Маршал Монсей

 

Бон Адриен Жанно де Монсей, маршал Франции

Не может быть большего контраста, чем между Монсеем и большинством маршалов Наполеона. Моральные и нравственные качества, чувство чести и долга в большей степени преобладали у Монсея над качествами хорошего полководца. Несмотря на то, что большую часть жизни он отдал армии, как крупный полководец он зарекомендовал себя не столь блестяще, нежели многие сподвижники великого корсиканца. Однако это не умоляет достоинства, коими обладал Монсей. В первую очередь он выделяется среди многих исторических личностей, и не только эпохи Наполеона, прежде всего как человек с большой буквы и в этом его главное достоинство.
Из всех наполеоновских маршалов Монсей не мог не производить впечатление величием и чистотой своей души. Делдерфилд был совершенно прав, когда говорил: «Хотя будущее сулило ему здоровье, почести, герцогский титул и несколько неумело проведенных кампаний, потомство будет вспоминать его не за это, а за одно-единственное письмо (написанное в 1815 году – С.З.)... Для понимания его человеческой сущности это письмо даст больше, чем целая биография»¹.

Бон Адриен Жанно де Монсей родился 31 июля 1754 года в Пализе, департамента Франш-Конте. Правда, настоящая фамилия этого рода — Жанно.
Семейство Жанно было достаточно большим — 11 детей. Отец Монсея — Франсуа Антуан Жанно — исполнял должность адвоката безансонского парламента (суда), приносившая ему неплохой заработок. Как и во многих семьях того времени, отец мечтал видеть своего сына продолжателем своего дела. Однако, как это не раз бывало, интересы двух поколений коренным образом разошлись. Профессия юриста вызывала отвращение у юного Адриена, поэтому учился он в юридическом коллеже без всякого желания. Все его мысли и мечты обращались к армии, без которой он не мыслил своего существования. Желание юного Монсея служить в армии было так велико, что в 15 лет он бросил ненавистную учебу и вступил простым солдатом в пехотный полк Конде. Этот шаг юноши вызвал большой переполох и скандал в семействе Жанно: Адриен ни в какую не хотел покидать армию и отцу пришлось буквально выкупать сына у командиров. Однако Адриен, спустя несколько месяцев вновь сбегает из дома и встает под знамена теперь уже Шампанского пехотного полка.
Отец некоторое время соблюдал нейтралитет, надеясь, что тяжелые армейские будни скоро вынудят сына возвратится обратно домой. Однако шли месяцы, но ничего, на что надеялся отце, не происходило. По истечении четырех лет отец не выдержал и вновь настоял на возвращении сына, которому к этому моменту исполнилось уже 19 лет.
И вновь молодой Монсей недолго пребывает дома и вскоре вновь убегает и поступает на этот раз в жандармерию. Правда, через два года он, по-видимому, пожалел о свободе и «по необдуманности и легкомыслию» подал рапорт об увольнении.
Возвратившись домой, Монсей, по настоянию отца, вновь взялся за изучение юриспруденцией. Но чем больше он находился дома, занимаясь мирскими делами, тем больше убеждался в том, что такая жизнь не для него.

В 25 лет он он вновь уходит из дома и записывается суб-лейтенантом в добровольческий корпус принца Нассау-Зигена. Это была нерегулярная воинская часть, а потому контингент был здесь зачастую весьма сомнительный. Это совершенно не смущало Адриена, поскольку он стал обладателем заветных офицерских эполет, ранее почти недоступных ему регулярной армии, так как он не был дворянином.

С этого момента пошел отсчет его военной карьеры, которая продолжалась ни много, ни мало более 60 лет.

К огорчению для молодого офицера, карьера движется не так, как того он желал. В 35 лет он еще только 1-й лейтенант. Не помогает и приобретение небольшого имения Монсей, благодаря которому в официальных документах фамилия офицера теперь пишется вполне «по-дворянски» - Жанно де Монсей.

И только начавшаяся во Франции революция дала возможность Монсею, как и многим другим честолюбивым военным, надеяться на более быстрое продвижение по служебной лестнице. Теперь совершенно неважно, какого ты происхождения, революция смела эти привилегии как ненужный хлам. Теперь во главу угла ставятся способности и верность идеям революции.

