[387]

Глава IX
Действия на Кавказе осенью и зимой 1853 года

Опасения государя за Кавказ, вызванные сообщением князя Воронцова о том, что он не может собрать на турецкой границе свыше 6 батальонов¹, прекратились после того, как император Николай «с большой неохотой» отправил 13-ю дивизию из Севастополя в Сухум, и после того, как эта трудная в осеннее время года операция морским путем благополучно совершилась² . Успокоился первоначально и князь Воронцов, который выражал в начале октября уверенность, что турки пока не имеют ни средств, ни желания нас атаковать. Прибытие же войск из России заставило их опасаться за собственную границу, а вид нашего могущественного флота внушил им страх даже за сам Батум³. Но такое настроение дряхлого наместника скоро изменилось⁴, и к концу октября он смотрел на положение вещей с самой мрачной точки зрения. Тяжелый недуг, мешавший князю Воронцову принимать деятельное участие в управлении вверенным ему краем, слухи о сосредоточении на границе внушительных турецких сил с целью перейти в наступление, удачное нападение турок на пост Св. Николая до объявления войны и разброска войск были тому причиной⁵. Удрученное состояние князя Воронцова увеличивалось еще тем, что он должен был ввиду болезни князя Бебутова отправить в Александрополь для командования действующим корпусом своего начальника штаба князя А. И. Барятинского.
По получаемым от наших агентов и лазутчиков в течение октября сведениям становилось ясно, что турки, зная о предстоящем разрыве ранее, чем это стало известно князю Воронцову, сосредоточили свои войска в Батуме, Ардагане, Карее и Баязете и в конце месяца придвинули их на несколько верст к нашей границе, заняв угрожающее положение. Агенты доносили, что в предложение турецкого главнокомандующего входило направить первоначальный удар на Ахалкалаки. Князь Воронцов не придавал этим слухам большого значения, считая, что крепость Ахалкалаки способна устоять против напора турок, которым к тому же было крайне рискованно вдаваться внутрь страны в этом направлении. Они таким движением подставляли свой фланг удару бригады 13-й дивизии, совершавшей вблизи после высадки свой марш внутрь страны. Наместник более беспокоился за центр и крайние фланги своей растянутой линии — Озургеты и Эривань. Движение в первом направлении совершенно отделяло нас от моря и ставило [388] в критическое положение наши береговые укрепления, а Эривань имела значение как пункт, лежащий на прямом пути из Баязета к Тифлису, находящийся вблизи персидской границы и важный в моральном отношении ввиду близости от него Эчмодзианского монастыря — резиденции армянского патриарха. Князь Воронцов считал необходимым, обеспечив эти важные пункты возможным числом войск, все остальные силы действующего корпуса сосредоточить в центральном положении у Александрополя с риском даже ослабить до крайности непосредственную охрану границы в остальных пунктах. Наместник полагал, что, имея сильный отряд в центре, он более способен удержать турок от прорыва нашей границы и при случае дать им даже внушительный отпор. Этим же способом лучше можно было обеспечить и дорогу от Тифлиса до Александрополя, столь нам необходимую для подхода подкреплений к действующему корпусу. Князь Барятинский со своей стороны вполне сочувствовал плану наместника и со свойственной ему энергией посвятил октябрь к сосредоточению войск у Александрополя⁶.
Благодаря этим мерам к ноябрю войска действующего корпуса на турецкой границе были доведены до 32¼ бат., 68 op., 10 эск., 21 сот. каз. и 4 друж. и 36 сот. местной милиции.
Эти войска были расположены следующим образом:
в Александрополе — 7 ¼ бат.,40 op., 10 эск., 3 сот. каз., 3 друж. и 2 сот. милиции⁷. Сюда же между 2 и 16 ноября должны были прибыть 5 ½ бат. и 18 сот.⁸;
в Эривани и ее окрестностях — 3 ½ бат., 8 op. и 14 сот. милиции⁹;
в Ахалкалакском отряде — 2 бат., 4 op. и 2 сот. милиции¹⁰;
в Ахалцыкском отряде — 5 бат., 8 op., 1 др. и 6 сот. милиции¹¹;
в Гурийском отряде — 7 бат., 8 op. и 12 сот. милиции¹²;
в Сураме — 2 бат.¹³; они вместе с войсками, которые могли освободиться с Гурийского кордона, должны были составить резерв, находившийся в ведении князя Воронцова¹⁴.
Князь Барятинский определял по собранным им сведениям силы и расположение турок к этому времени следующим образом: в Карее — 25 тысяч при 65 орудиях, в Ардагане — 7 тысяч при 10 орудиях и в Баязете — 5 тысяч при 10 орудиях. Кроме того, как он доносил, «отдельная и очень большая часть турецких войск» была собрана в Батуме, куда продолжали прибывать морем еще новые силы, и в Эрзеруме находился большой резерв, состав которого не был положительно известен князю Барятинскому. При турецких регулярных войсках находилась в значительном числе и местная милиция.
Враждебные действия турок на границе Гурии не вызвали с нашей стороны немедленного объявления войны. На остальных [389] же пунктах турки продолжали оставаться в выжидательном положении, что нам было весьма полезно, так как давало время для сосредоточения сил. Правда, нападения курдов и башибузуков на всем протяжении нашей границы участились, но целью их исключительно служил грабеж, и турецкие регулярные войска не участвовали в этих нападениях.
Несмотря на дружественную переписку между князем Барятинским и Абди-пашой по поводу прекращения грабежей¹⁵, эти последние к концу октября приняли более значительный размер, в особенности в пределах Александропольского уезда.
30 октября к вечеру в Александрополе было получено достоверное известие о том, что главные силы турок придвинулись из Карса к нашим границам и расположились на ночлег между разрушенным г. Ани и д. Баяндур. Вслед за этим было сообщено, что от 35 до 40 тысяч регулярных турецких войск и милиции намерены предпринять энергичное ночное движение на Александрополь. Князь Барятинский решил во избежание беспорядков, могущих быть ночью, немедленно двинуться со всем своим малочисленным отрядом навстречу неприятелю.
Князю Орбелиани, хорошо знакомому с местностью, было поручено ночью избрать позицию, соответствовавшую силам отряда и прикрывавшую оба пути к городу. Такая позиция была выбрана в 3—4 верстах от Александрополя по пути к д. Баяндур, на ней войска расположились в две линии с резервом. Утром 31 октября турок перед нашим расположением не оказалось, и князь Барятинский увел наши войска обратно, чтобы не дать возможности противнику рассмотреть незначительные силы нашего отряда. Для разведки же были оставлены две сотни линейцев.
Около полудня наши разъезды встретили близ Баяндура многочисленные шайки курдов, число которых увеличивалось [390] с неимоверной быстротой. Линейцы начали отступать к ночной позиции, которая вновь была занята Александропольским отрядом. В это время курды принялись грабить армянские деревни, и две линейные сотни, возмущенные их зверствами и позабыв осторожность, бросились вперед спасать беззащитных. Храбрецы в несколько минут были буквально окружены 2 тысячами неприятельской кавалерии и, собравшись в кучу, отстреливались во все стороны залпами, готовясь дорого продать свою жизнь. К счастью, на поле битвы в это время неожиданно появилась сотня казаков, высланная князем Барятинским на разведку, и неприятель начал быстро отходить за Арпачай, не появляясь более в этот день в наших пределах. В происшедшей стычке линейные сотни и донские казаки потеряли убитыми 59 нижних чинов, ранеными 1 офицера и 18 нижних чинов. Кроме того, выбыли из строя 92 лошади¹⁶.
1 ноября прибыл к отряду выздоровевший князь Бебутов. Узнав, что курды и башибузуки вновь ворвались в больших силах в наши пределы и опустошают окрестные деревни, он решил выслать отряд под начальством князя Орбелиани силой в 7 бат. пехоты, 28 op., 4 эск., 1 сот. и 1000 милиционеров, чтобы очистить край от грабителей.
Генерал-майор князь Орбелиани, командир гренадерского вел. кн. Константина Николаевича полка, доблестный кавказский служака, человек выдающейся храбрости и решимости, не имел в то же время никакого опыта в вождении значительных масс войск. Поэтому 2 ноября, выйдя из Александрополя, он немедленно развернул свой отряд в боевой порядок и в таком виде двинулся на селения Малый Караклис и Баяндур¹⁷. Боевой порядок состоял из трех линий пехоты и артиллерии, в четвертой линии следовал обоз, дивизион донской батареи и 4 эскадрона драгун. Впереди боевого порядка находилась лишь одна сотня казаков. В таком виде отряд князя Орбелиани начал свой фланговый марш по отношению к турецкой границе, реке Арпачаю, отстоявшей всего на 3—4 версты. Об охранении отряда с этой стороны, а также и о разведке перед фронтом боевого порядка не было и речи.
За деревней Малый Караклис отряд должен был переправиться через большой овраг, и едва первая линия совершила эту переправу и поднялась на высоту, отделяющую Малый Караклис от д. Баяндур, как она была атакована массой неприятельской кавалерии. Князь Орбелиани приостановил первую линию, чтобы дать время переправиться остальным частям и переменить фронт боевого порядка по направлению на д. Баяндур.
Против же неприятельской кавалерии был открыт огонь двух батарей первой линии. Конница отхлынула, а отряд, окончив переправу и заняв свои места, двинулся всем боевым порядком вперед. Но едва только прошли мы полверсты, как неприятельская [391] конница рассыпалась в обе стороны и открыла 40-орудийную батарею, устроенную на позиции 30-тысячного турецкого отряда впереди д. Баяндур. Кавалерия же заскакивала с разных сторон кругом боевого порядка князя Орбелиани, и только орудийные выстрелы и быстрые маневрирования драгун не позволяли ей близко подойти. Абди-паша решил, пользуясь своим численным перевесом, удерживать нас с фронта огнем своей превосходящей артиллерии и произвести охваты с обоих флангов. Через некоторое время показалась против нашего левого фланга сильная неприятельская пехота при 6 эскадронах регулярной кавалерии. Князь Орбелиани приостановил свой отряд и рассеял наступавших против левого фланга турок метким огнем артиллерии.
Столь же неуспешна была попытка Абди-паши охватить наш правый фланг. Обходная колонна была отбита огнем первой линии, усиленной частями второй линии; при этом 1-я легкая батарея (подполковника де Саже) оказались на фланге, оставалась временно без прикрытия и самостоятельно отбила картечью все атаки больших масс курдов.
В это время толпы иррегулярной конницы вынеслись незаметно из лощины в тыл нашего правого фланга и устремились на обоз. Находившаяся там в прикрытии Елизаветпольская милиция не выдержала и после первого выстрела бежала в полной панике с поля сражения, распространяя ужас до самого Александрополя. Курды бросились на наши вьюки, но были отогнаны за Арпачай пикинерным дивизионом драгун.
На фронте дело ограничилось с обеих сторон артиллерийским огнем, и Абди-паша, испытав неудачу на флангах, не решился атаковать наш слабый отряд с фронта. Дождавшись же темноты, он отвел свой отряд на противоположный берег Арпачая¹⁸. На такой оборот дела повлияла, по всей вероятности, помощь, оказанная князю Орбелиани князем Бебутовым.
Как только в Александрополе узнали о столкновении высланного отряда со всем турецким корпусом, князь Бебутов собрал по тревоге остальные войска (3 батальона, 12 орудий, 6 эскадронов [392] драгун и сотню казаков) и направил их, под начальством генерала Кишинского, на помощь князю Орбелиани. Колонна эта могла выступить только в половине четвертого дня и направилась к Баяндуру форсированным маршем по нижней, ближайшей к Арпа-чаю, дороге. Князь Бебутов, взяв такое направление, рассчитывал выйти против левого фланга противника и отбросить его от переправ через Арпачай.
Отряд Кишинского вышел на поле сражения уже с наступлением темноты, и князь Бебутов не решился атаковать ночью на незнакомой местности превосходящего противника, а приостановился до утра, развернув колонну генерала Кишинского в боевой порядок и примкнув его к правому флангу отряда князя Орбелиани.
Узнав об отступлении турок, князь Бебутов не решился преследовать неприятеля и перейти границу, так как не имел ни перевозочных средств, ни подвижных парков, ни госпиталей. Поэтому наш отряд ночью же отошел к Александрополю.
Неосторожное выдвижение князя Орбелиани стоило нам убитыми 2 офицеров и 125 нижних чинов и ранеными 6 офицеров и 308 нижних чинов. Потери турок простирались, по полученным нами сведениям, до 1000 человек".
Вся тяжесть боя в деле под Баяндуром легла на артиллерию, и начальник отряда свидетельствовал о меткой и хладнокровной стрельбе наших артиллеристов.
Этот случайный бой имел для нас лишь нравственное значение преграждения пути в несколько раз превосходящему противнику и распространения страха, внушенного огнем нашей артиллерии турецким иррегулярным войскам. Курды отказались впредь драться против русской артиллерии и просили разрешить им действовать мелкими партиями.
Для прекращения подобных вторжений курдов было вооружено христианское пограничное население, и по Ахалкалакской дороге был выслан летучий отряд, который имел удачную стычку с грабителями. Кроме того, для защиты дороги от Орловки на Цалку и далее на Тифлис князь Бебутов выслал в Орловку отряд из 2 ¼ батальона, 4 горных орудий и небольшого числа казаков и конной милиции.
Нападение курдов не являлось результатом сочувствия их туркам, а лишь жаждой грабежа. Напротив, они скорее тяготели к России, мощь которой ими сознавалась. Некоторые старшины обращались к князю Бебутову с предложением своих услуг и приема их на русскую службу. Но для агитации среди курдов требовались деньги, за которыми князь Бебутов и обратился в Тифлис.
4 ноября наконец в Александрополе был получен манифест о войне, который и был торжественно объявлен войскам, и руки у главнокомандующего были развязаны.

Почти одновременно с переходом турок в наступление против Александропольского отряда начались их действия и против Ахалцыха, преграждавшего пути наступления из Батума и Ардагана через Боржом, Сурам и Гори на Тифлис.
Сама по себе крепость Ахалцых не была достаточно сильна для удержания турецкой армии, в особенности если бы эта последняя была снабжена осадной артиллерией; да к тому же значение крепости умалялось еще тем, что ее легко можно было обойти движением на Боржом. Поэтому командующему войсками Ахалцыхского района было указано обратить особое внимание на возможность движения турок в обход Ахалцыха на Боржом и принять самые энергичные меры для удержания в наших руках этого последнего пункта. Нашему отряду надлежало в случае направления турок непосредственно к Боржому двинуться против неприятеля, оставив в Ахалцыхе необходимый гарнизон, атаковать турок и дать знать об этом командиру Брестского полка, расположенного в Сураме, для скорейшего занятия Боржомского ущелья²⁰.
Начальник Ахалцыхского отряда генерал-майор Ковалевский не счел возможным уменьшить гарнизон крепости, состоявший почти из одного Виленского полка, а полагал достаточным обеспечить Боржомское ущелье и подступы к нему Брестским полком, который, по его расчетам, должен был уже прибыть к Сураму. Он предлагал батальон и два горных орудия поставить в Ац-хуре, на середине пути между Ахалцыхом и Боржомом, две роты в самом Боржоме, две роты при входе в ущелье у развалин старой крепости и два батальона в Сураме²¹. Но, как оказалось на самом деле, Брестский полк был задержан на пути дурными дорогами и тяжелым обозом, и предложения генерала Ковалевского осуществились лишь отчасти.
