсан. В деле 11 июля наша потеря состояла из трех убитых и шести человек раненых.
12 июля, в 8 часов утра, генерал Чеодаев получил от главнокомандующего предписание (подписанное 11 июля в м. Гатване) – действовать наступательно. Предписание было следующего содержания. 7 июля наш летучий отряд, состоящий из двух эскадронов, сотни казаков и двух орудий под командой артиллерии полковника Хрулева, следуя за арьергардом [178] корпуса Гергея (по пути отступления его на Рима-Шомбат и Мишкольц), нечаянно подошел так близко к этому арьергарду, что нашелся в опасности быть взятым. Чтобы выйти из такого затруднительная положения, полковник Хрулев отправил двух офицеров к начальнику неприятельского арьергарда с объявлением, что он прислан с предложением Гергею: положить оружие. Начальник арьергарда, не имея права заключать условий, отправил офицеров к Гергею, который сказал, что на это он даст ответ на имя его светлости (фельдмаршала Паскевича). Офицеры эти, проезжавшие чрез неприятельские войска, доносят, что арьергард состоял из двух полков пехоты, четырех батарей, при которых находилось только пять зарядных ящиков, и двадцати эскадронов гусар; что главный лагерь Гергея, при Рима-Шомбате, почти в равных силах с его арьергардом; что пехота его расстроена, многие из солдат оставляют его знамена, и что самая готовность Гергея вступить в переговоры о мире доказывает, в какой степени мятежники упали духом. Предполагая, что, вероятно, корпус Гергея из Рима-Шомбата будет стараться пройти сквозь линию наших сообщений между Мишкольцем и Форро, чтобы проникнуть за р. Тейсу, главнокомандующий приказывал: если при получении этого предписания не имеется еще положительного известия, что Гергей прошел уже сквозь нашу коммуникационную линию, то генералу Чеодаеву следовать немедленно со всеми вверенными ему войсками к Мишкольцу и атаковать Гергея, когда он будет к ней (коммуникационной линии) подходить, [179] потом преследовать его до окрестностей Токая, не атакуя позиции впереди сего последнего города, так как она весьма крепка, и отсюда возвратиться в Мезо-Кевезд; если же генералу Чеодаеву известно, что корпус Гергея прошел уже сквозь нашу коммуникационную линию и следует к Токаю, то преследование неприятеля предоставить генералу Кузнецову, а генералу Чеодаеву с корпусом остаться в Мезо-Кевезде или воротиться туда, так как этот корпус предназначается для перехода через Тейсу при м. Тисса-Фюреде.
Из этого предписания, совершенно противоречащего по духу предыдущим, можно видеть, что главнокомандующий решился приказать генералу Чеодаеву действовать наступательно на основании сведений, доставленных двумя нашими офицерами, видевшими войска Гергея; но в этих сведениях не было ничего верного и нового. Наши офицеры видели только арьергард и следовавшую впереди его колонну, при которой находился сам Гергей; но это не давало права заключать, что впереди последней колонны, между Рима-Шомбатом и Мишкольцем, не находилось никаких войск, и что вся армия Гергея состояла только из тех двух колонн, которые видели офицеры. Что Славяне шли в венгерские войска неохотно, бежали при первом удобном случае и были вообще ненадежными защитниками мадьярских интересов; это было известно при вступлении нашем в Венгрию и при преследовании Дембинского до Кашау и было ясно из смысла всех настоящих событий. Без сомнения, в армии Гергея находилось много карпатских [180] Славян; они, при вступлении в горы, пользовались случаем и бежали домой. Если главнокомандующий находил возможным разрешить 11 июля 4-му корпусу действовать наступательно, то также мог дать такое разрешение ранее; тогда 4 корпус мог что-нибудь сделать. Теперь было поздно атаковать Гергея, когда он будет подходить к нашей коммуникационной линии, т. е. до занятия им Мишкольца: обозы его армии проходили чрез этот город 10, 11 и 12 июля и были уже вне опасности. Впрочем, давая 11 июля 4-му корпусу приказание действовать наступательно, главнокомандующий мог предвидеть, что Гергей этого числа следует уже чрез Мишкольц или даже прошел его, потому что от Рима-Шомбата, где его видели 7 июля, до Мишкольца только три перехода, и он мог быть в этом последнем городе 10 июля, что действительно исполнилось; а из всего этого можно заключить, что главнокомандующий не ожидал особенных последствий и успехов от действий 4-го корпуса. Можно было предвидеть, что генерал Чеодаев, не имея уже возможности исполнить первого условия предписания – предупредить Гергея в Мишкольце – и зная, что его корпус предназначается для движения на Тисса-Фюред, что главные силы армии не пойдут на Мишкольц и что он, генерал Чеодаев, не должен рассчитывать на их поддержку, – будет иметь много оснований действовать осторожно или, вернее сказать, не самостоятельно, без энергии и цели победы.