 

Когда Франции пришлось вести войну против объединенных сил европейских держав, Монсей сражается на пиренейской границе против испанской армии. Проявив большие способности в боевых действиях, он в 1793 году становится командиром батальона, а в феврале следующего года – бригадным генералом. Уже через три месяца он был повышен в звании до дивизионного генерала. Благодаря своему новому высокому званию, Монсей, в августе 1795 года, назначается командующим Западно-Пиренейской армией. Как замечает Рональд Делдерфилд, Монсей, «… получал от этих сражений удовольствие. После бездействия, длившегося в течение пятнадцати лет, он делал большие успехи на своей новой должности и уже считал себя стратегом первой величины. Он давно уже мог обратиться к своим родным, которые затратили столько времени и денег, чтобы вытащить его из армии и вернуть к занятиям юриспруденцией и спросить: «А я вам что говорил?!»²

В ходе военных действий, в которых Монсей показал хорошие способности тактика, его войска взяли крепость Сан-Себастьян и на следующий день вошли в Толосу. Продолжая наступательные действия уже по испанской территории, войска Монсея вторглись в Каталонию и Басконию. Его армия одерживает победы над испанцами при Толосе, занимает Наварру и земли басков. Представитель народа в Западно-Пиренейской армии – Гарро, был в таком восторге от умелых действий Монсея и его солдат, что в своем донесении в Париж, после перечисления побед, одержанных французскими войсками, добавлял: «Солдаты этой армии не люди – они либо демоны, либо боги»³. Успехи Монсея принесли ему дивиденды: вскоре он был назначен на пост главнокомандующего всеми французскими войсками, действующими в Испании. Однако, узнав об этом назначении, Монсей написал в Конвент, что отказывается от столь высокой должности. Объясняя причину, он заявлял, что не считает себя достаточно подготовленным для командования такими большими силами. Конвент, однако, не был удовлетворен такими объяснениями и настоял на назначении Монсея на должность «главнокомандующего армией Испании».

Руководя французскими войсками, Монсей оправдал доверие, возложенное на него правительства Французской республики. Продолжая наступательные действия на Пиренейском полуострове, он наносит поражение испанцам при Лекумбери и Вильянове; перейдя через Деву, он вновь разбивает противника у Вильяреале и Мондрагоне и входит в Бильбао. Продвигаясь дальше, французские войска наносят испанцам очередное поражение у Витории и выходят на линию реки Эбро.

Высокого роста, с царственной осанкой, чертами степенными и даже величественными – таким запомнился окружающим вождь победоносной армии в те счастливые для него дни. Но все, кто знал Монсея ближе, прежде всего ценили в нем благородное сердце и строгие понятия чести.

После успехов французской армии на Пиренейском полуострове, Испания не в состоянии была больше продолжать войну и 22 июля в Базеле подписала мирный договор с Францией. Из смертельной трехлетней борьбы Республика выходила с триумфом победительницы.

В 1795 году Монсей назначается командующим 11-м военным округом со штаб-квартирой в Байонне. Однако через два года, в 1797 году, он был уволен из армии с формулировкой «роялист». Два последующих года Монсей был не у дел.

В 1790 году в возрасте 36 лет Адриен Жанно Монсей женился на 28-летней Шарлотте Ремийе. Нельзя сказать, что это была страстная любовь, однако семейная жизнь у этой пары в общем-то сложилась удачно. Супруги прожили вместе более полувека и, как в старинной легенде, умерли в один и тот же год.

У четы Монсеев родилось трое детей. Особую надежду Монсей возлагал на своего единственного сына, которого назвали Бон Мари. И начало его жизненного пути было более чем великолепным: в 12 лет он становится пажом императора Наполеона; в 19 лет - кавалером ордена Почетного Легиона, а в 21 год - гусарским полковником. Однако столь блистательно начавшаяся карьера в мгновения ока оборвалась: в 1817 году граф Канельяно трагически погиб в результате несчастного случая на охоте. Ныне живущие потомки маршала ведут свое происхождение от двух его дочерей⁴.

