: Материалы  : Библиотека : Суворов : Кавалергарды :

Адъютант!

: Военнопленные 1812-15 : Сыск : Курьер : Форум

Восточная война

1853-1856

Соч. А.М. Зайончковского

том 2

 

[50]

Глава ХIII
Переправа через Дунай

 

В то время как между Петербургом, Варшавой и Бухарестом шла деятельная переписка о плане кампании на 1854 год и, в частности, о переходе через Дунай, князь Горчаков еще с декабря принял на месте ряд мер для подготовки во всех мелочах проведения этой операции. Наибольшее внимание в этом отношении престарелого командующего армией привлекал на себя нижний Дунай, так как на всех этапах решения вопроса о переправе через реку он должен был играть известную роль или как место главной переправы, или же как район для проведения демонстрации сил.
Сюда же почти постоянно обращались и взоры императора Николая, который вообще торопился перенести действия своей армии в Болгарию, вполне основательно желая встретить ожидаемый со дня на день разрыв с западными державами, будучи уже хозяином обоих берегов реки. «Гораздо важнее для нас ускорить переправу на нижнем Дунае»,— писал государь князю Горчакову, выражая надежду, что он не будет «брать лбом» калафатские укрепления, в которых к тому же нельзя удержаться1. «Самое счастливое,— продолжал он,— было бы, кажется, воспользоваться случаем, ежели Дунай замерзнет, и сейчас овладеть Исакчей, Тульчей, Мачином, а потом и Гирсовом, не идя далее до вскрытия реки». После же вскрытия реки государь предполагал подвести к Гирсову всю флотилию и подвижной магазин на судах, при содействии которых двинуть перешедшие Дунай войска к Силистрии, где устроить вторую переправу у Калараша. Однако от такой мысли скоро пришлось отказаться, так как князь Горчаков признал рискованным штурмовать открытой силой турецкие крепости, около которых, по имеющимся у него сведениям, были сооружены хорошие укрепления, вооруженные сильной артиллерией2; пришлось остановиться на форсировании реки после того, как она вскроется, что ожидалось в начале марта.
Но, отдавая генералу Лидерсу распоряжение о подготовке к переправе на низовьях Дуная, князь Михаил Дмитриевич по-прежнему оставался загипнотизированным наступательными попытками Омера-паши и выражал государю уверенность, что «коль скоро мы начнем переправу на нижнем Дунае, Омер предпримет сильное наступление в Малой и Большой Валахии»3. Это соображение вместе с ожиданием появления на Балканском полуострове французского экспедиционного корпуса заставило Горчакова ходатайствовать об усилении его армии. «Участие Франции в действиях за Дунаем,— [51] заканчивал свое письмо князь | Михаил Дмитриевич,— есть дело для нас крайне невыгодное, но, сражаясь за Бога и царя, я остаюсь в полной надежде, что святое дело Вашего Императорского Величества восторжествует. Может быть, будут трудные минуты, но славный конец увенчает дело!»4
Генерал-адъютант Лидере еще в декабре представил очень подробные сведения о возможных для переправы пунктах на нижнем Дунае и о турецких здесь укреплениях5.
Согласно его донесению, в Тульче6 находились четыре открытые батареи на 16 орудий для обстреливания как подступов к городу, так и реки вверх и вниз по ее течению. Редутом всех укреплений служил старый редут, построенный на горе, господствующей над восточной частью города. Переправу через Дунай здесь удобнее всего было произвести от западной части острова Четал к устью Сомова гирла, что давало возможность достаточно скрытно выйти на нагорный берег реки, на дорогу из Исакчи в Тульчу, в расстоянии полутора верст от этой последней, и в тыл неприятельской батареи, которая становилась для отряда безопасной, так как все амбразуры ее были направлены к Дунаю. При наступлении в этом направлении приходилось кроме переправы собственно через реку строить мост шириной в 15 саженей и через гирло Сомово.
Наиболее удобным пунктом форсирования реки со стороны Галаца служило с. Писелка (Писика), на половине пути между Галацом и Рени. Но здесь после переправы приходилось идти верст 20 по низменной, хотя и удобной для следования войск, местности и выходить на нагорный берег между деревнями Лунковицы и Вакорен, в расстоянии от Исакчи 20 и от Мачина 16 верст. Единственным препятствием по дороге от с. Писелка служил ручей Чолонец шириной в 15 и глубиной в 2 сажени, протекавший у самой подошвы высот. Для переправы через этот ручей также необходимо было устроить мост. На указанном направлении турками укреплений возведено не было.
Объектом действий при переправе со стороны Браилова должен был служить город Мачин, лежащий на правом берегу рукава того же имени, который отделяется от главного русла Дуная несколько ниже Гирсова и вновь соединяется с ним немного ниже [52] Браилова. По правому берегу Мачинского рукава турками был устроен включительно до самого города ряд батарей, вооруженных 4 крепостными и 9 полевыми орудиями и соединенных между собой ложементами для пехоты. Пути от Браилова на Мачин идут по правому берегу рукава по твердому грунту и не представляют препятствия для движения.
Наиболее существенные меры турками были приняты для воспрепятствования нашей переправе у Гирсова. Близ самого города были возведены редут на высокой и неприступной горе, обширное открытое укрепление между городом и д. Варош и такое же укрепление, но несколько меньших размеров, на левом фланге, на возвышенном берегу у западной оконечности города. Кроме этой главной позиции, была укреплена и передовая, у подножия гор, между городом и д. Варош, где были построены батарея и редан с флангами, а также батарея под горой, на которой находились развалины старой крепости.
Ниже Гирсова, близ того места, где в 1828 году нашими войсками была совершена переправа через реку, были построены 3 открытые батареи на 7 орудий и два редана без амбразур. Все эти батареи сильно обстреливали местность левого берега Дуная, а отчасти могли действовать и по судам, подходившим с Браиловского рукава. Кроме того, в случае переправы в этом последнем пункте и овладения первой линией укреплений наши войска при дальнейшем наступлении наталкивались на другую укрепленную позицию на берегу непроходимой вброд речки Боры.
Что касается перевозочных средств, то при переправе у Тульчи или Исакчи таковых можно было собрать для поднятия около 5 тысяч пехоты при 10 орудиях, и, кроме того, в Измаиле имелся запасный мост. В Браилове находилось перевозочных средств на 7 тысяч пехоты и 10 орудий, в Галаце лишь на 1000 человек, а близ Гирсова их совсем не имелось.
Генерал-адъютант Лидере, представляя все эти сведения, со своей стороны более удобным считал совершить переправу от Браилова на правый берег Мачинского рукава. Здесь переправа не была укреплена и могла быть подготовлена огнем канонерских лодок и укреплений с острова Бындоя; при дальнейшем наступлении на правом берегу не представлялось стольких препятствий, как в Тульче, Исакче и в особенности Гирсове, где после переправы надо было еще овладеть сильно укрепленной позицией. Наконец, существование двух дорог от главного русла Дуная к Мачину давало возможность направить обходную колонну в тыл мачинских укреплений. Кроме того, наше движение отсюда к Бабадагу должно было заставить турок немедленно очистить Тульчу и Исакчу.
После Браилова наиболее удобным пунктом для переправы Лидере признавал Тульчу, так как остров Четал облегчал там подвоз [53] канонерских лодок и перевозочных судов, а также спуск и наводку моста.
Для совершения всей операции переправы и овладения Бабадагской областью до Троянова вала Лидере полагал достаточным 40 батальонов пехоты с соответственным числом кавалерии, артиллерии и казаков.
Князь Горчаков вполне согласился с доводами командира 5-го корпуса7; одобрил их и государь, начертав на записке Лидерса: «Кажется, г. Лидере прав; у Мачина от Браилова будет удобнее, а 40 бат. именно то число войск, которое князь Горчаков назначает, т. е. 8-я, 15-я и бригада 14-й, всего 40 бат. кроме саперов и стрелковых бат.; 7-я дивизия для диверсии может быть от Тульчи».
Однако месяц спустя командующий войсками вновь заколебался относительно того, где совершить главную переправу — у Галаца, Браилова или Гирсова, и решение этого вопроса отложил до личного прибытия в низовья Дуная; пунктом для демонстративной переправы по-прежнему был оставлен Измаил. Операцию форсирования реки Горчаков решил произвести в начале марта, к какому времени должен быть приготовленным мост, а сосредоточение войск к исходным пунктам начать в половине февраля8. Однако князь Михаил Дмитриевич ставил возможность переправы в зависимость от усиления его армии, считая необходимым по-прежнему держать в Малой Валахии полторы дивизии, а в Большой Валахии три дивизии пехоты9.
Но прибытие просимых подкреплений могло состояться не ранее половины мая, и подчинять этому прибытию переход через Дунай значило, по словам государя, отказаться от самой переправы10. Делая дальше подсчет имеющихся у Горчакова сил, государь устанавливал, что для переправы в низовьях реки командующий армией свободно мог выделить 48 батальонов, которые при подходе к Силистрии увеличивались до 64 батальонов. «Этого за глаза должно быть достаточно, чтобы перейти Дунай и, овладев Тульчей, Исакчей, Мачином и Гирсовом, пройти правым берегом до Силистрии,— продолжал император Николай, подчеркнув три раза слово должно.— Неужели этого мало? Могут ли и турки быть везде равно сильны? Не поверю. Главное — скорость, решимость и привод на решительный пункт достаточных сил... Хотеть же везде быть с силой — лучший способ быть везде слабу и отказаться даром от решительного успеха...»
Такие настойчивые и справедливые требования государя обеспечивали производство переправы нашей армии в возможно скором времени, и действительно, с тех пор работа по подготовке операции пошла полным ходом.
16 февраля князь Горчаков изложил в собственноручной записке все предварительные распоряжения по предстоящей переправе11. [54]
По записке можно судить, что князь Горчаков к этому времени окончательно остановился на возведении главной переправы у Браилова и демонстративной у Тульчи. В первом пункте должно было действовать под начальством Лидерса 48 батальонов с соответствующей артиллерией и кавалерией и во втором пункте под начальством генерала Ушакова — 8 батальонов12. После переправы оба отряда сосредоточивались под начальством генерала Лидерса. Время совершения операции предполагалось около 7 марта, и дальнейшей целью действий ставилось овладение Мачином, Исакчей, Тульчей и Гирсовом и устройство самых прочных мостовых укреплений на правом берегу, против Сатунова (у Исакчи) и Гирсова, для прикрытия имеющих быть наведенными там мостов, принадлежности для которых заготовлялись у Измаила и Галаца. Для перевозки войск у обоих пунктов переправ были собраны суда и находились отделения речной флотилии с двумя пароходами в каждом.
Для довольствия войск на том берегу Дуная фуражом заготовлялись запасы в Измаиле, Сатунове, Галаце, Браилове и Цендерее, а также заготовлялись в увеличенном размере и перевозочные средства.
Вслед за этим князь Горчаков указывал генералу Лидерсу принять самые решительные меры к подготовке переправы с таким расчетом, чтобы она совершилась во что бы то ни стало между 8 и 9 марта13.
Между тем генерал-адъютанты Шильдер и Лидере со своей стороны также входили к командующему войсками с разными предложениями о лучшем способе переправы. Генерал Шильдер кроме возведения на нашем берегу реки еще новых батарей и прикрытия их эполементами, в чем князь Горчаков приказал оказывать ему полное содействие, вошел с предложением перебросить на ту стороны реки в преддверии общей переправы небольшую часть отряда, которая должна была возвести на правом берегу предмостное укрепление, а потом уже переводить главные силы. Это предложение командующий войсками резонно отклонил, находя бесцельным переводить сперва за реку незначительный отряд и подвергать его тем опасности быть отброшенным14.
Что касается генерала Лидерса15, то его мысль заключалась в том, чтобы не ограничиваться лишь переправой от Браилова и Измаила, но также совершить ее и со стороны Галаца. Отсутствие турецких укреплений у этого пункта и сравнительное здесь обилие удобных путей по плавням к нагорному берегу реки должны были, по его мнению, дать возможность совершить в этом пункте операцию без больших потерь и облегчить как переправу Браиловского отряда, так и овладение им Мачином. Поэтому генерал Лидере предлагал совершить главную переправу у Галаца, близ д. Азакмуй16, и двинуться оттуда на с. Горвань по средней дороге, пролегающей между озерами и речкой Чолонцем, а у Браилова произвести демонстративную переправу. [55]
Князь Горчаков, не имевший ничего против переправы отряда генерала Лидерса в двух пунктах, у Браилова и Галаца, полагал, однако, главную массу переправить у Браилова17. Кроме того, он опасался движения от Галаца к Горвану, так как при большом удалении обоих отрядов друг от друга между ними будет трудно поддерживать связь и достигнуть необходимого единства действий.
Поэтому командующий войсками полагал, со своей стороны, сделать переправу у Браилова и у устья р. Серета, чтобы колонна, переправившаяся у этого последнего пункта, двинулась берегом к Мачину и взяла во фланг неприятеля, оборонявшегося со стороны Браилова18.
Однако, прибыв лично в Браилов, князь Горчаков получил сведение, что турки сосредоточили против этого города 15—20 тысяч человек и место, удобное для переправы, обстреливалось сильными батареями, возведенными на правом берегу Дуная. Видя, что переправа у Браилова была сопряжена с большими трудностями, а дальнейшее наступление для овладения Мачином по одному направлению не могло обойтись без значительных потерь, князь Горчаков согласился с планом генерала Лидерса19.
Таким образом, переправу решено было одновременно произвести в трех пунктах — в Браилове, Галаце и Измаиле, продолжая демонстрации по всему занимаемому нами протяжению Дуная20.
Хотя такое разобщение наших сил представляло временное неудобство и требовало для переправы главных отрядов приготовления двух мостов, а мы имели заготовленным лишь один — в Галаце, [56] но зато оно развлекало внимание турок и давало возможность зайти от Галаца через Горван в тыл войскам, защищавшим Мачин и атакованным нами от Браилова. К тому же недостаток второго моста был устранен генералом Шильдером, который нашел возможным устроить его при помощи местных плавучих материалов.
Тем временем государь не переставал волноваться о предстоявшей операции и придавал особое значение скорейшему ее свершению. «Ожидаю с нетерпением, что ты решил у Браилова и где окончательно будет переправа,— писал государь Горчакову 18 февраля21.— Ежели Бог нас благословит успехом, она будет очень важна, дав нам стать твердой ногой на правом берегу Дуная до прихода англичан и французов».
Через несколько дней император Николай вновь затрагивал этот вопрос в письме к Горчакову22. «Вполне полагаюсь на тебя,— писал он,— что все будет сделано тобою, чтобы переправу исполнить наилучшим образом. При теперешних весьма неблагоприятных обстоятельствах, ежели Бог благословит успехом наше предприятие, это будет уже весьма важный шаг. И князь Иван Федорович23 , и я, мы совершенно согласны, что тебе покуда под Силистрию не должно идти. Наперед надо, чтобы двуличность Австрии прояснилась, равномерно чтоб открылось, куда будут направлены действия англичан и французов».
Но в данном случае государь мог не беспокоиться. Работы по подготовке к переправе шли полным ходом, и князем Горчаковым, при деятельном содействии генералов Лидерса и Шильдера, были приняты все меры, чтобы операцию эту произвести с успехом и с наименьшими потерями. Наибольшее внимание в этом отношении было обращено на Браилов, близ которого переправа, несомненно, должна была совершиться с боем. Здесь, на левом берегу Дуная и на острове Бындое, было сооружено несколько новых батарей24, которые вооружили орудиями с канонерских лодок, так как выяснилось, что провести эти лодки от Браилова вверх по Мачинскому рукаву для обстреливания из них мачинских укреплений являлось делом очень рискованным25. Кроме того, от спуска с горы у Браилова была устроена к Дунаю плотина в 346 саженей длиной, и как в Браилове, так и в Галаце было собрано большое количество судов для перевозки войск.
Но в последнюю минуту, когда все было условлено между главными действующими лицами на Дунае, были получены там первые повеления нового главнокомандующего князя Варшавского. Фельдмаршал предписывал овладеть Мачином, Исакчей, Тульчей, а если возможно, то и Гирсовом и, утвердившись на нижнем Дунае, иметь целью: во-первых, не позволять в случае десанта союзников в устьях Дуная воспользоваться им рукавами рек для ввода туда своих судов и пароходов и, во-вторых, сохранять возможность при помощи [57] моста маневрировать на обоих берегах Дуная в ожидании, что предпримет неприятель в центре, между Силистрией и Рущуком.
Во исполнение этого князь Горчаков предлагал генералу Лидерсу после переправы через реку навести мосты у Гирсова, а если им не удастся овладеть, то у Браилова и Исакчи, построив у этих пунктов предмостные укрепления величиной по крайней мере на 4 батальона и 18 орудий каждое26.
3 марта князь Горчаков с большей частью своей главной квартиры выехал из Бухареста в Браилов для ближайшего руководства предстоящей операцией переправы.
Командование войсками в Большой Валахии и охрану центра нашей оборонительной линии от устья р. Ольты до д. Пиопетри он возложил на генерала Данненберга, которого снабдил особой инструкцией27.
К этому времени войска наши в Большой Валахии занимали следующее положение28.
Между р. Ольтой и Веде находился отряд генерала Попова силой в 4 бат., 8 эск., 2½ сот. и 8 кон. op.29 как для связи с Мало-Валахским отрядом, так и для наблюдения за Дунаем между означенными речами. Пехота этого отряда была расположена по 2 батальона в Турно и Зимниче, уланы и конная артиллерия в Пятре и Турно, а казаки держали посты по Дунаю.
Правый авангард генарала Соймонова силой 8 бат., 8 эск., 5 сот. и 32 op.30 занимал Журжу, Слободзею и Фратешти, а казаки вели наблюдение за обстановкой на Дунае от устья р. Веде до с. Гряк.
Левый авангард генерала Павлова силой в 13 бат., 8 эск., 4½ сот. и 36 op.31 занимал Ольтеницу, Добрени и Будешти, а казаки вели наблюдение за обстановкой на Дунае от с. Гряк до монастыря Корницели.
Каларашский отряд генерала Богушевского силой в 4 бат., 1 эск., 4 сот. и 22 op.32 охранял пространство по Дунаю от Корницели до Пиопетри, что на берегу р. Яломницы, близ впадения ее в Дунай.
В резерве за этими войсками находилось 16 бат., 15 эск., 4½ сот. и 66 op.33, расположенных в Дореште, Бригадире, Бухаресте, Фунде-ни-Вакарсекулуй, Крецулешти-де-Сус, Чоканешти, Чокине и Цендерее, считая в этом числе и части, которые были еще на пути следования к назначенным им пунктам.
В дополнение к этим войскам в распоряжение генерала Данненберга переходили: 3 роты 4-го сап. бат., 4-й стрелк, бат. и понтон. № 4 парк с понтонной ротой.
В общем, в Большой Валахии находилось 46½ бат., 40 эск., 20½ сот. и 164 op.
Князь Горчаков, будучи убежден, что как только мы начнем переправу на нижнем Дунае, то Омер-паша предпримет наступление [58] в Малой или Большой Валахии34, предоставил генералу Данненбергу действовать в подчиненном ему районе по своему усмотрению, сосредоточивая резервы и направляя их на те пункты, откуда он признает более удобным противодействовать намерениям неприятеля и остановить его наступление.
Так как в Малой Валахии находился самостоятельный отряд генерала Липранди, который «имел свой особый круг действий», то князь Горчаков в своей инструкции определял лишь взаимные отношениях этих двух отрядов.
Таким образом, если бы неприятель переправился в больших силах на левый берег Дуная между Раховом и Зимничем и угрожал тылу Мало-Валахского отряда, то это не должно было отвлекать внимания генерала Данненберга от Большой Валахии. Ему предлагалось только наблюдать за неприятельскими силами посредством отряда генерала Попова, которому предписывалось издали следить за турками до р. Жио. Но если бы неприятель вместо движения против Липранди направился на Данненберга, то этот последний должен был собрать все свои войска, идти навстречу противнику и дать сражение там, «где сие окажется выгоднейшим, не допуская его до Бухареста».