По 4-му корпусу сделаны тотчас распоряжения для наступательных действий. За войсками пошли только [181] патронные ящики и повозки для больных и раненых; остальной обоз, провиантский магазин, больные и слабые, не могшие быть во фронте, остались между Гарсанами и Ватою. Главные силы корпуса могли выступить из Абран 12 июля только в первом часу пополудни; в с. Вате они соединились с авангардом и двинулись отсюда в 3 часа пополудни чрез Гарсаны, по шоссе, на Мишкольц. Впереди шли: Донской № 41 полк, три сотни Донского № 51 полка, за ними 4 стрелковый батальон, 1-я бригада 11-й пех. дивизии с батарейною № 3 и легкою № 3 батареями, австрийская ракетная полубатарея, 12-я пехотная дивизия с артиллерией и, наконец, Вознесенский уланский и гусарский эрцгерцога Фердинанда полки с конною батареей. Вместе с тем в дальний обход левого фланга неприятельской позиции были посланы от с. Ваты, вправо, долиною Тейсы и Саио, чрез Эмед и Малии Ольвиопольский уланский и гусарский Наследника Цесаревича полки, три сотни Донского № 51 полка, конно-легкая № 7 и Донская казачья № 6 батареи.
Лес за Гарсанами был оставлен неприятелем; голова нашей колонны прошла его беспрепятственно и в 4 часу заняла опушку при выходе. Но так как войска шли только по шоссе, как по узкому дефиле, то растянулись в длинную колонну; головные части ее вышли из леса, и дело завязалось, a 12-я пехотная дивизия только что двинулась от Гарсан.
Ехавшие впереди увидели из опушки леса, в расстоянии пушечного выстрела, ряд венгерских эскадронов, вытянутых в одну линию; но лишь [182] только между деревьями замелькала белая амуниция наших солдат и батареи начали выезжать из леса, неприятельские эскадроны отошли назад, за ними открылась батарея в 20 орудий, расположенная полукружием, сосредоточивавшим свои выстрелы на выход шоссе из леса, и открыла огонь. Над нашими головами в густоте леса вдруг заревели ядра и гранаты; воздух застонал и загудел; деревья ломались с треском и падали; лесное эхо увеличивало этот гром. Но выстрелы, как и накануне, были худо направлены: ядра летели высоко над головами и не сделали нам почти никакого вреда. Пехоты неприятеля не было видно; только по флангам его расположения были рассыпаны густою цепью, с сильными резервами, стрелки в виноградниках и кустах, находившихся несколько впереди линии батарей.
Это была та же позиция, что и накануне, 11 июля. Полем действия была возвышенная, засеянная хлебом поляна, находившаяся на последних отлогих отраслях Карпатов, отходивших от более высокого хребта (лежавшего левее нас) отдельными невысокими гребнями, разделенными поперек шоссе отлогими ложбинами, и имевшая склон к долине Саио и Тейсы, т. е. от нашей левой к правой стороне и к Мишкольцу, т. е. к левому флангу и тылу расположения неприятеля; наша позиция была несколько выше позиции Венгерцев. Поляна эта была ограничена с нашей стороны лесом, с правой и левой сторон виноградниками и кустарником, соединявшимся с лесом, из которого мы вышли, а с четвертой, [183] обращенной к Мишкольцу, была открыта и отлогою покатостью соединялась с открытою же долиною р. Саио. Венгерцы расположились на гребне одной из отлогих отраслей поперек шоссе; дула их орудий виднелись на высшей точке; остальные части войска стояли на покатости, обращенной к стороне Мишкольца, так что глубина и тыл их расположения были от нас скрыты.
