Зикризм.

I.

На Балканах раздаются пушечные и оружейные залпы. То дерутся наши братья, балканские славяне, за жизнь, бытие и свободу подъяремных братьев славян. То дерутся наши братья с нашими исконными врагами турками. То дерутся наши дети, ибо все они выросли на почве, удобренной костями русских героев и политой кровью наших отцов и братьев. Эти борцы нам дороги, как наши братья, как наши дети, как часть наших души и тела. Да поможет им Господь…
Было время, когда за свободу порабощенных выступала Россия. Слава России, что теперь они могут выступить сами за себя. Но это не значит, чтобы Россия сидела молча, сложив руки, в качестве любопытствующего наблюдателя. О, нет! Каждый из нас чувствует и знает, что это только «прелюдия», а засим последует и самое «лицедейство», в котором, к большому нашему огорчению, вероятно, придется выступить и нам. Дай Бог, чтобы на этот раз дело кончилось прелюдией… Но на всякий случай нам нужно готовиться и нужно быть готовыми к войне… [86] С турками?.. Это не страшно. Должно ожидать худшего. А до тех пор нужно сделать все, чтобы не походить на евангельских дев с неготовыми светильниками.
Для того, чтобы быть в должном виде в настоящем, между прочим, нужно знать и твердо помнить прошлое. А наше прошлое в войне, даже с турками, очень поучительно. Мы знаем, что в последнюю турецкую войну турки имели для себя очень верного и довольно сильного союзника на Кавказе, в Чечне и Дагестане. Туда было отвлечено достаточное количество русского войска и было пролито немало русской крови. Эта кровь лилась в завоеванном, покоренном и замиренном Кавказе. Это нужно твердо помнить и хорошо знать. Воспользовались мы уроками? Сделали мы что-нибудь, чтобы в будущем предупредить подобные выступления? Не сделали ровно ничего и должны быть готовы ко многому. А доказательством тому служит Зелим-хан.

II.

Все мы хорошо знаем имя Зели-хана. всем нам оно намозолило глаза. Зелим-хан на дороге ограбил проезжих. Зелим-хан остановил дилижанс, обобрал всех пассажиров (и между ними военных) и скрылся. Зелим-хан захватил в плен гимназистов [87] и потребовал выкуп. Зелим-хан захватил овцеводов для выкупа. Зелим-хан накладывал налоги на землевладельцев, овцеводов и проч. Зелим-хан врывается в города, грабит жителей и отводит их в полон. Зелим-хан нападает на целые правительственные комиссии, окруженные чапарами, - часть ранит, часть уводит в плен. Зелим-хан среди белого дня, предупредив начальника, врывается в город, грабит казначейство и безнаказанно скрывается. Зелим-хан имеет наглость готовить покушение на захват губернатора. Зелим-хана [88] захватывают в пещере с одним выходом, ставят против него целый вооруженный отряд. Посылают его взять… И находят в пещере котелок и приготовления к варке пищи. Зелим-хан скрылся как дух… Какой страшный, какой непобедимый, какой неуловимый разбойник… Разбойник?.. Нет, это не разбойник. Это чеченец, имам… Это глава целой секты, охватившей почти всю Чечню… Теперь Зелим-хан притих. Но было бы лучше, если бы он разбойничал. Иногда тишина хуже бури…

III.

