|
ПРЕДИСЛОВИЕ К ТРЕТЬЕМУ ИЗДАНИЮ1.
После появления в свет второго издания сочинения Котошихина, было открыто несколько документов, любопытных в том или другом отношении, а в целом служащих важным пособием для характеристики Котошихина и дополнением к сведениям о нем, напечатанным в предисловии ко второму изданию его сочинения. Эти новые известия заключаются:
1) в двух подлинных прошениях Котошихина, поданных им в 1666 г. на имя малолетнего шведского короля Карла XI и высших правительственных лиц, вскоре после вторичного его приезжая в Стокгольм. Эти два документа на русском языке принадлежали покойному Готтлунду, лектору финского языка при Гельсингфорском Университете, и были напечатаны а. Ф. Бычковым2. [II]
2) В материалах, сообщенных целиком, или в извлечении, в статье, напечатанной в 1881 г. в шведском «Историческом Журнале», под заглавием: «Русский эмигрант в Швеции, двести лет тому назад». Автор этой статьи Ерне3, Упсальский профессор, изучивший русский язык и недавно посетивший Москву для архивных розысканий по шведской истории, имел ближайшею целью ознакомить шведское общество с личностью Котошихина, и в этих видах воспользовался различными известиями, открытыми им в шведских архивах. Я. К. Грот в особой статье представил в сжатом виде все, что в труде г. Ерне могло иметь интерес для наших исследователей4.
3) В грамоте царя Алексея Михайловича к А. Л. Ордину-Нащокину от 4 мая 1660 г. об учинении наказания Котошихину (бить батогами) за его ошибку в написании царского именования в отписке, присланной в Москву Ординым-Нащекины5.
Все эти вновь открытые документы составляют довольно богатый материал для составления биографического очерка Котошихина. Сообразно с целью настоящего издания, ограничимся здесь лишь кратким извлечением из них, причем обратим особенное внимание на то, каким образом Котошихин, будучи простым подьячим посольского приказа, вошел сначала во время войны в тесные сношения с шведскими дипломатами в Эстляндии, затем с правительственными [III] лицами в самой Швеции, а по возвращении в Москву с шведским «комиссаром» при московском дворе; далее укажем на те обстоятельства, которыя дали дали Котошихину возможность и случай заняться, после бегства в Польшу, а оттуда в
шведские владения, составлением в Стокгольме своего труда в 1666-1667 гг.
Из документов, некогда сообщенных покойным князем М. А. Оболенским в Археографическую Комиссию о служебной деятельности Котошихина (см. ниже стр. XXV), видно, что он в конце 50-х годов XVII столетия, сперва как писец, а потом как подьячий, не имел особенного значения в посольском приказе, но что тем не менее сочли полезным прикомандировать его к нашему посольству, находившемуся в Дерпте, который с 1656 г. был занят русскими войсками. Во главе этого посольства стоял князь Прозоровский, но душою его был знаменитый А. Л. Ордин-Нащокин. Правительство вообще осталось довольно деятельностью Котошихина в эпоху переговоров о заключении мира с Швецией. Из шведских же источников мы узнаем, что он хорошо был знаком с притязаниями обеих воюющих сторон. Перемирие, наконец, состоялось в Валлисари (близ Нарвы) 20 декабря 1658 года. Для скорейшего заключения мира, 9 октября 1660 г. из Дерпта был отправлен в Ревель «царского величества подьячий» Котошихин к членам находившегося там шведского посольства. Вскоре после приезда в Ревель главы шведского посольства Бенгта Горна, были открыты настоящие переговоры отправлением «трубача» с письмом к русским уполномоченным, на что последние ответили тем же, причем Котошихин провожал трубача, будучи снабжен, как есть основание заключить, особою инструкциею, что ему говорить и как поступать с шведскими дипломатами в том или другом [IV] случае. Шведы очень хорошо приняли Котошихина и, кроме письма к нашим послам в Дерпте, дали ему еще словесное поручение как лицу, «присутствовавшему на совещаниях в Валлисари и Пюхестекюле» и следовательно хорошо знакомому со всем ходом переговоров6. 21 июня следующего 1661 года в Кардисте (деревня между Дерптом и Ревелем) был подписан уполномоченными мир на основании Столбовского договора. Когда Котошихин вернулся из Кардиса в Москву, он нашел сои домашние дела в совершенном расстройстве. Причину этого несчастия он впоследствии, может быть не совсем без основания, приписал крутому обращению правительства с его отцом и женою (см. ниже стр. XVIII и XIX). Несмотря на это, Котошихин должен был отправиться в Стокгольм в качестве «гонца» с письмом царя Алексея Михайловича, от 7 августа, на имя короля Карла XI, в котором царь просил об ускорении ратификации мирного трактата. Своими поездками в Ревель и Стокгольм Котошихин, кажется, остался очень доволен, так как Шведы хорошо его принимали и наградили, и он, по-видимому, уже тогда решился завязать сношения с шведским правительством.