В действительности же к 1 ноября в Ахалцыхском районе войска наши были расположены следующим образом: в Ахалцыхе — 5 бах, 8 п. op., 2 сот. казаков²², Гурийская дворянская дружина и Осетинская милиция; в Ацхуре — 1 бат. Белостокского полка, Горийская дружина и сотня Осетинской милиции; в Боржоме — 1 бат. Брестского полка и 2 роты Белостокского полка; в Квишхетах (в 10 верстах от Сурама по дороге на Боржом) — 1 бат. Брестского полка и в Сураме — 2 роты Белостокского полка и обозы трех полков дивизии²³.
Со второй половины октября участились в Ахалцыхском районе нападения турецких иррегулярных войск и разбойничьих банд на разбросанные по границе наши мелкие посты. Несмотря на массу отдельных подвигов доблести и мужества наших казаков и отчасти милиционеров, огромное численное превосходство нападающих и сочувствие им части населения сделали свое дело. К концу октября вся граница в этом районе перешла в руки турецких банд, [394] и мы оставались хозяевами только в Ахалцыхе. Но 30-го числа и перед этим пунктом появились передовые части корпуса Али-паши, который должен был, согласно общему плану действий, вторгнуться с 18 000 человек при 15 орудиях от Ардагана к Ахалцыху одновременно с вторжением других корпусов в Эривань, Александрополь и Гурию.
Турки подошли к старому Ахалцыху, расположенному на левом берегу Посхов-чая, и атаковали нашу кавалерию, которая отошла в город под защиту двух рот Виленского полка²⁴. Неприятель бросился против этих двух рот, но все атаки его были отбиты, и он отошел в ближайшие селения.
Осетинская милиция после этого дела разбежалась, и у генерала Ковалевского из конницы осталось только 250 утомленных казаков и 150 человек дворянской дружины против 4—5 тысяч неприятельской кавалерии.
1 ноября турки сделали покушение на новый город, лежащий на правом берегу реки и совершенно не укрепленный. Хотя нападение это и было отбито, но все мусульманское население перешло на сторону турок, которые, пользуясь громадным превосходством в силах, блокировали Ахалцых и отрезали его от Тифлиса.
Генерал Ковалевский, соединяя с природным мужеством боевой опыт и познания военного дела, отличался некоторой мнительностью. Поэтому его действительно критическое положение представилось ему положением в полном смысле отчаянным. С незначительным утомленным отрядом, без кавалерии, с весьма небольшим запасом продовольствия, окруженный противником, во много раз превосходящим его, Ковалевский считал почти невозможным удержать город с 16-тысячным населением в своих руках и в то же время сознавал, что потеря Ахалцыха будет иметь большое нравственное влияние на местное население. Он просил, почти что требовал во имя государственных интересов у князя Андронникова, тифлисского военного губернатора, быстрого движения войск на помощь Ахалцыху²⁵.
Со своей стороны князь Воронцов, узнав о наступлении Али-паши, поручил князю Андронникову собрать все, что можно, из войск, расположенных между Сурамом и Ацхуром, и спешить на помощь Ковалевскому²⁶. Князь Андронников отлично сознавал тяжелое положение Ахалцыха, но не мог немедленно двинуться к нему на помощь, так как надо было собрать войска и обеспечить Боржомское ущелье; генералу Ковалевскому пока приходилось отбиваться от турок своими незначительными силами.
Тем временем Али-паша, расположив свои главные силы у Ахалцыха, двинул к Боржомскому ущелью сильную колонну иррегулярной кавалерии, поддержанную пехотой. Узнав об этом, князь Андронников возложил охрану Боржомского ущелья на [395] командира Брестского полка генерал-майора Бруннера, которому подчинил все войска, расположенные между Ацхуром и Сурамом. Вместе с этим князь Андронников приказал занять тремя ротами Страшноокопское ущелье и собрать туда же Горийскую милицию.
Генерал Бруннер имел в своем распоряжении всего три батальона. Из них к 6 ноября 4 роты Белостокского и Брестского полков под начальством командира Белостокского полка полковника Толубеева занимали Ацхур; 7 рот тех же полков находились в Боржоме, а Сурам был занят ротой Брестского полка и прибывшими туда накануне на изнуренных лошадях Донским казачьим № 2 полком и двумя горными № 1 батареи орудиями.
6 ноября в 4 часа дня турки обрушились в значительных массах на Ацхур²⁷, намереваясь отрезать отряд Толубеева от Боржомского ущелья и открыть себе путь внутрь страны в направлении на Тифлис.
Полковник Толубеев, сознавая важность сохранения Ацхура, занял местечко двумя ротами Брестского полка, а две роты Белостокского полка направил вправо и, заняв с боем прилегающие высоты левого берега Куры, замкнул ущелье. В это время к нему прибыла из Боржома еще одна рота Брестского полка, конвоировавшая транспорт с капсюлями.
Упорный бой за Ацхур продолжался всю ночь²⁸; несколько раз дело доходило до штыков, но турки были отбиты. Ночью в Ацхур прибыло пять сотен Грузинской пешей дружины, что дало возможность полковнику Толубееву продлить свой фланг еще правее на высоты. Слабость отряда увеличивалась к тому же необходимостью [396] прикрыть обозы Виленского и Белостокского полков, которые, следуя в Ахалцых, были задержаны здесь неожиданным появлением неприятеля.
Генерал Бруннер, получив известие о бое, оставил в Боржоме для обеспечения своего тыла три роты Брестского полка, а с остальными тремя ротами ночью же выступил к Ацхуру, куда прибыл в 7 часов утра 7 ноября. В свою очередь и к туркам подошли за ночь регулярная пехота и кавалерия при двух орудиях, так что общее число их доходило до 7000 человек²⁹.
Генерал Бруннер перестроил свой отряд в две линии, причем одна из рот при перестроении неосторожно подставила свой левый фланг неприятельской коннице и получила приказание отойти назад. Движение это было принято турками за начало отступления, воодушевило противника, который и перешел к общей атаке на всем фронте. Но генерал Бруннер сам перешел в контратаку. Четыре роты первой линии, поддержанные второй линией в ротных колоннах, энергично двинулись вперед, смяли турок и обратили их в бегство. Несмотря на полное отсутствие у нас кавалерии, отряд стремительно преследовал разбитых турок на протяжении семи верст и вернулся обратно в Ацхур лишь к вечеру, захватив у противника одно орудие, 4 штандарта, 3 значка и большое количество боевых запасов и амуниции. Наши потери в этом бою состояли из 4 нижних чинов убитыми и 3 офицеров и 20 нижних чинов ранеными. Турки оставили в наших руках 90 тел. Небольшая потеря в отряде генерала Бруннера объясняется тем, что при стремительном натиске в штыки неприятельские орудия не могли оказать своего действия³⁰.
Между тем под Ахалцыхом положение дел оставалось прежним. Али-паша, не решаясь атаковать наш гарнизон, прикрытый хоть и слабыми укреплениями, ограничивался блокадой и бомбардировкой города, а также производством мелких нападений³¹. Это промедление было пагубно для турок, так как победа под Ацхуром и относительная безопасность Боржомского ущелья давали возможность князю Андронникову направиться на помощь генералу Ковалевскому.
11 ноября в Ацхуре у князя Андронникова сосредоточилось 2 ½ батальона Брестского и Белостокского полков, взвод горной № 1 батареи с отбитым турецким орудием, Донской казачий № 2 полк, Тифлисская дружина, 2 сотни Осетинской милиции и 40 охотников Горийского уезда.
С этими силами 12-го числа он выступил к Ахалцыху, приказав генералу Ковалевскому выслать часть своих сил на высоты около крепости для обеспечения этого соединения. К вечеру князь Андронников благополучно прибыл в Ахалцых.
Корпус Али-паши продолжал занимать позицию за рекой Посхов-чай, между селениями Аб и Суфлис³², на высотах, командовавших [397] Ахалцыхом. Сама по себе сильная турецкая позиция была укреплена еще батареями и завалами. Войска были расположены по окрестным деревням, группируясь большей своей частью на линии Аб-Суфлис. К вечеру 13 ноября общую численность корпуса Али-паши под Ахалцыхом можно принять в 18 тысяч человек при 13 орудиях, в том числе 8 тысяч низама и 3 тысячи регулярной кавалерии.
У князя Андронникова к этому же времени было 7 ½ батальона, 17 орудий³³, 9 сотен и 1500 человек милиции, всего около 7000 штыков и сабель. Однако, несмотря на такое превосходство сил, на военном совете было решено атаковать турок, чтобы не дать им усилиться подходом подкреплений.
13 ноября начальник отряда лично произвел рекогносцировку турецкой позиции, причем выяснилось, что селения Суфлис, Садзель и Аб сильно укреплены и заняты пехотой. Можно было предполагать, что Али-паша решился принять оборонительный бой с тем, чтобы, разбив нас в поле, атаковать город.
Фронтальная атака турецкой позиции в направлении на селение Аб не сулила нам успеха, и князь Андронников избрал главным пунктом атаки селение Суфлис, решив направить удар с фронта и в охват левого фланга турок с угрозой их пути отступления.
В 4 часа утра 14 ноября войска стали под покровом утреннего тумана строиться у выхода из старого города. Все горели желанием сразиться с турками.
На рассвете князь Андронников начал движение к неприятельской позиции в двух колоннах³⁴, направив одну с фронта, а другую с фланга, чтобы после сильной канонады ударить на Суфлис.
Левая колонна генерала Ковалевского силой в 4 батальона³⁵ и 14 орудий двинулась по дороге на селение. Переправившись через лощину у аула Ивлит (Мелит), Ковалевский поднялся на высоты левого берега Посхов-чая, где колонна его была встречена огнем 7 турецких орудий от Суфлиса.
Наши орудия тотчас же выехали на позицию, а Виленский полк под начальством генерала Фрейтага стал укрыто за скатом лощины. Частый артиллерийский огонь загремел здесь с обеих сторон, застилая дымом долину реки.
Правая колонна генерала Бруннера силой в 3 '/, батальона³⁶ и 3 горных орудия пошла вправо, укрываясь высотой, чтобы стать параллельно единственному удобному пути отступления турок. Милиция и кавалерия были направлены еще правее.
Али-паша догадался, в каком направлении готовился наш главный удар, и начал спешно переводить войска от своего правого фланга, селений Аб и Садзель, к левому флангу. Артиллерия частью усилила семиорудийную батарею у сел. Суфлис, частью была поставлена на высоту выше этого селения. Отсюда она была, [398] впрочем, скоро сбита меткими выстрелами наших крепостных орудий.
После трехчасового артиллерийского боя князь Андронников приказал генералу Фрейтагу с Виленским полком двинуться на Суфлис, а генералу Бруннеру, колонна которого уже успела развернуться против садов Суфлиса, спуститься к реке, чтобы атаковать эти сады одновременно с атакой Фрейтагом самого селения. Князь Андронников находился при колонне генерала Бруннера.
От продолжительного огня густой дым застилал все поле сражения, так что в 50 шагах ничего не было видно; лишь солнце едва просвечивало в виде багрового шара и молнии пушечных выстрелов рассекали мрак. Снаряды были у нас уже на исходе, турецкая же артиллерия все усиливала огонь, и запас снарядов их казался неистощим. Время артиллерийской подготовки невольно подходило для нас к концу, и надо было торопиться с нанесением решительного удара.
Генерал Фрейтаг спустился с двумя батальонами Виленского полка с высот в долину Посхов-чая и пошел на штурм селения. Шесть рот были двинуты прямо через заросшее колючим кустарником дно долины, а две егерские роты были переведены влево по мосту и двигались по узкой тропинке у подножия скал. У реки, вблизи неприятельской батареи, Фрейтаг выбыл из строя раненым, и во главе батальонов стал Генерального штаба подполковник Циммерман.
Ни глубина реки и быстрое ее течение, ни высокий обрывистый берег, ни смертоносный ружейный и артиллерийский огонь с дистанции 50—70 саженей не могли остановить этой энергичной атаки виленцев, получавших здесь свое первое боевое крещение на Кавказе. Люди, перейдя через Посхов-чай на глубине выше пояса, взбирались, подсаживая друг друга, на крутой обрыв. Наконец цепь от шести рот, соединившись с двумя егерскими ротами, выстроилась на вершине в 40 саженях от небольшой высоты, занятой семью орудиями и усиленной завалами. Картечный огонь этих орудий поддерживался батальным огнем пехоты, которая заняла опушку селения. [399]
С криком «ура!» егеря бросились на штурм, взяли одним натиском высоту с находившимися на ней орудиями и ворвались в селение. Турецкая пехота отступала из деревни медленно, отстреливаясь и отбиваясь штыками. Большая ее часть остановилась в садах за аулом, а остальные засели в домах и стреляли из окон и отверстий для дыма. Горячий бой завязался в селении. Турки защищались отчаянно, и многие сакли пришлось брать штурмом. Генералу Ковалевскому для окончательного овладения селением постепенно пришлось ввести в дело весь свой резерв. Наконец, Суфлис был взят, и Виленский полк, заняв внутреннюю опушку селения, открыл огонь по второй позиции турок в садах. Сюда же с криком «ура!» подоспели и батальоны генерала Бруннера. После этого у князя Андронникова в общем резерве осталось лишь полторы роты и три горных орудия, а между тем к нему пришло известие о появлении на нашем правом фланге значительных масс турецкой кавалерии и пешей милиции. Противодействовать этой новой опасности возможно было только выдвижением казаков и личного конвоя начальника отряда.
Между тем бой за обладание Суфлисскими садами продолжался. Упорство турок, пересеченная местность, узкие дорожки и разбросанные сторожки давали большое преимущество обороняющемуся. Виленский полк наступал стрелковыми цепями с фронта, очищая сады, а два батальона Брестского и Белостокского полков следовали в колоннах правее садов. Нам удалось наконец выбить противника первоначально из садов, а потом и из верхнего Суфлиса, но турки успели занять новую позицию на высотах и скалах вблизи селения. Впрочем, эта крепкая позиция не могла задержать дружного напора наших сомкнутых батальонов, и турки начали отступление.
Утомленные, но воодушевленные победой войска наши энергично преследовали турок. Генерал Бруннер принял начальство над передовыми частями, быстро привел их в порядок, построил в колонны с сильными стрелковыми цепями впереди и, быстро поднимаясь в гору, преследовал огнем отходивших в беспорядке турок. Противник безостановочно отступал на протяжении пяти верст до сел. Верхний Памач, где должен был приостановиться для прикрытия войск, отходивших со стороны сел. Садзель. Турецкий арьергард из 3 батальонов, 3 орудий и 2 эскадронов занял позицию и открыл картечный и ружейный огонь. Генерал Бруннер, подтянув свой отряд, быстро сбил противника и с этой позиции. Вся местность за Памачем покрылась бегущими турками, которые отступили за границу, бросив 3 орудия³⁷.