4 марта вечером князь Горчаков с большей частью своей главной квартиры прибыл в Браилов. Для нерешительного командующего армией эти дни вплоть до совершения переправы были поистине самыми мучительными. Чтобы хоть немного обрисовать ту трудную обстановку, в которой находился князь Михаил Дмитриевич, приведем выдержки из дневника его ближайшего [59] сотрудника и начальника штаба генерал-адъютанта Коцебу35: «4 марта. В 7 ½ часов мы были в Браилове. Вечером были у нас Лидере и Шильдер. Странно ведется разговор между последним и Горчаковым. Они никогда не могут сговориться, всегда они друг друга перебивают, и все кончается ничем.
марта. Мы обозрели противоположный берег с башни карантина. Обрисовывается возможность перехода. Много мы совещались. Было решено главную массу войск переправить у Галаца, а здесь, как и у Гирсова, произвести диверсию.
марта. Я заснул полон отваги и надежд на будущее. Меня разбудили по случаю прибытия фельдъегеря с уведомлением, что фельдмаршал Паскевич назначен главнокомандующим всеми войсками от Курляндии до Одессы. Вместе с тем получены соображения главнокомандующего о нашем положении. Эти соображения должны затормозить все наши дальнейшие операции, потому что они исходят из той точки зрения, что Австрия объявит нам войну, что французы и англичане сделают высадку у Одессы, вследствие чего нам придется отойти за Серет и на правом берегу только занять Мачин, Исакчу и Тульчин. Малую Валахию нам придется оставить. Досадно, досадно. 9-го мы здесь начнем действовать.
марта. Вечером держали военный совет. На нем мало порядка. Едва я лег в 11 часов в хорошем расположении духа, как князь Горчаков прислал за мной, потому что фельдъегерь привез бумаги от фельдмаршала, который запрещает нам взять Гирсово и повелевает постепенно очищать Бухарест. Он опасается десанта французов у Аккермана и движения их на Леово. Вот вздор! Одну дивизию он хочет взять от нас в Бендеры и Кишинев! Для чего же мы теперь переходим через Дунай?
марта. Приготовления продолжаются. К сожалению, нам мешают ветер и метель. Заговорили об откладывании. Между тем мы получили важные сведения об укреплении Мачина; нелегко будет взять эту крепость, так же как и Исакчу!»
Зная характер князя Горчакова, зная те чувства, которые ему внушал фельдмаршал, можно еще больше оттенить решимость, с которой он довел до конца предпринятую им операцию почти накануне приезда явно ей не сочувствовавшего нового главнокомандующего.
Диспозиция перехода через Дунай была составлена генералом Лидерсом еще 2 марта36 и несколько видоизменена позднейшими распоряжениями князя Горчакова.
Согласно этой диспозиции переправа должна была совершиться с 9 на 10 марта главными силами со стороны Галаца и демонстративными отрядами со стороны Браилова и Измаила. Кроме того, против Гирсова также решено было демонстрировать переправу, но без перехода на противоположный берег реки.
Войска были распределены следующим образом. [60]
Против Гирсова со стороны с. Гура-Яломница должен был действовать полковник Зуров с отрядом в 2 бат., 2 эск., 8 пеш. и 2 кон. op.37 Назначение его — привлечь к Гирсову внимание турок сильным артиллерийским огнем, маневрированием и распространением слухов о прибытии сюда значительных масс русских войск. Начало демонстрации — канун переправы на остальных пунктах.
Усиление турецких войск у Гирсова38 заставляло предполагать, что турки придают этому пункту особое значение или в ожидании нашей там переправы, или же рассчитывая оттуда сделать попытку перебраться на наш берег. Таким образом, демонстрация у Гирсова должна была оказать большое влияние на успех переправы.
В Браилове, Галаце и Измаиле переправа должна начаться в один и тот же день, но Браиловский отряд, который ожидал перед собой наибольшее сопротивление, начинал переправу позднее двух остальных, имея задачей «усиленную диверсию с переходом войск на правую сторону Дуная и движением оных вперед по обстоятельствам».
Браиловский отряд находился под личным начальством князя Горчакова и был силой в 12½ бат., 7 эск., 5 сот., 52 op. и 1 понт. парк39.
Главная переправа от Галаца была возложена на генерал-адъютанта Лидерса с отрядом силой в 24'/ бат., 8 эск., 6 сот. и 64 op.40 Перейдя на правый берег реки, Лидере должен был двигаться обходной дорогой через с. Горван на Мачин для облегчения действий Браиловского отряда.
И наконец, Измаильский отряд под начальством генерал-лейтенанта Ушакова силой в 14 бат., 16 эск., 6 сот. и 44 op.41 должен был форсировать переправу через Дунай несколько ниже мыса Четала, овладеть турецкой батареей, сооруженной против этого мыса, а потом Тульчей или Исакчей, в зависимости от того, который из этих пунктов будет легче взять. В случае же невозможности овладеть одной из этих крепостей он должен был удержать за собой упомянутую батарею и пространство между гирлами Сомова и Иванова; если же по некой причине и этого нельзя будет сделать, то удержать во что бы то ни стало батарею и местность перед ней, обратив ее в укрепление, фланкируемое нашими батареями левого берега реки.
Вообще же для переправы через Дунай было назначено около 45 тысяч при 160 орудиях. При этих войсках состояли два парохода, «Прут» и «Ординарец», и несколько канонерских лодок под начальством контр-адмирала Мессера.
Но под влиянием назначения Паскевича главнокомандующим и высказанных им отступательных намерений князь Горчаков заколебался и в последнюю минуту отменил активный характер действий Ушакова. Он поставил Измаильскому отряду новую задачу — отвлекать на себя внимание неприятеля, находящегося в Тульче и Исакче, [61] отнюдь не вдаваясь в такие действия, которые могли бы повлечь за собой большой урон. Князь Горчаков считал Тульчу и в особенности Исакчу слишком сильно укрепленными и снабженными большим гарнизоном для того, чтобы Ушакову можно было их взять без значительного урона. Ему предписывалось делать в направлении к этим пунктам только демонстрации и главной целью ставилось возможно скорое обеспечение сообщения с левым берегом на случай атаки со стороны Тульчи и Исакчи.
Свое предписание князь Горчаков кончал характерной фразой, уничтожавшей весь смысл демонстрации, а именно: «Если, по овладении правым берегом, вы найдете пребывание ваше там слишком опасным, то разрешаю возвратить отряд ваш на левый берег и снять мост через Сулинский рукав»42.
Но генерал Ушаков проявил завидный в то время пример самостоятельности и возражал на последнее предписание командующего войсками. Он докладывал, что после переправы нельзя оставаться в плавнях, а необходимо взять Тульчу и выйти на нагорный берег, где и отражать всякие покушения неприятеля; нельзя было также строить на низменном болотистом берегу предмостное укрепление на значительное число войск, поэтому генерал Ушаков предполагал обеспечить голову моста укреплением лишь на небольшое прикрытие, силой примерно на батальон и 4 орудия, а подступы к мосту защищать преимущественно главными силами отряда, которые рассчитывал сосредоточить на горе, впереди Тульчи43.
Однако всю операцию переправы через Дунай не удалось совершить, как предполагалось сначала, с 9 на 10 марта, а ввиду неполной [62] готовности отряда Лидерса и бурной погоды пришлось отложить ее на 11-е число, начав демонстрацию 10-го44.
Река Дунай в своих низовьях, примерно от середины расстояния между Туртукаем и Силистрией, течет, разделяясь большей частью на несколько рукавов и протоков, которые образуют между собой лесисто-болотистые острова. По мере приближения к устью количество рукавов увеличивается, обращаясь, примерно от Тульчи, в широкую дельту с судоходными рукавами — Килийским, Сулинским и Георгиевским.
Соединяясь в одно русло у Гирсова, Дунай оттуда и до Браилова вновь течет двумя судоходными рукавами — левым Браиловским и правым Мачинским.
У Браилова на левом берегу течением реки и Мачинским рукавом образуется входящий угол, способствующий сосредоточенному обстреливанию правого берега.
От этого пункта и почти до Тульчи Дунай течет одним руслом шириной от 250 до 600 саженей. До Галаца и даже до Рени левый берег командует правым, представляющим болотистую широкую низину. От Рени до Измаила левый берег теряет свой выгодный характер, так как перерезывается целой массой больших озер и наподобие правого образует широкую низменную долину.
Таким образом, для переправы ниже Браилова наиболее удобным был участок до Галаца, а именно близ этого пункта, где устья р. Серета давали возможность скрытно подготовиться к переправе, а возвышенный берег и входящая, хотя и широкая, дуга представляли атакующему некоторое преимущество в смысле поддержки операции сосредоточенным огнем. К недостаткам переправы у Галаца следует отнести ширину реки, не имеющей здесь островов, необходимость вплоть до селения Горвань наступать по низменному берегу и атаковать у этого пункта сильную по природным свойствам позицию, если бы турки решили ее оборонять.
Ниже Галаца можно было переправиться у Исакчи, где река была широка, и у Тульчи от мыса Четал, где приходилось форсировать лишь относительно узкий Сулинский рукав, будучи скрытым зарослями острова Четал. Зато в этом месте войска тотчас после переправы выходили на возвышенный правый берег. Для демонстративной переправы Тульча была особенно выгодна, так как отстояла от Галаца дальше, чем Исакча, и находилась на фланге турецкого расположения.
В отношении перевозочных средств были приняты следующие меры.
В Измаиле было собрано 163 лодки общей подъемной силой на 2½ батальона, а для перевозки орудий приспособлены два городских парома и одна шаланда, на которых могли поместиться 6 орудий. Гребцы были набраны из спешенных казаков и пограничной стражи. [63]
Для постоянного же сообщения с правым берегом были приготовлены два моста на плотах и один небольшой мост на козлах, который предназначался на тот случай, если бы на правой стороне реки встретилось затруднение в переходе через глубокие рукава.
В Галаце и Браилове для первоначальной переправы войск было собрано по 12 больших судов, вместимостью на роту каждое, малые суда и чамы (суда с палубами) для артиллерии и казаков, а также баркасы и рыбачьи лодки. Гребцами на них служили пехотные солдаты, рыбаки и вольные матросы. Для наводки мостов были приготовлены в Галаце 54 парома и 6 малых судов, а в Браилове 6 паромов, 6 малых судов, добавочные плоты и паромы.
8-го вечером и 9-го утром войска во всех трех отрядах скрытно заняли свои исходные пункты, а отряд полковника Зурова приступил к демонстрации переправы у Гирсова.
Подойдя к Дунаю одновременно в нескольких удаленных друг от друга пунктах, Зуров 8 марта с наступлением темноты развел большие огни на пространстве 30 верст от с. Бордушан до Гура-Гирлица, которые поддерживал всю ночь. Во многих местах играли зорю, пели песенники, и в виду неприятельских батарей было подвезено до 350 лодок, по которым турки не замедлили открыть огонь. 9-го на рассвете Зуров открыл сильную канонаду по неприятельским батареям, которые отвечали довольно частым огнем. Но вскоре действием нашей артиллерии часть турецких укреплений была разрушена, три орудия подбиты, остальные же отвезены от берега. С нашей стороны потерь не было.
На другой день, 10 марта, в 4 часа дня князь Горчаков приказал для еще большего отвлечения внимания неприятеля открыть усиленную канонаду с наших батарей у Браилова, возведенных на левом берегу Дуная и на острове Бындое, вдоль Мачинского рукава. Целая сеть этих хорошо прикрытых эполементами батарей была заблаговременно построена генералом Шильдером для обстреливания перекрестным огнем угла между Дунаем и правым берегом Мачинского рукава, т. е. местности, ближайшей к пункту нашей предполагаемой переправы, а также и для фронтального обстреливания путей, идущих от Мачина к Браилову. Таким образом45, на левом берегу Дуная, ниже соединения Мачинского и Браиловского рукавов, были сооружены батареи № 1, 2, 3 и 4, вооруженные каждая одним батарейным орудием, и редут против пристани Гичету, у предполагаемого моста, вооруженный 2 полевыми и 2 легкими орудиями. На острове Бындое, начиная от устья Мачинского рукава, вверх по левому его берегу были расположены: батарея № 5, вооруженная 4 полевыми орудиями; №6 — 2 24-фунт. пушко-каронадами, взятыми с канонерских лодок, и 2 полевыми орудиями; Бындойская батарея на две 24-фунт. пушко-каронады, на 2 осадных пудовых единорога и на 2 полевых орудия; промежуточная [64] батарея на 4 полевых орудия; № 7 на 2 пудовые мортиры и на 2 полевых орудия и, наконец, Рушавский редут на 2 полевых орудия. Всего, следовательно, действовало с левого берега Дуная 8 полевых орудий и с острова Бындоя 16 полевых орудий, 4 пушко-каронады, 2 осадных единорога и 2 мортиры. Кроме того, к мысу острова Бындоя была выдвинута канонерская лрдка для обстреливания правого берега Дуная, ниже Мачинского рукава.
Сильная канонада, открытая из всех этих орудий, нанесла существенные повреждения турецким укреплениям, группировавшимся у устья Мачинского рукава, но, несмотря на это, неприятельский огонь, хотя и ослабленный, продолжался до самой ночи.
Считая, что демонстрацией Зурова и канонадой у Браилова в достаточной степени было отвлечено внимание турок к наиболее опасным для них пунктам предполагаемой нашей переправы, а именно к Мачину и в особенности к Гирсову, на рассвете 11 марта должны были начать переправу Галацкий и Измаильский отряды, которые в свою очередь, перейдя на правый берег Дуная, должны были этим способствовать переправе Браиловского отряда, долженствовавшей начаться в тот же день, в 4 часа пополудни.
Согласно диспозиции, отданной генерал-адъютантом Лидер-сом 10 марта46, войска, сосредоточенные у Галаца, должны были начать переправу через Дунай на рассвете 11-го числа и подразделялись:
на авангард силой в 8 ¾ бат., 2 эск., 2 сот. и 20 op.47 под начальством генерал-адъютанта графа Анрепа-Эльмпта, которого, впрочем, по болезни заменил генерал-лейтенант Гротенгельм. Авангарду приказано было собраться к карантину к часу пополуночи и тотчас же посадить на суда первый десант в составе 4 батальонов Житомирского полка, 2 легких орудий и 2 сотен, которому в 3 часа утра, с восходом луны, отчалить от берега. Вслед за первым транспортом перевозятся остальные части авангарда (к 5 часам утра к карантину должен был собраться отряд полковника Крузенштерна, силой в 1 бат., 2 op. и ¼ сот.48, которому надлежало переправиться за авангардом и приступить к постройке предмостного укрепления, а также занять д. Азакмуй, прикрывавшую голову наводимого моста и пункт высадки49);
на главные силы под начальством генерал-лейтенанта Самарина численностью в 9 ¼ бат., 4 эск., 2 сот. и 32 op.50, которым приказано было собраться к 5 часам утра 11 марта севернее Галаца и ожидать там приказаний;
на резерв под начальством полковника Гана силой в 4 бат., 1 эск., V сот. и 8 op.51, который к 7 часам утра должен был собраться за главными силами и также ожидать приказаний.
При движении к переправе войска не должны были брать с собой решительно никаких обозов, а артиллерия — иметь при себе [65]