Что такое Чечня? Это 250 тысяч горных орлов. Чечня – это пространство земли меньше наших уездов. С севера граничит Тереком, с востока – Качкалыковским хребтом, с юга – Главным Кавказским хребтом и с запада примыкает к Военно-грузинской дороге. Вся эта местность испещрена высочайшими горами, почти отвесными, бездонными пропастями и небольшими долинками. Повсюду лес, лес первобытный, лес непроходимый. Пути сообщения почти отсутствуют. Ни дорог, ни дорожек, а только тропки. Сообщение верхом или пешком. Каждое дерево для чеченца – крепость, за которой он укрыт, а сам может убить кого угодно. Чеченцы – магометане, но магометане своеобразные. Бог, как отвлеченное бытие, для них мало [89] понятен. Они мало живут умом, а преимущественно фантазией, чувственностью, чувствами и делом. Вера – нечто лишнее. Чечня – народ совершенно демократический. Они не имеют ни князей, ни дворян, ни старших, ни младших. Все равны. Все свободны. Все независимы. Кое-какое влияние имеет духовенство, которое в большинстве соединяет и военную власть, как например Шамиль . Из ислама чеченцу наиболее понятен, наиболее доступен и наиболее симпатичен – отдел шариката или отдел добрых дел. А эти добрые дела – любить ближнего, своего магометанина, не пить, не курить и ненавидеть своего врага гяура, от них же мы, русские, есть первые. Этот воинственно-религиозный фанатизм доводит чеченцев до умоисступления, до самозабвения, до желательной жертвы жизнью в убийстве врага. Да и чем чеченец рискует? Тут неволя, беднота, голод и стеснение, там – свобода, роскошь, веселье и умопомрачительные гурии. Жизнь чеченца весьма проста: лепешка, сыр, кусок баранины, войлок, весьма незатейливый костюм, вот и все. Только одним он дорожит – конем и вооружением. Оружие – его мечта, его гордость, - и он им владеет в совершенстве. Военные подвиги – его честь, его гордость, его мечта. А где могут совершаться эти подвиги? Гяур-урус все погубил. Он связал горца [90] по рукам и по ногам. Он превратил его в презренную бабу. Негде ему развернуться. Негде показать удаль, негде найти и лишнюю копейку. Единственная мечта – свергнуть иго и отомстить жестоко проклятому гяуру-урусу. За чеченцем Аллах и великий падишах, турецкий султан. Слава Аллаху и Магомету его пророку, падишах объявил войну урусу, и имам призывает правоверных чеченцев и дагестанцев восстать против гяура. Смерть гяуру. Да здравствуют падишах и имам. Война с гяуром – наивысшее доброе и святое дело. Смерть в битве с гяуром ведет прямо в рай… Вот на чем зиждилась власть имама Шамиля и др. Вот почему является абсолютное повиновение, послушание и подчинение всех чеченцев имаму. В этом зиждется абсолютная сила его власти и всегдашняя готовность сокрытия чеченцами всех следов деятельности имама. Таков был мюридизм. Таковы были почти все другие исламские движения. Ныне оно выразилось в форме зикризма, имамом которого, по-видимому, является Зелим-хан.

IV.

