: Материалы  : Библиотека : Суворов : Кавалергарды :

Адъютант!

: Военнопленные 1812-15 : Сыск : Курьер : Форум

Восточная война

1853-1856

Соч. А.М. Зайончковского

том 2

 

 

[65]

Глава II
Сосредоточение русских войск на границе княжеств (лето 1853 года) и распоряжения по занятию княжеств

 

Придунайские княжества, Молдавия и Валахия, невольно сделались в 1853 году объектом спора чуть ли не всей Европы. Княжества эти со времени своего возникновения в XIII веке непрерывно пользовались внутренней самостоятельностью, признавая над собой власть первоначально Венгрии, потом Венгрии и Польши, а с конца XIV века преимущественно власть Турции. Господари валашский Бранковано и молдавский Кантемир вступили во время Прутского похода Петра Великого в сношения с Россией, причем Кантемир даже заключил с нами договор, на основании которого обязывался вместе со своим народом сделаться вассалом Петра. Неудача похода повлекла за собой изгнание туземных господарей из княжеств и передачу их Портой в управление константинопольских греков, щедро оплачивавших возведение себя в сан государей Молдавии и Валахии.
Несмотря на отчуждение греческих правителей, так называемых фанариотов1, от народа, они принуждены были сообразовать в интересах укрепления собственной власти2 свою политику с желаниями управляемой ими страны и стремиться к расширению государственной самостоятельности своих княжеств; с другой стороны, господари предполагали, что, действуя таким образом, они способствуют осуществлению греческих мечтаний о восстановлении Византийской империи. В действительности же деятельность господарей при возродившемся и усиливающемся румынском национальном сознании невольно клонилась к освобождению княжеств не только от турецкого владычества, но и от греческого влияния. В начале прошлого столетия в этом пришлось убедиться вождю греческого движения в Валахии Александру Ипсиланти, после неудач которого перестала существовать там и сама мысль о воссоединении с Грецией.
Кучук-Кайнарджийским договором права княжеств были расширены. Господари получили возможность держать при Порте своих поверенных в делах и при всяком недоразумении между нею и княжествами имели право прибегать к заступничеству России. Ясский договор 1791 года и бухарестский договор 1812 года подтвердили постановления Кучук-Кайнарджийского трактата. Аккерманская конвенция 1826 года установила семилетний срок правления господарей, причем обусловила их назначение и смену [66] согласием России. Адрианопольский трактат признал протекторат России над обоими княжествами. В силу этого признания наши войска оставались в княжествах и после войны для поддержания порядка до введения в действие выработанного графом Киселевым и рассмотренного, по повелению императора Николая, в Государственном совете «Органического статута», заключавшего кодекс государственного и финансового права Молдавии и Валахии, а также и некоторые другие постановления и уставы. Согласно статута сан господаря приобретался народным избранием и утверждением России и Турции.
Однако волнения в княжествах не прекращались. Они вызывались в Валахии злоупотреблениями господаря, а в Молдавии недовольством крестьян. Общеевропейское революционное движение 1848 года отозвалось в Валахии свержением господаря и сменой временных революционных правительств, отменивших Органический устав; в Молдавии же, которой управлял энергичный Стурдза, оно ограничилось отдельными вспышками. Эти обстоятельства первоначально повлекли за собой занятие княжеств русскими и турецкими войсками, а затем, в 1849 году, была заключена Балто-лиманская конвенция, которая восстанавливала действие Органического статута, но с отменой права избрания господарей, вновь назначавшихся с тех пор по соглашению нашего правительства и Порты.
Господарем Валахии был назначен Барбо Стирбей, Молдавии — Григорий Гика. Первые же годы их правления ознаменовались [67] злоупотреблениями и недовольством населения. И то и другое являлось для нашего правительства предметом забот, а для наших заграничных недоброжелателей — материалом для обвинений не столько против господарей, сколько против России, влиянию которой приписывалось своеволие молдавских и валахских властей. Нельзя не согласиться со словами князя А. М. Горчакова, что протекторат над княжествами, не принося России никакой выгоды, являлся для нас лишь обузой. К тому же он был источником, из которого черпали распространяемые в Европе против нас небылицы, оправдываемые до известной степени нравственной ответственностью за господарей, которая налагалась на нас существованием протектората.
16 мая 1853 года вслед за получением известия об оставлении князем Меншиковым Константинополя высочайше повелено было войскам, предназначенным для занятия княжеств, начать сосредоточение к исходным пунктам — у местечек Скуляны и Леово.
К указанному времени на военное положение были приведены войска 4-го и 5гго корпусов с прикомандированными к ним частями. Весь 4-й и часть 5-го корпуса предназначались для занятия Придунайских княжеств и для наблюдения за нашей границей на нижнем Дунае. Остальная же часть 5-го корпуса держалась в полной готовности в Одессе и Севастополе на случай возможного десанта в пределы Турции.
Войска 3-го корпуса мобилизовались и должны были передвинуться вслед за уходом 4-го корпуса на места расположения этого последнего в Киевской, Волынской и Подольской губерниях3.
Таким образом, к июню мы имели на нашей южной границе для действия на европейском театре 100 ½ бат., 64 эск., 60 сот, 264 пеш. и 40 кон. op. численностью около 129 тысяч строевых нижних чинов4.
Часть этих мобилизованных сил была оставлена, как это сказано выше, в Одессе и Севастополе в полной готовности для посадки на суда Черноморского флота.
В Крыму, преимущественно в окрестностях Севастополя, находилась 13-я пехотная дивизия с ее артиллерией и тремя сотнями донского казачьего № 39 полка, всего 16 бат., 48 пеш. op. и 3 сот., и в окрестностях Одессы 14-я пехотная дивизия с ее артиллерией, с четырьмя сотнями донского казачьего № 22 и с остальными сотнями № 39 полков, всего 16 бат., 48 пеш. op. и 7 сот.5 Таким образом, за исключением этих войск, мы имели для действия на Дунае 68 ½ бат., 64 эск., 50 сот., 168 пеш., 40 кон. op. и 2 понт. парка численностью около 90 000 строевых нижних чинов.
Кроме того, в распоряжение командующего действующими войсками была предана Дунайская флотилия под начальством контрадмирала Мессера. В ряды армии князя Горчакова она вошла [68] в составе 27 канонерских лодок, пароходов «Прут» и «Ординарец», двух баржей и двух ботов, подразделенных на 2 батальона и вооруженных 89 орудиями преимущественно 24-фунтового калибра и 116 трехфунтовыми фальконетами6.