Наши две батареи, следовавшие впереди, были выдвинуты и поставлены: батарейная № 3 (12 орудий) правее шоссе, в самой опушке леса, и легкая № 3 по обе стороны шоссе, на открытом месте, – и открыли огонь. После непродолжительного действия артиллерии были посланы для обхода флангов неприятеля казаки № 41 и 51 полков. Хотя им трудно было бы обойти фланги, прикрытые кустами, виноградниками и крутыми обрывами оврагов, но, как оказалось, движение их вперед, а может быть и другие причины заставали Гергея несколько отступить; батареи его снимались по частям и занимали новую позицию, около 200 саженей позади прежней, на гребне такой же, более низкой отрасли, откуда, однако, могли действовать так же удобно, как и прежде. За неприятелем и мы подвинулись вперед. Сначала легкая, а потом батарейная батареи рысью выехали на удобные места ближе к неприятелю, снялись с передков под его выстрелами и открыли вновь огонь; за ними двинулась в боевом порядке 1-я бригада 11-ой пех. дивизии и 4-ый стрелковый батальон. Во время этого наступления, неприятельские стрелки, находившиеся на его правом фланге, сомкнулись в [184] колонну и выступили вперед из виноградников, чтоб атаковать наш левый фланг, но встреченные картечным огнем легкой батареи, и видя, что левый фланговый батальон Якутского полка готов был идти в штыки, отступили на прежние места. На нашем правом фланге между застрельщиками обеих сторон происходила перестрелка. В этом положении наша и неприятельская артиллерия продолжала действовать до ночи.
Между тем кавалерийские полки, посланные в обход на с. Емед, продолжали наступление; неприятель, без сомнения, знал о том. Опасение ли, быть обойденным этими полками, наступавшая ли ночь, а более всего, вероятно, то, что Гергей достиг уже своей цели – прикрыл движение своей армии и обозов чрез Мишкольц на Токай и не имел более надобности оставаться на этом месте, – заставили его отступить окончательно. Он снимался с позиции и отправлял свою пехоту и артиллерию по частям, отступил последнею колонною, когда сделалось уже темно, прошел Мишкольц, поворотил из него направо по шоссе, ведущему к. Токаю, и прошел за р. Саио, текущую около 1½ версты от Мишкольца. За Саио стояли уже другие венгерские войска на избранной прежде позиции.
Наши стрелки преследовали неприятеля до Мишкольца. 4-й стрелковый батальон и два батальона Якутского пехотного полка с двумя орудиями заняли предместья города; остальные части авангарда, под командою генерал-лейтенанта Кузнецова, расположились около с. Чаба: казаки впереди, регулярная кавалерия правее и пехота позади. 12-я пехотная дивизия, вышедшая [185] из леса на поле сражения вечером, пришла на место ночлега уже в полночь и стала бивуаком у подошвы гор на равнине, по обе стороны шоссе, примыкая левым флангом к с. Герембели, именем которого названо было это сражение в официальном донесении. Кавалерия, ходившая в обход левого фланга неприятеля, присоединилась к корпусу и стала у Герембели. При обходном движении ее не произошло ничего примечательного. Во время движения войск на бивуаки, влево от шоссе, в виноградниках и кустах были слышны стоны раненых Венгерцев; их подобрали и перенесли к нашим походным лазаретам. Бивуачные огни запылали. Войска, утомившиеся походом и жарким днем, заснули скоро. Ночь прошла тихо; неприятель не беспокоил нас.
Отступление Гергея показывало, что он не имел в виду наступательных действий.