 

Схема №38

Схема №38

[66] только по одному зарядному ящику на орудие. Затем все остальные обозы строились между Галацом и с. Ваду-Унгурлуй в три вагенбурга, соответствовавшие нынешнему делению обозов на три разряда.
При переправе войскам надлежало иметь при себе штурмовые лестницы и в ранцах сухарей на 4 дня.
Ввиду того, что против Галаца не было замечено турецких войск, генерал Лидере приказал начать наводку моста раньше переправы авангарда, а именно с 10 часов вечера, но из-за темноты и сильного ветра за ночь было наведено только 6 паромов.
Между тем в час ночи войска, долженствовавшие переправиться первым рейсом, начали посадку, напутствуемые приказом генерала Лидерса, в котором он их поздравлял с выпавшей на их долю честью первыми доказать неприятелю, что Дунай не способен защитить его от силы русского оружия, а также предупреждал о лояльном отношении к жителям, невзирая на вероисповедание этих последних52.
В 3 часа ночи от левого берега Дуная отвалил первый транспорт, имея в голове пароход «Ординарец» с поставленными на нем 6 единорогами, и за ним на кирлашах охотников и казаков.
При приближении к неприятельскому берегу «Ординарец» открыл огонь для очищения места, предназначенного для высадки; но неприятеля, отвлеченного демонстрацией у Мачина и Гирсова, здесь не было, и лишь сильный разъезд численностью около 50 всадников удалился в глубь страны.
Дальнейшая переправа на судах шла беспрепятственно; задержка была в наведении моста из-за сильного верхового ветра, который препятствовал заводить якоря и тянуть бечевой паромы. Поэтому за все сутки 11-го числа удалось навести лишь 80 саженей моста, а оставалось еще 145 саженей. Таким образом, хотя к вечеру этого дня и удалось перевезти на правый берег реки 16¾ бат., 2 сот. и 15 op., но без патронных и зарядных ящиков, и поэтому генерал Лидере не нашел возможным двинуть вперед отряд, который не имел при себе всего необходимого. Он приказал лишь занять с. Азакмуй, чтобы показать этим свое намерение идти к Мачину вдоль Дуная, хотя, впрочем, выражал готовность продвинуть авангард и до Горвана, если бы это вызывалось положением Браиловского отряда53.
Ночь мало принесла утешительного генералу Лидерсу. Бурная погода вынудила даже временно прекратить переправу артиллерии, а мост к утру едва был наведен наполовину. Это вновь вызвало необходимость обратиться к князю Горчакову с просьбой отсрочить еще на один день выдвижение авангарда к с. Горвану, но чтобы отвлечь внимание неприятеля, Лидере решил продвинуться передовыми частями до с. Писелки54, которое и было беспрепятственно [67] занято. Высланный же к Горвану разъезд был встречен артиллерийским огнем, что заставляло предполагать, что само селение и его окрестности заняты неприятелем.
Наконец к вечеру 12 марта погода переменилась, ветер стих, и наводка моста при помощи парохода «Ординарец» пошла успешнее. К утру 13-го мост был готов, и, таким образом, у генерала Лидерса были развязаны руки для дальнейшего наступления55.
С рассветом 13-го авангард двинулся к Горвану, а в 6 часов утра за ним выступили и главные силы. Для прикрытия моста были оставлены 3 батальона Прагского полка с 6 орудиями.
Дорога на Горван оказалась повсюду сухой и удобопроходимой; турки боя нигде не приняли, и Лидере беспрепятственно завладел нагорным берегом Дуная, радостно встречаемый христианским населением.
Главные силы его отряда расположились биваком впереди села Горван, заняв авангардом по дороге к Мачину позицию у с. Жижулы, откуда генерал Лидере вошел в связь с войсками Браиловского отряда; боковым же отрядом силой в 1 бат. и 2 эск. он занял села Вокарени и Лунковицы, войдя через оставленную турками Исакчу в связь с генералом Ушаковым56.
Одновременно с переправой у Галаца должна была начаться и переправа Измаильского отряда.

Пунктом совершения этой операции был избран Сулинский рукав, саженях в 600 ниже мыса Четал, там, где берега реки сближаются до 120 саженей57. Избранное место было выгодно в том отношении, что давало возможность скрытно сосредоточить отряд [68] перед переправой в густых зарослях острова Четал и подготовить операцию огнем артиллерии, которую можно было поставить укрытой почти на самом берегу Сулинского рукава. Кроме того, этот пункт находился вне действия турецких береговых батарей; переправившиеся здесь войска выходили им во фланг и становились между ними и Тульчей. Но зато вслед за переправой войскам Ушакова приходилось атаковать сильно укрепленную позицию у Тульчи, имея в виду и возможную помощь туркам со стороны Исакчи. 9-го числа генерал Ушаков перевел всю пехоту, артиллерию и казаков своего отряда на остров Четал, расположив их у Красного моста58, а кавалерию и обозы оставил в Измаиле. Последовавшее вслед за этим перенесение начала переправы на 11-е число заставило войска лишний день находиться на острове, что не могло остаться неизвестным неприятелю.
10 марта накануне переправы наша гребная флотилия в составе 15 канонерских лодок была продвинута вверх по Килийскому рукаву и сосредоточена вне выстрелов турецких батарей близ отделения Сулинского рукава; за ней собрались предназначенные для перевозки десанта 147 лодок и 4 парома, гребцами на которых были казаки и нижние чины пограничной стражи. Назначение флотилии состояло в борьбе с неприятельскими береговыми батареями и в прикрытии прохода десантных судов в Сулинский рукав59.
Одновременно с этим наши береговые батареи — одна на левом берегу реки, у разделения Килийского и Сулинского рукавов, и другая на мысе Четал, вооруженные 4 мортирами и 6 крепостными орудиями, были усилены еще 8 батарейными орудиями.
В полночь на 11-е число наша флотилия, имея по-прежнему за собой десантные суда, заняла позицию перед турецкими батареями на дистанции прицельного выстрела, а пехота и артиллерия отряда двинулись к месту переправы. Здесь вся пешая артиллерия, прикрытая кустарниками, деревьями и камышом, расположилась, имея между орудиями штуцерных всех полков, у пункта переправы для сосредоточенного обстреливания неприятельского берега на случай появления на нем турецких войск; конная же батарея стала на берегу против Сомова гирла с целью воспрепятствовать неприятелю уничтожить мосты на этом гирле и поражать турецкие войска в случае движения их от Тульчи к берегу Дуная.
11 марта в половине шестого утра наша флотилия и береговые батареи открыли огонь против турецких батарей. В то же время для отвлечения внимания турок вышли из Сулинского рукава, в месте разделения его с Георгиевским рукавом, десантные суда с посаженными на них двумя спешенными сотнями дунайских казаков, которые по Георгиевскому рукаву спустились к с. Прислава (Грислав)60, где и высадились на неприятельский берег. Зажегши несколько турецких кордонов, казаки заняли ивовый лес; турки, обманутые [69] большим количеством судов, направили сюда отряд силой около 700 человек с 2 орудиями. Хотя казакам и пришлось отойти на Георгиевский остров, но во всяком случае демонстрация их облегчила переправу отряда Ушакова и отвлекла на себя часть турецких сил61.
Тем временем меткий огонь наших береговых батарей и флотилии так ослабил огонь турок, что в 10 часов утра генерал Ушаков признал своевременным начать движение десантных судов из Килийского в Сулинский рукав. Дойдя до мыса Четал, суда эти должны были по причине отмели огибать его на веслах; но как только они показались из-за флотилии, то замолчавшие было турки открыли самый убийственный огонь по этим судам. Случай благоприятствовал нам провести без всякого повреждения все суда к месту назначения.
В половине двенадцатого были посажены на суда вторые батальоны Могилевского и Полоцкого полков с 4 орудиями легкой № 2 батареи, которые заняли без единого выстрела часть неприятельского берега. За ними были постепенно перевезены вся остальная пехота и легкая артиллерия; батарейные же орудия пришлось ввиду сильного ветра и непрочности паромов до наводки моста оставить на том берегу.
Генерал Ушаков, по мере выхода войск на берег, направил 2 батальона Могилевского полка с 2 орудиями направо для наблюдения за турецкими береговыми батареями, а Полоцкий полк с 4 орудиями налево, к Сомовскому гирлу, для завладения мостом через него62.
Тем временем на высотах старой Тульчи и в камышах Сомова гирла стала собираться турецкая пехота, а на скаты горы выехала неприятельская 8-орудийная батарея.
Полоцкий полк быстро наступал вперед, прикрываясь цепью застрельщиков, и своим решительным наступлением прогнал неприятеля, захватив мост через Сомово гирло, который турки не успели даже испортить. Решительному успеху этого отряда много способствовали конная батарея, поставленная, как было сказано выше, против гирла, на острове Четал, и присоединенная к ней впоследствии батарейная батарея.
Было уже около 4 часов вечера. Неприятель все более и более усиливался на высотах старой Тульчи, и к тому же было получено известие о движении войск со стороны Исакчи. Между тем из-за ветреной погоды наводка моста замедлялась, и войскам генерала Ушакова предстояло провести ночь на неприятельском берегу, стесненным превосходящими силами противника и не имея налаженного сообщения с нашим берегом.
Начальник отряда решил поэтому штурмовать береговые батареи турок, казавшиеся уже совершенно ослабленными нашим огнем, и этим обеспечить как свой правый фланг, так и саму переправу. [70]