С конца мая войска начали свое сосредоточение к сборным пунктам на границе княжеств, по течению р. Прута, и группировались в окрестностях двух пунктов, местечек Скуляны и Леово7, куда они прибывали между 5 июня и 14 июля8.
В окрестностях Скулян расположилась большая часть 4-го корпуса со своей артиллерией9, всего 42 ¼ бат., 6 сот., 120 пеш. и 8 кон. op. и понт. парк; в окрестностях Леова остальная часть 4-го корпуса10 и из войск 5-го пехотного корпуса шесть батальонов 15-й пехотной дивизии с двумя легкими батареями, 5-я легкая кавалерийская дивизия с артиллерией, пять сотен донского казачьего № 37 полка, рота 5-го саперного батальона с понтонной ротой и парком и подвижной № 5 госпиталь; всего 14 ½ бат., 64 эск., 5 сот., 38 пеш. и 32 кон. op. и понт. парк11.
Остальные части 5-го пехотного корпуса, за исключением сосредоточенных у Одессы и Севастополя, расположились в составе 10 бат., 24 пеш. op. и 2 сот. под личным начальством командира корпуса генерал-адъютанта Лидерса на нижнем Дунае, у Рени, Измаила и Килии12. Временная задача войск генерала Лидерса заключалась в прикрытии нашей границы по нижнему Дунаю от возможных на нее поползновений со стороны турок. Для противодействия нападению неприятеля с этой стороны были, между прочим, сделаны распоряжения и о приведении в порядок крепостей Килии и Измаила.
Высочайшим указом 26 мая 1853 года генерал-адъютант князь Михаил Дмитриевич Горчаков 2-й был назначен командующим войсками 4-го и 5-го корпусов с приписанными к ним частями.
Выбор этот был сделан государем не сразу. В числе кандидатов на пост командующего войсками называли князя Меншикова, графа Редигера, генерал-адъютанта Берга и командира 5-го пехотного корпуса генерал-адъютанта Лидерса, молодого, недюжинного генерала, отмеченного своими выдающимися действиями в Трансильвании в 1849 году.
С именами графа Редигера и генерала Лидерса были связаны славные боевые воспоминания нашей армии; оба они имели случай выказать свои военные таланты и способность к самостоятельному руководству боевыми операциями; имена обоих были близки сердцу русского войска. Но князь Варшавский выставил своего кандидата, и вера императора Николая в «отца-командира» заставила государя остановить на нем выбор13.
Князь Михаил Дмитриевич Горчаков, произведенный в офицеры гвардейской артиллерии в 1807 году, начал свою разностороннюю, [69] но преимущественно штабную боевую карьеру с 1809 года и принимал самое деятельное участие в войнах 1812, 1813 и 1814 годов, чем, собственно, и кончилась его строевая служба. С 1820 года он всего себя посвятил штабной службе, первоначально в должности начальника штабов 3-го и 1-го корпусов, а с 1831 года в должности начальника Главного штаба действующей армии при князе Варшавском. Эту должность с присоединением к ней впоследствии должностей члена совета управления Царства Польского и военного генерал-губернатора Варшавы князь Горчаков исполнял в течение 22 лет, вплоть до своего назначения на Дунай.
Будучи начальником штаба 3-го корпуса, он участвовал в турецкой кампании 1828 и 1829 годов, во время которой первым с батальоном Брянского егерского полка переплыл Дунай, за что был награжден орденом Св. Георгия 3-й степени; в кампании 1831 года он принимал деятельное участие как начальник штаба 1-го корпуса и временно начальник артиллерии армии; венгерский поход он исполнил уже в роли начальника штаба князя Варшавского.
Как и большинство современной ему молодежи конца XVIII и начала XIX столетия, князь Михаил Дмитриевич получил всестороннее образование, но совершенно не русское воспитание. Отечественного языка он очень долгое время почти не знал и в достаточной мере освоился с ним лишь после многих годов службы. Не сумел князь Горчаков за свою продолжительную службу и ознакомиться надлежащим образом с характером и особенностями русского солдата: он его любил, но не понимал. С другой стороны, «личная храбрость, честность и какая-то угловатая прямота, которая исключительно нравится человеку русскому, отличали князя»14.
Пребывание свыше 22 лет на должности начальника штаба при князе Варшавском, человеке с железной волей и неограниченным самолюбием, смотревшим на начальника штаба как на своего секретаря, беспрекословного лишь исполнителя приказаний15, должно было наложить на характер князя Михаила Дмитриевича неизгладимый, самый вредный для самостоятельной деятельности отпечаток. Властолюбие Паскевича в течение четверти века успело [70] окончательно убить в князе Горчакове и без того непрочную уверенность в себе и поселить полную недоверчивость к правоте какого бы то ни было своего мнения.
«Князь Горчаков, — пишет в своих посмертных записках один из многолетних его сослуживцев16, — при ясном иногда взгляде на предметы, но при полной недоверчивости к себе, не мог остановиться на самой верной и обдуманной мысли!.. В минуту решимости он начинал рассматривать предмет со всех сторон, ворочал, переменял и переставлял до того, что затемнял и предмет, И мысль. Недоверчивость к собственному мнению, недоверчивость к другим, соединенные с нерешимостью и какою-то странной живостью, суть причины, что дела его, иногда глубоко обсужденные, принимали в исполнении вид нескладицы.
С титулом главнокомандующего он соединял в себе занятия командиров корпусов и всех частных начальников; подчас он полковой и ротный командир и почти всегда старший адъютант».
Отличавшийся блестящей личной храбростью, князь Горчаков, благодаря указанной выше недоверчивости к себе и отчасти свойственного ему эгоизма, был одержим замечательной боязнью общественных толков и критики. Вопросы не только о том, как посмотрят на тот или другой его поступок в Петербурге, но что скажет князь Варшавский, что подумает князь Меншиков и много других влиятельных лиц, волновали и беспокоили князя Михаила Дмитриевича гораздо более, чем тот открытый враг, против которого он был призван бороться. Незначительный досуг командующего стотысячной армией князь Горчаков заполнял обширной перепиской с Петербургом, Варшавой и Севастополем, давая всюду объяснения, оправдывая свои действия и ища советов.