Во время сражения, пока было еще светло, мы с занимаемых нами высот видели в зрительную трубу бесконечную цепь обозов венгерской армии, тянувшихся по одному шоссе из Мишкольца в с. Жолчу, лежащее на шоссе, на левом берегу р. Саио; их скрыла от нас только наступившая темнота; но потом мы узнали, что обоз частных повозок тянулся из Мишкольца за р. Саио всю ночь с 12 на 13 июля. Говорили, что в венгерской армии было до шести тысяч частных повозок. В республиканской вновь сформированной армии, наполненной множеством охотников из богатых сословий, не могло быть таких обычаев, порядка и дисциплины, какие существуют в старых благоустроенных армиях. В ней находились со многими [186] генералами, офицерами и даже богатыми нижними чинами их жены или любовницы; были также мелкие промышленники, маркитанты, многие частные, вовсе не принадлежащие к армии люди, компрометированные в последних событиях перед австрийским правительством и спасавшиеся с армией, и, наконец, множество публичных женщин. По окончании войны говорили, что сам Гергей высказывал сожаление, что мы не отбили у него, в ночь с 12 на 13 июля, этот бесконечный обоз частных повозок, очень затруднявший движения его армии.
Жители Мишкольца рассказывали также, что всю эту ночь венгерские гусары пили и гуляли в трактирах города. Это, вероятно, потому что утром 13 июля мы убедились, что венгерские наблюдательные посты пробыли всю ночь на правой стороне р. Саио, недалеко от нашего бивуака, между прочим в с. Ширме, отстоявшем менее полуверсты от нашего правого фланга. Перед рассветом в с. Ширме произошла даже драка между венгерскими солдатами и нашими денщиками и фурштатами, отправившимися туда, вероятно, за курами и фуражом.
В Мишкольце мы узнали, что в деле 12 июля у с. Герембели находилась не вся венгерская армия. По занятии 10 июля Мишкольца, Гергей выдвинул по Гарсанскому шоссе к нашей стороне отдельный корпус, a другие войска направил по шоссе на Токай и расположил их за р. Саио в сильной позиции, прикрывавшей отступление его к Токаю. 11 июля р. Саио была уже занята от с. Шикшо до с. Керема, близь которого находится брод через эту реку у Пога; из Керема [187] отдельные посты наблюдали за всем протяжением Саио до впадения ее в Тейсу. В позиции за Саио венгерская армия переменяла фронт в обратном направлении и становилась лицом к пути прежнего своего следования и тылом к Токаю. Обозы также направлялись за Саио, и менее нужные войскам шли безостановочно к Токаю. Но, во всяком случае, вероятно, по Герсанскому шоссе за Герембели была выдвинута лучшая и большая часть армии, и Гергей находился при ней, что показывали и пленные, так как с этой стороны наступали Русские.
Нельзя не заметить, что действия 4-го корпуса 12 июля не отличались энергией и едва ли могли иметь какой-либо успех. Войска выступили поздно, шли растянутою колонною по одному шоссе и вступили в дело отдельною частью, одною бригадою; для действий был избран план, отстранявший всякую возможность решительного успеха; кавалерию послали в дальний обход за несколько верст от главных сил корпуса, с целью заставить неприятеля скорее отступить, что было, как оказалось, и его собственною целью, чего он старался достигнуть без всяких с нашей стороны понуждений, и чего вместе с этим, надо полагать, вовсе не желал наш главнокомандующий, приготовлявшийся в это время отрезать Гергею отступление в Дебречине, куда мы не поспели бы, если бы Гергей отступил от Мишкольца слишком скоро. Мы не атаковали с твердым намерением разбить неприятеля, а маневрировали общеупотребительным маневром, угрозой обходить фланги издали, при чем может и не быть боя. Может быть, это было самое [188] лучшее, что 4-й корпус мог сделать. При заданной себе Гергеем цели только отступать, наши слабые атаки не вызывали сильного отпора и не доводили дела до крайности. Перед 4-м корпусом могли стоять главные силы и даже вся венгерская армия, и наши атаки, как они велись, при большем упорстве могли иметь сомнительные для нас последствия. Впрочем, едва ли начальство 4-го корпуса имело в виду решительное поражение неприятеля, что, однако, не должно было мешать держать корпус более сосредоточенным. Приказание атаковать, но преследовать на определенном пространстве, т. е. не пользоваться вполне победою, а потом отступить в Мезо-Кевезд, так как корпус предназначался для перехода через Тейсу при Тисса-Фюреде, – определяло характер действия 4-го корпуса, заставляло начальство его отгадывать намерения главнокомандующего и руководствоваться окончательною целью – движением чрез Тисса-Фюред. Такое отгадывание чужих намерений не всегда легко и выгодно – намерения могут изменяться вместе с обстоятельствами. После Дебречинского дела во всей армии говорили, что главнокомандующий был недоволен действиями генерала Чеодаева.