После того, как Монсей был уволен из армии с формулировкой «роялист», он вплоть до 1799 года оставался не у дел. И только переворот 18 брюмера, устроенный генералом Бонапартом, вернул нашего героя на армейскую службу. И это несмотря на то, что некие «доброжелатели» напоминали Бонапарту, ставшему Первым консулом, о контактах генерала Монсея с изменником Пишегрю. Наполеон отмахнулся и произнес: «Вы не разбираетесь в людях. Монсей честен даже в самых потаенных своих мыслях»⁵.
Сохранилась история о том, как Монсей был приглашен Первым консулом посетить роскошный замок, в окрестностях которого была организована великолепная охота. Когда довольные охотники возвратились в замок с богатыми трофеями, Монсей начал собираться в обратную дорогу. Завидя его приготовления, один из адъютантов Первого консула спросил:
- Мой генерал, если вам здесь понравилось, то почему бы вам не остаться?
- Не хочу быть вашим пансионером, - ответил Монсей.
- Но вы гостите не у меня.
- В таком случае, у кого же?
- Вы у себя дома.
- Это очень мило, но я не могу злоупотреблять вашим дружеским расположением.
Генерал явно воспринял последние слова собеседника, как образный оборот, подчеркивающий его любезность. Однако понимать их следовало буквально.
- Имею честь повторить вам, мой генерал, что вы находитесь у себя дома. Это имение предлагает вам Первый консул, пославший меня, чтобы ввести вас во владение им.
Монсей был поражен и растроган одновременно. Внимание и дружеское расположение, проявленное к нему со стороны главы государства, так отпечаталось в душе Монсея, что он помнил об этом всю свою жизнь.

Однако, несмотря на такое внимание к нему со стороны Первого консула, Монсей вплоть до 1808 года не принимает какое-либо активное участия в крупных военных операциях, занимая, хоть и высокие, но все же второстепенные посты. Правда, в 1800 году Монсей участвует в военных действиях в Северной Италии, командуя одной из групп армии Брюна. Однако на этом посту он не завоевал новых лавров, но получил выговор от генерала Брюна за то, что поддался на уловку австрийцев, заявивших о перемирие. Монсей был за это отстранен от командования войсками и заменен генералом Даву. Правда, последний с уважением отнесся к солдату с таким огромным воинским опытом; он негласно оставил опального Монсея на своем посту и формально выполнял обязанности командующего.

После окончания военных действий в Италии, Монсей занял пост заместителя командующего войсками Цизальпийской республики. Но вскоре был отозван и назначен на пост генерал-инспектора жандармерии (3 декабря 1801 года), который занимал более 10 лет.

После провозглашения в 1804 году Франции – Империей, Монсей получает звание маршала. К этому времени ему было уже 50 лет. Возраст достаточно солидный для продолжения активной деятельности. Однако Монсей не желал уходить на покой и продолжал нести службу, несмотря на то, что занимал второстепенные посты. По этому поводу Рональд Делдерфилд заметил: «Монсей, честный, трудолюбивый малый, продолжал служить до тех пор, пока не превратился в Испании в абсолютного осла; его отправили домой с приказом переодеться в домашние шлепанцы»⁶. Последнее замечание звучит едко и несколько грубовато, и является несправедливым по отношению к старому солдату.

Маршал Монсей участвует в грандиозной церемонии коронации Наполеона 2 декабря 1804 года, во время которой он нес корзину, обшитую фиолетовым бархатом с золотыми галунами, предназначенную для мантии императрицы Жозефины.

После этих торжественных церемоний, Монсей продолжил выполнять обязанности генерал-инспектора жандармерии и являлся, так сказать, главным жандармом Франции. Известен случай, когда отбывая в 1809 году из Парижа в Баварию, Наполеон сказал герцогу Канельяно: «Я уезжаю в Германию, и мне будет спокойнее, если вы останетесь в Париже».