«Призванный обстоятельствами и волей монарха, — писал он князю Меншикову уже 31 мая17, — на пост, где я могу столкнуться со сферой деятельности вашей светлости, поставленный против той Турции, которую вы знаете так хорошо, я считаю долгом взывать к давнишнему благорасположению, которое вы мне всегда оказывали, и просить вас сопутствовать меня вашими советами, помогать мне вашими познаниями... Я буду истинно счастлив, если вам будет угодно сообщить мне несколько мыслей относительно образа действий, которого я должен придерживаться во время моего пребывания в княжествах...»18
Вообще князь Горчаков, образованный, богатый сведениями и опытностью, поэт в душе, терялся на каждом шагу. До смешного рассеянный, забывчивый, суетливый, он при всех своих высоких душевных качествах был обречен на бессилие, и эти свойства его характера особенно обострились к старости, когда 64 лет от роду он впервые был поставлен на самостоятельный пост командующего войсками на Дунае. [71]
Добавим к этому, что князь Михаил Дмитриевич отличался чувством высокого патриотизма, бескорыстия и отменной честности. Заботливый о нуждах солдат, прозванный в рядах их почетным именем «честного князя», Горчаков был ими любим, но мало знаком с условиями их быта и не умел своим словом расшевелить душу солдатскую19.
Судьба поставила князя Горчакова, независимо от его воли и стараний, на страже самых существенных интересов России в одну из труднейших годин ее жизни. Наиболее строгий судья должен отдать князю Михаилу Дмитриевичу справедливость в том, что во все периоды этой длинной, тяжелой эпопеи нашей истории он, не щадя своих старческих лет, своего самолюбия и личных интересов, постоянно отставляя себя за задний план, мученически нес до конца свой тяжелый крест. И это в то время, когда остальные, более его отмеченные милостями судьбы, один за другим старались сбросить с себя тяжелую и ответственную роль, взваливая ее на плечи все того же выносливого князя Михаила Дмитриевича. Он дал России более, чем мог; остальное зависело не от него.
Зато князь Варшавский, ревниво оберегая свою боевую славу, мог считать себя на берегах Дуная столь же полновластным хозяином, как и на берегах Вислы.
Правдивый и честный князь Горчаков хорошо сознавал свою неподготовленность к тому делу, во главе которого он был поставлен. «Осмеливаюсь доложить Вашему Императорскому Величеству, — писал он государю 10 (22) июня20, — что хотя я приступаю теперь к делу с некоторым опасением, так как доселе не командовал еще большим числом войска, но, однако же, имею надежду, что при Божьей помощи исполню все, согласно видам Вашим, Всемилостивейший Государь».
При таком характере командующего армией большим значением должен был пользоваться начальник его штаба. На эту должность был назначен генерал-адъютант (впоследствии граф) П. Е. Коцебу. Человек безупречной храбрости, составивший себе, по меткому выражению одного из современников, «громоздкую» репутацию своей службой в Варшаве и на Кавказе, генерал Коцебу отличался характером скрытным, подозрительным, и несмотря на свою всегдашнюю вежливость, он пользовался почти общим нерасположением. Его чуждый природным качествам русского человека характер, иностранное происхождение, мелочность, не всегда открытый образ действий и мстительность, а также старание «окружить князя одной только своей личностью» заставляли приписывать ему много нехорошего, случавшегося в армии. Во всяком случае он пользовался большим влиянием на князя Горчакова, но только в размерах, допускающих влияние одного лица на такую личность, какой был князь Михаил Дмитриевич. [72]
Получив высочайшие повеления и снабженный целой массой инструкций и наставлений, преподанных военным министром князем Долгоруким и графом Нессельроде, князь Горчаков оставил Петербург и 7 июня прибыл к своей главной квартире, расположенной в Кишиневе.
Военным генерал-губернатором Бессарабии генералом от инфантерии Федоровым были ко времени сосредоточения армии к Пруту и еще до приезда князя Горчакова приняты меры по усилению наблюдения за дунайской границей, по приведению в оборонительное состояние крепостей Килии и Измаила и по обеспечению войск подвозом продовольствия и прочими хозяйственными потребностями. В Леове и Скулянах были устроены для переправы через Прут надежные мосты на судах, которые в течение суток могли быть поставлены на воду. В Измаиле навели мост на плотах длиной в 180 сажен и заготовили на такое же протяжение плоты, которые могли быть двинуты по назначению в любое время21.
Князь Горчаков, одобрив все эти распоряжения, приказал, по представлению командующего Дунайской флотилией контр-адмирала Мессера, принять следующие меры для наблюдения за Дунаем и его рукавами22: 1.
Всю линию постов пограничной стражи от Рени до Сулина обратить в военную передовую цепь. 2.
Ввиду бывшего полноводия употребить на посты лодки пограничной стражи. 3.
Всю линию постов разделить на отделения, дать им наставление о месте сбора по тревоге и о том, куда отступать в случае нападения превосходящих сил. 4.
Ввиду недостатка людей на Дунайской флотилии выделить из нее пять лодок с полным числом экипажа и подкрепить этими лодками с двумя пароходами линию пограничных постов, разместив их следующим образом:
а) 2 лодки — на обоих берегах Килийского рукава, при разделении его с Сулинским, чтобы перекрестным огнем оборонять вход в этот рукав; [73]
б) 2 лодки — по сторонам Сулинской брандвахты и одну иметь в Сулине;
в) одному пароходу быть в Рени, крейсируя оттуда до крепости Тульчи и обратно, а другому — в Сулине, производя крейсерство также до крепости Тульчи и обратно. Целью крейсерства ставилось наблюдение за исправностью постов и оказание в случае надобности последним помощи.
Эти распоряжения вызвали серьезную критику со стороны лично осмотревшего течение нижнего Дуная князя Меншикова. Острова Четаль, Лети, Св. Георгия и другие вследствие разлива реки оказались под водой; посты пограничной стражи наполовину разрушенными, а уцелевшие наполненными водой; те 3—4 человека, которые на них находились, каждую минуту рисковали быть затопленными или захваченными турками, если бы они того пожелали. Лодки на постах встречались очень редко, отступление с постов возможно было только у входа и выхода из Килийского рукава, отделенных пространством в 60 верст, и эти-то два пункта собственно и следовало охранять23. В то же время князь Меншиков свидетельствовал о безотчетном и не оправдываемом обстановкой страхе, который господствовал в Измаиле и отчасти разделялся князем Горчаковым в ожидании нападения с того берега Дуная на эту крепость турок или некрасовцев, а также оспаривал желание употребить для защиты ее Дунайскую флотилию.
