VII. Праздничные увеселения, обряды и поверья
Масяница.
[189]
Обряды, совершаемые на сырной неделе, сохраняют на себе отпечаток древних обычаев. Обряды сии совершаются на местах битв, ознаменованных победою, на кладбищах близь церкви или на местах злодеянием или каким-либо несчастием памятных. Для жителей Старого Черкасска остров Али-туба, находящийся выше города, и урочище Монастырское, находящееся ниже, служат обыкновенными сборными местами. При Монастырском урочище, как по преданию известно, Турки на возвращавшихся с добычею из Азовского моря Казаков напали врасплох и всех порезали; но Черкасские жители, узнав о сем, догнали их и добычу обратно отняли. [190]
В назначенный для праздника день масляной недели предварительно избирается Атаман пиршества, а отряд Казаков с офицерами составляют поезд и отправляются со знаменами на избранное место в сопровождении духовенства, чиновников, старшин и всех жителей. Прибыв на место, духовенство служит соборно панихиду по усопшим и на бранях убиенным. По окончании службы, стреляют из ружей; потом отряд наездников, приехавших для скачки, и духовенство угощается на войсковое иждивение, к коему Казаки и чиновники прибавляют свои напитки и закуски. Засим наездники садятся на коней, становятся в ряд и пускаются во весь дух верст на десять и на пятнадцать. Клики народа встречают молодца, опередившего своих товарищей. Женщины почитают обязанностью принародно угощать удалых наездников медом, Донским вином и смачными закусками. До позднего вечера молодцы толпятся вокруг прекрасных, переменяют усталых лошадей и на свежих, также на всем скаку, стреляют в цель из ружей и пистолетов. Луки вышли из употребления, и пика давно уже предпочтена стреле. Для скачки на целик, как здесь называют, употребляются лошади, имеющие верный и плавный скак; а для цели ставят на коле утвержденный сноп соломы или камыша. В расстоянии 200 сажень от цели, скачку на целик открывает обыкновенно старик: пустив коня галопом и бросив [191] у самого снопа поводья, он прикладывается ружьем, стреляет, и сноп зажжен. За ним летит юноша, который, на всем скаку соскочив с лошади и держась одною рукою за гриву, выхватывает другою из-за пояса пистолет, стреляет в цель – и вмиг на лошади; другие по следам его перепрыгивают чрез разложенный на земле огонь. Иной, притворяясь падающим с несущейся лошади, хватает с земли монету и, бросив вперед, ловит ее рукою на лету. Вечером Войсковой Атаман или кто-либо из почетных приглашает на вечерницу, где старики усердно гуляют, вспоминая молодость; молодые рассуждают о происшествиях дня, похваляются удальством, также пьют, курят трубки и изредка кружатся вокруг пригожих женщин, ища одобрительной их улыбки или благосклонного взгляда. В хорошее зимнее время, в станицах при реках находящихся, девки и ребятишки катаются с гор на лубках или на округленной глыбе льда; молодцы же на рысистых лошадях в одиночку на санях катаются по расчищенному льду. Праздники сырной недели почитаются самыми приятными и веселыми; главное их отличие состоит в скачке, катанье и стрельбе. Скачки на дальнее расстояние ныне что-то перевелись и не составляют уже общественного увеселения; только заводчики и охотники изредка съезжаются для пробы своих лошадей. Дети увеличивают шум и суету; они скачут по улицам, стреляют [192] из пистолетов, другие из маленьких пушечек, а за неимением их, – из просверленных костей, из подворот стреляют в проходящих. На крыльцах домов, на улицах, на мостах везде толпы народа, везде пальба; в домах везде блины и вино.