«Зикризм» впервые был проповедуем еще во времена Шамиля и провозвестником его являлся шейх Кунта-Хаджи, почему он еще иногда называется «кунтизмом». Само по себе это учение не важно, - важно оно как учение, [91] фантазирующее, проповедуемое народу легковерному, легко воспламеняющемуся, восприимчивому и воинственному. Сам проповедник был фанатик учения. «Будучи родом из бедной и незначительной фамилии. Кунта-Хаджи отличался всегда честным образом жизни, строгой нравственностью и трудолюбием. Он не получил никакого образования и, говорят, даже не умел читать Корана. Отправившись в 1859 году в Мекку на поклонение, Кунта-Хаджи задолго еще до своего возвращения писал наставление своим родственникам и последователям о необходимости молиться Богу и делать «зикр» (воспоминание имени Бога), так как, по его уверению, час страшного суда был близок» .
Свою проповедь Кунта начал еще при Шамиле, но так как его учение расходилось с мюридизмом и было соединено с исступленною пляской, пением и воплями, то Шамиль немедленно прекратил это движение и строго воспретил Кунта проповедь.
После замирения Чечни Кунта в 1861 году становится вновь центром сборищ, но теперь его проповедь ограничивалась чтением молитв и нравственными наставлениями. В 1863 году он, однако, не ограничивался этим и постарался объединить и духовное влияние и светскую власть. Представителем духовной власти он являлся [92] как имам или устус, причем у него было два помощника – шейхи. Светская власть находилась у поставленных им наибов, векилей и мюридов. Число последователей зикра быстро растет, собрания становятся чаще и многочисленнее. Свое учение Кунта сообощал не лично, а через шейхов и векилей. Это учение имело не всегда мирный характер. Вся Чечня была разделена на восемь наибств и множеств старшинств. Так образовалось особое тайное управление в большинстве чеченских и назранских аулов, имея своих тайных старшин и мюридов. Вскоре в эту сеть вошла вся Чечня. Интересно то, что религиозное учение зикра большинству было неизвестно, зато воинственное объединение составляло душу зикризма. Начались общественные собрания в домах векилей и на улицах, сопровождавшиеся пением, воплями и иступленной пляской с обнаженным оружием в руках. Рядом с этим тайные убийства русских солдат сделались очень частыми.
Сам Кунта называл себя временным имамом, и все приказания делались его имением. Ему приписывался народом дар творить чудеса, исцелять больных, переноситься с одного места на другое и присутствовать ежедневно невидимо в храме Мекки во время установленных часов дня. Очевидно, это учение вело свое начало от одной из дервишских сект.
Шейхи и векили настойчиво внушали народу, [93] что Кунта есть истинный имам, посланный Аллахом для освобождения чеченского народа от русских гяуров, почему зикристы не должны иметь никакого дела с христианами. Они не должны не только встречаться с христианами, но даже смотреть на них. Зикристы должны терпеливо ждать, кода Кунта начнет, с помощью аллаха, войну с неверными и объявит газават.
Поступление в зикризм совершалось очень просто. Всякий, желающий поступить в зикризм, должен был явиться к одному из шейхов или векилей, который его брал за руку и спрашивал:
- Обязуешься ли ты во имя Бога и его пророка ежедневно сто крат делать зикр?
«В этом я беру в свидетеля Бога и тебя, шейх».
За сим новобранец делать зикр, т. е. произносить сто раз: «Ля иль-лях иль-аллах», и посвящение готово.
Само по себе учение зикра не имело в себе ничего воинственного, но в исповедании чеченцев оно стало высоко воинственным. «В Чечне были люди, смотревшие на это учение, как на предлог и орудие, с помощью которого они думали волновать умы и поднять целый край против русских». Нашлись, однако, и здесь люди ума и долга, которые не одобрили ни учения, ни направления. Особенно много тогда помешали ему муллы, большинство которых имело влияние в народе и пользовалось его уважением. Таков был [94] Абдул-Кадыр и др. Ни Кунта, а тем более его шейхи, не могли бороться с более или менее образованными муллами. Один из шейхов, Салым, был идиот, а другой – Мачик, слабохарактерный и вялый человек. Особенно много способствовало упадку зикризма следующее обстоятельство. Зикристы часто приходили в возбуждение и умоисступление и в этом виде делали нередко нелепые выпады. Однажды в Шали группа зикристов, пришедшая в экстаз, решила без оружия броситься на батальон русских солдат и уничтожить их одной божественной силой. Бросились на солдат. Солдаты не шалили, и зикристы в своей среде не досчитались многих…
После этого мусульманскому духовенству было уже легко смирить и остальных. Зикризм притих, но не уничтожился…

V.

Он жил, ожил и ныне очень распространен в Чечне. Разумеется, этому много способствовали турецкие эмиссары и мусульманское паломничество через Турцию. Есть основание думать, что во главе этого движения стоит Зелим-хан. Он ныне не разбойник, а имам. Пятнадцать лет назад Зелим-хан был разбойник и убивал, и грабил своих и русских. Он был пойман и заключен в тюрьму. Оттуда он бежал и перестал обижать своих. [95] Зато стали страдать гяуры. Такой образ действий поставил его в главы чеченского народа. Этим легко объясняется все то, что он безнаказанно творит, а равно и его неуловимость. Зелим-хан неуловим потому, что его укрывает 250 тысяч чеченцев. Он грабит русских и тех инородцев, кои являются врагами его народа. Он убивает, убивает беспощадно, и своих тех, кто является предателем чеченцев. Если такой человек объявлен, то его от кинжала или пули не спасет ни отставка, ни переселение. То же он делает и с русскими. Кто обречен на смерть, тот будет убит и после отставки. С русскими служебными лицами он снисходительнее. Они поступают так по долгу службы. Но русские добровольцы – истребляются беспощадно. Этим объясняется, почему Зелим-хан ушел невредимым из пещеры, где он был действительно в безвыходном положении. Могли ли чеченцы идти против своего имама?..
Теперь Зелим-хан притих. Дай Бог, чтобы это было не перед грозой.
Зелим-хан как будто заснул. Но мы-то, русские, не должны спать. Теперь, когда мусульманский фанатизм особенно раздувается, когда льется славянская кровь под турецкими ятаганами, когда, быть может, и нам придется вступить в бой с этими ятаганами, - мы должны принять все меры к тому, чтобы не повторилось восстание Чечни и Дагестана, как это было в 1877-1878 гг.