 

В 1808 году, Наполеон, отмечая старые заслуги Монсея, дает ему титул герцога Канельяно.
В этом же году многие старшие офицеры начали отправляться на южную границу, где готовились войска, предназначенные для вторжения в Испанию. Никто из тех, кто отправлялся в этом направлении — ни солдаты, ни маршалы, — не знал, к чему приведет эта авантюра Наполеона. Правда, многие предостерегали императора от этого шага, и все же надеялись на лучшее. Сам же Наполеон был уверен в успехе этого дела, которое в итоге окажется гибельным для всей империи. Но это будет потом, а пока на пиренейской границе сосредоточились три корпуса. Одним из них командовал старый Монсей. По поводу этого назначения Рональд Делдерфилд замечает: «Маршалу в это время исполнилось пятьдесят четыре года и не вполне ясно, почему Наполеон вызвал его из отставки и отправил в новых поход. Ведь с тех пор, как молоденький Монсей, сведя с ума свое семейство, выбросил в окно учебники по юриспруденции и трижды сбегал из дома, чтобы поступить в армию, прошло уже около сорока лет. Несмотря на мужество и упорство, он едва ли мог соперничать в отношении славы с более молодыми ветеранами Великой армии»⁷. На наш взгляд, Наполеон назначил Монсея на этот пост не потому, что Монсей в его глазах был значительным полководцем, он назначил его потому, что Монсей несколько лет воевал в Испании во время революционных войн и знал хорошо местность и жителей этой страны; император, можно сказать, дал шанс старому солдату еще раз проявить себя на территории Испании, как он это сделал в далеких 90-х годах прошлого столетия.

Говоря о Монсее, Делдерфилд немного не прав. Да, Монсею было 54 года и его возраст, возможно, не позволял быстро ориентироваться в постоянно меняющейся обстановке на Пиренейском полуострове. Конечно, Монсей не блеснул в этой войне. Правда, во время войны в Испании большинство маршалов, посланных туда воевать, не завоевали тех лавров, которые и Наполеон, и они сами ожидали приобрести. И все же, несмотря на возраст и трудности испанской войны, герцог Канельяно сумел пополнить свой послужной список успехами над противником.

Ведя наблюдение от Нижнего Эбро до Картахена, Монсей вскоре получил известие, что 30-тысячная испанская армия движется против него, что волнения среди населения усиливаются. Он собрал свои немногочисленные войска и двинулся к Валенсии, послав приказ генералу Шабрану присоединиться к нему со своими силами. Переправившись через Кабриэль, он достиг Отриэля. Там он узнал, что около 12 тысяч испанцев заняли укрепленные позиции слева от него. Он немедленно двинулся против них и в короткой, но жаркой схватке разбил их наголову. Продолжая свое движение, Монсей подошел к Валенсии, защищаемой сильным гарнизоном. Попытка штурмом взять город оказалась неудачной.

Надеясь на подход генерала Шабрана, Монсей остался у Валенсии. Однако проходило время, а Шабран не подходил и где он – неизвестно. Не решаясь штуромовать город своими маленькими силами, Монсей снял осаду и отошел к Куарте, где узнал, что испанская армия двигается к Альмансе, чтобы перерезать коммуникации французов. Не долго думая, Монсей поднял свой корпус и двинулся навстречу противнику. Несмотря на свои 54 года, Монсей продемонстрировал во время этого перехода энергию и решительность молодого генерала. Испанцы были атакованы и разбиты наголову, а Монсей с триумфом вошел в Альмансу.

Несмотря на успехи, положение Монсея с каждым днем ухудшалось: вся провинция восстала, французов поджидали везде. Для укрепления его сил был направлен генерал Коленкур. Усилив свои войска, Монсей вновь двинулся к Валенсии, но по пути следования его нагнал генерал Савари с приказом императора передать командование ему, а самому маршалу отправляться в Мадрид. Эта неожиданная и слишком скоропалительная передача командования, в которой Савари действовал по-солдатски прямо и грубо, сильно обидела и оскорбила старого воина. Однако он повиновался и отбыл в Мадрид, где ему была поручена новая должность: возглавить войска, предназначенные для взятия сильно укрепленного города Сарагосы. Прибыв к городу, он потребовал капитуляции, чтобы предотвратить кровопролитие, но получил решительный отказ. Попытки Монсея взять Сарагосу не привели к успеху, а вскоре руководить осадой города-крепости прибыл генерал Жюно.