В прощеный день, в воскресенье, во всяком знатною доме посреди залы ставится стол с закусками: блины во всю неделю играют первую ролю, каждый посетитель по крайней мере должен отведать их, чтобы тем сделать честь хозяйке. В прощеный день и в другие праздники в некоторых домах наблюдается этикет, нимало не сходствующий с простотою нравов и радушным гостеприимством, вообще всеми наблюдаемым. Хозяйка с дочерьми, принарядившись, садится за стол и принимает посетителей по чинам их или по богатству. При входе одних не трогается с места, другим небрежно кивает головою; иных сажает на креслах по правую от себя руку, иных по левую, другим же показывает стул подалее от себя; наконец, знатных встречает у дверей, вместе с мужем вводить их в комнату под руки, провожаешь даже на крыльцо, смотря по чину или по важности занимаемого им места. Чиновный ее муж, сидя в своем кабинете, принимает с ласкою только высших себя и с важностью равных или почему-либо нужных ему людей. Старики делают посещения не из светского [193] приличия, ибо просить прощения в винах и грехах своих почитается здесь, как и во всей России, долгом Христианским, обрядом истинно священным. Молодые ездят прощаться по иному побуждению: сорвать поцелуй, что по обычаю допускается. Люди звания низшего, торговцы и офицеры, не принадлежащие к именитым родам дворянства, приносят в дар почетнейшим, коих покровительство может когда-либо им пригодиться, большой пряник или что-либо из сластей. В последний день масляницы по всем улицам, из дома в дом, бегают, суетятся: пьяные и трезвые, пешие и конные, стреляют, кричать и поют. Город – как бы в мятеже, но жители с миром и любовию провожают масляницу и прощеный день подобно тому, как Греки и Римляне некогда праздновали Вакханалии. В понедельник Великого поста с крестом и земным поклоном принимаются за грибки и капусту, но от винца не отказываются; им, как говорят, промывают рот. В отдаленных станицах, где нет высшего начальства, несмотря на запрещение в первые дни поста, силачи съезжаются на кулачный бой. Для избежания несчастного случая знаменитым богатырям не позволяют принимать в оном участия. [194]
Купать на Вербное.
Бросать в воду тех, которые проспали заутреню на великие праздники по лености или по нечестию, ведется на Дону исстари. Обычай сей присвоен ныне Вербному воскресению. Вышедшие из церкви, разделившись на партии, спешат по домам отыскивать спящих и, найдя, секут их вербами, припевая: «верба хлесть, бей до слез; не я бью, верба бьет!» Потом схватывают ленивца, выносят из дома на руках и погружают его в первую попавшуюся лужу или обливают его нечистою водою. Днем пируют по ленивым, то есть приходят к наказанным пить и пировать. Татары и другие иноверцы, которым накануне сего дня случится ночевать в станице, чтобы не подвергать себя смрадному погружению, встают до окончания заутрени.
До времен Атамана Алек. Ив. Иловайского каждая станица наряжала на случай тревоги определенное число очередных Казаков. Кто по лености или нерадению опаздывал на сбор, также наказывался нечистым погружением и также поил своих товарищей.
Обряды сии наблюдаются между низовыми Казаками, а к верховым не относятся: они имеют свои обычаи и игр у своих собратий не перенимают. [195]
Великий день.
Великим днем называется Светлое Христово Воскресение. Донцы вообще набожны, прибежны к Богу и по благочестию своему соблюдают все обряды церкви с тем же усердием к вере и простодушием в исполнении Христианского долга, как и весь Русский православной народ. Не призвав Бога в помощники, никакого дела не начинают, во всех бедах и напастях с молением милосердого Спасителя призывают; знамением креста и молитвою благодарят Создателя за всякое благо; наблюдают посты строго, смиряются по духу Христианскому чистосердечно.