Здесь наше преследование должно было приостановиться, так как пехота до крайности утомилась, а кавалерия была отвлечена для действия на другом пункте. [400]
Выше было упомянуто о появлении против нашего правого фланга турецкой кавалерии и милиции, спешивших к полю сражения со стороны Аббас-Туманских высот. Князь Андронников направил против них 4 орудия из колонны генерала Ковалевского, горные орудия, бывшие при донских казаках, и 2 орудия, отбитые у турок. Туда же был направлен Донской казачий полк и горийская сотня, бывшая в конвое начальника отряда. Казаки и горницы врубились в толпы пеших аджарцев, уложив на месте более 200 человек, и этим совершенно очистили наш правый фланг. Но после такого горячего боя наша конница была мало способна к немедленному преследованию разбитого противника.
Во время самого боя в Ахалцыхе оставался лишь грузинский линейный батальон³⁸. Для усиления этого батальона и для защиты города на случай нападения турок из лагеря были вооружены и поставлены по крепостным веркам охотники из местных жителей. Успех, одержанный войсками, воодушевил и местных жителей, которые под предводительством священника с крестом в руках произвели удачное нападение на турецкий лагерь.
Около 4 часов дня бой прекратился на всех пунктах. Турки потеряли 11 орудий, много зарядных ящиков, патронов, боевых припасов, всю канцелярию Али-паши³⁹, весь лагерь и многочисленные запасы провианта и фуража. Потери турок людьми определить трудно, но нами было похоронено 700 тел и взято в плен 120 человек. Наши потери, благодаря хорошему применению к местности и дружному удару, были сравнительно незначительны. Убиты 1 офицер и 51 нижний чин, ранены 11 офицеров и 216 нижних чинов и около 80 человек было контужено.
Турки безостановочно и в полном беспорядке бежали до Ардагана, ожидая за собой погони победителей. Большая часть ополчения разбежалась по домам, и к Ардагану прибыли лишь деморализованные остатки корпуса Али-паши.
15 и 16 ноября наши войска оставались на позиции и перевозили в Ахалцых отбитую у турок добычу. 17-го на позиции в качестве авангарда было оставлено 1 ½ бат., 2 op. и 3 сот. и к селению Вале было выдвинуто 2 бат., 3 op. и 3 сот., а остальные войска вернулись в город для отдыха.
Ахалцыхский уезд был совершенно очищен от неприятеля, спокойствие было восстановлено и сообщение с Боржомом открыто. 19 ноября кавалерия князя Андронникова направилась в Поцховский санджак и у сел. Дагвери⁴⁰ захватила последние 2 орудия, остававшиеся у Али-паши. На туземцев наша победа произвела сильное впечатление, и вскоре все жители санджака изъявили покорность русской власти⁴¹. За ними последовала часть аджарцев, действовавших против нашей гурийской границы, которые разошлись по домам и отказались драться против русских. Даже [401] из Ардагана прибыла депутация с просьбой принять этот город в свое подданство.
Известие о блестящей победе князя Андронникова прибыло в Петербург 28 ноября одновременно с известием о Синопской победе адмирала Нахимова. 29 ноября столица, а вслед за ней вся Россия торжественно праздновали обе эти победы. Государь щедро наградил победителей. Князь Андронников получил Георгиевский крест 3-й степени; части 13-й дивизии — Георгиевские знамена и трубы. Бои под Ацхуром и Ахалцыхом имели для этой дивизии большое значение. Только что прибывшая из Севастополя дивизия была встречена кавказским начальством с недоверием к ее боевому опыту, но первые же действия этой дивизии дали ей почетное место среди доблестных кавказских войск, что князь Воронцов подтвердил особым приказом, данным этой дивизии 19 ноября⁴².
Победа под Ахалцыхом устранила беспокойство князя Воронцова за этот район. Но тем сильнее чувствовал наместник опасное положение князя Гагарина в Гурии, против которой, ко полученным сведениям, было собрано до 30 тысяч человек при 30 орудиях, в то время как у нас там находилось 7 ½ батальона пехоты⁴³, 36 сотен милиции и казаков и 10 орудий⁴⁴. Блестящее дело князя Андронникова развязало руки главнокомандующему, который в дополнение к пяти ротам⁴⁵, посылавшимся в Озургеты из Тифлиса, решил отправить туда же из Ахалцыха 2 батальона, 3 сотни и 4 орудия⁴⁶.
Вскоре князь Андронников был отозван в Тифлис для исполнения своих прямых обязанностей, а начальником Ахалцыхского отряда был назначен генерал барон Врангель, начальник 21-й пехотной дивизии, который озаботился расположением отряда на зимний период.
Зимой нельзя было ожидать в Ахалцыхском уезде продолжения военных действий ввиду полной непроходимости гор между Поцховским и Ардаганским санджаками, сообщение между которыми в начале декабря совершенно прекращалось. Но это же обстоятельство, с другой стороны, затрудняло нам введение русского [402] управления в изъявивших покорность Ардаганском и Чалдырском санджаках.
В Ахалцыхском отряде большая часть местной милиции была распущена по экономическим соображениям. В самом городе на зиму должен был остаться Виленский полк, в Ацхуре и Боржоме — по одному батальону и в Сураме — два батальона Белостокского полка.
Что касается турок, то остатки корпуса Али-паши были отправлены из Ардагана в Каре, где их предполагалось расформировать по разным частям, а в Ардаган же, куда для замены раненого Али-паши прибыл Юсуф-паша, ожидались свежие войска⁴⁷.

Император Николай, связанный политическими условностями относительно ведения наступательной войны на европейском театре, а впоследствии и на Черном море, возлагал большие надежды на решительные операции на Кавказе. По мнению государя, быстрое наступление к Карсу, разбитие турецкой армии в поле и овладение этой крепостью должны были сломить упрямство турок и вознаградить нас за невольное бездействие в Европе. Многочисленная закаленная в боях Кавказская армия давала, казалось, средства к выполнению этой воли государя. Но в действительности, как известно, обстановка сложилась иначе. Вся армия князя Воронцова ушла на внутреннюю борьбу в крае, и до прихода 13-й дивизии наместник отчаивался даже удержать в своих руках Кавказ⁴⁸. Приход подкреплений из Севастополя и два удачных дела у Баяндура и Ахалцыха улучшили наше положение, но не настолько, чтобы князь Воронцов имел возможность приступить к выполнению изложенного государем плана. Действующий отряд, Александропольский, который, собственно, и должен был начать активные операции, был, как мы знаем, очень слаб, и наместник не мог его в скором времени увеличить ввиду опасного положения Ахалцыха и Гурии. Этот отряд пока мог с трудом противостоять натиску превосходящих сил турок, но не атаковать их. В Петербурге же смотрели на дело иначе и торопили к переходу в наступление. «Государь надеется, — писал военный министр князю Воронцову после получения известия о победе при Ацхуре⁴⁹, — что теперь князь Бебутов не замедлит перейти к наступательным операциям. Это самый действительный способ прикрыть нашу границу и нанести решительный удар. Занятие Карсской области предоставит нам при этом особое удобство в снабжении войск провиантом».
Перехода в наступление и особенно победы с жаждой ожидали и храбрые войска Александропольского отряда. На Кавказе хорошо сознавали полную невозможность немедленно начать [403] наступательную кампанию в широких размерах⁵⁰, но полки князя Бебутова с ревностью смотрели на блестящие подвиги своих товарищей под Ахалцыхом и с нетерпением ждали случая уравняться с ними. Такой случай вскоре и представился на полях Баш-Кадыкларских..
После баяндурского боя 36-тысячный турецкий корпус Абди-паши отступил за р. Арпачай, но, узнав, что наш отряд вновь отошел к Александрополю, перешел на прежнюю свою позицию и укрепился на ней, ожидая прибытия подкреплений из Карса.
Отряд князя Бебутова в свою очередь усилился в период с 4 по 12 ноября двумя батальонами и двумя казачьими полками⁵¹ и больше подкреплений в скором времени ожидать не мог ввиду тяжелого положения под Ахалцыхом и в Гурии.
Князь Бебутов, удовлетворяя сердечное желание войск вступить в бой, в особенности после получения известия о победе князя Андронникова, решил выступить в ночь с 13 на 14 ноября со своим отрядом для атаки турок на Баяндурской позиции и для изгнания их из наших пределов.
Хотя 13 ноября и было получено известие, что турки внезапно очистили Баяндурскую позицию и начали быстро отступать к Карсу, но князь Бебутов не отменил своего распоряжения и с рассветом 14 ноября выступил из Александрополя по следам неприятеля. Из-за дурной погоды, испорченных дорог и необходимости переправляться через речки с обрывистыми берегами отряд лишь поздно вечером прибыл в с. Пирвали, в 20 верстах от Александрополя. На следующий день он перешел через Ак-Узюм к с. Баш-Шурачель, где расположился лагерем. К 16 ноября по строевому рапорту всего в отряде числилось 12 655 человек всех родов оружия, включая сюда и нестроевых⁵². В том числе было около 8000 пехоты и около 3000 кавалерии.
Можно было предполагать, что неприятель находится в одном переходе от нас. Преследование его при дурных дорогах по стране бедной, разоренной турками, лишенной фуража, без продовольственных транспортов, и в особенности без санитарного обоза, являлось невозможным.
Кроме того, база в Александрополе не была достаточно обеспечена запасами. Всего к этому времени там находилось 2800 четв. муки, 5500 четв. сухарей и 9000 четв. пшеницы в зерне, для перемола которой имелась лишь одна мельница. Подвоз же припасов из Делижана замедлялся дурным состоянием дорог⁵³.
Эти обстоятельства вынудили князя Бебутова приостановить дальнейшее наступление с тем, чтобы в случае продолжавшейся Дурной погоды возвратить войска на зимние квартиры.
17 ноября колонна из 2½ батальона, дивизиона пешей артиллерии, дивизиона драгун и 2 конных орудий отправилась под командой [404] генерала Кишинского на фуражировку в д. Астахану, где была встречена значительной массой турецкой кавалерии. При содействии прибывших из лагеря подкреплений турки были наголову разбиты и изгнаны с большой потерей; наши же фуражиры благополучно вернулись назад с набранным продовольствием. Появление неприятельской кавалерии давало повод предполагать, что и главные силы турок недалеко ушли. Действительно, на следующий день князь Бебутов получил новые сведения о том, что отступивший от Баяндура турецкий корпус не отходит к Карсу, а сосредоточился в окрестностях Суботана и стал лагерем около Орта-Кадыкляра и Баш-Кадыкляра. Это известие обрадовало князя Бебутова; явилась надежда настигнуть неприятеля и заставить его принять бой, «чтобы положительным поражением нанести ему удар за все грабежи и разбойничества, которые турки еще до начала военных действий позволяли себе в наших пределах»⁵⁴.
С вечера 18 ноября лишние обозы были отправлены в Александрополь под прикрытием 1 батальона, 6 орудий и 2 сотен казаков, а 19-го числа отряд князя Бебутова двинулся в 7 часов утра от Баш-Шурагеля по Карсской дороге. Всего в отряде состояло 10½ батальона, 10 эскадронов, 15 сотен, 24 пеших и 8 конных орудий⁵⁵.
В авангарде под начальством генерала Багговута шли нижегородские драгуны и 3 сотни линейных казаков; главные силы двигались под личным начальством князя Бебутова, имея артиллерию в двух группах в середине колонны, и в арьергард для прикрытия оставшегося при войсках обоза было назначено 1¾ батальона, пешая батарея и 4 сотни казаков. Такой внушительный арьергард оправдывался необходимостью обезопасить обоз [405] от находившихся вблизи больших масс турецкой конницы. С той же целью фланги колонны на походе были прикрыты справа цепью от 4 сотен казаков и слева цепью от 2 сотен.
Войска шли налегке, без артельных котлов. Ввиду отсутствия при отряде подвижного артиллерийского парка они имели при себе только один комплект патронов и зарядов. Продовольствия (сухарей и провианта) и зернового фуража имелось только на пять дней, спирту же — на четыре порции. Лазаретный обоз состоял из 23 повозок для больных и раненых.
Отряд, пройдя 20 верст и переправившись через р. Каре-чай вброд и у с. Пирвали, в полдень поднялся на высоты, которые далее постепенно спускались к ручью Мавряк-чай. С этих высот нашему отряду открылась, благодаря ясной погоде, вся неприятельская позиция⁵⁶.
Она была ограничена с фронта ручьем Мавряк-чай, текущим в очень обрывистых берегах, которые к тому же образовали на левом берегу несколько глубоких оврагов. С правого фланга и с тыла она ограничивалась ручьем Кадыклар. Сама позиция представляла ряд возвышенностей, имевших общее направление от Гамза-Киряка на Баш-Кадыклар. Труднодоступная с фронта, где она прикрывалась не только обрывистыми берегами ручья Мавряк-чай, но и д. Угузла, позиция эта имела в тылу ручей Кадыклар, крутые берега которого стесняли маневрирование большой массы войск. Число турецких войск, расположенных на позиции, составляло до 20 000 регулярной пехоты, 3000 регулярной кавалерии, более 14 000 курдов и милиции и 46 орудий.
Местность, отделявшая отряд князя Бебутова от неприятельской позиции, представляла небольшую, пересеченную оврагами равнину, ограниченную с северо-запада горой Караял, а с юга крутым спуском в долину Мавряк-чая.
Неожиданная обстановка неприятельского корпуса на Баш-Кадыкларской позиции была следствием разногласия среди турецких военачальников.
Абди-паша полагал после боя 2 ноября уклониться от встречи с нами и отойти, ввиду приближения сурового времени года, к Карсу на зимние квартиры. Но некоторые паши с начальником штаба корпуса Рейс-Ахметом-пашой во главе протестовали против этого решения, настоятельно требуя вступить с нами в бой. Отношения между командиром корпуса и его начальником штаба так обострились, что 11 ноября Абди-паша уехал в Каре с намерением донести обо всем в Константинополь.
Вступивший в командование корпусом Рейс-Ахмет-паша, узнав о прибытии к нам подкреплений, размер которых был сильно преувеличен, решился 13 ноября после некоторых колебаний продолжать отступление. Но дошедший до него разговор о том, что в [406] лагере его обвиняют в трусости, заставил Рейс-Ахмета вернуться в Кадыклар, с тем чтобы принять здесь бой⁵⁷.
В ночь на 19 ноября турки не имели еще никаких сведений о нашем намерении их атаковать, и когда в десятом часу утра их разъезды дали знать о приближении отряда князя Бебутова, то первоначально Рейс-Ахмет этому не поверил, и целый час прошел без всяких с его стороны распоряжений. Удостоверившись же в действительности нашего наступления, он приказал ударить тревогу.
Первоначально турецкие войска построились на левом берегу ручья Кадыклар в две боевые линии, по 6 батальонов пехоты в каждой. На правом фланге первой линии стало 16 орудий, на левом — 6 орудий; обе батареи были с наружных флангов прикрыты двумя полками регулярной кавалерии. В резерве расположилось 8 батальонов пехоты и полк регулярной кавалерии с 8 орудиями. Для прикрытия главного лагеря у сел. Орта-Кадыклар было оставлено 6 батальонов пехоты при 8 орудиях и в малом лагере у Баш-Кадыклара — один батальон. Иррегулярная кавалерия, курды и башибузуки расположились в больших массах правее позиции, в лощинах у сел. Гамза-Киряк, и на левом фланге, выше сел. Угузла.