Действия Монсея в Испании не были столь блестящими, однако со своими маленькими силами он сумел нанести несколько поражений испанцам как бы говоря, что его еще рано списывать в запас. Напьер пишет о его действиях в Валенсии: «Маршал Монсей, войска которого насчитывали 8 тысяч человек и никогда не превышали 10 тысяч, продолжал двигаться и драться без перерыва в течение месяца. В продолжение этого периода он преодолел два самых крутых горных перевала в мире, форсировал несколько больших и трудных рек, принес войну на улицы Валенсии и, будучи обманут насчет помощи из Каталонии, вывел свою дивизию из трудной ситуации, победив своих противников в пяти боях, убив и ранив их в количестве, равном своей собственной силе, проделав 300-мильный марш через враждебную и густонаселенную страну без каких-либо серьезных потерь, без дезертирства из испанских батальонов, входивших в его войска и, что имеет большее значение, увеличил эти батальоны перебежчиками из рядов врага». И заключает: «Монсей, хоть и был стариком, но был энергичен, активен и решителен».

В начале 1809 года маршал был отозван во Францию и отправлен во Фландрию. Позднейшие французские авторы, восторженно относящиеся к Монсею, уверяли, что до самой границы с Францией испанцы провожали небольшой кортеж герцога Канельяно приветственными криками: «Да здравствует маршал Монсей!» Якобы так они выражали свое уважение к справедливости и человечности, которую проявил на их территории герцог Канельяно. Вряд ли это имело место на самом деле, если учесть тот факт, война в Испании была самой жестокой из всех войн наполеоновской эпопеи. Обе стороны, и особенно это относится к испанцам, порой действовали в этой кровавой бойне, как самые свирепые хищники.

Вернувшись из Испании, Монсей принял под свое командование резервную армию, располагавшуюся на севере.

Когда Наполеон готовился к войне с Россией, Монсей был одним из немногих военных, кто протестовал против этого похода. Видимо, недолгий опыт участия в испанской войне подсказывал маршалу совершенную бессмысленность и губительность данного мероприятия.

После катастрофы в России, он продолжал оставаться без какой-либо определенной должности до 1814 года, когда война, перешагнув рейнский рубеж, заполыхала на территории Франции. В это время Монсей был назначен начальником штаба Национальной гвардии. И вот именно эти, далеко не отборные войска обессмертили имя старого солдата.

Перед своим отъездом в армию, Наполеон собрал офицеров Национальной гвардии во дворце Тюильри. К ним вышли Наполеон с малолетним сыном в сопровождении императрицы Марии Луизы. Трехлетний Римский король (Сын Наполеона носил титул Римского короля) был одет в форму Национальной гвардии. Взяв его на руки, император вышел вперед и произнес: «Господа, я должен отправиться к армии. Я поручаю вам тех, кого считаю самыми дорогими в мире – мою жену и сына. Не позволяйте политическим разногласиям вставать между вами… Я не скрываю от вас, что во время борьбы, враг может приблизиться к Парижу… Прежде, чем он подойдет (к Парижу), я окажусь на их флангах и уничтожу тех, кто посмел вторгнуться в нашу страну». После этого он взял ребенка и подошел к Монсею. «Это ваш будущий монарх», - сказал он, обращаясь к старому маршалу. Монсей был растроган, губы задрожали, а на глазах появились слезы. Тем временем император прошел с сыном перед строем офицеров Национальной гвардии. Зал огласился криками: «Да здравствует Император! Да здравствует Римский король!»⁸

Через несколько дней Наполеон, оставив Париж, направился к армии. Больше он уже никогда не увидит ни жену, ни своего сына.

Когда 30 марта армии 6-й коалиции пошли на штурм Парижа, маршал Монсей сосредоточил имевшиеся в его распоряжении силы у заставы Клиши. Здесь по его приказу были возведены баррикады, близлежащие высоты заняли стрелки, а на площади Звезды расположилась артиллерия. Свой штаб маршал разместил в ресторанчике «У папаши Латюилля». Художник Верне запечатлел маршала на своем полотне во время обороны Парижа: старый Монсей верхом на любимом испанском скакуне по кличке «Росселер» отдает распоряжения. Его силы крайне ограничены и не столь боеспособны: 2-й легион Национальной гвардии, состоявший в основном из людей пожилого возраста; воспитанники Политехнической школы и небольшое количество солдат из депо различных гвардейских частей (многие из них раненые). Во главе этого разношерстного войска Монсей весь день отражает атаки закаленной в боях союзной пехоты и кавалерии. К этому времени многие позиции вокруг Парижа были оставлены регулярными войсками, но у заставы Клиши враг не продвинулся ни на шаг.