Вообще способ употребления флотилии в дело вызвал обширную переписку между командующим войсками и начальником Главного морского штаба. Князь Горчаков хотел видеть в тяжелых и неповоротливых канонерских лодках, с трудом подвигавшихся на веслах против течения, легкие крейсера и желал при помощи их обеспечить себя от вражеских поползновений на нижнем Дунае; князь Меншиков предлагал ему смотреть на канонерские лодки как на плавучие батареи, которые могут принести большую пользу при форсировании переправы для обстрела противоположного берега, и советовал беречь для этого случая как лодки, так и пароходы.
Выходили недоразумения и по вопросу об укомплектовании флотилии экипажем до полного состава. Князь Александр Сергеевич находил невозможным сделать это при помощи людей Черноморского флота, тем более что он считал совершенно излишними для надобностей Дунайской армии все 27 лодок. Князь Меншиков предлагал снять с некоторых лодок экипаж для пополнения им полного комплекта экипажей на других лодках. Это заставило князя Горчакова назначить на флотилию недостающих людей от Модлинского полка24.
В ожидании своего вступления в княжества командующий войсками нашел нужным объединить начальствование над войсками [74] в районе между реками Прут и Днестр, а также над Бессарабскими крепостями, Дунайской флотилией и пограничной и карантинной стражами в лице генерала Лидерса, на которого возлагалась охрана части нашей границы по нижнему Дунаю.
Особой инструкцией князь Горчаков подтверждал генералу Лидерсу мирный характер нашего занятия княжеств, указывал, что столкновение с турками возможно лишь при условии личного их перехода в наступление, объявлял волю государя не переходить. через Дунай и предписывал дать полную свободу плавания по этой реке торговым судам всех наций, не исключая и плавающих под турецким флагом.
«В случае же, — заканчивал он свою инструкцию, — если бы Турция, пользуясь отдалением наших сил в княжества, осмелилась сделать вторжение в пределы империи со стороны Тульчи или Исакчи, то вы должны заставить неприятеля дорого поплатиться за подобную дерзкую попытку»25.

13 июня в Петербурге был получен отказ Решида-паши подписать условия, предложенные в письме графа Нессельроде от 19 мая.
На другой день состоялся высочайший манифест о занятии нами княжеств26.
«Истощив все убеждения и с ними все меры миролюбивого удовлетворения справедливых наших требований, — излагалось в манифесте, — мы признали необходимым двинуть войска наши в Придунайские княжества, дабы доказать Порте, к чему может вести ее упорство. Но и теперь не намерены мы начинать войны; занятием княжеств мы хотим иметь в руках наших такой залог, который бы во всяком случае ручался нам в восстановлении наших прав.
Не завоеваний ищем мы: в них Россия не нуждается. Мы ищем удовлетворения справедливого права, столь явно нарушенного. Мы и теперь готовы остановить движение наших войск, если Оттоманская Порта обяжется свято соблюдать неприкосновенность православной церкви. Но если упорство и ослепление хотят противного, тогда, призвав Бога на помощь, Ему предоставим решить спор наш и с полной надеждой на всемогущую десницу пойдем вперед за веру православную».
Одновременно с этим князю Горчакову было повелено вступить в пределы княжеств и занять их «со всевозможной быстротой». Подтверждая ранее данные указания не переходить Дуная и избегать столкновения с турками, командующему войсками особенно рекомендовалось не раздроблять, с одной стороны, войск, но с другой — «наблюдать со всей бдительностью за турецкой [75] границей и за нижним течением Дуная для предупреждения всякого покушения турецких войск вторгнуться в собственные пределы наши»27.
Со смешанным чувством надежд и опасений, воинственного пыла и какого-то тяжелого предчувствия встретила Россия весть о новых и мало для кого понятных военно-дипломатических мерах против Турции. Святые места, восточный вопрос, посольство князя Меншикова, враждебность Запада — все это успело облететь все уголки нашего обширного отечества и произвести свое впечатление. Чувствовалась какая-то неестественность положения, какая-то неопределенность целей, недосказанность официальных известий. Полумеры, к которым вынужден был прибегнуть решительный в целях поддержания затронутой чести России государь, наводили на него тяжкое раздумье и приводили к внутренней борьбе между тем, что он полагал необходимым сделать для поддержания достоинства страны, и тем, что он, окутанный паутиной двадцатилетней односторонней политической системы, принужден был делать. Настроение императора Николая было самое грустное и тревожное; он неоднократно приказывал избегать всего, что может привести к необходимости «драки, чего искренно желаю избежать по неисчислимым того последствиям»28.
Государь, поставленный с самого начала кризиса на ложный путь и не имея сил от него отклониться, инстинктивно сознавал всю фальшь своего положения; с этого времени он постепенно начал терять веру в тот фундамент, на котором в течение двадцати пяти лет строил здание своего царствования, и это сделало последние годы жизни великого монарха беспримерными по трагизму. С тех пор императора Николая лишь в редкие минуты можно было видеть веселым; тяжкие думы и впечатление большой душевной борьбы не сходили с его лица вплоть до кончины.
В русском обществе наравне со всекритикующим кружком высшего чиновного мира Петербурга29, не признававшего необходимости для России вмешиваться в дела Ближнего Востока, [76] проглядывала надежда на выполнение там нашей исторической миссии, смешанная с сознанием искусственности принятой системы и с опасением войны с западными державами. «Много гадостей делается на Святой Руси, — писал князь Вяземский Северину30, — но зато прорываются и такие дела, которых нескоро встретишь в других краях. Как все это кончится? По моему скудному разумению, в негоциациях, хотя будь они ведены умным и хитрым человеком, как Меншиков, все успеха нам быть не может. Англичане заодно с французами всегда нас пересилят, потому что турки им доверяют, а нам не верят. Англия и Франция могут действовать и действуют на Турцию торговлей, так называемым просвещением, а мы не имеем над ней этого торгового влияния. Мы можем налечь на нее только физической силой. Следовательно, когда обстоятельства того требуют, и нужно брать силой, а не словами. Не признается время удобным для действия, то лучше смотреть сквозь пальцы, а не затевать прений, которые кончатся победой в пользу противников». Со своей стороны Аксаков писал Тургеневу31: «Кажется, будет война. Обстоятельства увлекают нас против воли. История возьмет свое: я ожидаю великих событий». Это такое происшествие, говорил Хомяков32, которого последствия трудно предвидеть. «Cette guerre, — писал тот же Хомяков приятелю иностранцу, — nous est imposee par les devoirs de notre fraternite avec les Chretiens d'Orient. Quelqu'en soit la marche, le triomphe du principe est indubitable»33.