Генерал самостоятельный, честолюбивый, имеющий в виду общий успех войны и славу, мог действовать 12 июля под Мишкольцем иначе, даже не выходя из границ последнего предписания главнокомандующего, мог сделать многое, командуя русскими войсками. В 4 корпусе было в строю около 20 тысяч человек; в армии Герея, на позиции у Герембели, могло быть столько же или немного более, [189] потому что часть ее была уже расположена за р. Саио. Хотя у Венгерцев часть пехоты была вооружена лучше нашей, игольчатыми ружьями, a артиллерия имела орудия большего калибра, чем наша, но мы могли рассчитывать на превосходство духа нашего войска, основываясь на долговременной прошедшей славе и коренном могуществе народа; надежда на успех не могла казаться несбыточною. Атакующий смело и решительно имеет большое нравственное преимущество перед отступающим; и мы уже имели его, потому что, в сущности, несмотря на превосходный маневр Гергея, мы с самого начала войны постоянно наступали для боя, а Венгерцы только отступали, уклоняясь от боя. На войне можно сказать, что за нападающего Бог. Может быть, мы нашли бы Венгерцев сильно упавшими духом, может быть их армия была карточный домик, который рассыпался бы от одного решительного прикосновения, – можно было хотя бы попробовать.
При твердом намерении вступить в решительный бой и атаковать напролом, мы могли действовать различно, но, во всяком случае, сосредоточенно, не посылая кавалерию в дальний обход. Не зная еще верно о расположении Венгерцев за р. Саио, мы проще всего могли атаковать их там, где они находились и где были ближе к нам: на том же поле, на котором происходило дело 12 июля и к которому вело прямое и единственное шоссе; для этого, заняв прежде опушку леса при выходе из него, сосредоточить к ней все силы корпуса (можно было выступить ранее и вести регулярную кавалерию и артиллерию [190] по шоссе, a пехоту и казаков частью по сторонам), не начинать дела одною бригадой, а наступать решительно всеми силами в совокупности и атаковать неприятеля с фронта и даже с флангов, что было возможно по небольшому протяжению его позиции. Если бы мы сбили его на равнину в стороне Мишкольца, то наша кавалерия могла атаковать его на этой равнине массою, докончить поражение и преследовать. Венгерская армия или часть ее, находившаяся у Герембели, могла быть отброшена к горам, отрезана от р. Саио и рассеяна. Для этого достаточно было тех нескольких часов, в продолжение которых тянулось дело до ночи. Разбив лучшую часть венгерской армии, мы на другой день могли действовать более свободно против войск, находившихся за р. Саио; они не ушли бы от нас до Токая. Таким способом действий венгерская армия могла быть разбита по частям.
Мы могли также наступать всеми силами низменною долиной р. Саио от с. Ваты на Емед к броду через р. Саио у д. Пога, овладев которым, могли обойти позиции неприятеля на реках Саио и Гернаде и отрезать ему отступление на Токай. Это мнение высказано самим Гергеем. Но такое предприятие для 4-го корпуса было неопределенно и несколько отвлеченно. В нем нет точной цели и желания не упустить и скорее разбить неприятеля, но опять – маневр дальнего обхода, могший заставить неприятеля ускорить отступление, а нас гоняться за ним и длить войну. Оно было даже менее осторожно при расположении венгерской армии на шоссе у Герембели и при возможности перехода [191] Гергея в наступательные действия. При движении из с. Ваты на брод у Пога, сойдя с шоссе на равнину, мы могли быть сами атакованы с левой стороны венгерскими войсками, находившимися у Герембели близь подошвы гор, готовыми к бою и имевшими, следовательно, надлежащую подвижность. Тогда мы по необходимости обратились бы к этим войскам, т. е. к предыдущему способу действий – прямой атаке их; а всякое изменение и расстройство первоначальных намерений в самом начале боя дает уже некоторое преимущество неприятелю. В действиях на равнине у р. Саио могли принять некоторое участие и те венгерские войска, которые находились уже за этою рекою; в сражении же на Гарсанском шоссе их содействие выдвинутым туда войскам было невозможно, и это облегчало наш успех.