 

Этот подвиг старого воина и его ополченцев навсегда остался в памяти парижан. Там, где раньше располагалась застава Клиши и где Монсей стойко отражал все атаки противника, парижане воздвигли памятник, увековечивший подвиг своих соотечественников в далеком 1814 году.

31 марта 1814 года маршал Мармон решил сдать Париж союзникам. Когда Монсей узнал о переговорах с союзниками о сдаче города, он бурно протестовал против подобного шага. Когда переговоры о капитуляции были завершены, Монсей, оставив командование герцогу Монморенси, удалился с небольшой частью войск в Фонтенбло к Наполеону.

Очень скоро наступила развязка и для самого Наполеона. После вступления союзных войск в Париж, Сенат отрешил императора от власти, а услужливый Талейран занялся формированием Временного правительства.

Между тем в Фонтенбло, где остановился Наполеон с верными ему войсками, происходят драматические события. Маршалы, среди которых был и Монсей, потребовали от императора отречения. Наполеон отказывается и пытается убедить своих соратников продолжать войну, однако маршалы стоят на своем. Позиции обозначены предельно откровенно. Наполеон завершает разговор, говоря, что сообщит маршалам о своем решении. Через некоторое время Наполеон подписал акт отречения от престола. От этого шага императора маршалы кидаются к императору, выражая восхищение. Старый Монсей в состоянии экзальтации почти кричит уже экс-императору: «Сир! Вы спасли Францию! Примите мою дань восхищения и благодарности!»⁹

После отречения Наполеона маршал присягнул на верность Бурбонам и был оставлен королем на посту генерал-инспектора жандармерии, а в июне 1814 года стал кавалером ордена Св. Людовика и пэром Франции.

Когда Наполеон высадился во Франции в марте 1815 года и двинулся на Париж, Монсей занял выжидательную позицию. Воцарившись в Париже, Наполеон даже не пытается побудить старого солдата занять более активную проимперскую позицию, но оставляет Монсея на его посту генерал-инспектора жандармерии.

Во время второй реставрации Бурбонов, Монсей был назначен председателем суда над маршалом Неем. В состав трибунала в качестве судей вошли сподвижников Нея. Это были маршалы Ожеро, Массена и Мортье. Однако трое маршалов не обнаружили никакого желания судить своего товарища по оружию. Мортье заявил, что лучше подаст в отставку, чем будет судьей Нея; Массена подал самоотвод, заявляя, что он не может быть беспристрастным судье, поскольку у него с Неем существует личный конфликт, а Ожеро попросту слег в постель.

Монсей также отказался от председательского кресла, но, по словам Делдерфилда, «вел себя более благородно: он направил королю письмо с категорическим отказом принять участие в суде над человеком, которого он столь почитает. Его письмо, - продолжает Делдерфилд, - один из самых трогательных документов истории того периода»¹⁰.