Подражание иностранцам, не имеющих или не хранящих постов, благодарение Богу, на Дону еще не существует. Ни в городе, ни в станицах во весь пост мясные лавки не отворяются; так что Немец, заехавший к Казакам, может умереть с голоду. Самые роскошные люди наблюдают посты усердно и свято; даже до того, что старые люди во весь пост не носят цветных одежд. Молодые люди, получившие модное Французское воспитание, каких здесь весьма немного, хотя уклоняются от точного соблюдения постов, но делают это тайно от родителей своих и не похваляются неверием как некою принадлежностью образованного человека. [196]
В великий день, на заутрени, при провозглашении: Христос воскресе! православные начинаюсь празднование целованием Христианским в губы, без различия лет, лиц и пола. Атаман приемлет в объятия свои Казака, Генерал целует своего слугу; хозяйку целуют все домочадцы; жены именитые спешат утешить нищего и горестного. Всякого сословия люди, даже бедные, везут и несут пищу заключенным, искупают должников, раздают деньги, одежду, каждый что может; обиды забываются, вражда умолкает, и недруги для праздника примиряются. Как дети одного семейства, ликуют и радуются; в домах и на улицах, от утра до вечера, со знакомым и незнакомым христосуются, целуются и меняются писанками, так называются крашеные и рисованные яйца.
Во всю Святую неделю жители в станицах толпятся на улицах и площадях. Молодцы качаются на качелях, дети бьются на кулачки, катают яйца, старики на голубцах пьют мед и вино, а девицы и молодицы водят хороводы, поют, бросают мячи и забавляются между собою в кулючки. Игра сия состоит в следующем: красавицы разделяются на две партии; первая из них, по жеребью, прячется попарно в закоулках; вторая, также попарно, должна отыскивать спрятавшихся и, подозрив, бежать вместе с сысканными к матке, стараясь опередить их. Чрез сие проворство, вторые пары [197] приобретают выгодное право прятаться. Право сие важным почитается потому, что мужчины, которым хочется похристосоваться или слова два молвить своей любезной, внезапно нападают на робких красавиц в сокровенных местах и, несмотря на крик и смех, дерзновенно похищают лишний, непозволенный поцелуй или передают друг другу то, что и для читателей моих должно остаться тайною.
Троицкие святки.
В мае и июне Казаки любят гулять по лугам и полям, покрытым цветами. Семействами садятся они по пригоркам или укрываются под тенью рощи, или собираются в саду под кудрявою грушею. Одну из прекрасных, как царицу праздника, украшают венком. Она потчует всех, от старого до малого, всем подносить мед кандейкою1. Кто выпивает до дна, того награждает поцелуем. По обнесении всех, красавица передает свой венок доброму молодцу или красной девице по своему выбору и желанно. В продолжение угощения все собрание напевает песню, приличную времени и празднику:
Грушица, грушица моя,
Грушица зеленая моя;
Под грушею девица стоит,
Печальные речи говорит: [198]
Нынче худые времена,
Сушат жен хорошие мужья,
A девушек дальние друзья.
В Мае деревья цветут, земля покрыта бывает свежею зеленью и цветами. Дон, наполненный полою водою, представляет множество островов; между ними лодки, покрытые кандолетами (зонтиками), при тихом ветре под парусами с песнями и ликованием возят, так сказать, радость и любовь, веселие и дружбу счастливых обитателей.
Все сии увеселения, обычаи и поверья, сохранившиеся от старины, ослабевают приметно и изменились уже столько, что старики не узнают их и часто в умилении сердца восклицают: «Счастливы и более благополучны были, нежели ныне, в те старые времена, когда не было различия в званиях: мудрейшие были почтеннее, добродетельнейшие уважаемее. Тогда не знали ябеды, не умели изворотами правдоподобия заводить тяжбы; не умели души нежные уязвлять ухищрениями низкими. Богатство, приобретаемое трудом и удальством, всегда опасным, употреблялось на искупление пленных. В сии-то времена простота нравов, обычаи, привычки и любовь к родине хранились как златое зерно, не тускнеющее от времени; тогда-то сироты бесприютные, вдовы беспомощные не искали покровителей; – их искали для спасения души своей Христиане добродушные».
Примечания
1. Род кружки, от Татар заимствованный.
|