 

Схема № 39. План турецких укреплений  на берегу Дуная против мыса Четала

Схема № 39

Два батальона Могилевского полка пошли на приступ ближайшего турецкого редута, обороняемого одной пехотой63. Редут был взят 2-м батальоном могилевцев, но как только головы наших колонн выдвинулись из редута для штурма следующей батареи, то были встречены с дистанции 100 саженей сильнейшим картечным огнем 6 орудий и ружейными выстрелами из-за обширного временного сомкнутого укрепления, которое до этого казалось открытой сзади батареей.
Потеряв своих начальников ранеными, люди смешались, но порядок был скоро восстановлен, и 1-й батальон пошел в ротных колоннах на приступ со стороны реки. Люди влезли на вал, но вновь [71] были отбиты. Одновременно 2-й батальон атаковал главный вход в укрепление, но также был отбит. Войска, однако, не отступили, а залегли во рвах и за группами деревьев, поддерживая сильный ружейный огонь. Находившиеся при полку орудия подошли на 100 саженей к укреплению и обстреливали вход в него картечью.
Генерал Ушаков, видя бесплодные усилия могилевцев, двинул им на помощь 3-й и 4-й батальоны Смоленского полка, которые, побежав на выручку товарищей, ворвались с криками «ура!» вместе с ободренными могилевцами в укрепление, овладели в совершенной темноте главным валом, но были встречены почти в упор убийственным картечным и ружейным огнем из редута.
Казалось, удержаться здесь не было физической возможности, но в это время прибыл только что переправившийся 2-й батальон Смоленского полка, который, имея во главе своего командира батальона подполковника Вознесенского со знаменем в руках, ворвался в укрепление с другой стороны и завладел редутом. Гарнизон был большей частью переколот, и бой прекратился в половине десятого вечера.
Трофеями победителей были 9 орудий, из которых одно осадное и одно 36-фунтовое, комендант, 3 офицера и 90 нижних чинов пленными и почти весь уничтоженный гарнизон силой около 1000 человек.
Нелегко и нам досталась эта победа. 5 офицеров и 196 нижних чинов были убиты, 19 офицеров и 491 человек из нижних чинов ранены и 48 нижних чинов пропало без вести.
Но велики были и последствия этого кровопролитного штурма. Турки в паническом страхе очистили Тульчу и Исакчу, оставив в наше распоряжение сильно укрепленные позиции со всеми запасами и снарядами.
марта утром генерал Ушаков занял без боя Тульчу, выдвинув кавалерию по дороге к Бабадагу, куда отошли турки, а переправившиеся у Сатунова казаки заняли и Исакчу.
марта к 9 часам утра мост через Дунай был окончен и переправа у Тульчи вполне обеспечена64.
Что касается Браиловского отряда, при котором находился князь Горчаков, то в нем для совершения переправы была еще на 10-е число отдана обширная диспозиция, подробно излагавшая весь порядок перехода на тот берег реки65.
Согласно этой диспозиции, Браиловский отряд распределился следующим образом.
Два батальона и 10 орудий66 назначались для занятия острова Бындой; войска эти принимали участие в описанной выше бомбардировке правого берега 10-го числа.
3 ½ бат., 8 op. и 50 каз.67 назначались для первоначального занятия правого берега Дуная. Они к полудню 10-го должны были собраться [72] на площади, против пристани, и расположиться там вдоль берега возможно удобнее для посадки на суда68.
Остальная часть Браиловского отряда оставалась в резерве на левом берегу реки, за исключением 8 орудий, размещенных по батареям этого берега.
Пароход «Прут» и 6 канонерских лодок должны были действовать по указанию генерала Шильдера.
Далее диспозиция подробно останавливалась на способе совершения самой переправы. Для этого назначались кроме малых гребных судов 12 больших и 6 малых кирлашей и 3 чама. На гребные суда, которые должны были идти впереди всей десантной флотилии и прикрывать высадку остальных, предназначались 1-й батальон Замосцьского егерского полка и 1—2 роты саперов. Направление было дано к углу правого берега Дуная, при впадении в него Мачинского рукава, с тем чтобы приставать ниже строений кофейни.
Людям было приказано, когда суда причалят к берегу, быстро выскакивать и строиться вдоль самого берега, прикрываясь строениями и местностью. После этого батальон замосцев и саперы назначались для возведения предмостного укрепления, а 2 батальона выдвигались вперед для прикрытия работ.
Ввиду последовавшей отмены переправы на 11-е число диспозиция, в общем, осталась та же самая, только время посадки отложено на 4 часа пополудни и, кроме того, указывалось в день переправы, т.е. 11 марта, вновь открыть канонаду с острова Бындоя и с левого берега реки69.
Как уже известно, еще 10-го числа артиллерия Браиловского отряда открыла огонь по неприятельскому берегу с целью привлечь внимание турок и тем облегчить переправу отрядов генералов Лидерса и Ушакова. На следующий день с утра канонада была возобновлена, но так как турки не отвечали, то и мы постепенно прекратили стрельбу. Но в 2 часа дня со всех наших батарей вновь был открыт огонь, под прикрытием которого десантный отряд садился на суда. Неприятельские батареи молчали.
В 4 часа дня по данному сигналу все пространство широкого Дуная, слившегося в этом месте с Мачинским рукавом, покрылось судами. Громкое «ура!» и заповедная песнь «за Царя, за Русь святую» огласили пространство и, сливаясь с гулом артиллерии, потрясали окрестность. Передовые части благополучно достигли пристани Гичету, около турецкой кофейни, и командовавший десантом генерал-адъютант Коцебу одним из первых вышел на неприятельский берег. Турки во время переправы наших войск огня не открывали ни со своих батарей, ни с ложементов, так что можно было думать, что они совершенно очистили берег.
Генерал Коцебу образовал из первых высадившихся войск цепь застрельщиков, которую продвинул вперед для прикрытия построения [73] остальных переправлявшихся частей. В то же время неприятель открыл огонь со своих дальних батарей по нашей флотилии, имея целью помешать начавшейся наводке моста и дальнейшей перевозке войск70.
Когда весь десантный отряд сосредоточился на правом берегу, генерал Коцебу лично повел его по дороге к Мачину, выслав влево от дороги рекогносцировочный отряд греческих волонтеров для осмотра местности, покрытой камышом. Охотники спокойно подошли к оставленной неприятелем батарее, но как только они взошли на ее вал, то были встречены сильным штуцерным огнем турок, скрытых в ложбине за батареей и в траншеях, которые соединяли ее с прочими батареями.
Генерал Коцебу остановил свою цепь и завязал с противником перестрелку, а переправившаяся наша артиллерия совместно с батареями острова Бындоя открыла картечный огонь по ближайшим неприятельским укреплениям, за которыми держалась турецкая пехота. Одновременно с этим приступили к трассировке и постройке предмостного укрепления.
Противник до ночи продолжал действовать своими двумя орудиями картечью по войскам и ядрами по работам и мосту. Сверх того турки два раза выстраивались вдоль своих ложементов и открывали батальный огонь, не нанося нам, однако, никакого вреда как вследствие своего большого удаления, так и ввиду отличной приспособленности нашей пехоты к рельефу местности.
Тем временем наводка моста71 очень задерживалась из-за неприятельского огня и сильного ветра, который рвал якоря и сносил [74] суда. Это обстоятельство делало крайне опасным положение на правом берегу реки отряда генерала Коцебу, который мог ожидать ночного нападения турок, все еще удерживавшихся в ближайших укреплениях. Пришлось отряд этот подкрепить двумя батальонами Люблинского полка и двумя орудиями, которые около 6 часов вечера переправили на судах. В течение ночи генерал Коцебу был подкреплен остальными двумя батальонами люблинцев и еще двумя орудиями.
Но утро 12 марта принесло мало утешения князю Горчакову. «Предмостное укрепление,— писал он генералу Лидерсу72,— слабо, мост не клеится, перевозочные средства дурные. По всему этому положение Браиловского отряда может сделаться весьма затруднительным, если ваши войска не двинутся вперед». Поэтому князь Горчаков просил генерала Лидерса продвинуться с его отрядом до Горвана или по крайней мере выдвинуть вперед авангард.
В действительности же турки в ночь с 11 на 12 марта окончательно очистили свои батареи и отступили по направлению к Мачину73. В ночь же на 13 марта князь Урусов, начальствовавший войсками на острове Бындой, донес, что неприятель, оставив Мачин, потянулся на Гирсово. 13-го утром мост был готов, и князь Горчаков, приветствуемый жителями, торжественно вступил в Мачин.
Урон Браиловского отряда при совершении этой операции был весьма незначителен. Оторвало ногу одному из помощников Шильдера, генералу Дубенскому, и из нижних чинов было 6 убитых и 30 раненых74.