В то время еще не существовало правильных дипломатических сношений между Россией и Швецией. Только по временам являлись в Москву шведские посланники и агенты, но здесь обыкновенно смотрели на них подозрительно, и совершенно справедливо: многие шведские резиденты и агенты были не более как шпионы, которые, нередко за деньги, добывали самыя секретныя сведения. К этому средству получать нужные сведения особенно прибегал Адольф Эберс, который, по предположению [V] г. Ерне, был лифляндским уроженцем. Он считается одним из самых искусных шведских дипломатов XVII столетия. В России он бывал неоднократно, иногда проживая в ней по несколько лет сряду. Когда в 1655 г. посланник Бьельке (Bielke) приехал в Москву, Эберс состоял «комиссаром» шведского подворья и до 1658 года разделял незавидную участь членов посольства. Зато Эберст своими хитро обдуманными мерами на каждом шагу старался вредить царскому правительству. Когда, например, ему пришлось вступить в переговоры с окольничим В. С. Волынским по вопросу о решении спора касательно разных денежных претензий, то для него было очень важно знать, на какие уступки уполномочены русские сановники. Эберст, как видно из его донесения королю из Москвы от 22 июля 1663 года, узнал об этом самым точным образом через посредство одного русского чиновника, которого он тут же характеризует следующими словами: «и этот парень, по происхождению Русский, но по своим симпатиям добрый Швед, обещался и впредь извещать меня как о том, что будут писать русские послы, так и о том, какое решение примет его царское величество на счет денежной суммы»7.
Этим услужливым чиновником, фамилию которого Эберст не назвал, был Котошихин. Он сам поставил себе в заслугу это предательство в прошении, поданном им в 1665 году в Нарве ингерманландскому губернатору Таeбе. В этом прошении он упоминает о том, что уже в Москве начал служить верой и правдой Эберсу, комиссару его королевского величества. [VI] и в подтверждение этих слов он рассказывает: «когда послы, окольничий В. С. Волынский и его товарищи, вели переговоры, я принес ему (Эберсу) на шведское подворье данную этим послам инструкцию и другие бумаги для снятия с них копий, за что г. комиссар подарил мне 40 рублей». Едва ли Котошихин получил бóльшую сумму, хотя Эберс не посовестился донести своему государю, что истратил на это дело 100 червонцев8.
Несмотря на то, что русские власти в Москве подозрительно смотрели на Эберса и установили даже надзор над теми лицами, которые посещали его дом, тем не менее, близкие отношения Котошихина к шведскому комиссару ускользнули от их внимания. Это видно, между прочим, из того, что правительство в конце 1663 или в начале 1664 года послало Котошихина «для переговоров» к армии, стоявшей на Днепре под начальством князя Черкасского против Польши (см. ниже на стр. XIX). Войны с поляками и с Швецией до того истощили Московское государство, что царь Алексей Михайлович счел необходимым заключить мир также и с Польшей; а при переговорах с искусными и спесивыми дипломатами Речи Посполитой человек ловкий и деловой, как Котошихин, мог оказаться не бесполезным. Понятно, что отъезд его из Москвы не был на руку Эберсу. Насколько шведский агент был обязан продажному подьячему, видно из его донесения от 26 января 1664 г. своему государю: «мой тайный корреспондент, от которого я всегда получаю положительные сведения, послан отсюда к князю Якову Черкасскому и вероятно будет несколько времени в отсутствии, чтó для меня очень прискорбно, потому что найти [VII] в скором времени такое же лицо, будет мне очень трудно»9.