«Я не вхожу, - пишет Монсей, - в суть вопроса: виновен или невиновен маршал Ней. На Ваше правосудие и справедливость судей ответит последующее поколение… Не пролилось ли французской крови достаточно? Наши несчастья – не были ли они слишком большими? Унижение Франции – не испытала ли она его в последнее время? И тогда, когда мы нуждаемся в том, чтобы набраться сил и возродиться, успокоиться и стать более умеренными, - нам предлагают, чтобы мы требовали гонений?.. Ах! Сир, если те, кто управляет вашими советами желали только благо для Вашего Величества, они сказали бы ему, что никогда эшафот не создает друзей. Они верят, что смерть будет страшна для тех, кто пренебрегал ею столь часто? Союзники ли это, кто требует, чтобы Франция пожертвовала своими наиболее прославленными гражданами? Однако, сир, не существует ли опасности для Вашей персоны и Вашей династии, соглашаясь с ними на эту жертву?
Но, сир, когда Вы предоставите все то, что они желали до сего дня, какими возможностями Вы будете обладать, чтобы им отказать? Если для нас уготована участь Польши, какое средство у Вас останется, чтобы противостоять этому? Ваши армии? У Вас их больше нет! Ваши сильные крепости? Они в их власти. Ваши маршалы, генералы, государственные деятели? Их головы будут кататься в пыли. Наконец, оскорбленный, униженный и презираемый народ? Каковы будут его возможности? Какой будет его надежда, коль она будет отделена от Вас? Какими будут, наконец, те руководители, которые поведут к победе?..
Следовательно, у вас остаются другие возможности, нежели великодушие ваших союзников и наших врагов. Однако, сир, не забыли ли Вы, что угождая им в занятии ваших крепостей, они по очереди отказывали вам в убежище в своих странах?..»¹¹
Далее Монсей напомнил королю эгоистичное и вероломное поведение европейских государств, намекая на последние акты Венского конгресса:
«Был ли Ваш министр уверен в том, что целостность французской территории будет соблюдена?»
И далее добавляет с восхитительной неустрашимостью: «Помните ли Вы о тех пушках, постоянно находящихся у ворот Вашего дворца и направленных на ваше жилище?.. Можете ли Вы еще полагаться на великодушие ваших союзников? И именно при таких обстоятельствах я должен заседать в трибунале, в котором я, без сомнения, фигурировал бы в свою очередь не как судья, но как обвиняемый?.. Что, кинжалы, поразившие Брюна, Рамеля и таких же других, не сверкают перед моими глазами? И пошел бы я своим присутствием на санкционированное убийство?.. Останется ли моей несчастной родине чего-то более, чем тень существования, и мне придется соединить свое имя с именами угнетателей? Трону Бурбонов угрожают его же союзники, и я буду разрушать его основание? Нет, сир, и Вы сами же не осудите моего решения. Двадцать пять лет славных дел не могут быть лишены блеска в один день; мои волосы, поседевшие под шлемом, не станут на моем челе клеймом позора.
Моя жизнь, мое состояние, все, что для меня дорого - принадлежит моей родине и моему королю; однако моя честь принадлежит мне, и никакая власть людей не может ее у меня отнять; и если я оставлю своим детям только свое имя в наследство, то оно, по крайней мере, не будет запятнано!..
Могу ли я высказаться за судьбу маршала Нея? Сир, позвольте мне спросить Ваше Величество, где были все эти обвинители, когда Ней прошел по такому количеству полей битв? Они следовали за ним и обвиняли в течение двадцати пяти лет опасностей и дел? Ах! Если Россия и союзники не могут простить победителя при Москве, может ли Франция забыть героя Березины?.. Это на Березине, сир, во время этой злополучной катастрофы, Ней спас остатки армии; у меня там были родственники, друзья, наконец солдаты, которые были любили своих командиров. И мне предлагают послать на смерть того, кому столько французов обязаны жизнью, столько семей – своим сыновьям и их родителям!..
Простите, сир, прямоту старого солдата, который был всегда далек от интриг и знал только свою профессию и свою родину. Полагаю, что тот же голос, который порицал войну с Испанией и с Россией, может также говорить языком правды лучшему из королей, отцу своих подданных. Не скрою, что при любом другом монархе мой демарш был бы опасен. Я также не могу скрыть, что этот шаг может вызвать ко мне ненависть придворных, однако, нисходя в могилу, я смогу, как один из наших известных предков, воскликнуть: «Все потеряно, кроме чести! Я умираю незапятнанным»¹².

Какова была реакция короля? Людовик XVIII не внял благородному голосу старого солдата и своим постановлением от 29 августа отстранил Монсея от всех дел, подвергнув несговорчивого маршала трехмесячному тюремному заключению в форте Ам. Старый и честный вояка без всякого сопротивления отправился к месту своего заточения, однако пруссаки преградили ему путь и не пустили в форт. А посему, Монсей вынужден был остановиться в гостинице, где и отбывал свой срок.