Таким образом, 13 марта на правом берегу Дуная находилось уже свыше 50 батальонов и 160 орудий русских войск, владевших крепостями в Тульче, Исакче и Мачине и имевших три обеспеченные переправы на левый берег.
Все это было достигнуто сравнительно ничтожными потерями в 25 офицеров и около 750 нижних чинов убитыми и ранеными и ставит переправу князя Горчакова вровень с блестящими подобного рода операциями по искусству стратегии и превосходному исполнению.
На театре военных действий, заключающем все пространство по Дунаю, от Калафата до Измаила, князь Горчаков, не ослабив ни одного из пунктов, занятие которых имело значение, сумел сосредоточить на нижнем Дунае столько войск, что одновременно мог предпринять переправу на правый берег в трех пунктах — от Браилова, Измаила и Галаца, произведя демонстрацию у Гирсова. Форсированная переправа в трех весьма мало удаленных друг от друга местах, с самостоятельными силами и флотилией на каждом, должна была парализовать оборону. Ни на одном из защищаемых пунктов [75] переправы неприятель не мог быть спокоен за свой тыл и фланги, а одновременность форсирования и внушительные силы всех отрядов затрудняли противнику возможность определить, откуда, собственно, наносится главный удар, и своевременно направить туда резерв, если бы таковой у турок и существовал в низовьях Дуная.
Оригинальность и искусство плана Горчакова заключались еще и в том, что сила переправляющихся отрядов и пункты переправ были так скомбинированы, что неудача на одном из этих пунктов, даже там, где переправлялись главные силы, не влекла за собой неудачи всей операции, так как внушительность сил, переправляемых в остальных пунктах, и угрожающее положение каждого из этих пунктов по отношению к другим не давали возможности туркам развить свой успех и продолжать удерживать берега Дуная.
Если прибавить к этому необыкновенно подробную и точную подготовку операции, повышенное внимание к надлежащему обеспечению техническими средствами, к уменьшению опасности сильного поражения в случае неудачи, отличную ориентировку всех частных начальников, данную им необходимую долю самостоятельности и тесную связь между всеми отдельно действующими отрядами, то нашу переправу через Дунай следует признать не только «единственным счастливым делом войны 1853 года»75, но и операцией, во всех отношениях блестящей, способной, по мнению наших противников, изменить, как увидим ниже, весь ход кампании, если бы мы не испугались первого нашего решительного шага.
Странная судьба у князя Михаила Дмитриевича! После бесцветной многомесячной кампании, в течение которой на его голову не без справедливости сыпались со всех сторон нарекания, он проявляет качества талантливого генерала именно в ту минуту, когда, истомленные его нерешительностью, посылают на Дунай князя Варшавского.
Невольно еще больше убеждаешься, что князь Горчаков не был обойден военными талантами, но в излишней степени был одержим нерешительностью, отсутствием гражданского мужества действовать самостоятельно, страхом перед Петербургом и Паскеви-чем и недостатком практики в командовании войсками.
Как только категорическое повеление императора Николая совершить переправу через Дунай покрыло собой отмеченные выше недочеты характера князя Михаила Дмитриевича и ему удалось по тем или другим обстоятельствам не спуститься с роли главнокомандующего в роль частного начальника, то и результат дела вполне соответствовал военным дарованиям командующего армией. «Князь Горчаков пишет мне,— всеподданнейше доносил князь Варшавский76,— что он жив не остался бы, если бы переправа не удалась». [76]
Нельзя по поводу этих строк не отметить лишний раз связи между решимостью главнокомандующего добиться во что бы то ни стало поставленной цели и успехом задуманного предприятия.
Надо, впрочем, сознаться, что план, которым руководствовался турецкий главнокомандующий, во многом облегчал действия князя Горчакова.
Оттоманская армия, доведенная в феврале до 120 000 человек77, была сосредоточена главными своими силами между Рущуком, Туртукаем и Силистрией, вытянутым левым флангом до Видина и Калафата и с прикрытием нижнего Дуная и Добруджи отдельным корпусом Мустафа-паши. Главное назначение этого корпуса, действительную силу которого трудно определить78, состояло в обороне одной из двух линий Троянова вала, замыкавшего Добруджу между Рассово и Кюстенджи; но Мустафа-паша, не без ведома, как можно полагать, главнокомандующего, продвинул его вперед к берегу Дуная, между Гирсовом и Тульчей.
«Лучший план Омера-паши,— говорит по этому поводу генерал Клапка79,— заключался в сосредоточении большей части его армии на наиболее важном участке театра войны, между Шумлой, Варной и Рущуком. Корпус в 20 тысяч, опирающийся на Калафат и Видин, и другой в 10 тысяч, поставленный между Никополем и Систовом, были бы достаточны для того, чтобы помешать диверсии русских по Софийской дороге. Правый фланг было бы выгоднее [77] откинуть к Троянову валу, с авангардом у Бабадага, не занимая линии нижнего Дуная, а только наблюдая по ней за неприятелем. Но вместо этого Омер-паша разбросал свои войска между Калафатом и устьями Дуная, сделав невозможным их быстрое сосредоточение для движения против неприятеля и позволив русским обойти его правый фланг и победоносно открыть кампанию».
Таким образом, князь Горчаков при своей переправе имел дело лишь с корпусом Мустафы-паши, и разброска оттоманской армии почти равномерно на всем протяжении Дуная не давала возможности ее главнокомандующему ни поддержать Бабадагский отряд, ни отвлечь своими серьезными активными действиями внимание и силы Горчакова на другой пункт Дуная.
Мустафа-паша, насколько можно судить80, разделил свои войска на несколько отрядов, которыми занял Тульчу, Исакчу, Мачин и Гирсово, не имея резерва81. Наибольшее внимание им было обращено на Тульчу, замыкавшую дельту Дуная, и на Мачин, обеспечивающий левый фланг его района. Что касается участка реки против Галаца, то он наблюдался лишь кавалерией, и только на нагорном берегу у с. Горван была занята укрепленная позиция отрядом, силу которого не представляется возможным определить. Укрепленные Мачин, Горван и Исакча представляли центр оборонительной линии Мустафы-паши с откинутыми флангами у Тульчи и Гирсова. Таким образом, переправа Горчакова всеми силами у Галаца выводила бы его на фронт этой позиции и стоила бы больших жертв. Лишь угроза Гирсову, Мачину и Тульче могла обезвредить силу неприятельского сопротивления, что и случилось в действительности.
Крайне неясный и пристрастный рапорт Омера-паши не дает никакой возможности составить полное представление о противодействии корпуса Мустафы-паши переправе князя Горчакова. На турок, насколько можно судить, очень подействовала переправа отряда генерала Лидерса у Галаца, которой они совершенно не ожидали и которая ослабила силу их обороны у Мачина и Тульчи. Они преувеличенно считали наши силы, перебрасываемые через Дунай, в 80 тысяч человек при 150 орудиях, что «при большом, по словам Омера-паши82, утомлении войск после непрерывных двухдневных боев и ввиду чрезмерного удаления отрядов друг от друга заставило Мустафу-пашу отступить к Карасу, исполняя этим раньше данные ему инструкции».
Чтобы сгладить впечатление, которое должно было произвести на турецкие войска поспешное их отступление внутрь страны, Мустафа-паша объявил им, что султан запретил принимать бой до прибытия на театр войны французских и английских армий83.
О понесенных потерях турецкий главнокомандующий ко времени составления рапорта не имел точных сведений, но, по первоначальным [78] донесениям, уже было зарегистрировано около 500 человек убитыми и ранеными. Основываясь вообще на крайне пристрастном характере официального турецкого донесения, цифру эту смело можно увеличить в несколько раз.
Омер-паша считал позицию у Карасу очень удобной, чтобы принять на ней бой, но необходимость держать в Шумле достаточное для защиты этого пункта количество войск не давало возможности усилить отряд Мустафы-паши 10—12 батальонами, необходимыми для упорной обороны Карасу в зависимости от предполагаемого превосходящего числа русских войск. Поэтому, считая опасным оставлять корпус Мустафы-паши выдвинутым на значительное расстояние вперед без возможности его своевременно поддержать, Омер-паша приказал ему отойти к Шумле, оставив 3 тысячи конницы для разведок в направлении на Базарджик, Карасу и Бабадаг.
Таким образом, князю Горчакову удалось своей переправой очистить всю Бабадагскую область и откинуть турок к Шумле. Успех был полный, и в Дунайской армии заслуженно царили необыкновенное оживление и радость. Общий подъем духа вылился в песне, сочиненной виновником торжества князем Горчаковым и положенной впоследствии на ноты известным композитором Львовым: «Жизни тот один достоин» и т. д.84
«Имею счастье доложить Вашему Императорскому Величеству,— всеподданнейше доносил князь Горчаков85,— что поход 1854 года открыт с честью для Вашего оружия. 11 марта войска Ваши овладели правым берегом Дуная на трех пунктах... Мачин и Тульча были окружены весьма сильными полевыми укреплениями; взять их с бою нельзя было бы, не потерявши нескольких тысяч храбрых... Войска от генерала до рядового достойны всякой похвалы; они дышат мужеством и готовностью умереть за Вашу славу».
Нечего и говорить, какой радостью отозвалось это известие в сердце государя и всей России. «Слава Богу,— тотчас же отвечал император Николай Горчакову86,— за его щедрую милость, слава тебе за отлично обдуманные и столь же славно исполненные соображения, слава сподвижникам твоим и неоцененным храбрым войскам за отличный, беспримерный подвиг. Надеюсь, что сей первый важный шаг будет началом столь же славных в течение похода 1854 года. Отголосок его раздастся вдаль друзьям нашим, но и разозлит еще более врагов наших».
Наградив щедрой рукой участников переправы, государь пожаловал князю Горчакову свой портрет для ношения в петлице, сопровождаемый следующими милостивыми словами собственноручного письма: «В знак моей особой благодарности за твою верную и отличную службу и того искреннего уважения и дружбы, которые к тебе имею, желаю, чтобы изображение того, которому ты оказываешь [79] столько услуг, было бы с тобой неразлучно, как знак его признательности».
Князь Горчаков торопился поделиться своей радостью и с другом молодости князем Меншиковым. Упоминая, что Дунай, где около тридцати лет тому назад он впервые испытал волнение боя, как бы создан для того, чтобы доставлять ему удовольствия, князь Михаил Дмитриевич приписывает неожиданный успех своей переправы с небольшими потерями отличному употреблению артиллерии и кончает свое письмо сообщением о подарке им колокола православной церкви в Мачине, выражая надежду, что «может быть, этот колокол прозвонит последний час Турции»87.
Впрочем, этот дар имел в глазах князя Горчакова более глубокое значение, чем это можно было предполагать. Не имея разрешения обратиться к болгарам после переправы через Дунай с каким-либо воззванием, которое определяло бы намерение русского правительства относительно будущей судьбы этого народа, князь Горчаков рассчитывал этим символическим подарком дать болгарам некоторые надежды, чем и вызвал отметку государя «parfaitement bien fait»88.
Генерал Шильдер в письме к своему семейству также делится впечатлениями об успешной переправе8". «Чудное дело совершилось,— пишет он,— тремя убитыми солдатами и 17 ранеными искуплена победа над врагами Христа, которые два месяца строили батареи и окопы, на две версты вдоль своего берега, в три ряда с обратным огнем, чтобы свой тыл защищать. В прах мы все избили из моих батарей и вмиг под ядрами переправились на его сторону; он, объятый паническим страхом, бежал и бежит...»
Несколько позднее последствия форсирования переправы представились еще в более грандиозном размере. «Не только турки, занимавшие Бабадагскую область,— всеподданнейше доносил князь Горчаков90,— оставили поспешно Карасу, не уничтожив даже там моста, и стягиваются, вероятно, к Базарджику и Шумле, но и на верхнем Дунае распространился между ними страх». Активные действия их всюду прекратились, часть войск и орудий со всех пунктов среднего и верхнего Дуная, не исключая и Калафата, были сняты со своих позиций и направлены вниз по реке, по-видимому, к Шумле, в которой, как полагал князь Горчаков, они намерены были запереться до прихода союзников. «Прекрасно»,— начертал на этом докладе император Николай.
Что касается собственно русской интеллигенции, то наш первый большой успех на Дунае не произвел на нее того радостного впечатления, которого можно было бы ожидать. Умы были заняты другим, более важным событием, а именно разрывом с западными державами и открытой враждебностью наших немецких союзников. Сердце русское разрывалось от униженности той ролью, в которую ставила нас Европа, и народное чувство требовало отпора [80] наносимым оскорблениям, ждало призыва правительства к решительной наступательной войне и готово было соединиться в непоколебимой воле пожертвовать всем для отплаты посягавшим на русскую народную гордость. Но вялость наших действий на Дунае совместно с упорными слухами о том, что правительство склоняется к оборонительной войне, отказываясь от нанесения нашему исконному врагу, туркам, смертельного удара, вызвало в сердце наиболее горячих патриотов чувство неудовлетворения и какой-то растерянности, которое еще более возросло при известии о назначении главнокомандующим князя Варшавского с его дошедшими до слуха общества тенденциями к обороне и страхом перед Австрией.
«Что это, любезнейший Михаил Петрович! — писал Аксаков Погодину 14 февраля 1854 года".— Политические дела меня с ума сводят! Никакое благоразумие не помогает: оскорбляется народная гордость и возмущает душу!.. Я думал, что Закревский92 русский человек, а слышу, и он за оборонительную войну! Ведь на нем лежит обязанность: он должен довести до сведения государя оскорбление, негодование всей Москвы, следовательно, всей России».
И благодаря такому настроению радостное известие с Дуная не порадовало Москву; оно для нее не было залогом дальнейшего решительного наступления. [81]
«Есть весть, что мы перешли через Дунай,— писал митрополит Филарет Антонию93.— Не без труда взяли крепость; потом, от нас бегут. Но к чему сие ведет? Господу помолимся!» Да Шевырев в день Благовещения извещал Погодина94: «Переход через Дунай, говорят, был блистателен... К Пасхе должно быть что-нибудь великое». Этим и кончались все отзывы современников.
Впрочем, по словам В. Давыдова95, широкие слои русского общества в то время весьма мало интересовались внешними делами. Житейские дрязги, охота и служебные занятия одни поглощали всеобщее внимание. «Общество,— пишет он,— было еще так грубо, так равнодушно, как будто находилось в каком-то летаргическом сне, из которого пробудилось только после Крымской кампании».
Несомненно, более сильное впечатление переправа князя Горчакова произвела на наших врагов. «Полагали без сомнения,— пишет новейший историк Второй империи96,— что русские не остановятся в Добрудже, двинутся в Болгарию, форсируют Балканские проходы и постараются нанести удар Адрианополю, а может быть, и самой столице. В течение нескольких дней царило большое беспокойство среди турок; оно не было меньше и в Галлиполи, где высаживались первые французские полки».
Маршал С.-Арно узнал о совершившейся переправе в Марселе, по пути в Константинополь. «Говоря! о быстром наступлении русских,— писал он своему брату 19 апреля97.— Омер-паша принужден сосредоточиться перед Шумлой. Если русские сделают решительный шаг, они могут поставить нас в затруднение, быстро прибыв к Адрианополю и найдя столицу открытой... У меня кровь стынет в жилах. Сколько потерянного времени, и как еще все медленно идет!»
В то же время он писал военному министру о необходимости удвоить усилия к быстрой отправке войск, так как не признавал возможным подвергнуть опасности Адрианополь. «Как будет странно, если мы прибудем слишком поздно!» — кончал он свое письмо маршалу Вальяну.
Канроберу, который со своей дивизией был уже на турецкой территории, С.-Арно послал категорическое приказание немедленно выдвинуться к Адрианополю или, по крайней мере, послать туда бригаду, «чтобы знали, что там авангард французской армии».
Вообще французские руководители турецких операций были очень недовольны свершившимися событиями. «J'espere,— писал генерал Барагэ д'Илье генералу Канроберу,—qu'Omer-Pacha a bien compis la situation et qu'il sera prudent»98.
Да не послужит ли это яркой иллюстрацией правильности инстинкта императора Николая и преувеличенных опасений его фельдмаршала! [82]