Известно, что Котошихин в конце лета 1664 года кончил свое служебное поприще бегством в Польшу. Поводы, побудившие его к этому поступку, он сам довольно рельефно выставил в своем прошении, поданном им шведскому королю (см. ниже стр. XX и XXI). Конечно, нельзя вполне доверять его рассказу, тем более, что он, без сомнения, по особому расчету, утверждал в своем письме к шведскому губернатору в Нарве, что был захвачен в плен Поляками и спасся из него бегством в Силезию, - что Таубе принял за чистую монету. Но какими бы соображениями Котошихин ни руководствовался, переход Русских в польский, а Литовцев и Поляков в русский лагерь был в то время явлением обыкновенным. Ведь перешел же в 1660 году на сторону Польши прекрасно воспитанный сын такого достославного патриота, как Ордин-Нащокин!
После того, как прошение, поданное Котошихиным в конце 1664 или в начале 1665 г. королю Иоанну Казимиру, как кажется, не имело желанного успеха, он отправился в Любек, а оттуда морем в Нарву, где имел свою резиденцию шведский губернатор Ингерманландии Якоб Таубе. Котошихин подал ему прошение, в котором он изъявил желание вступить в шведскую службу и вместе с тем выставил на вид свои услуги, оказанные Эберсу в Москве. Таубе вспомнил, что он в 1661 году видел [VIII] просителя в Стокгольме как царского посланца, принял его довольно ласково и счел нужным особым письмом от 25 октября 1665 г. донести об этом королю, испрашивая инструкции, как ему поступить с русским выходцем. Прежде чем Таубе успел получить из Стокгольма ответ, новгородский воевода князь В. Г. Ромодановский выступил с требованием10, дабы он «по Кардийскому вечному договору изменника и писца Гришку прислал с конвоем в Новгород». Это требование поставило шведского губернатора в весьма затруднительное положение, но ему все-таки путем разных уловок удалось спасти Котошихина от грозившей ему опасности. В Стокгольме уже 16 ноября состоялось постановление о принятии Котошихина в шведскую службу. Этим благоприятным для него исходом дела он, по всей вероятности, был обязан своим старым знакомым – Бенгту Горну и Эберсу. Последнему, находившемуся в то время в шведской столице, и было поручено во время проезда в Москву через Нарву вручить Котошихину 200 риксдалеров для поездки в Стокгольм, куда он и прибыл, как кажется, 5 февраля 1666 года. Два прошения, поданные им на имя короля и высших правительственных лиц, не остались без последствий: он был принят в действительную службу, и 29 ноября ему назначено ежегодое жалование по 300 далеров серебром.
По мнению г. Ерне, Котошихин в Швеции не был употребляем собственно для служебных дел, но, приобретя расположение государственного канцлера графа Магнуса Делагарди, был им причислен к штату чиновников государственного архива и таким образом получил возможность заняться окончанием начатого им труда о России, что он успел совершить незадолго до своей казни, [IX] последовавшей по приговору уголовного суда в конце 1667 года.
В заключение скажем несколько слов о времени открытия в XIX веке подлинной рукописи Котошихина.
В числе общественных деятелей, украсивших эпоху Императора Александра I, весьма видное место занимает умерший 3 декабря 1845 года Александр Иванович Тургенев. Из его письма от 27 марта 1840 г. к К. С. Сербиновичу, напечатанного Н. П. Барсуковым лишь в 1881 г.11, мы узнаем, что он немного ранее гельсингфорского профессора Соловьева12 открыл подлинную рукопись Котошихина13. Тургенев действительно был в Швеции. вероятно незадолго до 183714. Им же впервые высказано мнение, что уже Императрица Екатерина II знала о существовании рукописи Котошихина. С мнением этим, однако, уже на основании до 1884 г. доступных источников, нельзя было согласиться 15.