Как замечает американский историк Хэдли: «Если бы все маршалы выразили протест против этого акта, как это сделал Монсей, возможно, Ней не был бы расстрелян»¹³. Но большинство маршалов промолчало. Открыто в защиту Нея выступили только два человека: Монсей и «железный» Даву, за что и поплатились королевской опалой.

Позор и заключение старого маршала легли несмываемым пятном на династии Бурбонов, также как и смерть маршала Нея, осужденного палатой пэров, да и весь, так называемый, «белый террор», в ходе которого к смерти или к изгнанию приговаривались все те, кто поддержал Наполеона в период с 1 марта по 22 июня, кто выступал в защиту офицеров, армии, независимо от их звания и положения.

В 1819 году король вернул Монсею звание пэра Франции, а в 1823 году доверил ему командование 4-м корпусом армии, отправленной в Испанию, чтобы восстановить на троне короля Фердинанда VII. В многолетней воинской службе маршала это был уже третий поход на испанскую территорию. Курьез этого похода состоял в том, что в 1808 году Наполеон отправлял маршала на Пиренейский полуостров с тем, чтобы свергнуть с испанского престола не только короля Карла IV, но и его сына – наследника Фердинанда VII. Сейчас же, маршал должен был восстановить бежавшего из Мадрида от народного негодования короля Фердинанда на престоле. Так 70-летнему маршалу снова пришлось сражаться за Пиренеями. Несмотря на все трудности походной жизни, 70-летний Монсей с честью справился с ними. На этот раз французским войскам в войне против испанцев сопутствовал полный успех. За этот поход Монсей получил награды, среди которых был и русский орден св. Владимира I степени.

В 1825 году герцог Канельяно, как старейшина французского маршалата удостоился чести с мечом коннетабля Франции стоять подле Карла X во время его коронации в Реймсе. «Правда, маршал никогда не имел повадок придворного. Возможно, поэтому присутствовавший на этой церемонии маршал Мармон отметил, что бывший генерал-инспектор жандармерии скорее «конвоировал» монарха с обнаженным клинком»¹⁴.

 

Во время революции 1830 года, свергнувшей как Карла X, так и всю династию Бурбонов с престола Франции, Монсей не проявляет никакой активности. Да это и понятно: он уже не в том возрасте, чтобы сломя голову бросаться в водоворот политических событий. Он удаляется от дел, чтобы провести остаток жизни в тишине и покое. Однако через три года, после смерти маршала Журдана, престарелому маршалу доверили пост губернатора Дома инвалидов. Именно с этим периодом связано самое сильное потрясение в его жизни.
В декабре 1840 года Париж встречал останки Наполеона Бонапарта, доставленные с острова Святой Елены для окончательного захоронения в Доме инвалидов. Церемония была торжественной и впечатляющей. Несмотря на сильный мороз, на церемонии погребения бывшего императора присутствовали четыре маршала: Сульт, Удино, Груши и Монсей. Маршал Виктор, «крикливый республиканец времен революции», ставший после падения империи Наполеона яростным роялистом, дипломатично уклонился от присутствия, памятуя, скорее всего о том, что после Ста дней стал одним из активнейших преследователей бонапартистов.
Монсей, которому было 86 лет, чувствовал себя неважно. Друзья и знакомые просили его поберечь себя и не ходить на церемонию. Врач также настаивал на этом же, но маршал стоял на своем, сказав врачу: «Продлите мою жизнь хоть ненадолго. Я хочу встретить императора!» И маршал принимает участие в этой величественной церемонии, по окончании которой произнес: «Теперь можно и умереть»¹⁵.

Монсей умер 20 апреля 1842 года. Как замечает Делдерфилд, со смертью Монсея разрушилось «последнее звено, соединяющее историю маршалов с историей побед волонтерских армий республики. Смелая позиция Монсея во время судилища над Неем в конечном итоге принесла ему только пользу – теперь Ней стал национальным героем, и французы с гордостью припоминали проявленное Монсеем благородство... Он не имел репутации великого полководца, но его честь, которую он всегда высоко ценил, столь же высоко оценивалась обществом»¹⁶.

Маршал был похоронен в соборе Дома инвалидов, навеки оставшись рядом с императором Наполеоном.