О состоянии Турции и о предположениях наших врагов после переправы князя Горчакова через Дунай можно судить по переписке французского посла в Константинополе с военным министром маршалом Вальяном. Генерал Барагэ д'Илье99 рисовал тяжелую картину состояния Турции, раздираемой внутренними смутами и завоевываемой русской армией. Наш переход через Дунай произвел, по словам автора письма, громадное впечатление на турецкую армию, главнокомандующий которой и не думал более идти против врага, взявшего в свои руки инициативу. «Я предложил турецкому генералиссимусу,— пишет генерал Барагэ д'Илье,— который теперь, кажется, более чем когда-либо расположен меня слушать, оставить в крепостях лишь строго необходимое для обороны их количество войск и сосредоточить свою армию между Рущуком и Силистрией, чтобы, сохраняя постоянно свои сообщения с Шумлой, серьезно противодействовать переходу русского центра через Дунай или же броситься на правый фланг неприятеля, если он будет наступать через Добруджу. Я рекомендовал также Омеру-паше не вступать в решительный бой, помня, что со своей центральной позиции у Шумлы он всегда может помешать переходу русских через Балканы, а также имея в виду и необходимость обождать прибытия французских и английских войск, передовые отряды которых уже появились в Галлиполи. Я ему рекомендовал также оттянуть большую часть войск от Видина и Калафата к Тырнову, и я надеюсь, что мои советы будут исполнены».
И действительно, Омер-паша почти во всем послушал совета французского посла, за исключением желания атаковать нас где бы то ни было100.
После переправы наших войск через Дунай он перенес свою главную квартиру из Рущука в Шумлу, около которой сосредоточил в укрепленном лагере отборных войск 50 батальонов и 42 эскадрона при 140 полевых орудиях101. Отсюда он обеспечивал восточные проходы через Балканы, организовал их оборону и прикрывал прямой путь на Адрианополь; эта же позиция давала ему возможность быстро перекинуться вперед на помощь гарнизонам Рущука и Силистрии, которые, по уверению французов турками, к этому времени были сильно укреплены. Левый фланг турецкого расположения, отодвинутый к Тырнову, прикрывал западные проходы через Балканы, мог содействовать обороне наиболее кружной дороги на Адрианополь через Софию и по-прежнему оказывать поддержку Видину и Калафату102. Правый же фланг Омера-паши опирался через Праводы на Варну и Черное море, откуда он мог ждать помощи со стороны союзников. Общее число турецкой армии, по сведениям французских агентов, доходило в это время до 200 тысяч регулярных и иррегулярных войск103. [83]
Что касается очищения Добруджи, то турки злорадствовали, по словам французских историков, предоставляя ее в наше пользование. Они полагали, что в этой пустынной, болотистой области наш отряд погибнет от голода и болезней и, кроме того, будет подвержен удару с фланга союзных десантов.
Однако князь Горчаков и не помышлял предпринять энергичное наступление в глубь страны. Этому препятствовали и обстоятельства, и категорическое запрещение князя Варшавского, который в скором времени должен был лично прибыть на театр войны. «Турки терроризованы в невозможной степени,— писал Горчаков князю Меншикову104.— Но увы, нет ни лепестка травы на полях, ни клочка сена в стогах. Лидере принужден будет идти шаг за шагом. Омер не будет так глуп, чтобы броситься на него, а он не сможет идти его искать. Он раньше умрет двадцать раз от голода, чем его найдет. Тем не менее я приказываю продвинуться далее, чем то позволяет105 фельдмаршал. Кажется, очень боятся, чтобы Австрия не объявила себя против нас, но я еще смею в этом сомневаться».
Результатом такого положения была двойственная и нерешительного характера инструкция, данная князем Горчаковым генералу Лидерсу106. Ему предписывалось упорно оборонять войсками Ушакова оба берега Дуная от Рени до устья от наступательных попыток с юга и со стороны Черного моря, подняв мост до Исакчи, а войсками, находившимися в его личном распоряжении, прогнать неприятеля из Бабадага и овладеть Гирсовом, если это удастся до 2 апреля.
Далее Гирсова к югу и западу предписывалось не ходить, а, напротив, в случае наступления неприятеля в силах, не дававших Лидерсу возможности атаковать их с полной надеждой на успех, немедленно идти к северу на отряд генерала Ушакова. Это распоряжение было вызвано опасением фельдмаршала высадки близ Одессы и приказанием в таком случае направить к Кишиневу с нижнего Дуная дивизию пехоты.
У Гирсова должен был быть наведен мост с сильным предмостным укреплением, чтобы при всяких обстоятельствах здесь, как и у Исакчи, удержать оба берега в своих руках.
Но в то время когда князь Горчаков отдавал эти распоряжения в Браилове, князь Варшавский усердно писал ему из Варшавы.
Благоприятные депеши барона Мейендорфа из Вены о том, что Австрия все более и более сближается с Пруссией, заставили престарелого фельдмаршала прийти к заключению, что едва ли она объявит нам войну. Поэтому он указывал князю Горчакову, что все дальнейшие его распоряжения должны быть основаны на ближайшем усмотрении всех местных обстоятельств107. Однако эта завидная самостоятельность совершенно парализовалась частным письмом, приложенным к предписанию108. В нем князь Варшавский сообщал, что, по слухам, Австрия все-таки продолжает сбор войск и поэтому нам нельзя отменять военных предосторожностей, принятых против этой державы.
Стратегическое положение князя Горчакова он оценивал таким образом, что тот должен был обращаться туда, откуда больше угрожает опасность.
Прежде опасность угрожала со стороны Австрии, надо было обернуться лицом против нее; теперь же, не ослабляя осторожности с этой стороны, мы можем обратиться к защите против ожидаемых десантов и против предприятий турок. «Я бы полагал, любезнейший князь,— так кончает свое письмо фельдмаршал,— расположить войска таким образом, чтобы они могли быть обращены, где потребует необходимость, и могли принять отступающий отряд Липранди или действовать в подкрепление тех частей, кои находятся против Силистрии и, наконец, против десантов».
Инструкция знаменательная, которая могла бы сковать и более сильного духом, чем князь Горчаков, военачальника. Ни одного слова о нанесении удара врагу, о том, чтобы воспользоваться благоприятной минутой до прихода на театр войны союзников и бить неподготовленного врага по частям, чтобы наступательными действиями притянуть ожидаемого нового врага на себя, заставить союзников втянуться в борьбу с нами на Балканском полуострове и тем избежать ужасов и срама войны на нашей территории. Вместо того чтобы достигнутым успехом и выказанной решимостью заставить [85] колеблющуюся Австрию, традиционная политика которой слагалась у нас перед глазами не одну сотню лет, стать на сторону храброго и сильного, князь Варшавский обрекал на параличное состояние громадную армию обширного государства.
Интересно проследить влияние писем фельдмаршала на князя Горчакова. Драгоценный материал в этом отношении дает ежедневный дневник его начальника штаба генерал-адъютанта Коцебу, краткие выдержки из которого приведем здесь109.
«16 марта (в это время Горчаков находился еще в повышенном настроении после успешной переправы). Опять получены устрашающие бумаги от фельдмаршала. По его указаниям мы должны готовиться к отступлению. К счастью, Горчаков настолько разумен, что этого не делает.
марта. Князь Горчаков видит призрак десанта англо-французов в Бессарабии и мучил меня этим до полуночи. Я энергично отстоял оставление у Лидерса всех войск, которые Горчаков хотел ослабить посылкой части в Бессарабию.
марта. Утром рано, в 6 ½ часа, Горчаков, совершенно расстроенный, пришел ко мне. Он провел бессонную ночь в страхе десанта. Я бригады уже спасти не могу... Я сказал Горчакову мой взгляд, что мы теперь должны непременно действовать наступательно, пока не прибыли французы.
28 марта. Я опять не мог пойти в церковь из-за опасений Горчакова о десанте или, вернее, из-за боязни перед фельдмаршалом» и т. д.
Но в то время когда до князя Горчакова не дошло еще последнее письмо фельдмаршала и когда он, близко видящий обстановку, решил выдвинуть отряд генерала Лидерса вперед, а также занять, если представится к этому возможность, Гирсово, он 16 марта послал Паскевичу подробное донесение, в котором старался оправдать свой маленький наступательный порыв.
Читая этот интересный документ110, невольно приходится пожалеть, что сила характера князя Михаила Дмитриевича так уступала его бесспорно недюжинным военным дарованиям.
Князь Горчаков, излагая уже известные нам распоряжения, отданные им генералу Лидерсу о наступлении к Гирсову, приводил мотивы, которые заставили его поступить против воли фельдмаршала и делали выдвижение Лидерса безопасным, а занятие Гирсова крайне необходимым.
Представляя копию этого донесения государю, князь Горчаков высказывал во всеподданнейшем письме111 свое убеждение, что «лучший способ побудить неприятеля не предпринимать к нам высадки есть сохранение действиям генерала Лидерса сколь можно долее вида чисто наступательного».
Обращаясь далее к возможности для австрийцев быстрым движением из северной Трансильвании и Буковины отрезать тыл Дунайской [86] армии, Горчаков писал государю, что «это один из тех шансов, из опасения коих заранее портить дело не должно. Преждевременное очищение Валахии имело бы ужасное влияние на восстание христиан, которое, кажется, начинает разгораться. Сбудься движение австрийцев в мой тыл на Яссы, мы их разобьем или умрем с честью, а у Вас Россия велика, и будет кем нас заменить!»
Пришлось ответственному руководителю наших операций на Дунае извиняться за проявленную им маленькую самостоятельность и перед военным министром. «Я буду осторожен,— писал ему князь Горчаков112,— но я не попорчу дела чрезмерной осторожностью, за которую Его Величество мог бы меня упрекать»113. «Браво»,— начертал против этого места император Николай.
Развивая далее свою мысль, Горчаков писал военному министру: «Наступательный характер наших операций надо сохранить возможно долее. Это единственное средство воздействовать на наших многочисленных врагов и помешать христианскому населению прийти в полное отчаяние».
Лестные пометки, сделанные государем на донесении Горчакова фельдмаршалу, ясно показывают, что не император Николай был причиной необходимости оправданий командующего войсками на Дунае, а железная воля и превратный взгляд фельдмаршала, дарованиям которого, к сожалению, государь верил более, чем своей широко одаренной натуре.
И действительно, государь сделался самым горячим заступником за решения князя Горчакова перед Паскевичем. «Мысли Горчакова,— писал государь фельдмаршалу114,— столь согласны с тем, что я сам тебе писал касательно моего желания, чтоб мы извлекли возможную пользу от удачного перехода через Дунай, что не могу не желать, чтоб ты согласился на его предложения, которые, кажется, соединяют все условия осторожности115 с извлечением возможной пользы теперешних наших успехов. Он действовал и видит дело, по-моему, славно и достоин всякой похвалы... Как бы хорошо подступить теперь к Силистрии и тем предупредить затеи союзников! Во всяком случае полагаю, что наш переход через Дунай изменяет несколько их затеи десантов к нам, а мы до того успеем быть везде готовыми к отпору. Не так ли?»
Государь сообщал мысли свои о необходимости использовать выгодные для нас обстоятельства, преследовать по пятам турок и как можно скорее дойти до Силистрии и к Горчакову. Действительно, укрепления этого пункта к тому времени не были еще, по показаниям пленных и лазутчиков, окончены, а Абдул-Меджис, считавшийся ключом всей силистрийской обороны, был едва начат. Гарнизон же крепости, по всем имевшимся сведениям, не превосходил 12 тысяч человек. [87]

 