Мы могли нанести неприятелю еще более вреда, если бы напали на него 10 июля, при вступлении его в Мишкольц и при движении чрез этот город, когда он не успел еще оглядеться и установиться.
Все это одни предположения, которые могут быть названы фантазией; но без предположений нельзя иметь надлежащего верного понятия о войне. Без сомнения, при решительных действиях мы могли быть сами разбиты. Но едва ли можно допустить, чтоб отбитая атака сосредоточенного корпуса отличных войск могла повести к крайним пагубным последствиям; мы могли быть отбиты и отступили бы, но не могли быть совершенно расстроены. При отступлении мы могли задерживать неприятеля на каждом шагу, пользуясь гористою местностью, лежавшею позади нас. Действия [192] корпуса нельзя оценивать только соображением, что, находясь в отделе от армии, он прежде всего должен действовать осторожно, чтобы не быть разбитым; при одном опасении быть разбитым нельзя ничего предпринимать.
Допустив возможность, что мы могли быть разбиты, нельзя не допустить, что мы могли быть легче всего разбиты, с более опасными последствиями, именно при тех наступательных действиях и при таком порядке наступления, какие были избраны 4-м корпусом 12 июля. Предпринимая их, мы не имели права рассчитывать, и, несомненно, не рассчитывали, на негодность венгерского войска и не знали еще, как будет действовать Гергей и останется ли он спокойным зрителем наших маневров. Все зависело от его предприимчивости. Если он не воспользовался нашими маневрами 12 июля, то надо допустить, что он не воспользовался бы и своим успехом, отбив нашу атаку, произведенную решительно сосредоточенными силами корпуса. По обыкновенным расчетам, перейдя в наступление в то время, когда бригада 11-й пехотной дивизии выдвинулась из леса и развернулась, Гергей нашел бы русский корпус, как замечено выше, совершенно раздробленным. Перед ним стояла одна бригада, которую он мог легко разбить; 12-я дивизия была в следовании и растянута на 6 верст в лесном дефиле; одна бригада кавалерии стояла еще у Гарсан, а другая бригада, посланная в обход по равнине Саио, была отделена от действовавшей уже пехотной бригады на 12 верст, потому что, выдвинувшись на одну высоту с бригадою [193] 11-й дивизии, она хотя по прямому направлению отстояла от нее на 4 версты – расстояние также большое в виду неприятеля и во время самого сражения – но на этом пространстве находились последние крутизны и овраги отраслей Карпатов, покрытые лесом, и не было ни одной удобной дороги; чтобы соединиться с корпусом, кавалерийская бригада должна была возвратиться в с. Вату и потом идти по шоссе вслед за пехотою. Отбросив бригаду 11-й пехотной дивизии, Гергей мог обратиться влево и еще легче разбить нашу обходную колонну кавалерии, отбросить ее, идти по ее следам на с. Вату в тыл 4-му пехотному корпусу, уничтожить здесь его обозы и магазины и действовать против 12-й пехотной дивизии и другой бригады кавалерии, которые он нашел бы растянутыми по шоссе в лесу или торопившимися выйти из леса назад, чтобы защищать свой тыл и не потерять свои сообщения. Тогда последствия могли быть чрезвычайно важны; от искусных действий Гергея зависело уничтожение всего нашего корпуса. Если бы предприятие и не имело такого полного и блестящего успеха, то Гергей все-таки имел бы над нами значительный перевес и ничем при этом не рисковал. Действуя по равнине к с. Вате, он имел позади себя свой путь отступления за р. Саио – прямо на брод у Пога или Верхнюю Жолчу, минуя Мишкольц, где к вечеру 12 июля могли оставаться только ненужные ему обозы. К счастью ничего подобного не случилось. |