Бодро и весело между тем тянулось русское воинство, направляясь к берегам Дуная, заветному рубежу, разделявшему две враждебные нации. Среди офицеров с восторгом принималось всякое новое известие, убеждавшее их, что армия двинется вперед. «Самые хладнокровные из нас, — занес в свои записки один из современников34, — не могли равнодушно слышать о дерзости, с какой поступала с нами Порта, подвигнутая сперва тайным, а потом явным подстрекательством Англии и Франции...» В неопределенном положении находился и командующий войсками, постоянно мучивший себя вопросами о том, будет или не будет война, атакуют или не атакуют его турки, и старавшийся удовлетворить сразу многим несовместимым условиям — военной безопасности, сохранению войск и занятию всей обширной территории княжеств, а главное, боявшийся критики в Петербурге, в Варшаве и на берегах Черного моря, откуда обильной жатвой сыпались советы неответственных советников35.
21 июня начался переход наших войск через Прут и форсированное движение их к Бухаресту36. Наступление главных сил37 должно было прикрываться с целью скорейшего занятия Бухареста особым специальным кавалерийским авангардом и незначительным отдельным отрядом (1 батальон и 25 казаков)38, который был [77] направлен в Галац для обеспечения нашего движения от каких-либо поползновений со стороны Дуная39. 1.
Авангард под начальством генерал-адъютанта графа Анреп-Эльмпта силой в 32 эск., 6 сот. и 16 кон. op.40 переправился 21 июня через Прут у Леово и двинулся, имея в передовом отряде казаков, одним эшелоном форсированными маршами на Фальчи, Текуч, Фокшаны, Рымник и Бузео к Бухаресту, куда и прибыл 3 июля, выделив от Бузео к Слободзее наблюдательный отряд для прикрытия марша со стороны Дуная. На всем пути в 350 верст авангард имел лишь две дневки41. 2.
Главные силы армии были разделены на три колонны:
а) правая колонна под начальством генерал-лейтенанта Липранди силой в 16 бат., 48 пеш. op.42, окончив переправу через Прут у Скулян 2 июля, направилась для обхода гористого участка Скуляны-Роман на Яссы, Роман, Баксу, Фокшаны, Рымник и Бузео к Бухаресту, куда и прибыла 12 июля;
б) средняя колонна под начальством генерала от инфантерии Данненберга силой в 25 ¼ бат., 80 op., 7 сот. и 1 понт. парк43 произвела переправу через Прут у Скулян между 21 июня и 3 июля и двинулась восемью эшелонами на Яссы, Васлуй, Бырлат, Текуч, Фокшаны и Бузео к Бухаресту, куда и прибыла в середине июля.
И, наконец,
в) левая колонна под начальством генерал-лейтенанта графа Нирода силой в 13 ½ бат., 32 эск., 5 сот. и 56 op.44, окончив переправу через Прут у Леова 4 июля, двинулась семью эшелонами к Бухаресту через Фальчи, Бырлат, Текуч и Фокшаны45.
Дойдя до Текуча в трех колоннах, главные силы князя Горчакова продолжали в половине июля дальнейшее следование к Бухаресту уже в двух колоннах:
1) левая — под начальством графа Нирода силой в 8 ½ бат., 32 эск., 5 сот., 24 пеш. и 16 кон. op. и понт., парк46 — на селения Нашалоса, Градишня де Сус, Филонешти и Лучиу47 и 2) правая — под начальством генерала Даненберга — силой в 42 ½ бат., 120 пеш. и 8 кон. op. и понт, парк48 — на Фокшаны, Рымник и Бузео49.
К нашим войскам, вступавшим в княжества, присоединились также молдавские и валахские войска, численность которых совместно с граничарами (пограничная стража) и доробанцами (конная полиция) доходила до 20 000 человек при 14 орудиях. Наибольшее боевое значение по своей численности (свыше 15 тысяч человек)50 имели валахские войска. Впрочем, на эти войска, хотя и хорошо обученные, но руководившиеся собственными частными интересами и не имевшими «воинского духа»51, так же, как и на греческих и славянских волонтеров, в состав которых большей частью входили жадные на добычу искатели [78] приключений, нельзя было рассчитывать. Было приказано ни в каком случае не вводить их в дело с турками и держать подальше в тылу52.
Выдвигая авангард, князь Горчаков дал начальнику его инструкцию, являющуюся образцом того вождения начальников значительных масс войск на помочах, которое так процветало во всех распоряжениях князя Горчакова. Он, желая все предвидеть, все предугадать, вмешивался в мельчайшие распоряжения эскадронных и сотенных командиров и указывал им те подробности, которые можно разрешить только на месте. Стесняя этим малейшую самостоятельность частных начальников, князь Горчаков отбивал у них всякую возможность рассуждать самим, а между тем злой, но справедливый рок не позволял ему в числе многих комбинаций, им предугадываемых, включать и те, к которым турки в действительности обращались. Хотя в некоторое оправдание князя Горчакова надо сказать, что предвзятый взгляд на возможные операции турок был не чужд и Петербургу53.
Командующий войсками, указав авангарду общую цель занятия княжеств, возложил на него обязанность предупредить быстрым [79] появлением наших войск на левом берегу Дуная против Слободзеи, Силистрии, Туртукая и Рущука вторжение туда турок.
Инструкция, данная графу Анрепу, разбирала возможные действия неприятеля и останавливалась на двух предположениях: 1) на высылке турками в княжества отдельных партий и 2) на переходе противника в значительных силах на левый берег Дуная. Авангард должен был прогонять отдельные неприятельские партии, но ему предписывалась полная осторожность при встрече со значительными силами турок. Первоначально граф Анреп должен был через парламентера объявить турецкому начальнику, что он составляет авангард целой армии, следующей непосредственно за ним, и предложить ему вернуться за Дунай, так как Россия не находится в войне с Турцией и имеет целью лишь занятие княжеств.
Если бы турки отказались исполнить наше требование, то предлагалось принудить их к этому оружием, но только тогда, когда неприятель будет слабее наших войск; в противном случае авангарду полагалось отступать на соединение с нашими главными силами. «Ни в каком случае, — писал князь Горчаков, — и под строжайшей ответственностью вы не должны сталкиваться с такими турецкими силами, которые могли бы вступить с вами в бой не только с некоторой вероятностью успеха, но даже и с таким числом войск, коих вы, наверное, и без всякого риска не можете прогнать».