Схема № 40. Расположение отр. ген. Лидерса 20 марта 1854 года

Схема № 40

«Кажется мне,— писал государь116,— что Силистрия должна быть предметом всех наших усилий, лишь только успокоены будем насчет Австрии. Чем скорее приступим к осаде ее, чем удастся предупредить подход к ней союзников, тем вернее рассчитать можем на успех... Последние известия из Вены подают некоторую надежду на благоразумный образ действий и на полный нейтралитет, по примеру Пруссии, но уверенности117 в том еще не имею, и потому неуверенность эта крайне меня связывает в разрешении дальнейших действий. Это же положение Австрии лишает меня всякой надежды на содействие сербов, разве успех греческого восстания воспламенит славян до того, что они пренебрегут угрозами Австрии и поднимутся без нас. Все это быть может, но нельзя на это рассчитывать и еще менее основывать наши действия».
Через несколько дней государь осчастливил Горчакова еще более лестными строками118: «Я обрадован был твоим правильным взглядом на положение дел, на пользу, которую от сей неожиданной удачи извлечь должно и можно. И вообще меня польстило, что, не сговорясь с тобой, мы оказались одних с тобой мыслей».
Но турки сами облегчали исполнение воли государя, и Гирсово было ими поспешно очищено без боя. 16 марта этот пункт был [88] занят казаками из отряда полковника Зурова, а 20-го числа — всем отрядом генерала Лидерса. По показанию липован, гарнизон, оставив 4 орудия и много запасов, бежал по направлению на Карасу119. Наши войска заняли главными силами Гирсово и с. Гропа-Чабан, выслав авангард по дороге в Черноводы, к с. Топала120, и 5 сотен казаков для наблюдения за путями от Черноводы, Карасу и Бабадага121. В то же время мы приступили к наводке мостов у Гирсова и Исакчи. Казаки же отряда Ушакова заняли Бабадаг.
Между тем у Кюстенджи и на Сулинском рейде 17 и 18 марта появились французские и английские пароходы, которые спускали шлюпки, делали промеры и подходили к стоявшим на рейде коммерческим судам. 18-го к вечеру пароходы ушли с горизонта.
Это незначительное событие еще более увеличило нерешительность князя Горчакова, боявшегося ответственности перед фельдмаршалом. И он стал удерживать наступление генерала Лидерса, который в 10—12 дней мог бы перейти от Гирсова к Силистрии.
Как уже сказано выше, наша переправа через Дунай не оказалась без влияния на поведение турок в других пунктах этой длинной оборонительной линии.
Решение Омера-паши оттянуть главные свои силы к Шумле заставило его ослабить войска по Дунаю. 19 и 21 марта они очистили сильно укрепленные близ Никополя острова Богуреску-луй, Белина и Рения и прекратили на среднем Дунае всякие попытки против нашего берега. Несколько иное положение было у Калафата, где турки производили ряд демонстраций с целью скрыть уменьшение своих войск и в этом пункте.
14 марта перед рассветом они выслали всю свою кавалерию из Калафата для внезапного нападения на наш летучий отряд в Поянах, но, атакованные нашей кавалерией как отсюда, так и со стороны с. Голенцы-Команы, во фланг и в тыл, бежали обратно в Калафат с потерей свыше 100 человек122.
19 марта генерал Липранди произвел общее наступление своего отряда; турки выслали свою кавалерию, но после нескольких картечных выстрелов с нашей стороны поспешно отступили к укреплениям.
По собранным во время этих почти ежедневных стычек сведениям, турки отправили часть калафатского гарнизона вниз по Дунаю, что не успокоило князя Горчакова. «Главная моя забота,— всеподданнейше доносил он123,— с Калафатом». Командующий войсками считал полезным сократить наш фронт, но признавал, что очищение Малой Валахии должно было иметь самые вредные последствия. Оно дало бы возможность туркам вступить «в этот негодный край» и взбунтовать его. Горчаков не соглашался с предположением князя Варшавского о необходимости отвести Липранди к Крайову, находя, что «каждый лишний день сохранения наступательного [89] вида с нашей стороны может принести много пользы, особенно восстанию Греции».
Со своей стороны император Николай продолжал оставаться глубоким сторонником энергичных действий с целью использовать успех нашего перехода через Дунай и неготовность союзников. Но и он в этом отношении ориентировался на возможное поведение австрийцев. «Все, несомненно, зависит,— писал он князю Варшавскому124,— от расположения австрийцев; кажется, есть надежда, что они нас не атакуют. Ежели будем в том уверены, то не надо, кажется, терять времени и немедля готовиться приступить к осаде Силистрии, главной цели всей кампании 1854 года». Государь считал это особенно важным еще и потому, что осада Силистрии должна была оттянуть часть союзных сил от наших берегов. «Прошу, отец-командир,— продолжал государь дальше,— вникнуть в эту мысль и дать твои приказания Горчакову в этом смысле, ежели ты не противен сему. Упусти мы воспользоваться теперешним успехом и его впечатлением на турок, подобного удобства не встретим вперед надолго». Не довольствуясь, однако, высказанной так настоятельно просьбой, или, вернее, приказанием, государь, зная характер фельдмаршала, заканчивает свое письмо фразой: «Теперь только, ради Бога, не будем терять времени; надо воспользоваться теперешним положением, и время дорого!»
Но мысли того, кто должен быть душой и мозгом предстоящих военных операций, сильно отличались от мыслей, царивших на берегах Невы и Дуная. Мы не думаем сделать исторической ошибки, высказав предположение, что князь Варшавский даже несочувственно относился к нашей удачной переправе через Дунай и смотрел на нее как на досадную помеху к исполнению задуманного им плана. Трудно сказать утвердительно, какие, собственно, мотивы руководили фельдмаршалом и руками его связывали широкий размах полета русского орла. Было ли это убеждение, унаследованное им после Венгерского похода 1849 года, что самый опасный враг России это Австрия, убеждение, вылившееся впоследствии в приписываемую Паскевичу ходячую фразу: «Дорога в Константинополь лежит через Вену», и он старался удержать нашу армию в положении, способном в случае разрыва нанести Австрии решительный удар. Была ли это затаенная мысль вплести последнюю ветку в свой венок славы нанесением решительного поражения этой двуличной державе или же просто старческая осторожность и нежелание рисковать своей славой, но несомненен тот факт, что князь Варшавский был тормозом для наших активных действий и дал нашим военным операциям направление, приведшее нас к Крымской войне.
Паскевич откровенно высказывал свои мысли государю, и если бы не чрезмерная вера в него императора Николая, то, казалось бы, [90] никаких иллюзий от его вялых и не во всем соответствующих воле государя действий на Дунае быть не могло. Короче, ему не должно было стоять во главе Дунайской армии.
Поздравляя государя с переходом через реку, он лишь признавал, что занятие Гирсова нам теперь не помешает, так как «успеем еще отвести войска, когда будет нужно»125. Сообщая о благоприятном приеме австрийским императором известия о наших успехах, фельдмаршал тотчас же прибавлял, что австрийское правительство нам не доверяет, что Австрия вооружается из опасения, чтобы мы не привели в исполнение нашего плана насчет восстания христиан, которого австрийцы так боятся. Не возражая окончательно против настойчивой просьбы государя поторопиться с подходом к Силистрии, Паскевич, однако, рисовал картину опасности такого движения вперед, продолжая указывать на серьезную угрозу со стороны Австрии и на возможность десантов союзников в тыл нашей Дунайской армии126. Нет сомнения, что все это должно было значительно парализовать и волю государя, и действия Горчакова.
В самом деле, под влиянием переписки с фельдмаршалом и в ожидании его приезда князь Горчаков окончательно отказался от наступления своей армии и принял выжидательное положение, подробно разобрав в своем всеподданнейшем докладе обстановку, как она ему представлялась127.
Поведение Австрии для князя Горчакова, как и для всех остальных, продолжало оставаться неясным, но он полагал, что если бы эта держава решилась на войну с нами, то мы во всяком случае узнали бы об этом недели за три до начала военных действий. О прибытии в Турцию десантных войск морских держав, кроме 10— 15-тысячного корпуса, также ничего не было слышно. Так что в нашем распоряжении имелось несколько свободных недель, в течение которых мы могли бы еще взять инициативу в свои руки.
Главную надежду Горчаков возлагал на восстание единоверных нам племен, которому должен был содействовать переход наш через Дунай. Ему представлялось необходимым использовать в этом направлении наш успех, между тем как переход к оборонительной войне должен был парализовать действия христианских подданных султана, в особенности при известном заигрывании с ними западных держав.
Командующий войсками, принимая в соображение эти данные, полагал действиям за Дунаем придать такой характер, чтобы, «с одной стороны, не терять из виду угрожающую опасность от Австрии и от десантов с моря, а с другой — сохранить операциям нашим сколь можно долее вид чисто наступательный, дабы не охлаждать порыва христиан».
Для предотвращении высадки в Бессарабии десанта и вообще для противодействия неприятелю к западу от Днестра Горчаков направил [91] в Рени и Болград 2-ю бригаду 14-й дивизии, что вместе с отрядом генерала Ушакова должно было составить силу в 23 батальона для охранения низовьев Дуная и для действия во фланг и в тыл неприятелю, если бы он высадился у Аккермана.
Генералу Лидерсу с 30 батальонами было приказано оставаться у Гирсова, делая поиски подступа к Черноводам, и, опираясь на Гирсовский мост с предмостным укреплением, «служить надежной передовой точкой опоры для дальнейших наступательных действий».
Генерала Липранди до разъяснения обстоятельств князь Горчаков полагал временно оставить у Калафата, а остальные силы держать в центре, в наблюдательном положении, дислоцировав бригаду у Систова и Никополя, по бригаде против Рущука и Туртукая, полк против Силистрии и 15 батальонов в резерве между Бухарестом и Будешти.
В случае угрозы со стороны Австрии генерал Липранди должен был отступать за Ольту, а большую часть наших войск планировалось сосредоточить у Бухареста, куда можно было притянуть также отряд генерала Лидерса. Если начнутся наступательные действия французов и турок, то против них направляется часть Бухарестского резерва, часть прибрежных войск и отряда генерала Лидерса. Наконец, при благоприятных обстоятельствах с такой группировкой войск легко было бы приступить «к наступательным действиям поданному начертанию».
Такое положение с 23 батальонами на нижнем Дунае, с тремя мостами и предмостными укреплениями князь Горчаков признавал самым выгодным при бывших обстоятельствах.
Придавая в дальнейших наших операциях большое значение участию в борьбе христианских народностей Балканского полуострова, командующий войсками еще до получения указания из Петербурга отправил к генералу Лидерсу сформированный из болгар и сербов отряд в 500 человек, а к генералу Липранди — в 1500 человек.
Представленная князем Горчаковым записка удостоилась следующей пометки императора Николая: «Очень хорошо, но Липранди долго я не оставил бы у Калафата, а оттянул бы к Крайову; пусть бы турки пошли за ним, тут бы мы им и тумака задали».
Дальнейшая переписка между главными действующими лицами до прибытия князя Варшавского на театр войны кружилась все около тех же вопросов восстания христиан и вмешательства Австрии.
Фельдмаршал, который еще в начале 1853 года представил государю обширную записку128 о вооружении христианских народностей Турции и видел в этом средство «начала распадения Турецкой империи», впоследствии как-то охладел к своей мысли, по всей вероятности, все под тем же влиянием страха перед Австрией. Признавая [92] совершенно несвоевременным поддерживать неприятное для австрийцев восстание в Сербии, он отложил до своего приезда и образование болгарских дружин, предложив князю Горчакову очень оригинальную и практически бесполезную меру — послать к туркам тайных шпионов, которые в расчете на мусульманский фанатизм взбунтовали бы правоверных подданных султана против его христианских союзников129.
Впрочем, эта мысль фельдмаршала не была реализована.
Государь, со своей стороны, признавал возможным «пустить волонтеров подымать болгар, но не трогать сербов, чтобы не тревожить Австрии»130.
События тем временем шли своим чередом, и пребывание наше на правом берегу Дуная делало необходимым установить какие-либо сношения с местными болгарами, на умы и надежды которых должно было влиять присутствие среди них русских войск. Князь Горчаков решил до окончательного выяснения этого вопроса принять выжидательное положение и предписал генералу Лидерсу стараться поддерживать среди болгар расположение к нам ожиданием важных для них перемен, но не давать им никаких, в особенности письменных, обещаний131. «Теперь время настало выдать прокламации, чем я займусь»,— пометил император Николай на донесении князя Горчакова о принятой им мере132.
И действительно, из-под пера государя вскоре вышло воззвание к «единоверным братьям нашим в областях Турции»133. В нем говорилось, [93] что войска российские вступили в край не как враги, но с крестом в руках для защиты Христовой церкви и православных ее сынов, поруганных неистовыми врагами. Упоминалось далее, что уже не раз кровь русская лилась и не без результата с этой целью и что настало время и прочим христианам стяжать себе те же права, которые уже даны некоторым, подвластным Турции христианским народам. Воззвание заканчивалось призывом соединиться в общем подвиге за веру и за права угнетенных.
Государь остался доволен своей работой, приказав отправить ее к князю Варшавскому и сообщить «к сведению» графу Нессельроде.
Приближалось время прибытия на театр войны фельдмаршала. Князь Горчаков все более и более волновался134. Он знал нерасположение Паскевича к наступательным действиям, но воля государя и сложившаяся обстановка диктовали именно такой характер дальнейших операций. И действительно, положение князя Михаила Дмитриевича было незавидное. Не будучи уже хозяином на театре войны, он должен был не идти вразрез с планами фельдмаршала, но и не упускать благоприятно сложившихся обстоятельств. Князь Горчаков выбрал среднее решение. Он оставался на месте, делая предварительные распоряжения к переходу в наступление на обоих флангах своего широкого фронта, и продолжал писать в Петербург о пользе наступления135.
Постоянно получаемые сведения об ослаблении левого фланга турецкого расположения и об оттягивании части войск от Видина и Калафата делали желательным демонстрацию силы Мало-Валах-ским отрядом на правом берегу Дуная, около устья р. Римока. По мнению князя Горчакова, демонстрация эта, угрожая Калафату с тыла, могла бы совместно с соответствующими действиями с фронта дать весьма большие результаты. «Но как сделать, чтобы не раздражить Австрии?» — беспомощно спрашивал князь Горчаков.
И действительно, наш посол в Вене не советовал производить подобную демонстрацию, так как ревнивая в отношении вовлечения Сербии в борьбу с Турцией Австрия не могла бы устоять против открытого с нами разрыва136.
В таком положении находились дела на Дунае, когда туда прибыл фельдмаршал князь Варшавский.

 

 


Примечания

 