Князь Бебутов, произведя рекогносцировку неприятельского расположения, первоначально решил обойти левый фланг турецкой позиции, стать на Карсской дороге и нанести оттуда главный удар, лишив таким образом турок пути отступления.
Был первый час дня, когда князь Бебутов приказал отряду немедленно спуститься к сел. Угузла и построить боевой порядок.
Первой линией командовал генерал Кишинский. В центре ее стал 1-й батальон пехотного князя Варшавского полка в развернутом строе. Имея за собой две роты саперов в ротных колоннах; на левом фланге 2-й батальон того же полка, а на правом фланге 1 -й батальон Егерского князя Воронцова полка, оба в колоннах к атаке, имея за собой по две роты стрелков в колонне справа. В интервалах между батальонами расположилось 16 пеш. орудий, по 8 в каждом интервале.
Вторую линию, под начальством князя Багратиона-Мухранского, составили 4 батальона⁵⁸ в колоннах к атаке.
Для охраны нашего правого фланга от многочисленной турецкой кавалерии было направлено к верховью оврага 6 эскадронов нижегородских драгун и 3 сотни с 4 конными орудиями под начальством князя Чавчавадзе. Для охраны левого фланга было выдвинуто по направлению к сел. Гамза-Киряк 4 эскадрона драгун, 7 сотен казаков и 4 кон. орудия под начальством генерала Багговута.
1¾ батальона⁵⁹, 8 пеших орудий и 5 сотен казаков составили резерв, прикрывая вместе с тем оставшийся при отряде обоз. Резерв и обоз расположились в лощине, закрытой от неприятельского огня. [407]
Как только наш отряд стал спускаться с высот, чтобы перестроиться в боевой порядок, Рейс-Ахмет со своей стороны перешел к активным действиям. Две первые линии были выдвинуты в одну и должны были занять берег Мавряк-чая от с. Гамза-Киряк до Угузлы, а резерв из 8 батальонов при 8 орудиях и полка регулярной кавалерии был направлен для охвата нашего правого фланга между сел. Угузлы и горой Караял.
По окончании этих передвижений, совершенных турками в стройном порядке с распущенными знаменами, музыкой и барабанным боем, корпус Рейс-Ахмета принял следующее расположение.
На правом фланге, по дороге из с. Байрах-тар в сел. Гамза-Киряк, близ ручья Мавряк-чай, стал полк регулярной кавалерии; левее его, на высотах, батарея, прикрытая расположенными за нею 6 батальонами бывшей первой линии. Батальоны же второй линии спустились с высот к ручью Мавряк-чай и заняли тремя батальонами сел. Угузлы и тремя батальонами обрывистый левый берег вправо от этого селения. Левый фланг этого боевого порядка также прикрывался регулярным кавалерийским полком, спрятавшимся в долине ручья.
Резерв же турецкого корпуса, как сказано выше, направился против нашего правого фланга и, перейдя овраг Мавряк-чай, [408] развернулся между этим оврагом и горой Караял. Пехота выстроилась в две линии, по 4 батальона в каждой, имея на высоте перед первой линией 6 орудий и на левом фланге полк регулярной кавалерии с 2 орудиями. Иррегулярная конница по-прежнему была сгруппирована на обоих флангах турецкого расположения.
Это новое распределение неприятельских войск делало для князя Бебутова трудно исполнимым первоначальное его предположение о нанесении удара на левый фланг турок. Ему потребовалось бы совершить обходное движение на протяжении шести верст под фланговым огнем втрое сильнейшего неприятеля. Поэтому князь Бебутов решил изменить свое первоначальное предположение и нанести удар на ближайший, т. е. правый, фланг турецкого расположения.
Нашей первой линии было приказано пододвинуться к д. Угузлы, еще не занятой противником, и открыть огонь из находившихся при ней 16 орудий по неприятельской батарее; вторая же линия должна была выдвинуться влево для нанесения главного удара.
На огонь наших 16 орудий турки ответили огнем 30 орудий. Стрельба с обеих сторон была очень меткая, и густые строи наших батальонов сильно страдали от огня. Чтобы ослабить действие наиболее важной правой батареи турок, решено было сосредоточить против нее огонь большинства наших орудий. С этой целью дивизион артиллерии с правого интервала был перекинут в левый, и наши 12 орудий произвели замешательство в турецкой батарее.
В это время три турецких батальона, расположенных между д. Угузлы и мельницей, начали наступление против левого фланга нашей первой линии. Картечный огонь, направленный против них, не мог остановить атаковавших, и только дружный удар в штыки 1-го батальона Егерского князя Воронцова полка и двух рот Кавказского стрелкового батальона опрокинул в овраг неприятельские колонны. Турки усилились одним или двумя батальонами, взятыми от д. Угузлы, и повторили атаку, но и генерал Кишинский ввел в дело 1-й батальон князя Варшавского полка и две роты саперов, а из резерва подошли две роты Эриванского карабинерного полка и четыре орудия. Войска эти опрокинули своим огнем турок обратно в овраг с большим для них уроном.
Вторая линия во время этих действий в центре нашего боевого порядка переместилась, как было сказано, влево и вышла против правого фланга турецкой позиции. Эту колонну составляли два батальона Эриванского карабинерного и два батальона Гренадерского великого князя Константина Николаевича полков под начальством князя Багратион-Мухранского. В стройном порядке шли батальоны вперед, сильно страдая от губительного огня турок. В балке, которая находилась близ оврага, прикрывавшего неприятельский правый фланг, князь Багратион дал войскам передохнуть и [409] перестроил их для штурма, поставив эриванские батальоны в голове, а гренадерские за ними. Только полверсты отделяло наши войска от неприятельской батареи, но на этом пространстве им предстояло спуститься в овраг и подняться на высоту под картечным огнем турецких орудий и батальным огнем пехоты.
Князь Багратион произвел рекогносцировку и, подъехав к своему отряду, сказал несколько горячих слов о предстоявшем войскам подвиге. Громкое «ура!», бывшее ответом на эти слова, обмануло турок, и те дали залп, думая, что наши войска пошли уже на штурм. Между тем батальоны, пользуясь наступившим между залпами затишьем, быстро двинулись вперед, прикрытые густой цепью штуцерных.
Стройное движение наших войск, наступавших, держа ружья на руку, с развернутыми знаменами и барабанным боем, в грозной тишине, несмотря на губительный огонь, произвело заметное впечатление на турок. Карабинеры, выдержав по пути три залпа из орудий и штуцеров, отбросили штыками вышедшую им навстречу пехоту и с криком «ура!» ударили на правый фланг неприятельской батареи, которая успела дать последний залп почти в упор. Здесь закипел жаркий рукопашный бой с неприятельской пехотой, старавшейся отстоять свою батарею. Наши офицеры, подавая своим солдатам пример неустрашимости, падали в голове колонны один за другим. Их заменяли другие, и бой продолжался с новой силой, пока знамя 2-го батальона карабинеров не было водружено поручиком Менделеевым и штабс-капитаном Кавтарадзе 2-м на неприятельской батарее.
Колонна гренадер, наступавшая в это время правее карабинеров на ту же неприятельскую батарею, лишилась в самом начале приступа своего командира князя Орбелиани 3-го, раненного двумя пулями в ту минуту, когда он верхом находился уже в нескольких шагах от батареи. Тут же выбыло из строя большинство офицеров. Гренадеры, ослабленные значительным уроном, были встречены на подъеме к батарее превосходящим силами неприятеля. Овладение батареей казалось сомнительным. Это была критическая минута боя, тем более что в то же время наш крайний правый фланг едва держался против превосходящих сил, его обходивших. Князь Бебутов, сознавая всю важность минуты, лично повел в бой свой последний резерв — две роты Эриванского полка и взвод легкой батареи. Картечный огонь приостановил турок, а Бебутов устранил минутное замешательство в колонне гренадер и снова направил ее на неприятельскую батарею. Дружно опрокинули гренадеры турецкие батальоны и на батарее примкнули к эриванцам, которые к этому времени также справились с напиравшим на них противником. Взятая 16-орудийная турецкая батарея вознаградила наши войска за их мужественный подвиг. [410]
В этой атаке приняла участие и наша кавалерия левого фланга под начальством генерала Багговута. Она имела назначением прикрывать левый фланг боевого расположения князя Бебутова от турецкой регулярной и курдской кавалерии и содействовать главной атаке. С этой целью четыре орудия донской казачьей № 7 батареи заняли возвышенность над с. Гамза-Киряк, откуда могли анфилировать турецкую батарею, а также обстреливать регулярный кавалерийский полк, расположенный на крайнем правом фланге турок. Два дивизиона драгун прикрывали орудия, четыре сотни сводного линейного полка были направлены влево для обеспечения отряда с этой стороны, а три сотни линейных казаков оставались в резерве.
Волнистая местность, отделявшая нашу конницу от неприятеля, не давала возможности определить расположение его батарей и пехоты, почему генерал Багговут медлил с открытием огня, но когда турки начали обстреливать правый фланг нашего боевого порядка, генерал Багговут убедился в удачном расположении своих орудий и приказал им открыть огонь. Несколько удачных выстрелов привлекли внимание турок на их правый фланг. Курды, начавшие перестрелку с казаками, усилили свой натиск, а стоявший сзади них регулярный кавалерийский полк переправился через реку и пошел в атаку.
Генерал Багговут усилил огонь своей батареи, направив два орудия против турецкой кавалерии, и приказал сводному линейному полку ударить в шашки. Несколько гранат, попавших в турецкий полк, обратили его назад, и казаки, высланные из резерва, успели занять селение Гамза-Киряк, но положение сводного линейного полка было трудное, и он просил помощи против напиравших на него курдов. Генерал Багговут, сняв два орудия с позиции, быстро двинул их вперед, осыпал курдов картечью и на несколько минут остановил их; но курды вскоре произвели новый натиск, для отражения которого пришлось выдвинуть остальные два орудия с 4-м дивизионом драгун. 3-й их дивизион был оставлен на прежней важной для нас позиции, так как здесь проходила дорога через овраг, отделявший генерала Багговута от турок. Меткая и быстрая стрельба наших орудий расстроила толпы курдов, а дружный удар казаков в шашки опрокинул их с большим уроном, после чего действия курдов на нашем левом фланге ограничивались лишь безвредной джигитовкой. Между тем неприятельский кавалерийский полк, пользуясь временем, когда наша артиллерия была направлена против курдов, снова двинулся в атаку; он приближался уже к оврагу, когда орудия наши вернулись, по приказанию генерала Багговута, на прежнюю свою позицию и своим огнем вновь заставили турок отступить.
Генерал Багговут, управившись таким образом с неприятелем, в пять раз нас превосходившим, стал выжидать действий нашей [411] пехоты, и в тот решительный момент, когда батальоны гренадер пошли на приступ неприятельских батарей, т. е. около двух часов дня, он двинул драгун с артиллерией во фланг туркам; казакам же приказал обскакать с. Гамза-Киряк, сбить кавалерийский полк и с тыла ударить по турецкой пехоте.
Крутой каменистый овраг не остановил быстроты наступления, и кавалерия в карьер вынеслась на противоположный его берег. Сотник Кульгачев со взводом донской батареи опередил свою конницу и, прикрытый лишь личным конвоем князя Бебутова, подскакал к фланговому неприятельскому батальону не далее 50 саженей и осыпал его картечью. Третий дивизион драгун, под командой майора Петрова, ударил в шашки. Однако турецкий батальон, несмотря на быстроту и стремительность нашей атаки, успел перестроиться в каре с орудиями по углам и встретил драгун огнем. Передние ряды турок были сбиты, но задние с ожесточением отбивались штыками и стреляли в упор, уложив 80 наших храбрецов. Майор Петров, переменив свою поднятую на штыки лошадь, продолжал напирать на каре и, пробив его угол, захватил орудие. Подоспевший 4-й дивизион драгун поддержал своих товарищей, захватил, несмотря на продолжавшееся упорное сопротивление турок, второе орудие и довершил поражение флангового турецкого батальона.
Тем временем казаки опрокинули регулярный кавалерийский полк, отбили его знамя и заскакали в тыл правому флангу турок. Эти одновременные удары поколебали неприятеля; он дрогнул и обратился в бегство, причем казаки взяли 4 орудия. К чести турецкой артиллерии надо сказать, что она отличалась истинной неустрашимостью и самоотверженностью. Оставаясь после бегства пехоты без прикрытия, артиллеристы продолжали стрельбу и гибли на своих орудиях. Лафеты и тела почти всех отбитых орудий были облиты кровью их храброй прислуги. [412]
Когда эти описанные действия происходили на нашем левом фланге, неприятель продолжал в центре оказывать сильное сопротивление отряду генерала Кишинского. Здесь турки засели в сел. Угузлы, для овладения которым Кишинский двинул свои войска тремя колоннами. Средняя — из 2¾ батальона и 12 орудий⁶⁰ — направилась на селение с фронта, левая — из 3 рот и 4 орудий⁶¹ — в обход слева и правая — из 1 ½ батальона и 4 орудий⁶² — в обход справа.
Средняя и левая колонны быстро двигались вперед под прикрытием своих батарей и, несмотря на сильный огонь противника, ворвались на штыках в селение, откуда вытеснили неприятеля. Правая же колонна была встречена двумя турецкими батальонами и кавалерийским полком и оказалась в затруднительном положении; однако стойкость пехоты и саперов и искусное действие артиллерии этой колонны остановили напор многочисленного неприятеля, а дружный удар в штыки и здесь обратил его назад.
Вслед за этим весь отряд генерала Кишинского перешел в преследование бегущего неприятеля, переправился через овраг и построился на высотах противоположного берега речки Мавряк-чай; здесь отряд генерала Кишинского примкнул к правому флангу гренадерской бригады, которая стояла уже на месте взятых неприятельских батарей.
Во время боя на нашем фронте и левом фланге кавалерия нашего правого фланга под начальством командира нижегородских драгун князя Чавчавадзе выдерживала натиск несоразмерно превосходящих турецких сил, направленных в обход нашего правого фланга.
Верховья речки Мавряк-чай образуют к западу от с. Угузлы овраг, отделявший наш правый фланг от противника и без особого затруднения доступный для перехода кавалерии. Можно было, несмотря на волнистую местность, рассмотреть, что густые колонны регулярной турецкой кавалерии (два уланских полка) и 8 батальонов пехоты тянулись по дороге, которая шла вдоль упомянутого оврага и потом переходила на нашу сторону в расстоянии около версты выше с. Угузлы. Не было сомнения, что эта колонна направлялась в обход правого фланга князя Чавчавадзе. Толпы курдов, шедшие слева и впереди регулярных войск, приближались уже к тому месту, где дорога пересекала овраг.
Князь Чавчавадзе, сознавая всю опасность замыслов неприятеля, если бы ему удалось утвердиться на нашей стороне оврага, построил свой отряд в боевой порядок. 1-й и 5-й дивизионы нижегородских драгун стали в развернутом фронте, имея между собой четыре орудия донской № 7 батареи; в резерве стал 2-й дивизион драгун в колонне к атаке, а 2-й дивизион сборного линейного казачьего полка и сборная сотня милиции были направлены вправо от драгун для удержания курдов. [413]
Между казаками и курдами завязалась сильная перестрелка, а турецкий кавалерийский полк, расположенный в эскадронных колоннах в одну линию левее пехоты, рассыпал фланкеров и двинулся вперед на наших драгун.