По достижении Бузео авангарду указывалось, как было сказано выше, выделить к Слободзее особый отряд из 2 эскадронов и 1 сотни54, чтобы «показать часть наших войск на пространстве левого берега Дуная от Силистрии до Гирсова». Инструкция давала самое подробное распределение частей этого отряда по разным пунктам врученного ему для охранения участка и до мельчайших подробностей указывала способ несения службы55.
Главные силы авангарда предлагалось по достижении Бухареста поставить лагерем на р. Аржисе56, верстах в 15 от города по Журжинской дороге. Четыре дивизиона конницы с казаками должны были быть высланы в Обилешти, Будешти, Калагурени и Драгонешти с тем, чтобы отряды эти своими казаками наблюдали пространство от Калафата до Турно. Казачьим постам строго предписывалось не начинать перестрелки с турками и отходить, в случае их наступления, к своим резервам.
Таким образом, армия князя Горчакова должна была совместно с Дунайской флотилией наблюдать все течение нижнего и среднего Дуная и охранять княжества, избегая всеми мерами столкновения с турками. Этим мы сами давали возможность турецкой армии ознакомиться с нашим расположением и подготовиться к нанесению нам сильных ударов57. Но князь Горчаков, видимо, был [80] очень доволен таким решением вопроса о роли нашей армии. Восхваляя «премудрую» мысль о мирно-военном занятии княжеств, он выражал предположение, что даже в случае войны такое решение поведет к скорой развязке. «Турки, — писал он, — видя, что мы не переходим Дуная, потеряют, может быть, терпение и перейдут сами на нашу сторону. В подобном случае я могу надеяться, что с помощью Божьей мне удастся их побить, и тогда у них дурь спадет»58.
Вступая в княжества, князь Горчаков обратился к жителям с особой прокламацией, вышедшей из-под пера нашего Министерства иностранных дел59. Командующий войсками, объясняя истинную причину и возможную продолжительность занятия Молдавии и Валахии, успокаивал жителей, что мы не намерены ни искать завоеваний, ни изменять коренных законов, которыми управляются княжества, ни их политического положения. Он предупреждал жителей, что пребывание наших войск не повлечет за собой никаких новых налогов и повинностей и что всякие поставки для войск будут уплачиваться по ценам, наперед установленным по соглашениям с местным правительством. Князь Горчаков увещал жителей взирать без боязни на их будущность, спокойно заниматься своими делами, повиноваться законам, так как этим они приобретут лучшие права «на великодушное попечение и могущественное покровительство Его Императорского Величества».
Одновременно с этим князь Горчаков должен был, по указанию графа Нессельроде, сообщить непосредственно от себя о вступлении в княжества и Решиду-паше. Сообщение это в виде личного письма князя Горчакова должен был вручить по назначению директор нашей коммерческой канцелярии в Константинополе, которому было указано не спрашивать у Решида-паши ответа, но и не отказываться от его приема, если бы турецкий министр по собственному почину захотел ответить князю Горчакову60.
В то время в высших петербургских сферах еще преобладало убеждение, что одно только вступление русских войск в княжества заставит турок подчиниться нашим требованиям. В этом убеждали и донесения князя Меншикова из Одессы о том, что у турок нет ни денег, ни военных припасов и что Турецкая империя должна развалиться сама собой, даже без враждебных с нашей стороны действий61.
Существованию таких предположений содействовали также сведения о полной неготовности Оттоманской Порты к войне с Россией. Число войск во всей Европейской Турции едва доходило до 70 тыс., из которых только 18 тыс. было собрано в Болгарии, в Шумле и на берегу Дуная. Крепости на Дунае находились в самом жалком положении и не были снабжены ни продовольственными, ни военными припасами62. [81]
Движение нашей армии к Бухаресту походило на торжественное шествие. Несмотря на огромные переходы и тропическую жару, бодро и весело шли солдаты, и даже число больных уменьшилось сравнительно с пребыванием на квартирах63; приветливо и радостно встречали жители наши войска, охотно отдавая лучшие дома в их распоряжение64; с торжественным молебствием и почетным караулом встречала князя Горчакова столица Молдавии, Яссы, причем влиятельный ее князь Гика, в русском генеральском мундире и с сбритой по этому случаю бородой, приветствовал командующего войсками на правом фланге караула65; не менее торжественна была встреча и в Бухаресте, при входе в который войска были приветствованы митрополитом с духовенством и почти всеми жителями66. «Пока здесь все идет отлично, — сообщал князь Горчаков князю Меншикову67. — Поставки для моих войск делаются с угодливостью. Молдаване делают очень низкие «саламалеки»; господарь отличный говорун, а европейская публика до настоящего времени наружно очень корректна. В Валахии не ожидали нашего прибытия, хотя господарь и был об этом предупрежден. Там предполагали, что это только одна пустая угроза»68.
В то же время князь Горчаков доносил государю: «Войска Вашего Величества были приняты в Бухаресте как избавители, и появление их у Дуная, вероятно, отобьет у турок охоту укрепляться до моего прихода у Журжи, Туртукая или Силистрии»69.
Однако более наблюдательные современники чувствовали в отношениях к нам молдово-валахского общества фальшь и предсказывали, что оно, в случае нашей неудачи, несомненно, постарается отплатить нам за 1848 год, когда мы не допустили княжества изменить образа правления и заставили Валахию шесть лет [82] оставаться под властью господаря, которого она ненавидела . Действительно, большинство в душе враждебной к нам интеллигенции княжеств принадлежало к новому поколению, либеральным идеям которого наше правительство далеко не потворствовало; маститые же бояре, свидетели наших благодеяний их отечеству, живо помнившие, как мы разбили своими руками ярмо, столько веков на них лежавшее, сошли со сцены, и некому было за нас поднять голоса. Русская кровь, пролитая за княжества, была забыта, а перед глазами у всех оставался лишь тот факт, что Россия не допустила молдово-валахов сложиться в те формы, в которых, по их понятиям, только и было возможно счастье государства.
Печальная действительность вскоре не замедлила показать себя. Уже 7 октября 1853 года генерал Коцебу записал в своем дневнике: «Ежедневно получается все более и более доказательств враждебных отношений к нам местных жителей-румын и их подлости»71.
Истинные же надежды Молдавии и Валахии, тайно поощряемые морскими державами, явствуют из следующих строк донесения французского посла в Константинополе генерала Оика (Aupich) своему правительству в 1849 году, цитировавшего мнение капитана Сабатьера (Sabatier)72:
«Общее чувство сводится к ненависти и страшной боязни России. С другой стороны, крестьяне дрожат при одном имени Турции. Жители близки к отчаянию, и это отчаяние бросит молдово-валахов в объятия России, чтобы им быть уверенным хотя бы только в обеспечении своего рабского существования. Эти печальные и жестокие по отношению к народонаселению княжеств мысли, столь часто нами возбуждаемые, заставляют с грустью слышать стенания несчастных бояр благодаря тому полному пренебрежению, с которым Европа относится к целой нации.