1 Письмо от 7 января 1854 г. Собств. Его Велич. библ., шк. 115, портф. 14. Приложение №71.
2 Всеподданнейшее письмо князя Горчакова от 21 января 1854 г. Архив канц. Воен. мин., 1853 г., секр. д. № 60.
3 Всеподданнейшее письмо князя Горчаков 27 января 1854 г. Там же.
4 Там же. [94]
5 Генерал Лидерс — военному министру 16 декабря 1853 г., № 3686. Архив канц. Воен. мин., 1853 г., секр. д. № 60.
6 См. схему № 28.
7 Князь Горчаков — военному министру 26 декабря 1853 г., № 2806. Архив канц. Воен. мин., 1853 г., секр. д. № 60.
8 Князь Горчаков — военному министру 3 февраля 1854 г. Архив канц. Воен. мин., 1853 г., секр. д. № 60.
9 Всеподданнейшее письмо князя Горчакова 27 января 1854 г.
10 Император Николай — князю Горчакову 5 (17) февраля 1854 г. Собств. Его Велич. библ., шк. 115, портф. 14.
11 Собственноручная записка князя Горчакова 16 февраля 1854 г. Архив воен. уч. ком. Гл. шт., отд. 2, д. № 3411.
12 В действительности число войск, предназначенных для переправы, было меньше, так как 14-я дивизия не могла прибыть до переправы на театр войны, а потому 9-я дивизия была задержана у Калараша.
13 Князь Горчаков — генералу Лидерсу 19 февраля 1854 г. Архив воен. уч. ком. Гл. шт., отд. 2, д. № 3332.
14 Князь Горчаков — генералу Лидерсу 22 февраля 1854 г. Там же.
15 Генерал Лидере — князю Горчакову 23 февраля 1854 г. Архив воен. уч. ком. Гл. шт., отд. 2, д. № 49—51.
16 См. схему № 28.
17 Генерал Коцебу записал по этому поводу в своем дневнике от 25 февраля следующее: «Князь Горчаков не решается ни на что. Проект перехода через Дунай Лидерса мне нравится, но Горчаков боится».
18 Князь Горчаков — генералу Лидерсу 26 февраля 1854 г. Архив воен. уч. ком. Гл. шт., отд. 2, д. №3411.
19 Всеподданнейшее письмо князя Горчакова 7 (19) марта 1854 г. Архив канц. Воен. мин., 1853 г., секр. д. № 60.
20 Князь Горчаков — военному министру 3 марта 1854 г. Архив канц. Воен. мин. по снар. войск, 1853 г., д. № 57.
21 Собств. Его Велич. библ., шк. 115, портф. 14.
22 От 24 февраля. Там же.
23 Паскевич.
24 Генерал Лидере — князю Горчакову 28 февраля 1854 г. Архив воен. уч. ком. Гл. шт., отд. 2, д. № 3411.
25 Из воспом. кол. сов. юноши. Рукоп. отд. музея Севастопольской обороны.
26 Князь Горчаков — генералу Лидерсу (без числа, по всей вероятности, в начале марта). Архив воен. уч. ком. Гл. шт., отд. 2, д. № 3411.
27 Князь Горчаков — генералу Данненбергу 3 марта 1854 г., № 685. Архив воен. уч. ком. Гл. шт., отд. 2, д. № 3413.
28 См. схему № 37.
и Кременчугский егер. п., Улан. герц. Нассауского п., Донской каз. № 37 п. и конно-легк. № 9 бат.
30 2-я бриг. 10-й пех. див., Гусар, наследника цесаревича п., 3 ½ сот. Донского каз. № 37 и 1 ½ сот. Донского каз. № 40 п., бат. и легк. № 2 бат. 10-й артил, бриг, и конно-легк. № 8 бат. [95]
31 11-й пех. див., Гусар, принца Прусского п., 3 ½ сот. Донского каз. № 40 и 1 сот. Донского каз. № 25 п., бат. № 3 и легк. № 4 и 5 бат. 11-й артил, бриг.
32 Егер. князя Варшавского п., Вознесенский улан, п., 1 ест. Донского каз. № 40 и 3 сот. Донского каз. № 34 п., 4 op. бат. № 3 бат. 8-й артил, бриг., легк. № 8 бат. 9-й артил, бриг, и 6 op. конно-легк. № 7 бат.
33 В Дореште и Бригадире — 1-я бриг. 8-й пех. див., 8 op. бат. № 3 и легк. № 3 бат. 8-й артил, бриг.
В Бухаресте — 2 бат. Якутского пех. п., 1 бат. Охотского егер. п., легк № 4 бат. 8 арт. бриг, и 47, сот. Донского № 25 п.
В Фундсни-Викарескулус — 6 эск. Ольвиопольского улан. п.
В Крецулешти — легк. № 3 бат. 11-й арт. бриг.
В Чоканешти — Донского № 9 бат. п.
В Чокине — 7 эск. Вознесенского улан. п.
В Цендерсе — див. Ольвиопольского улан. п. и 2 op. кон. легк. № 7 бат. и 1 бат. Прагского пех. п. под начальством генерала Зурова.
34 Всеподданнейшее письмо князя Горчакова 27 января 1S54 г. Архив канц. Воен. мин., 1853 г., секр. д. № 60.
35 Музей Севастопольской обороны.
36 Приложение к рапорту генерала Лидерса от 2 марта за Na 671. Архив воен. уч. ком. Гл. шт., отд. 2, д. № 3407.
37 Люблинский и Прагский пех. полки и Ольвиопольекий улан. п.
38 Военно-исторический журнал войск 3, 4-го и 5-го корпусов в 1854 г.
39 Люблинский, Замосцьский егер. полки, 2 бат. Модлинского, 1 бат. Прагского пех. п., 2-я рота 3-го стр. бат. и 3-я рота 3-го сап. бат. Улан, эрц-герцога Альберта Австрийского и Донского каз. N 9 полков, бат. № 4, легк. № 6, 7 и 8 и 4 op. бат. № 3 бат. 15-й арт. бриг.
40 Елецкий, Севский, Брянский, Подольский, Житомирский и 2 бат. Прагского полков, 5 стр. бат., 2-я рота 3 стрелк, бат. и 3 рота 5 сап. бат, Улан, великого князя Константина Николаевича и Донского каз. № 22 полков, бат. № 4 и легк. № 6 и 7 бат. 9-я артил, бриг., № 3 и легк. № 5 бат. 14-й артил, бриг, и конно-легк. № 5 бат.
41 7-й пех. див. Смоленского, Витебского, Полоцкого и 2 бат. Могилевского Полков, 2-я бриг. 3-й легк. кавалер, див., батар. № 1 и 2 и легк. № 2 7-й артил, бриг, и конно-легк. № 6 батар.
42 Князь Горчаков — генералу Ушакову 9 марта 1854 г., № 732. Архив воен. уч. ком. Гл. шт., отд. 2, д. № 3324.
43 Генерал Ушаков — князю Горчакову 10 марта 1854 г., № 176. Архив воен. уч. ком. Гл. шт., отд. 2, д. № 3324.
44 Генерал Лидере — князю Горчакову 9 марта 1854 г. Архив воен. уч. ком. Гл. шт., отд. 2, д. № 3407.
45 См. схему № 38.
46 Архив воен. уч. ком. Гл. шт., отд. 2, д. № 3407.
47 2-я бриг. 14-й пех. див., рота 5-го сап. бат, 2 рота 3 стрелк, бат., дивизион Улан. Великого князя Константина Николаевича п., 2 сот. Донского каз. № 22 п., 8 op. бат. № 3 и 12-й легк., № 5 бат. 14-й артил, бриг.
48 Прагский пех. п. и легк. № 7 бат. 9-й арт. бриг. [96]
49 См. схему № 28.
50 1-я бриг. 9-й пех. див., 1 рота 5-го сап. бат., 5 стрелк, бат., 2 див. Улан. вел. князя Константина Николаевича п., 2 сот. Донского каз. № 22 п., бат. № 4, легк. № 6 и кон. легк. № 5 бат. 9-й арт. бриг.
51 Брянский егер. п., эск. Улан. вел. князя Константина Николаевича п., ½ сот. Донского каз. № 22 п., 8 op. легк. № 7 бат. 9 артил, бриг.
52 Русская старина. 1876, декабрь. С. 826.
53 Генерал Лидере — князю Горчакову 11 марта 1854 г. В 2 ч пополуночи и в 10 ч веч. Архив воен. уч. ком. Гл. шт., отд. 2, д. № 3407.
54 Генерал Лидере — князю Горчакову 12 марта 1854 г. Архив воен. уч. ком. Гл. шт., отд. 2, д. № 3407.
55 Генерал Лидере — князю Горчакову 12 марта 1854 г. Там же.
56 Генерал Лидере — князю Горчакову 17 марта 1854 г., № 726. Архив воен. уч. ком. Гл. шт., отд. 2, д. № 3407.
57 См. схему № 28.
58 Там же.
59 Там же.
60 Там же.
61 Военно-исторический журнал военных действ. 3, 4-го и 5-го корп. в 1854 г.
62 См. схему № 28.
63 См. схему № 39.
64 Описание пор и зан. Тульчи и Исакчи. Архив канц. Воен. мин., по снар. войск 1854 г.. д. № 38. Генерал Ушаков — князю Горчакову 12 марта 1854 г., № 183. Архив воен. уч. ком. Гл. шт., отд. 2, д. № 3341. Генерал Ушаков — Лидерсу 12 марта 1854 г., № 181. Архив воен. уч. ком. Гл. шт., отд. 2, д. № 3407. Выписка из вахт. журн. парохода «Метеор». Черноморский центр, военно-морской архив, и пр.
65 Архив воен. уч. ком. Гл. шт., отд. 2, д. № 3407.
66 По одному батальону Замосцьского и Прагского полков и 15 арт. бриг.
67 Замосцьский п., 3 сапер, бат, легк. № 8 бат. 15 арт. бриг, и Донской каз. № 25 п.
68 См. схему № 38.
69 Диспозиция Браиловского отряда на 11 марта 1854 г. Архив воен. уч. ком. Гл. шт., отд. 2, д. № 3407.
70 Вахтенные журналы за 1854 г. парохода «Прут» и канон, лод. № 26. Черноморский центр, военно-морской архив в г. Николаеве, кн. оп. 51, оп. 335, д. № 2544 и 2578.
71 Князь Горчаков — генералу Лидерсу 11 марта 1854 г. Архив воен. уч. ком. Гл. шт., отд. 2, д. № 3324 (А).
72 Князь Горчаков — генералу Лидерсу 12 марта 1854 г. Архив воен. уч. ком. Гл. шт., отд. 2, д. № 3324 (А).
73 Князь Горчаков — генералу Лидерсу 12 марта 1854 г. Там же.
74 Военно-исторический журнал войск 3, 4-го и 5-го пех. корпусов за 1854 г.
Всеподданейшее донесение князя Горчакова 16 марта 1854 г., Np 832. Архив воен. уч. ком. Гл. шт., отд. 2, д. № 3407. Дневник П. Е. Коцебу. Записки П. К. Менькова и пр. [97]
75 Записки П. К. Менькова. Т. I. С. 132.
76 От 21 марта 1854 г. Архив канц. Воен. мин., 1853 г., секр. д. № 60.
77 Таковой се считает L. Guerin в «Histoire dc la derniere guerre de la Russie». T. I. P. 72.
78 Правильнее всего считать около 20 тысяч.
79 L. Guerin. Т. 1. Р. 73.
80 Traduction d'un rapport d'Omer-Pacha date du 2 avril 1854. Парижский воен. архив. L. Guerin. Т. I. P. 73—75.
81 Extrait d'une lettre d'Omer-Pacha en date du 29 mars 1854. Париж. Архив Воен. мин.
82 Rapport d'Omcr-Pacha date du 2 avril 1854. Париж. Архив Воен. мин.
83 Extrait d'une lettre d'Omer-Pacha en date du 29 mars 1854. Париж. Архив Воен. мин.
84 Записки П. К. Менькова. Т. I. С. 132.
85 Из Мачина 13 марта 1854 г. Архив канц. Воен. мин., 1854 г., секр. д. № 60.
86 От 20 марта 1854 г. Собств. Его Велич. библ., шк. 115, портф. 14.
87 Князь Горчаков — князю Меншикову 15 марта 1854 г. Архив воен. уч. ком. Гл. шт., отд. 2, д. № 4253.
88 Князь Горчаков — военному министру 16 марта 1854 г. Архив канц. Воен. мин., 1854 г., секр. д. № 60.
89 От 12 марта 1854 г.//Русская старина. 1875, декабрь. С. 722.
90 От 28 марта 1854 г. Архив канц. Воен. мин., 1854 г., секр. д. № 60.
91 Н. Барсуков. Жизнь и труды М. П. Погодина. Т. XIII. С. 36.
92 Московский генерал-губернатор.
93 Н. Барсуков. Жизнь и труды М. П. Погодина. Т. XIII. С. 74.
94 Там же.
95 В. Давыдов. Самарин-ополченец//Русский архив. 1877. Кн. 5. С. 45.
96 P. dc la Gorce. Histoire du Second Empire. Т. 1. P. 225.
97 С. Rousset. Histoire de la guerre dc Crimee. T. I. P. 81.
98 Барагэ д'Илье — генералу Канроберу 13 апреля 1854 г. Париж. Архив Воен. мин.
99 L'ambassadcur a Constantinople au mar. Vaillant le 5 avril 1854. Париж. Архив Воен. мин.
100 Барагэ д'Илье — генералу Канроберу 13 апреля 1854 г. Парижский воен. архив.
101 Там же.
102 L. Guerin. TIP. 76.
103 Rеnsеignеmеnts militаires, 12 avril 1854. Париж. Архив Воен. мин.
104 15 марта 1854 г. Архив воен. уч. ком. Гл. шт., отд. 2, д. № 4253.
105 Курсив подлинника.
106 От 14 марта 1854 г., № 49. Архив воен. уч. ком. Гл. шт., отд. 2, д. № 3407.
107 Паскевич — князю Горчакову 15 марта 1854 г., № 119. Архив воен. уч. ком. Гл. шт., отд. 2, д. № 3358.
108 От 14 марта 1854 г.//Русская старина. 1876, февраль. С. 397.
109 Рукоп. отд. музея Севастопольской обороны. [98]
110 См. приложение № 142.
111 От 16 марта 1854 г. Архив канц. Воен. мин., 1854 г., секр. д. No 60.
112 Там же.
113 Перевод с французского.
114 Император Николай — Паскевичу 24 марта 1854 г. Собств. Его Велич. библ., шк. 115, портф. 14.
115 Курсив подлинника.
116 Князю Горчакову 20 марта 1854 г. Собств. Его Велич. библ., шк. 115, портф. 14.
117 Курсив подлинника.
118 Император Николай — князю Горчакову 26 марта 1854 г. Собств. Его Велич. библ., шк. 115, портф. 14.
119 Князь Горчаков — военному министру 20 марта 1854 г., № 798. Архив канц. Воен. мин. по снар. войск, 1854 г., д. № 38.
120 См. схему № 40.
121 Генерал Лидерс — князю Горчакову 22 марта 1854 г., № 737. Архив воен. уч. ком. Гл. шт., отд. 2, д. № 3407.
122 Генерал Липранди — князю Горчакову 15 марта 1854 г., № 255. Архив воен. уч. ком. Гл. шт., отд. 2, д. № 3416.
123 Письмо от 22 марта. Архив канц. Воен. мин., 1853 г., секр. д. Na 60.
124 22 марта 1854 г. Собств. Его Велич. библ., шк. 115, портф. 14.
125 Всеподданнейшее письмо князя Варшавского 21 марта 1854 г. Архив канц. Воен. мин., 1854 г., секр. д. № 60.
126 Всеподданнейшее письмо князя Варшавского 27 марта 1854 г. Там же.
127 Всеподданнейшее донесение князя Горчакова о положении дел 22 марта 1854 г. Архив канц. Воен. мин. по снар. войск, 1854 г., д. № 38.
128 Мысли князя Варшавского о пользе учреждения христианских ополчений. Прилож. ко всеподданнейшей записке от 24 марта 1853 г. Архив канц. Воен. мин., 1853 г., секр. д. № 60.
129 Князь Варшавский — князю Горчакову 22 марта 1854 г.//Русская старина. 1876, февраль. С. 399.
130 Император Николай — князю Горчакову 26 марта 1854 г. Собств. Его Велич. библ., шк. 115, портф. 14.
131 Князь Горчаков — генералу Лидерсу 26 марта 1854 г.//Русская старина. 1876, декабрь. С. 829.
132 Пометка государя на письме князя Горчакова военному министру от 28 марта 1854 г.//Русская старина. 1876, декабрь. С. 830.
133 Приложение № 143.
134 Дневник П. Е. Коцебу за конец марта и начало апреля 1854 г.
135 Всеподданнейшие письмо и записка князя Горчакова 28 марта 1854 г. Архив канц. Воен. мин., 1853 г., секр. д. № 60.
136 Шифр, депеша барона Мейендорфа князю Горчакову 31 марта 1854 г., № 90, из Вены. Архив Мин. иностр. дел, 1854 г., карт. Vienne.

 


Назад

Вперед!
В начало раздела




© 2003-2024 Адъютант! При использовании представленных здесь материалов ссылка на источник обязательна.

Яндекс.Метрика Рейтинг@Mail.ru