В то же время 4 батальона неприятельской пехоты с 6 орудиями заняли позицию правее кавалерии и открыли по нашим войскам сильный огонь, а сзади первой линии показалось еще 4 батальона; курды же приняли влево и заняли скат горы Караял.
Князь Чавчавадзе, оставив казаков против курдов, выдвинул вперед 1-й дивизион драгун и взвод артиллерии, приказав 2-му дивизиону следовать за первым, а пикинерному с двумя орудиями наблюдать за пехотой.
После залпа двух конных орудий, подскакавших на ближний картечный выстрел к неприятельской кавалерии, первый дивизион драгун понесся на нее в атаку. Дружный удар в шашки остановил неприятеля, а когда на него ударил подоспевший 2-й дивизион, то турецкая кавалерия была в совершенном беспорядке опрокинута на свою пехоту. Неприятельские батальоны собирались ударить драгун во фланг, но на них был направлен пикинерный дивизион. Он опрокинул батальоны и заставил их отступить. Первая попытка неприятеля перейти через овраг была, таким образом, отбита, и князь Чавчавадзе отвел драгун на прежнюю позицию.
Едва наши драгуны успели остановиться, как турки снова перешли в наступление. Батальоны их выстроились в одну линию с орудиями в интервалах, а кавалерия выдвинулась вперед. Князь Чавчавадзе тотчас же повторил свою атаку, но, чтобы не допустить неприятеля охватить наши фланги, он построил все три дивизиона развернутым фронтом в одну линию с орудиями в интервалах. И в этот раз турецкая кавалерия не выдержала натиска драгун; несколько храбрейших турок дождались удара в шашки, прочие же в беспорядке бежали за свою пехоту. Пользуясь этим, драгуны атаковали пехоту и, несмотря на сильный ее огонь, расстроили несколько батальонов и захватили два орудия.
Чрезмерное превосходство противника не позволяло нижегородцам извлечь всех выгод из их блестящей атаки. Турки, несмотря на громадные потери, имели еще достаточно войск, чтобы с решимостью противодействовать нашим драгунам. Неприятельская кавалерия еще два раза пыталась перейти в наступление, но князь Чавчавадзе вновь водил драгун в атаку, пользуясь той минутой, когда турецкая кавалерия закрывала при движении вперед свою артиллерию, и успевал опрокидывать наступавшие на него массы. Последнее же усилие турок кончилось в третьем часу дня их бегством.
Описанный бой покрыл неувядаемой славой доблестных нижегородских драгун. В продолжение двух с половиной часов они [414] беспрерывно повторяли атаки превосходящего противника и каждый раз с полным успехом. Донская № 7 батарея также ни одной минуты не оставалась праздной. Выскакивая при наступлении наших войск вперед, она подготовляла расстройство неприятеля и быстро поспевала на угрожаемые пункты.
Было около половины третьего дня, когда наши войска двинулись вслед за разбитым на всех пунктах неприятелем, довершая его поражение. Кавалерия левого фланга была выслана вперед для преследования турок, бежавших по суботанской дороге; за нею следовали батальоны генерала Кишинского на Баш-Кадыклар, а гренадерская бригада — на Орта-Кадыклар. Кавалерия правого фланга, до крайности истощившая лошадей в беспрерывных атаках, была оставлена для прикрытия обоза и раненых.
Несколько пушечных выстрелов было достаточно, чтобы заставить неприятеля бросить свои два лагеря. С этой минуты отступление турецких войск обратилось в бегство по дороге на Каре; курды же и милиция вскоре совершенно разбежались в разные стороны, грабя по дороге своих.
Наши войска, прекратив преследование, поздним вечером были возвращены обратно и расположились лагерем близ источников речки Мавряк-чай. Не имея с собой в наступившую морозную ночь палаток, они нашли удобный приют под турецкими шатрами двух отбитых лагерей. Баш-Кадыкларское сражение продолжалось около трех часов, но ввиду многочисленности неприятеля, выгод его позиции и тех чрезвычайных усилий, которые потребовались от нашего малого отряда для одержания победы, потери князя Бебутова не могли не быть большими. Мы потеряли убитыми 9 офицеров и 308 нижних чинов и выбывшими из строя ранеными и контужеными 1 генерала, 48 офицеров и 928 нижних чинов. Неприятель оставил убитыми на поле сражения свыше 1500 человек, в том числе Ибрагима-пашу, 2 полковых и 5 батальонных командиров. Общая же потеря турок составляла до 8000 человек. [415]
В руки победителей досталось 24 орудия, 13 зарядных ящиков, знамя, 13 значков, много артиллерийских лошадей, ружей и французских штуцеров с прицелом на 1000 метров, а также два богатых лагеря. Добыча была так велика, что в течение трех дней успели перевезти на наш бивак только часть ее, а остальное пришлось уничтожить⁶³.
Турки в паническом страхе безостановочно бежали до самого Карса. Милиция, опередившая регулярные войска, прибыла в Карс первая и произвела на базаре общий грабеж без разбора национальностей. Курды не дошли до крепости, грабили своих же дорогой и рассеялись во все стороны по домам.
Так печально для турок кончилась встреча нашего десятитысячного отряда с 36 000-м корпусом Рейс-Ахмеда-паши, который в надежде на хорошее обучение своих войск и их многочисленность гордо говорил своим солдатам в начале боя: «Смотрите, какая горсть имеет дерзость идти на вас! Мы не будем бить этих неверных, а окружим их, разберем по рукам и отведем в Каре!».
Следует, однако, заметить, что нашими начальниками были отмечены положительные по сравнению с прежним временем качества турецких войск, которые в бою выказали большое мужество и хорошее обучение⁶⁴.
Лучшее впечатление производила турецкая артиллерия. Материальная часть ее была в большинстве английского изготовления, офицеры и прислуга исполняли свой долг выше всяких похвал, и большая часть их умирала на орудиях в то время, как пехота бросала свою артиллерию. Пехота была хорошо обучена строю и движениям, так что не верилось, что это молодое, недавно призванное под знамена войско; но в открытом бою она не всегда была достаточно стойкой. Кавалерия, несмотря на хороший конский состав и хорошую езду, также не отличалась стойкостью, и наши драгуны ее легко опрокидывали.
Неудача, однако, быстро привела турецкий корпус в расстройство. Прибывшие в Каре остатки этого корпуса тщетно приводились в порядок иностранными офицерами (Кмети, Гюйон и другие), но трудно было что-либо сделать с этой деморализованной поражением толпой. Недостаток в продовольствии, благодаря злоупотреблениям интендантства, невыдача содержания и плохо организованная санитарная служба — все это были причины, которые также содействовали полному расстройству армии.
Для подкрепления Карсского корпуса туда притянули 2000 кавалерии из Эрзерума и 10 000 человек из Ардагана, выдвинув к этому последнему пункту из Эрзерума отряд Сари-паши в 6000 человек при 16 орудиях.
К зиме в Карее находилось всего 25 тысяч при 30 орудиях⁶⁵, в Ардагане 5—6 тысяч и в Баязете столько же при 7—8 тысячах [416] курдов. Этот последний отряд первоначально предполагал начать наступление на Эривань, но, узнав о поражении главного корпуса, отказался от активных действий. Войска в Гурии оставались в прежнем составе, а резерв в Эрзеруме уменьшился до 7 батальонов и 12 осадных орудий.
Наш отряд 23 ноября вернулся в Александрополь и расположился там на зимние квартиры. Ближайшим следствием победы князя Бебутова было увеличение нашего влияния на пограничное население. Жители Баш-Шурагельского санджака добровольно вернули наших пленных и отбитый в разное время скот, прося принять их в русское подданство⁶⁶.
Известие о победе князя Бебутова было получено в Петербурге 5 декабря и на следующий день было отпраздновано торжественным выходом и молебствием. Нечего и говорить о том радостном впечатлении, которое победа эта произвела на императора Николая, гордого выдающимся геройским подвигом своих войск. Князь Бебутов получил орден Св. Георгия 2-й степени, генералы Багговут, князь Багратион и князь Чавчавадзе — ордена Св. Георгия 3-й степени; остальные участники также получили многочисленные награды, нижние же чины по 10 знаков отличия на роту, батарею и дивизион и по 2 рубля на человека⁶⁷.
Баш-Кадыкларская победа обеспечивала Александропольскому отряду спокойную зиму, но положение на обоих наших флангах, в Гурийском и Эриванском отрядах, оставалось еще невыясненным. С обеих сторон приходили донесения об усилении турецких войск, и во всякое время можно было ожидать их перехода в наступление.
Гурийский отряд получил, как уже известно, подкрепление из Ахалцыха, а усиление Эриванского отряда было возложено на князя Бебутова. С этой целью были выделены под начальством генерала Кишинского 3 ½ батальона, 4 орудия и 4 сотни из Александрополя и Ахалкалаки, с которыми он должен был усилить Эриванский отряд и, вступив в командование этим отрядом, очистить наши пределы от неприятельских партий. По окончании возложенного на него поручения генерал Кишинский должен был возвратиться со своим отрядом в Александрополь, конвоируя из Эривани осадную артиллерию, необходимую для предположенного на следующий год движения к Карсу.

У крепости Ахалкалаки до прибытия на Кавказ 13-й пехотной дивизии не было самостоятельного отряда, а войска, прикрывавшие эту крепость и расположенные у с. Орловка, подчинялись полковнику Шликевичу, начальнику всех войск, расположенных в Ахалцыхском уезде. С прибытием же 13-й дивизии [417] явилась возможность обратить внимание и на этот пункт, имевший значение как связывающий Ахалцых с Александрополем и как прикрывающий путь из Ардагана через Ахалкалаки и Орловку на Цалку и Тифлис.
Первоначально предполагалось направить на Ахалкалакский участок три батальона Белостокского полка, а полковник Шликевич должен был с 1¼ батальона Мингрельского полка, 6 орудиями и 3 ½ сотни милиции перейти в Орловку; расположенные же там 2 батальона Эриванского и Тифлисского полков и 6 орудий надлежало отправить в Александрополь. Но полковнику Шликевичу было, ввиду сбора турецких войск у Ардагана и появления в Ардаганском участке больших партий курдов, приказано оставаться до прибытия белостокских батальонов у Ахалкалак и принять под свое личное начальство все там сосредоточенные войска⁶⁸.
В конце октября здесь было получено донесение о появлении на самой границе турецкого отряда силой в 2000 человек при 6 орудиях. Произведенная для проверки этого донесения рекогносцировка выяснила, что на границе появились лишь значительные массы курдов, а регулярные турецкие войска в количестве 4000 человек при 6 орудиях продолжают оставаться в Ардагане. Поэтому отряд полковника Шликевича оставался расположенным у Ахалкалак, имея 9 рот с двумя орудиями, раскинутыми по духоборским селениям, и две сотни милиции, высланными для наблюдения за границей к с. Сульда.
Вскоре, однако, турецкие конные партии стали проникать в наши пределы и производить грабежи в пограничных селениях. 29 октября отряд турок, около 1000 человек, начал сосредоточиваться против сел. Керзак. Находившийся в этом пункте начальник штаба отряда подполковник Циммерман сделал распоряжение о спешном сосредоточении к этому пункту от Ахалкалак и Богдановки 1½ батальона и 4 горных орудий. Войска эти выступили с пунктов квартирования на рассвете 30 октября и могли прибыть к месту назначения не ранее 4 часов дня. Тем временем турки успели ограбить Керзак, который только к вечеру был вновь занят подполковником Циммерманом с подошедшими подкреплениями. Одновременно неприятель сжег беззащитный Хозанинский карантин⁶⁹. [418]
31 октября 3-й батальон Белостокского полка получил приказание двинуться из Керзака в Александрополь. Турки воспользовались уменьшением наших сил, атаковали в числе 2000 человек Керзак, заняли его, а ночью произвели нападение и на сел. Орловка. Эти нападения при невозможности противодействия им вызвали распоряжение о выселении жителей под защиту наших отрядов на Цалку. Впрочем, нападение на Орловку было отбито направившимся туда с пути 3-м батальоном Белостокского полка, который ввиду утомления и оставленного при быстрых передвижениях обоза не мог немедленно продолжать движения к Александрополю. Тяжелое положение Ахалкалак и появление турецких скопищ на сообщениях этого пункта с Ахалцыхом и Александрополем заставили князя Бебутова временно приостановить движение части войск Ахалкалакского отряда к Александрополю.
Это дало возможность и здесь нам перейти к активным операциям.
3 ноября подполковник Циммерман выступил с 13-й ротой Мингрельского полка и 160 казаками из Ахалкалак к с. Оны, надеясь захватить в нем турок врасплох, но и неприятель выступил к нам навстречу.
В произошедшем столкновении успех оказался на нашей стороне благодаря подошедшим на помощь двум ротам Белостокского полка с двумя горными орудиями, и турки были опрокинуты на Керзак. 11 ноября также произошло удачное дело наших двух конных дружин с турками у с. Курдадема, кончившееся отступлением турок⁷⁰. К 14 ноября мы сосредоточили к Хертвикскому ущелью отряд силой в 3 сборных батальона и 3 сотни, что заставило турок очистить с. Хертвик и отойти к границе.
Эти мелкие успехи дали возможность новому начальнику Ахалкалакского отряда князю Орбелиани 3-му 21 ноября выступить из Ахалкалак по направлению к границе с целью вытеснить из наших пределов турецкие отряды⁷¹. После ночлега в с. Оны он разделил свой отряд на две колонны, направив одну на Сульду, а другую на Керзак. Это движение заставило турецкие войска очистить нашу границу и отойти к Ардагану. Население пограничных Чалдырского и Ардаганского санджаков явилось к начальнику отряда с просьбой пощады и с обещанием полной покорности в случае занятия нами Ардагана. Однако такое предприятие являлось с нашей стороны невыполнимым. Даже в случае захвата незначительным отрядом князя Орбелиани Ардагана ему невозможно было бы зимовать в этом пункте, менее удаленном от Карса, чем от Ахалкалак, и пути сообщения с которым были к тому же крайне плохи; поэтому 24 ноября князь Орбелиани вернулся в Ахалкалаки, расположив свой отряд в окрестностях этого города. [419]
В конце ноября князь Бебутов сделал новое распределение войск, чтобы более сосредоточить части, по необходимости до этого времени разрозненные. В Ахалкалакский отряд назначались, под начальством князя Багратиона-Мухранского три батальона Эриванского полка с 4 орудиями, а два батальона Белостокского полка с 4 орудиями должны были направиться в Ацхур и войти в состав Ахалцыхского отряда. Части же Тифлисского и Мингрельского полков, входившие в состав Ахалкалакского отряда, перемещались в Эриванский отряд.