Пример Греции нам часто служит указанием, как следует избегать всесокрушающего покровительства России. Это покровительство обратилось, в особенности в Яссах, в самое абсолютное владычество, доходящее до руководств мельчайшими подробностями внутреннего управления...
Мы восхищались тем величественным чувством национализма, той гордостью романского происхождения, которые заставляют патриотов мечтать о восстановлении древней Дакии, отобрав у русских Бессарабию, а у австрийцев Буковину, Трансильванию и Банат. Ведь в действительности это есть та восьмимиллионная масса потомков колонистов Траяна, которая покрывает пространство от Карпат на севере до Дуная на юге, Тейсы на западе, Днестра и Черного моря на востоке»73. [83]

Театром войны 1853 года в Европейской Турции служили княжества Молдавия и Валахия. Они представляют страну, гористую у Карпат, но постепенно изменяющуюся в холмистую и равнинную по мере приближения к Дунаю. Второстепенные горные хребты, которые отделяются от Карпат, идут в юго-восточном направлении, причем один из них покрывает своими отрогами пространство между pp. Прутом и Серетом, а другой, разветвляясь между притоками р. Серета, упирается крутыми скатами в эту реку.
Оба упомянутые государства в географическом отношении имеют свои особенности.
Молдавия делится р. Серет на две части — восточную и западную.
1. Восточная часть покрыта отрогами Карпат; высокие на севере, они постепенно понижаются к югу, где оканчиваются равниной между Текучем и Галацом.
Северная половина этой части Молдавии изрезана множеством оврагов и речек, текущих в крутых берегах; южная же половина, наоборот, имеет реки с берегами низкими и местами болотистыми, с илистым, вязким дном и крайне медленным течением.
Вся восточная часть Молдавии обладает умеренным климатом, весьма плодородна и лишь в южной своей половине лишается иногда растительности при недостатке дождей и сильном зное.
2. Западная часть, занимающая пространство вправо от Серета, также покрыта отрогами главного Карпатского хребта. Они, достигая здесь 7000 футов высоты, скалисты и покрыты дремучими леса ми, но постепенно понижаются к востоку и в конце концов образуют обширные плато, господствующие над долиной р. Серета.
Реки западной части Молдавии имеют быстрое течение; они, внезапно наполняясь от дождей, неожиданно прерывают сообщение между берегами, но зато столь же быстро и мелеют.
Валахия. За исключением 125-верстной границы с Молдавией, она со всех сторон окружена естественными преградами: на севере отделяется от австрийских владений Карпатами, доступными лишь по немногим узким проходам, с востока же и запада ее отделяет от Сербии и Болгарии р. Дунай.
Отроги Трансильванского хребта, постепенно понижаясь, наполняют своими ветвями северо-западную часть Валахии до линии Крайово—Плоэшти—Фокшаны.
К югу и востоку от этой линии до Дуная страна совершенно открыта, и лишь изредка встречается волнообразный характер местности.
Реки, прорезывающие Валахию в направлении от Карпат к Дунаю, подвержены, как и все горные потоки, внезапным наводнениям и нередко прерывают в стране сообщения. [84]
Из рек княжеств более значительны: Жио, Ольта, Веде, Аржис с притоком Дембовицей, Яломница, Серет и Прут. Судоходные лишь в среднем своем течении, реки эти по всему протяжению удобны для сплава леса, в изобилии растущего в их верховьях и годного для устройства мостов.
Вообще княжества орошены достаточно, и лишь пространство к востоку от Бухареста, между Дунаем и р. Яломницей, представляет безводную и ненаселенную степь, передвижение войск по которой крайне затруднительно.
Климат княжеств умерен, причем на него оказывают значительное влияние Черное море и Карпаты. Зима обыкновенно устанавливается в декабре и продолжается до половины февраля, но в январе и феврале морозы доходят иногда до 18° по Реомюру; в июле и августе жара бывает до 30°.
Вообще в климатическом отношении княжества находятся в условиях довольно благоприятных для здоровья; только в низменных местах, особенно близ заливаемых весной берегов Прута и Дуная, господствуют перемежающиеся лихорадки и завалы печени.
Население княжеств вообще незначительно, около 1500 человек на 1 кв. милю. Поселки редки; они главным образом группируются по долинам рек.
В отношении расквартирования наиболее выгодные условия представляли западная и центральная части княжеств, где благодаря скученности дворов являлась возможность располагать большое количество войск на тесном пространстве.
Почва вообще плодородна, особенно в Валахии; но так как земледелие находилось в первобытном состоянии (обрабатывалась едва третья часть всей удобной земли) и главными продуктами продовольствия были кукуруза и пшеница, то княжества не могли обеспечить русские войска привычными им продуктами потребления — рожью и овсом; гречихи же там вовсе не сеялось74.
Рогатого скота в княжествах было много, но овса почти не было; вместо него сеялся ячмень.
Заграничный отпуск хлеба был весьма незначителен: до 2 миллионов четвертей пшеницы, кукурузы и ячменя вместе.
Главными складочными пунктами вывозной торговли были Галац и Браилов, на которые приходилось до трех четвертей всего вывоза. Других больших складов хлеба не имелось, а избытки у жителей были рассеяны небольшими запасами на значительном пространстве княжеств.
Вывоз хлеба за границу производился в зерне, а потому запасы муки были очень незначительны и только в городах.
Сверх того продовольствование затруднялось недостатком мельниц и топлива, а также запрещением помещиков своим [85] арендаторам продавать провиант на сторону, чтобы этим возвысить его цену и извлечь наибольшую для себя выгоду.
Дороги в княжествах были очень плохи и сравнительно редки; в особенности этим недостатком отличалась Валахия. В зимнее время года дороги делались почти непроездными. Лучшие пути преимущественно следовали по направлению речных долин с севера на юг или с северо-запада на юго-восток, вследствие чего продольных дорог было больше, и они были удобнее поперечных.
Грунтовые пути, пролегая особенно в равнинной полосе, по черноземно-глинистой почве, легко портились после каждого сильного дождя и часто обращались в совершенно непроходимые благодаря также тому, что на них не было устроено надежных мостов.