Письмом, написанным королем Густавом III, вскоре после свидания его с Императрицей [X] Екатериной II в Фридриксгаме, и недавно отысканным бароном Ф. А. Бюлером в Московском Главном архиве Министерства Иностранных Дел, окончательно подтверждается мнение, что в переписке Густава III с Екатериной II вовсе не было речи о сочинении Котошихина, но лишь о списке Разрядных Книг, хранящемся в библиотеке Упсальского Университета.
Третье издание сочинения Котошихина напечатано под наблюдением члена Археографической Комиссии А. И. Тимофеева. Расходы по изданию принял на себя сотрудник Комиссии, князь Г. Д. Хилков. [XI]
Примечания 1 Составлено членом Археографической комиссии А. А. Куником.
2 Два новых материала для биографии Котошихина (в Архиве исторических и практических сведений, относящихся до России, издаваемом Н. Калачовым. Книга первая СПб 1860 Отд. 5, стр. 3-5). Эти два документа были перепечатаны (в 1882 г.) Я. К. Гротом на стр. 12-13 его статьи о Котошихине.
3 En rysk emigrant I Sverige för tvá hundra ár sedan. Af H. Hjärne (в Histirisk Tidskrift. Stockholm. 1881, стр. 53-84).
4 Новые сведения о Котошихине по шведским источникам (Сборник Отделения Русского языка и словесности Имп. Академии Наук Том 29. СПБ. 1882).
5 Эта грамота впервые была напечатана покойным С. М. Соловьевым в 11 томе его Истории России (1-е изд. 1861 г., 3-е изд. 1880 г. прим. 22).
6 Hjärne. на стр. 68.
7 Und wird mir selbiger Kerl, welcher ein Russ, aber gut schwedisch – эти последние четыре слова написаны шифрою – ist, was künfftig, wenn ihre Gesanden warden schreiben, passiret, oder was Ihr Zaar. Mayitwegen der summa Geldes resolviren werden, von Allem Nachricht geben.
8 Извлечение из донесения Эберса от 22 июля 1663 у г. Ерне на стр. 56, прим. 2.
9 Извлечение из донесения Эберса у Ерна на стр. 72: «Mein geheimer Correspondent, dar ich allezeit was gewisses von pflege zu haben, ist von hier nach knes Jacob Tjerkasskij verschicket worden und wird wohl eine Zeit lang ausbleiben, woran mir gross Leid geschieht, weilen so bajd wieder einen solchen zu bekommen mir sehr schwer wird sein».
10 Письмо кн. Ромодановского сохранилось в шведском переводе.
11 Русская старина, том 32, стран. 344-345.
12 Так как не только за границей, но и у нас иногда смешивают этого
Соловьева с достопамятным профессором и академиком Сергеем Михайловичем Соловьевым, то мы считаем не лишним заметить, что гельсингфорского профессора звали Сергеем Васильевичем.
13 Об этом он пишет так: « Не забудьте упомянуть в предисловии к Кошихину. что и я нашел ее и представлял Государю о напечатании и о высочайшей резолюции, и что я, впрочем, сослался на Соловьева, дабы он не думал, что я хотел предварить его».
14 В некрологе Тургенева, вероятно, составленном Сербиновичем, рассказывается. что приобретения его по части отечественной истории поднесены им в 1837 и 1838 г. Императору Николая Павловичу (см. Журн. Мин. Нар. Просв. часть 49, отл. VII, стр. 22).
15 Екатерина II и Густав III (Сборник Отделения Русского языка и словесн. Импер. Акад. Наук, том 18-ый, № 1, стр. 49). Сравн. «Летнюю прогулку по Финляндии и Швеции в 1838 году, Ф. Булгарина». Часть II. Спб. 1839, стр. 229 и 230. |