Князь Воронцов при общей слабости наших сил на Кавказе до прибытия туда 13-й пехотной дивизии главное внимание обращал на прикрытие границы в важнейшем направлении со стороны Карса и Батума. Для обеспечения же Эриванской губернии со стороны Баязета и Кагызмана мог быть уделен лишь один батальон⁷² при двух орудиях кроме казачьих постов кордонной линии и грузинского линейного батальона, занимавшего Эриванскую крепость.
Казачьи посты Сурмалинского участка должны были в случае наступления турок сосредоточиваться к постам Аргуджинскому и Каравансарайскому; ближайшей поддержкой им могли служить три сотни милиции у д. Паузкун, а общим резервом — отряд из 5 рот, 2 орудий, 200 казаков и 1400 милиционеров, расположенный в Оргове. С такими силами представлялось невозможным удерживать неприятеля на всем протяжении Сурмалинского участка нашей границы, почему и было сделано распоряжение вывести при известии о наступлении турок чиновников и все казенное имущество из Кульп, Аралыка и Орговского карантина в Эривань⁷³.
Уже 10 октября приступили к сбору постов, так как, по донесениям лазутчиков, турки предполагали в скором времени вторгнуться в числе 10 000 человек при 8 орудиях (в действительности там было не более 6000 человек, под начальством Селима-паши) из Баязета в наши пределы в двух колоннах через Оргов и Каравансарай. Если бы эти слухи оправдались, то положение Орговского отряда, выдвинутого к самой границе, являлось бы очень опасным. К тому же местное татарское население явно показывало сочувствие туркам, а армянское население отличалось трусостью, и набранная из него милиция заявляла о нежелании драться в том случае, если Орговский отряд не будет усилен пехотой. На местных курдов, в общем пока еще спокойных, также трудно было рассчитывать при первых, хотя бы и незначительных, успехах турок. Ввиду этого начальнику передовых постов полковнику Хрещатицкому было приказано в случае явной «тщательно проверенной» опасности отходить не далее р. Аракса, прикрывая выселение туда же из пограничных деревень армянских семей.
Около 20 октября передовые турецкие части одновременно появились со стороны Баязета у Оргова и со стороны Кагызмана у [420] Кульп. Ввиду слухов, что это движение предпринято неприятелем с целью овладения Эчмодзианским монастырем, Эриванский отряд, усиленный двумя ротами и двумя орудиями, был переведен к Эчмодзиану. Известие это до того встревожило князя Воронцова, что, несмотря на нежелание ослаблять Александропольский отряд, он приказал двинуть оттуда на выручку Эчмодзиана часть сил. Впрочем, войска эти, пройдя два перехода, вернулись назад, так как турецкие отряды вновь отступили к Кульпам и Оргову.
28 октября Эриванский отряд силой в 3 ½ батальона, 10 орудий, 4 сотни казаков и 16 сотен милиции выступил под начальством полковника Колюбакина из Эчмодзиана к Араксу. Полковник Колюбакин 31-го числа отправил для выяснения сил неприятеля, появившегося со стороны Кульпы, отряд силой в 2 роты, сотню казаков и 5 сотен милиции в сел. Араб-Керли с приказанием, в случае наступления превосходящих неприятельских сил, отходить к Амарату. В то же время полковник Хрещатицкий должен был с 3 сотнями произвести рекогносцировку от сел. Игдырь к Оргову. Впереди Амарата в резерве оставались 4 роты при 4 орудиях и в самом селении 2 батальона и 6 орудий.
От разбитой перед Кульпами партии курдов удалось узнать, что с этой стороны оперирует лишь незначительная партия в 800 человек, отделившаяся от отряда из Баш-Шурагеля, действовавшего против Александрополя, и что других сил с этой стороны у турок не было. Поэтому полковник Колюбакин оставил свою конницу на правом берегу Аракса, а с пехотой и артиллерией стал у Сардар-Абада, чтобы следовать затем к Эчмодзиану⁷⁴.
10 ноября турки вновь перешли в наступление со стороны Оргова и начали грабить окрестные селения. Высланному из Сардар-Абада к Игдырю конному отряду полковника Хрещатицкого, поддержанному 2 батальонами и 2 орудиями, не удалось уже завладеть Игдырем ввиду занятия его превосходящими силами турок, но удачным боем перед этим селением он способствовал переселению за Араке армянского населения. [421]
О турецких силах, сосредоточенных у с. Игдыря и в Кульпах, у нас были настолько преувеличенные сведения, что эриванский губернатор генерал Назаров стал спешно готовиться к серьезной обороне Эривани. Вместе с тем после Баш-Кадыкларского боя и генерал Бебутов решил усилить Эриванский отряд, направив туда генерала Кишинского с 3 72 батальона, 4 орудиями и 4 сотнями. Генерал Кишинский должен был перейти на правый берег Аракса, очистить Сурмалинский участок от неприятеля и, присоединив к себе батальон Гренадерского великого князя Константина Николаевича полка, вернуться в Александрополь с осадным парком, направляемым туда из Эривани.
Хотя в конце ноября выяснилось, что силы турок у Игдыря и Кульп оказались в действительности не более 4 тысяч и после Баш-Кадыкларского боя они спешно очистили Сурмалинский участок и отступили к Баязету, назначение генерала Кишинского не было отменено. Исполнив свою задачу, он в начале декабря вернулся в Александрополь, а Эриванский отряд расположился по квартирам следующим образом: батальон, 2 орудия и сотня в Кульпах, такой же силы отряды в Араб-Керли и Амарате и остальные 6 рот при орудиях были оставлены в Эчмодзиане⁷⁵.
Говоря об Эриванском отряде, следует добавить несколько слов о том положении, которое в начале кампании заняла Персия.
Когда в октябре начались среди турецких курдов враждебные нам волнения и наследники умершего Сеид-шаха, находившегося в дружеских сношениях с Шамилем, объявили фесехад (религиозный поход) в наши пределы, это враждебное настроение перешло и за границу Персии, населенной курдами. Брат Сеид-шаха Шейх-Салек, который проживал в Персии, в Бердассуре, являлся главным агитатором среди курдов, почему наше правительство потребовало от шаха удаления Шейх-Салека и удержания курдов.
Персидское правительство хотя и принимало ряд мер, но действия его были нерешительны и тем как бы поощряли курдов. Причину к этому следует искать главным образом в деятельной агитации турецких и в особенности английских агентов. Персидский шах пребывал в нерешительности; с одной стороны, он находился под влиянием агитации англичан, с другой же — он не хотел упустить возможности поживиться за счет турок в случае нашей удачи. Поэтому он не решался принять энергичных мер против своих курдов и даже против вторжения через Персию в наши пределы турецких орд, но в то же время не препятствовал и нам производить в большом количестве в Персии закупки муки для Александропольского отряда.
Однако в начале ноября шах обратился к императору Николаю с предложением наступательного союза, причем он обязывался выставить на границе с Турцией в Хое отдельный корпус [422] в 60000 человек, который должен был бы действовать вместе с корпусом князя Бебутова. Государь был очень обрадован этой вестью. «Слава Богу, — пометил он на донесении князя Воронцова, — хотя мало действительной помощи, но все же оттянет часть турок»⁷⁶.
Для руководства действиями персидского корпуса была отправлена из Тифлиса особая миссия во главе с генералом Санковским, которая должна была поддерживать связь с князем Бебутовым, сообщать персидскому главнокомандующему те сведения, которые князь Бебутов признает необходимыми, и руководить действиями персидской армии, насколько это будет признано желательным персидским правительством⁷⁷.
Шах, действительно, отдал приказ о сборе войск и назначил главнокомандующим Азис-хана, но дело подвигалось медленно. В середине ноября в Хое было лишь 5 слабых полков тысячного состава при 12 орудиях, к следованию туда готовилось 6 полков и в Айбеджане предполагалось набрать еще 10 полков; артиллерия же должна была быть усилена еще 38 орудиями.
Все эти распоряжения еще не были приведены в исполнение, как совершенно неожиданно шах предъявил нам как непременное условие его союза требование значительной денежной субсидии и гарантий. Вместе с этим персидское правительство продолжало потворствовать агитации турок среди персидских курдов и не препятствовало туркам делать в Персии значительные закупки всех продовольственных запасов.
Император Николай был очень недоволен такой двусмысленной политикой шаха. Генерал Санковский получил приказание оставаться на границе впредь до особого распоряжения, а нашему посланнику в Тегеране было предложено передать шаху, что государь отказывается от всякого союза с Персией, а тем более от предлагаемого ею нравственного содействия, и ограничивается лишь требованием полного ее нейтралитета⁷⁸.
Князь Бебутов, как уже было сказано, воспользовался успехами Ахалцыхского отряда, чтобы в середине ноября усилить Гурийский отряд, за который он в то время наиболее опасался. На границе Гурии, действительно, стоял корпус турецких войск, одержавший успех, хоть и незначительный, у поста Св. Николая. Корпус этот насчитывал в своих рядах свыше 20 тыс. человек, лучше других снабженных, так как имел по берегу и морем удобное сообщение с Батумом, который служил для него базой.
Князь Гагарин против этих сил имел в Озургетах и его окрестностях всего 5 ½ батальона полевых войск, ¾ линейного батальона, 12 орудий и 14½ сотни милиции⁷⁹; гарнизон Поти состоял из ¾ Грузинского линейного батальона и сотни Самурской милиции, в Редут-Кале стояли рота Черноморского линейного № 12 батальона и [423] сотня Самурской милиции, и на постах по границе были распределены 2 сотни казаков и 18 сотен милиции. В Кутаисе оставалось только 2 роты Брестского пехотного полка.
Всего же в Гурии было 8 батальонов, 12 орудий, 2 сотни казаков и 34 ½ сотни милиции численностью в 6237 нижних чинов и 3850 милиционеров.
Вторжение турок в Ахалцыхский район вынудило князя Гагарина отделить часть сил для обеспечения своего левого фланга. С этой целью проходы в Сурам и Вахан, а также ущелья Зекарское и Ханское, идущие из Абас-Тумана и Ахалцыха, были заняты милицией, а в резерве у с. Богдад была поставлена рота Брестского полка, выдвинутая из Кутаиса. Вместе с тем ввиду возможности действия турок со стороны моря были перевезены запасы продовольствия из Поти и Редут-Кале к пристани на Рионе, у Чапан, который оборонялся ротой усиленного состава. За Поти князь Гагарин не опасался, считая, что расположенного там гарнизона и 5 орудий достаточно для противодействия высадке турок, но Редут-Кале признавался им без содействия флота совершенно беззащитным.
Гурийский отряд, стоя лицом к лицу с авангардом турецкого корпуса, должен был оставаться в постоянной готовности к бою, и редкий день проходил там без стычек на границе. 5 ноября турецкий отряд силой в 2000 человек при 2 орудиях напал на кочермах, вооруженных фальконетами, на устье р. Сепи и окружил расположенную там сотню мингрельской милиции, но сотня эта, подкрепленная дружиной князя Гуриели, отбила нападение и обратила турок в бегство. 7 ноября отряд в 3000 человек, напав на Чолокский пост, хотел вторгнуться в наши пределы на Лихаур, но был отбит милицией, которая преследовала турок на 6 верст по ту сторону границы. Также неудачны были и остальные нападения неприятеля на наши посты, почти непрерывно производимые в первой половине ноября.
По собранным сведениям, войска корпуса Селима-паши были к середине ноября расположены следующим образом: около 7000 человек в укрепленных позициях близ р. Чолок, имея в резерве [424] у Чурук-су 7000 человек с 13 полевыми и 20 крепостными орудиями под начальством самого Селима-паши. В Николаевске и его окрестностях находилось 8000 человек при 9 орудиях и, кроме того, часть сил занимали Батум (при 50 орудиях) и Цихидзири (при 15 орудиях). В Батуме собирались кочермы и ожидались военные суда для перевозки, по слухам, десанта к Поти, Редут-Кале и Сухуму одновременно с наступлением корпуса от Николаевска и Чурук-су к Озургетам. На это намерение неприятеля указывали также усилившиеся сношения турецкого флота с горцами, выгрузка 6 ноября на берег збыхов 200 пудов пороха и орудий⁸⁰ и обещание о прибытии туда не позже как через две недели турецкого отряда.
Появление в наших водах неприятельского флота вынудило адмирала Серебрякова снять с крейсерства мелкие суда и оставить для этой цели лишь 4 фрегата и 1 корвет, что затрудняло связь с фортами береговой линии, и положение их становилось опасно. Черноморскому побережью угрожала в это время и другая беда — появление холеры в Геленджике, но, к счастью, эпидемия скоро прекратилась, не распространившись на другие пункты⁸¹.
Князь Гагарин признавал лучшим способом защиты Гурии переход в наступление с целью занятия Кобулет и поэтому вновь вошел в переговоры с адмиралом Серебряковым относительно плана совместных действий против Чурук-су. Но предварительно надо было выждать прибытия обещанных подкреплений, так как силы Гурийского отряда были недостаточны для атаки хорошо укрепленных позиций турок, в особенности при том условии, что адмирал Серебряков мог содействовать операции лишь огнем артиллерии своей эскадры, не имея возможности для производства десанта удалять войска с береговой линии⁸².
Вообще адмирал Серебряков на наступление к Чурук-су смотрел с несколько иной точки зрения, чем князь Гагарин. Он полагал, что движение к этому пункту в соединенных силах может иметь весьма серьезные последствия, но для этого необходимы быстрота, решительность и достаточные силы. При таких условиях турки, занимавшие пост Св. Николая, не поспели бы на помощь к Чурук-су, а занятие нами этого пункта повлекло бы и немедленное падение поста Св. Николая. Неудачная же атака нами Чурук-су могла бы повлечь за собой очень вредные для нас последствия: совершенный упадок духа в милиции, большие потери при отступлении и наступление турок из поста Св. Николая на Озургеты, в тыл нашему отряду. Адмирал Серебряков предупреждал князя Гагарина, что задуманную операцию против Чурук-су надо базировать исключительно на сухопутные войска, не надеясь на внушительную помощь со стороны флота. Эскадра, крейсировавшая у восточных берегов Черного моря, при незначительном своем [425] размере имела задачей охранять все побережье, и, удаляясь на юг, она открывала доступ неприятелю к важным для нас северным пунктам побережья. Кроме того, помощь флота находилась в большой зависимости от погоды, и, наконец, адмирал полагал, что в борьбе с береговыми батареями суда всегда находятся в более невыгодном положении, а потому и применять их для этой цели надо с большой осторожностью.
Обещая, впрочем, возможное со стороны содействие, адмирал Серебряков держался иного, чем князь Гагарин, мнения о предполагаемых действиях и силах турок. Он считал, что доставленные сведения о силе Батумского корпуса очень преувеличены, и останавливался на трех возможных предположениях о силах и намерениях неприятеля. Судя по большой заботливости по укреплению неприятелем своих позиций, Серебряков считал возможным, что силы турок были слабее наших, и тогда Селим-паша мог бы напасть на нас при удобном случае, как, например, при раздроблении наших сил. Второе предположение состояло в намерении неприятеля подаваться вперед вдоль берега, под защитой и при содействии флота, чтобы утвердиться в Поти и потом двигаться к следующим береговым пунктам, укреплять их и обеспечивать себе тыл порчей береговой дороги. Возможно также, что турки выжидали, оставаясь на занимаемых ими позициях, нашего наступления на Чурук-су, чтобы ударить от поста Св. Николая на наш правый фланг и тыл.
Адмирал Серебряков считал наиболее вероятным второй способ действий, т. е. наступление вдоль береговой дороги, а поэтому полагал необходимым сильно укрепить Поти, так как падение этого пункта повлекло бы за собой падение Редут-Кале, восстание Абхазии и присоединение к туркам горцев Магомет-Аминя. При таких условиях тыл Гурийского отряда оказался бы в руках противника и его положение могло стать критическим.
Князь Гагарин принимал, в ожидании подкреплений, меры к обеспечению своего отряда продовольствием на зимний период. К 1 ноября в магазинах Гурии и Имеретии состояло всего 8400 четв. муки, 511 четв. круп, 2145 четв. сухарей, что составляло лишь [426] четырехмесячную пропорцию, а между тем местные запасы были сильно истощены прохождением через Гурию 13-й пехотной дивизии. Это обстоятельство сильно тревожило начальника отряда, который просил независимо от предназначенных ему из Сухума 3500 четв. муки доставить столько же из внутренних магазинов края. Не хватало в отряде также перевозочных средств, которые составляли только треть месячного довольствия, и князь Гагарин просил о доставке ему добавочного транспорта.
Для Гурийского отряда ноябрь был самым критическим, но победы князя Андронникова и князя Бебутова облегчили его положение⁸³. Они не только отразились самым неблагоприятным образом на моральном состоянии корпуса Селима-паши, но и дали возможность подкрепить отряд 3 V батальона и 3 сотнями⁸⁴. Кроме того, 2 батальона Белостокского полка, входившие в состав Ахалцыхского отряда, должны были расположиться в Ацхуре, откуда они могли поддерживать и Гурийский отряд. Наконец, синопский бой уменьшал опасение за Гурию и за все побережье наше со стороны моря.
Эти благоприятные обстоятельства воскресили надежды князя Гагарина на переход в наступление. Желание отряда, и в особенности пылкой милиции, тяготившейся продолжительным бездействием, разделить лавры своих более счастливых товарищей вполне понятно. Князь Гагарин во всех своих письмах к князю Воронцову просил разрешения перейти границу с целью оттеснить турок из Чурук-су и, таким образом, обеспечить зимнее расположение своего отряда⁸⁵.
Действительно, казалось бы, что и Гурийскому отряду возможно было теперь приступить к более энергичным действиям. Князь Меншиков, который раньше высказывался за невозможность наступления со стороны Гурии⁸⁶, стал после Ахалцыхского и Баш-Кадыкларского сражений упрекать князя Гагарина в бездействии и «в недостатке священного огня и способностей, необходимых для войны»⁸⁷. Но иначе смотрел на это дело князь Воронцов⁸⁸, который считал наступательные действия с Гурийской линии в то время не только напрасными, но и могущими иметь дурные последствия.
Своей главной заботой с самого начала открытия военных действий князь Воронцов считал защиту всего края. К концу ноября опасное положение оставалось только в Гурии, почему наместник и отправил туда подкрепление, имея исключительной целью обеспечить себя на этом фланге и образовать резервы в Поти и Редут-Кале на случай высадки турок в то время, когда бурная погода не позволила бы нашему флоту прийти на помощь из Сухума. Князь Воронцов никоим образом не желал рисковать нападением на приморские пункты, защищенные сильными отрядами, и [427] которые мы не можем удержать за собой из-за близкого соседства Батума. Он полагал возможным взять без особого труда обратно пост Св. Николая, но считал, что не в силах удержать его в своих руках без постоянной помощи с моря и без занятия Чурук-су. Гурийский отряд, по словам наместника, находился в очень сильном оборонительном положении, составляя резерв для Абхазии. При удалении же этого отряда вглубь неприятельской страны турки могли угрожать Абхазии с моря, а Магомет-Амин с сухого пути, и, следовательно, мог возгореться опасный для нас вопрос о Черноморской береговой линии. Князь Воронцов полагал, что занятие поста Св. Николая и Чурук-су было бы полезно лишь в том случае, если бы решено было занять и Батум, для чего потребовалось бы участие и значительной части Черноморского флота. Но вопрос об атаке Батума не входил в сферу самостоятельных решений наместника.
Император Николай, которого победы под Ахалцыхом и Баш-Кадыкларом заставили еще более, чем прежде, желать перехода Кавказской армии в наступление, согласился с доводами князя Воронцова, и наступление Гурийского отряда не состоялось.
11 декабря адмирал Серебряков, не зная еще о последовавшем запрещении князя Воронцова атаковать Чурук-су, прибыл со своей эскадрой в Сухум-Кале. Под флагом его находилось 5 пароходов и 5 фрегатов, так как князь Меншиков усилил в целях поддержки наступления князя Гагарина эскадру Серебрякова пароходо-фрегатами «Крым», «Херсонес» и «Одесса» под флагом контр-адмирала Панфилова.
Узнав в Сухум-Кале об отмене операций Гурийского отряда, эскадра Серебрякова направилась для рекогносцировки Анатолийского побережья, имея целью возбудить у турок опасения за Батум и тем удержать их от морских предприятий к нашим берегам⁸⁹.
16 декабря эскадра вышла из Сухума и 18-го прошла от Николаевска до Ризо. Погода благоприятствовала парусным судам, которые все время держались на виду пароходов. Из Чурук-су турки открыли по эскадре частую, но совершенно безрезультатную пальбу залпами, на которую наши суда также отвечали и произвели в городе пожар. В Батуме приближение нашей эскадры произвело смятение, и войска выстроились на берегу, ожидая нападения; в других пунктах, также на берегу, были видны войска и масса зрителей. От Ризо пароходы адмирала Панфилова направились прямо в Севастополь, а эскадра Серебрякова 19-го утром вернулась в Сухум. Рекогносцировка выяснила, что вблизи Анатолийских берегов турецкого флота не было, а имелось лишь по 10 кочерм в Батуме и у Чурук-су, а также можно было разглядеть, что у этого последнего пункта имелось на берегу три редута, а в Батуме — хорошо вооруженные редут и береговая батарея. [428]
В Гурийском отряде в течение декабря действия ограничивались лишь незначительными стычками, причем нападение турецких банд с успехом отбивалось нашими милиционерами .
Корпус Селима-паши, несмотря на болезни и дезертирство, все же насчитывал в своих рядах свыше 9000 регулярной пехоты при 20 орудиях и 8000 милиционеров. Почти что все силы этого корпуса были сосредоточены в районе Николаевска — Чурук-су с незначительными резервами в Батуме и Цихиндзирах. Селим-паша старался ободрить свои войска обещанием поддержки англо-французского флота и скорого перехода в наступление, но в действительности он готовился к обороне, на что указывала порча им только что турками же исправленных дорог к нашей границе и укрепление всех позиций до Батума включительно.
В таком оборонительном для обеих сторон положении застало Гурийский отряд известие о действительном появлении союзного флота в Черном море с целью «оберегать турецкую территорию и флаг от всякого нападения или враждебного действия».
Князь Меншиков и после этого известия все еще продолжал настаивать на необходимости перехода Гурийского отряда в наступление, хотя бы с целью сделать «наперекор англичанам»⁹¹, но князь Воронцов не только не помышлял о наступательных предприятиях по берегу моря, невозможных без содействия флота, а признавал наше положение на всем побережье Черного моря критическим. И это тем более, что князь Меншиков настаивал на прибытии в Севастополь крейсировавшей у восточных берегов эскадры, что лишало побережье последнего средства защиты.
Об обороне Кавказского побережья против соединенного флота, конечно, нельзя было и думать, но следовало позаботиться о спасении многочисленных гарнизонов береговой линии и их семейств. Если укрепления северной части побережья могли надеяться на отступление к Новороссийску, а южной — на Гурийский отряд, то в совершенно ином положении находились укрепления средней его части. Гарнизоны их, атакованные с моря, к которому они с другой стороны были бы прижаты горцами, и без [429] пути отступления, неминуемо должны были погибнуть. Единственно, что оставалось, это очистить все побережье от мелких гарнизонов, срыв предварительно укрепления и испортив орудия, но и этой операции нельзя было сделать без флота.
По мнению адмирала Серебрякова, необходимо было начать с эвакуации укреплений Новотроицкого, Тенгинского, Вельяминовского, Лазаревского, Головинского, Навагинского и Св. Духа, из которых последние пять, хотя и каменной постройки, но не могли выдержать огня артиллерии. Геленджик имел путь отступления лишь в случае удержания нами Новороссийска, но и то по береговой дороге, обстреливаемой с моря; переход же слабого (2 батальона) гарнизона этого укрепления через горы прямо в Черноморье являлся невозможным. Тем не менее Геленджик желательно было сохранить, чтобы не дать неприятельскому флоту базироваться в нем для действий против Новороссийска и Крыма. В свою очередь в отношении защиты последнего необходимо было сохранить Новороссийск, что не представляло затруднений, так как он имел путь отступления на Анапу.
Что касается фортов от Абхазии и к югу, то вопрос об очищении их находился в зависимости от того положения, которое примет в отношении нас местное население. Но так как на верность Абхазии рассчитывать в случае вторжения турок и их союзников было нельзя, то приходилось отказаться от сохранения и этих фортов. Мера эта являлась для нас крайне невыгодной, так как без сопротивления отдавала во власть союзников всю Абхазию и открывала им связь с горцами. Особенно в этом отношении чувствительным для нас являлось бы очищение укрепления Гагры, которое закрывало дефиле с единственным удобным путем из Абхазии в горы, но и Гагры были слишком слабы для борьбы против флота, а удержание их могло лишь отдалить, но не предотвратить потерю Абхазии.
Наиболее важным пунктом этой части побережья являлся Сухум, так как потеря его давала бы хорошую бухту для зимовки неприятельского флота. Между тем Сухум был очень слабо защищен. В старой, турецкой постройки, крепостице два бастиона со стороны моря обвалились, и над их брешами были построены деревянные срубы для прикрытия орудий; город же и гора, занимаемые гарнизоном, не были ничем защищены с суши. Бухта оборонялась лишь 12 орудиями малого калибра, поставленными в крепости и на земляных батареях в устье р. Беслети. Единственным средством для удержания Сухума мог бы служить лишь достаточно сильный гарнизон, для чего и могли быть обращены гарнизоны очищенных укреплений береговой линии.
В том случае, если бы снятие фортов было решено, адмирал Серебряков считал необходимым приступить к нему не поодиночке, [430] а по несколько фортов сразу, чтобы не дать горцам времени приготовиться к нападению, а также не откладывать этой операции, которой в случае разрыва с западными державами могли помешать их флоты⁹².
Мнение адмирала Серебрякова разделялось и князем Меншиковым, который, однако, признавал трудным удержать Сухум и вместо него указывал на Редут-Кале или Поти, как на базу и пункт сосредоточения подвижного резерва⁹³.
Князь Воронцов с нетерпением ожидал разрешения государя для приведения в исполнение такой крайней меры, а пока не решался отпустить в Севастополь крейсирующую эскадру, которая ему была необходима для этой цели.
Зима 1853/54 года прошла спокойно для войск Кавказского корпуса. Турецкие отряды, оттесненные от границы, не решались уже тревожить ее своими нападениями, а устрашенное нашими победами пограничное население искало дружбы с нами. И только на Кавказской линии продолжались начатые еще осенью действия против горцев.
На правом фланге в Тенгинском был собран 20 октября отряд (в составе 3 сборных батальонов, 20 сотен, 12 пеших и 6 конных орудий, общей силой около 7000 человек), который должен был отвлекать горцев, находившихся между реками Лабой и Белой, от содействия шапсугам против войск Черноморья. 21 октября отряд этот перешел в Белореченское, где усилился еще одним батальоном, и, переночевав 22 числа на р. Пшиш, на следующий день двинулся вверх по реке⁹⁴. В 12 верстах войска наши обнаружили завалы, занятые горцами и сильно укрепленные земляным банкетом и рвом. Артиллерийский огонь вынудил горцев отступить, и отряд продолжал движение к лесистой балке Аджой. Балка эта, занятая горцами, была атакована главными силами с фронта и 6 сотнями с левого фланга, после чего находившийся там аул Хуаджи-Хобль был нами взят. Тогда началось обратное движение отряда под напором горцев, причем потери наши доходили до 80 человек.
27 октября был предпринят новый поиск вверх по Белой, после чего отряд разбился на мелкие партии, в 3—4 роты каждая, для рубки просеки между Большой и Малой Лабой.
Со стороны Владикавказского округа более значительные действия были предприняты в декабре с целью обеспечения Военно-Грузинской дороги очищением ущелий Нетхая и Шалаши от непокорных горцев, главными гнездами которых являлись аулы Аз-ерзау и Соль-ерзау в 8—12 верстах от Бумутского укрепления⁹⁵. С покорением их явилась возможность заселить мирными жителями долины рек Прутона и Фортанчи. Наши наступательные действия здесь были важны и в том отношении, что давали возможность показать горцам, что война с Турцией не ослабила нас на линии. [431]

Схема №26. Движение отряда к непокорным адлалам Азерзе и Солерзе под начальством ген.-майора бар. Врельского с 9 по 12 декабря 1853 года.

[432] 9 декабря возле укрепления Бумутского в полной тайне был собран отряд, предназначенный для действия⁹⁶. В полночь выступил авангард, в составе 9 рот, 2 конных орудий, 5½ сотни, 60 милиционеров и стрелковой и ракетной команд. Дорога пролегала по гребню среди леса. В шестом часу утра отряд был встречен выстрелами у спуска к аулу Аз-ерзау. Спешенные казаки выбили горцев из первого хутора, население бежало, аул был уничтожен. Вечером 10-го числа к авангарду прибыли главные силы, и в Аз-ерзау собрался весь отряд, в составе 4 ½ батальона, 4 орудий и 6½ сотни. 11 декабря началось обратное движение. Воспользоваться прежним путем было трудно, поэтому решили идти на Соль-ерзау, тем более что жители этого аула были склонны вступить с нами в переговоры.
За час до рассвета выступила передовая колонна, силой в 6 рот, 1 горный единорог и 1 сотня. Ближайшая высота была уже занята горцами, но две роты Навагинского полка молодецки выбили штыками неприятеля и очистили дорогу. В 8 часов утра выступили и остальные силы, имея в арьергарде два батальона, одно орудие и ракетную команду. На переправе через реку войска наши снова были встречены сильным огнем, но и здесь горцы были выбиты, и аул Соль-ерзау занят нами. К вечеру туда подошел и арьергард, все время преследуемый огнем горцев. 12 декабря отряд вернулся в Батум, сделав за всю экспедицию 20 верст и потеряв 50 человек. Результатом этого похода явилась покорность обоих аулов. До 23 декабря войска занимались рубкой просек, после чего были распущены на зимние квартиры.
На левом фланге в начале декабря было получено известие о сборе наибов в Ведено для совещания с Шамилем и о намерении чеченцев перейти к наступательным действиям. Это указывало на то, что до горцев дошли известия об ослаблении наших сил на линии и что в них воскресла надежда на успех. Тогда с нашей стороны решено было перейти в наступление вверх по р. Аргун отрядами Аргунским, Грозненским, Воздвиженским и Горячеводским. В нескольких стычках чеченцы понесли полное поражение и разбежались в панике, потеряв 300 человек убитыми и ранеными⁹⁷.
Это небольшое дело имело, однако, значение угрозы Шамилю, и благодаря этому, действительно, спокойствие здесь в течение зимы не нарушалось.

Примечания

¹ См. приложения № 72 и 73.
² Император Николай — князю Варшавскому 27 августа (8 сентября) 1853 г., из Александрии. Собств. Его Велич. библ., шк. 115, портф. 14.
³ Князь Воронцов — князю Меншикову 2 октября 1853 г. Архив канц. Воен. мин. по снаб. войск, 1853 г., секр. д. № 72. [433]
⁴ См. приложение № 74.
⁵ См. приложение № 75.
⁶ Зюссерман. Фельдмаршал князь Барятинский//Русский архив. 1888 г. Кн. 8. С. 3338.
⁷ 1 ¾ бат. грен, великого князя Константина Николаевича п.; 2 ¾ бат. Эриванского п.; 1 бат. егер. князя Воронцова п.; 1 бат. Мингрельского егер. п.; 1 бат. Тифлисского егер. п.; Кавказский стр. бат.; ¾ Кавказского сап. бат.; драг. н. пр. Вирт. (Нижегородский) п.; по 8 ор. бат. № 1 и № 2 и 8 ор. л. № 1 бат. Кавк. гр. бриг.; 8 ор. бат. № 5 бат. 21 арт. бриг.; Донск. №7 бат., 3 сот. Кавказ, лин. каз. в., 3 др. Елизаветинского и Борчил. мил. и 2 сотни Эриванского и Ново-Баязского мил.
⁸ 3-й бат. гр. великого князя Константина Николаевича п.; 1-й бат. Эриванского п.; 1 и 2 бат. князя Варшавского п.; 5 рота Тифлисского и Мингрельского п.; р. Кавказ, сап. бат.; 6 сот. Кавказ, лин. каз. в. и Донск. каз. № 2 и 4 п.
⁹ Грен, великого князя Константина Николаевича п., 1 V2 бат. Мингрельского егер. п.; 1 бат. Тифлисский п. и 8 ор. № 7 бат. 21 арт. бриг.
¹⁰ Белост. п. и горн. № 3 бат.
¹¹ Виленский егер. и бат. Белостокского п., легк. № 2 бат. 13 арт. бриг.
¹² Лит. егер. и 3 бат. Брестского п., легк. № 1 бат. 13 арт. бриг.
¹³ По бат. Брестского и Белостокского полков.
¹⁴ Рапорты князя Барятинского князю Воронцову 28 октября 1853 г., №421 и 424. Архив Кавказ, воен. окр. Ген. шт., секр. 2 отд. 1853г.,№11.
¹⁵ Архив Кавказ, воен. окр., 2 отд. Ген. шт., д. № 11.
¹⁶ Рапорт князя Барятинского князю Воронцову 31 октября 1853 г., № 557. Там же.
¹⁷ См. схему № 22.
¹⁸ Рапорт князя Орбелиани князю Бебутову 3 ноября 1853 г., № 15. Там же. Записка подполковника де Саже. Архив воен. уч. ком. Гл. шт., отд. 2, д. №4717.
¹⁹ Рапорт князя Бебутова главнокомандующему 4 ноября 1853 г., № 74 и частное письмо от того же числа. Архив Кавказ, воен. окр. Ген. шт., 1853 г., секр. 2 отд. д. № 11.
²⁰ Инструкция генералу Ковалевскому от 19 октября 1853 г. Архив Кавказ, воен. окр. Ахалцыхского отр., д. № 9.
²¹ Генерал Ковалевский — князю Барятинскому 18 октября 1853 г. Архив Кавказ, воен. окр. Ген. шт., 2 отд. секр. д. № 11.
²²Виленский п. и 1 бат. Белостокского п., легк. 2 бат. 13-я арт. бригада, 1 с. Донского каз. № 21 п. и сб. каз. сот.
²³ Князь Андронников — князю Воронцову 2 ноября 1853 г. Там же.
²⁴ См. схему №23.
²⁵ Генерал Ковалевский — князю Андронникову 2 ноября 1853 г., № 2. Архив Кавказ, воен. окр., пох. канц. князя Андронникова, д. 3.
²⁶ Князь Воронцов — князю Андронникову 5 ноября 1853 г., № 663. Там же. Ген. шт., 2 отд. секр. д. № 11.
²⁷ См. схему № 24.
²⁸ Рапорт генерала Бруннера 7 ноября 1854 г., № 5481. Архив Кавказ, воен. окр., Ген. шт., секр. д. № 11. [434]
²⁹ Князь Барятинский — военному министру 8 ноября 1853 г. Архив канц. Воен. мин., 1853 г., секр. д. № 73.
³⁰ Князь Воронцов — военному министру 13 ноября 1853 г., № 666. Архив Кавказ, воен. окр. Зап. полк, де Саже. Архив воен. уч. ком. Гл. шт., отд. 3, д. № 3644.
³¹ Генерал Ковалевский — князю Воронцову 12 ноября 1853 г., № 48. Архив Кавказ, воен. окр.
³² См. схему № 23.
³³ В это число вошло 6 орудий, взятых из вооружения Ахалцыхской крепости, и отбитое под Ацхуром турецкое орудие.
³⁴ Рапорты князя Андронникова князю Воронцову от 15 и 20 ноября 1853 г., № 122 и 127.
³⁵ Виленский полк.
³⁶ 6 рот Брестского и 2 батальона Белостокского полков.
³⁷ Частные подвиги, см. приложение № 76.
³⁸ Рапорт князя Авалова князю Андронникову 14 ноября 1854 г., № 2954. Архив Кавказ, воен. окр.
³⁹ Хранится в Публичной библиотеке.
⁴⁰ Князь Андронников — князю Воронцову 20 ноября 1854 г., № 181. Архив Кавказ, воен. окр.
⁴¹ Тифлисская губерния — Кутаисской губернии 17 ноября 1853 г., № 129. Архив Кавказ, воен. окр.
⁴² Архив Кавказ, воен. окр.
⁴³ Из них два линейных батальона были разбросаны по укреплениям.
⁴⁴ Князь Воронцов — князю Горчакову 17 ноября 1853 г. Архив воен. уч. ком. Гл. шт., отд. 2, д. № 3422.
⁴⁵ Рота 3-го рез. сап. бат. и 3-й бат. егер. князя Воронцова полка.
⁴⁶ Брестский п., 3 сот. Донск. каз. № 2 п. и 4 ор. легк. № 2 бат. 13-й арт. бриг.
⁴⁷ Князь Андронников — князю Барятинскому 20 ноября 1853 г. Архив Кавказ, воен. окр.
⁴⁸ Всеподданейшее письмо князя Воронцова 29 ноября 1853 г., Архив канц. Воен. мин., 1853 г., секр. д. № 73.
⁴⁹ От 21 ноября 1853 г. Архив Кавказ, воен. окр.
⁵⁰ Секретное письмо князя Бебутова князю Барятинскому 4 ноября 1853 г., № 1. Архив Кавказ, воен. окр.
⁵¹ Два бат. Гренад. вел. кн. Константина Николаевича п., лин. каз. и Донск. № 4 каз. полки.
⁵² Рапорт князя Бебутова главнокомандующему 16 ноября 1853 г., № 134. Архив Кавказ, воен. окр.
⁵³ Начальник штаба отряда — князю Барятинскому 10 ноября 1853 г. Там же.
⁵⁴ Рапорт князя Бебутова 21 ноября 1853 г., № 743. Архив воен. уч. ком. Гл. шт., отд. 2, д. № 3422.
⁵⁵ Эриванский кар. н. ц., грен, великого князя Константина Николаевича, пех. князя Варшавского и егер. князя Воронцова полков, Кавказ, строев, бат., 2 роты Кавказ, сапер, б., Кавказ, грен. арт. и 21 арт. бриг., драг. н. пр. Вирт. п., лин. и своди, каз. полки и Донск. каз. № 7 батарея. [435]
⁵⁶ См. схему №25.
⁵⁷ Частное письмо князя Бебутова князю Воронцову 8 декабря 1853 г. Архив Кавказ, воен. окр.
⁵⁸ 1-го и 4-го бат. гренад. вел князя Константина Николаевича и 1-го и 2-го бат. Эриванского наследника цесаревича полк.
⁵⁹ 3-го и 4-го бат. Эриванского полка.
⁶⁰ 1-й бат. егер. князя Воронцова п., 2-й бат. князя Варшавского п., 3 рота стрелк., № 2 и 5 бат.
⁶¹ 2 роты 3-го бат. Эриванского п. и рота стрелк. при 4 ор. легк. № 1 бат.
⁶² 1-й бат. князя Варшавского п., 2 рота. сап. и дивиз. бат. № 5 бат.
⁶³ Рапорт инспектора всей артиллерии генерал-майора Бриммера начальника штаба Кавказ, армии 23 ноября 1853 г., № 84. Рапорт князя Багратиона князю Бебутову 8 декабря 1853 г., № 3315. Рапорт князя Чавчавадзе князю Бебутову 12 декабря 1853 г., № 7. Рапорт генерала Багговута генералу Индрениусу 15 декабря 1853 г., № 64. Рапорт генерала Кишинского князю Бебутову 25 декабря 1853 г., № 18. Extrait de plusieurs lettres d'Erzeroum_(Apxив шт. Кавказ, воен. окр.). Рапорт князя Бебутова князю Воронцову 21 ноября 1853 г., № 743. Архив воен. уч. ком. Гл. шт., отд. 2, д. № 3422.
⁶⁴ Барон Индрениус — князю Барятинскому 28 ноября 1853 г. Архив шт. Кавказ, воен. окр.
⁶⁵ Князь Воронцов — военному министру 11 декабря 1853 г., № 681. Архив шт. Кавказ, воен. окр.
⁶⁶ Князь Воронцов — военному министру 30 ноября 1853 г., № 675. Архив шт. Кавказ, воен. окр.
⁶⁷ Военный министр — князю Воронцову 5 декабря 1853 г., № 12800. Там же.
⁶⁸ Рапорт подполковника Циммермана князю Бебутову 24 октября 1853 г., № 21. Архив шт. Кавказ, воен. окр.
⁶⁹ Рапорты подполковника Циммермана князю Барятинскому 1 и 2 ноября 1853 г., № 55 и 62. Архив шт. Кавказ, воен. окр.
⁷⁰ Журнал военных действий. Архив воен. уч. ком. Гл. шт., отд. 2, д. № 3422.
⁷¹ Рапорт князя Орбелиани князю Барятинскому 23 ноября 1853 г., № 272. Архив шт. Кавказ, воен. окр.
⁷² 2-й батальон гренадерского великого князя Константина Николаевича полка.
⁷³ Эриванский губернатор — полковнику Хрещатицкому 15 сентября 1853 г., № 1009. Архив шт. Кавказ. воен. окр.
⁷⁴ Рапорт полковника Колюбакина генералу Назарову 4 ноября 1853 г., № 7. Архив шт. Кавказ, воен. окр.
⁷⁵ Журнал военных действий. Архив воен. уч. ком. Гл. шт., отд. 2, д. № 3422.
⁷⁶ Князь Воронцов — военному министру 8 ноября 1853 г. из Тифлиса. Архив канц. Воен. мин., 1853 г., секр. д. № 73.
⁷⁷ Предписание князя Воронцова генералу Санковскому 8 ноября 1853 г., № 1773. Архив шт. Кавказ, воен. окр. [436]
⁷⁸ Канцлер —князю Долгорукову в Тегеран 5 декабря 1853 г., № 3531. Архив Мин. иностр. дел, карт. Perse, 1853.
⁷⁹ Литовский егер. п., 1 ½ бат. Брестского п., 3 рота. Черн. лин. № 12 бат., легк. № 1 бат. 13 арт. бр., 4 ор. гор. № 1 бат., 2 ½ сот. Гурийской, 8 сот. Имеретинской и 4 сот. Мингрельской мил.
⁸⁰ Рапорт адмирала Серебрякова 4 декабря 1853 г., № 189. Архив воен. уч. ком. Гл. шт., отд. 2, д. № 3422.
⁸¹ Рапорт адмирала Серебрякова 21 декабря 1853 г., № 194. Там же.
⁸² Адмирал Серебряков — князю Гагарину 17 ноября 1853 г., № 351. Архив шт. Кавказ, воен. окр.
⁸³ Князь Воронцов — князю Долгорукову 24 ноября 1853 г. Архив воен. уч. ком. Гл. шт., отд. 2, д. № 6562.
⁸⁴ 2 батальона Брестского полка, 3 батальона егер. князя Воронцова полка, рота 3 рез. саперного батальона и 3 сот. Донского казачьего № 2 полка.
⁸⁵ Князь Гагарин —князю Воронцову 30 ноября 1853 г., №2414. Архив шт. Кавказ, воен. окр.
⁸⁶ Князь Меншиков — князю Долгорукову 29 октября 1853 г. Архив канц. Воен. мин. по снар. войск. 1853 г., секр. д. № 72.
⁸⁷ Князь Меншиков — князю Воронцову 29 ноября 1853 г. Архив шт. Кавказ, воен. окр.
⁸⁸ Князь Воронцов — князю Долгорукову 24 декабря 1853 г., № 620; князь Долгоруков — князю Воронцову 5 января 1854 г. Архив канц. Воен. мин., 1853 г., секр. д. № 73. Князь Воронцов — князю Меншикову 10 декабря 1853 г. Архив шт. Кавказ, воен. окр.
⁸⁹ Отношение адмирала Серебрякова 13 декабря 1853 г., № 443 и рапорт его главнокомандующему 19 декабря, № 464. Архив шт. Кавказ, воен. окр.
⁹⁰ Дело о военном происшествии 1853 г. Архив воен. уч. ком. Гл. шт., отд. 2, д. № 3422.
⁹¹ Князь Меншиков — князю Воронцову 25 декабря 1853 г. Архив шт. Кавказ, воен. окр.
⁹² Князь Воронцов — князю Долгорукову 20 ноября 1853 г. Архив воен. уч. ком. Гл. шт., отд. 2, д. № 6562. Князь Воронцов — князю Меншикову 13 и 23 февраля 1854 г.; князь Меншиков — князю Воронцову 15 января 1854 г. Архив шт. Кавказ, воен. окр.
⁹³ Князь Меншиков — князю Воронцову 8 ноября 1853 г. Архив канц. Воен. мин., 1853 г., секр. д. № 72.
⁹⁴ Рапорт генерал-лейтенанта Козловского 6 ноября 1853 г., № 4241. Архив воен. уч. ком. Гл. шт., отд. 2, д. № 11.
⁹⁵ См. схему № 26.
⁹⁶ Рапорт начальника Владикавказского военного округа 30 декабря 1853 г., № 2718. Архив воен. уч. ком. Гл. шт., отд. 2, д. № 12.
⁹⁷ Письмо князя Воронцова А. П. Ермолову 24 декабря 1853 г.//Русский архив, 1890 г., кн. 1.

[437]
Иллюстрации плохого качества, поэтому в Интернет-версии их нет.
[446]