Главнейшими путями75 для движения армии князя Горчакова через княжества к Дунаю могли служить: 1)
дорога Скуляны—Яссы и далее по долине р. Серета к Фокшанам; оттуда через Бузео, Плоэшти или Урзичени и Бухарест на Журжево (440 в"ерст); 2)
Скуляны—Яссы и далее вдоль течения р. Бырлат на Текуч и отсюда на Фокшаны, Бузео, Плоэшти или Урзичени к Бухаресту на Журжево; 3)
Леово—Фальчи и вниз по р. Пруту на Галац (115 верст), откуда на Браилов—Урзичени к Бухаресту (240 верст) с ветвями к Дунаю на Гирсово, Калараш и Ольтеницу.
В западной части Валахии важнейшим путем была дорога от Бухареста через Питешти, Слатино и Крайово на Калафат (280 верст) с ветвями к Дунаю: от Слатино — на Турно и от Крайово — по направлению к Рахову (65 верст).
Таким образом, узлами путей, ведущих к переправам через р. Дунай, были Бухарест и Крайово. От этих узлов шли ответвления к удобнейшим переправам через р. Дунай у Калафата, Челеи, Журжи, Ольтеницы, Калараша, Гура-Яломицы и Браилова.
Пути, ведущие из России в княжества, пересекаются р. Прутом. Река эта, несмотря на небольшую свою ширину, отличается быстрым течением и имеет броды только выше Унгени. Несколько севернее местечка Скуляны равнина правого берега перерезана многими лощинами и оврагами, наполняющимися в ненастное время водой, что может затруднить устройство переправы для войск; ниже Скулян, до самого устья р. Жижии, Прут течет в болотистой долине, наводняемой во время разливов. Мосты находились у Скулян и у Леово, а паромы — у Рведеуца и при устье реки, на дороге из Рени в Галац.
Пункты, удобные для переправы ниже устья р. Жижии, были у Вадулуй-Исакчи и в двух верстах выше м. Рени. [86]
По занятии нашими войсками княжеств оборонительной для них линией становилась р. Дунай, составлявшая в то же время и серьезную преграду для вторжения нашей армии в пределы Турции.
Дунай прикрывает пределы Валахии от Орсовы до Галаца на протяжении 700 верст. На этом протяжении Дунай три раза меняет направление своего течения: от Орсовы до Калафата река течет на юг, от Калафата до Силистрии — на восток, от Силистрии поворачивает на север, после чего у Галаца снова круто поворачивает к востоку, впадая затем многими рукавами в Черное море.
Дунай протекает по низменности, пересекаемой множеством речек, которые составляют его притоки и берут начало в горах, окаймляющих долину Дуная с севера и с юга.
Быстрота течения этих притоков обусловливает чрезвычайную быстроту течения и самого Дуная, проходящего по илистому грунту, вследствие чего вода Дуная мутна и мало пригодна для питья. Средняя скорость течения Дуная более 4 футов в секунду, глубина же его изменяется от 10 до 100 футов.
С другой стороны, илистый грунт и быстрота течения реки производят наносы, которые влияют на изменение русла Дуная и способствуют образованию на нем множества островов. При таянии снегов в горах или при сильных дождях не только острова, но и берега Дуная, особенно левый, низменный, покрываются водой, местами от 10 до 20 и более верст в ширину. Почти на всем протяжении течения правый берег реки командует левым. Крутые [87] скалы, которые образуют этот берег, делают трудно доступным подъем и спуск к реке; исключением в этом отношении являются только окрестности Никополя. Ниже Силистрии правый берег становится менее скалист и возвышен, хотя все-таки продолжает оставаться трудно доступным; зато в этой части реки болота левого берега все более и более расширяются и затрудняют постройку мостов, заставляя на незначительном протяжении делать дамбы. От Галаца и до устья оба берега одинаково низки, одинаково болотисты и покрыты кустарниками. Только против Исакчи почва берега тверда на протяжении 3—4 верст.
Ширина Дуная неодинакова: верстах в 3 выше устья р. Ольты она не более 60 саженей, у Рущука доходит до 100, а у Силистрии более 350 саженей, причем между Рущуком и Журжей и ниже Силистрии течение реки разделяется многими островами.
Нижнее течение Дуная, от Силистрии, имеет ширину от 350 до 500 саженей, и только 3 верстами ниже Исакчи оно не превосходит 280 саженей при глубине лишь 5—6 аршин.
Переправа через Дунай вброд бывает возможна только при чрезвычайной засухе; вообще же переправа возможна только по мостам или на лодках и паромах.
Срытие после войны 1828—1829 годов крепостей левого берега Дуная, служивших тет-де-понами крепостям правого берега, лишило турок обеспеченных переправ на случай наступательных с их стороны действий. В 1853 году они могли пользоваться только выгодными свойствами правого берега реки, почти везде командовавшего левым, и множеством островов, которые облегчали устройство переправ и могли прикрывать плавание судов по правым, ближайшим к турецкому берегу, рукавам Дуная.
Таким образом:
1) переправа от крепости Видина к Калафату облегчалась островом Маре;
2) от Калафата до устья р. Жио равнина левого берега реки, окаймленная рядом сплошных холмов, способствовала производству нападений с правой стороны Дуная, опираясь на лежащую против устья р. Жио крепость Рахово;
3) от устья р. Жио до устья р. Ольты наиболее удобным для переправы пунктом было село Челеи, против устья р. Искера;
4) переправа на участке от устья р. Ольты до Калараша, против Силистрии, затруднялась трудной проходимостью левого берега реки, изрезанного канавами и покрытого плавнями, которые замерзали лишь в сильные зимы и высыхали в знойные годы. Кроме того, турецкие крепости этого участка реки, Никополь и Рущук, потеряли, с уничтожением своих мостовых укреплений, наступательное значение против Валахии; что же касается крепости Туртукая, то, хотя присутствие около устья реки Аржиса острова [88] и облегчало переправу у этого пункта, но она была возможна лишь в летнее время; в весеннее же половодье левый берег был совершенно недоступен.
Сооружение моста у Силистрии, против самой крепости, было трудно вследствие весьма быстрого течения и массы отмелей, допускавших постройку мостов только на плоскодонных барках. Переправа против Калараша была еще затруднительнее, ввиду необходимости устроить три моста, из которых два через оба рукава Дуная, а третий через р. Борчу;
5) на участке реки от Калараша до устья постоянная переправа имелась у села Гура-Яломница, где ширина Дуная не превосходила 350 саженей; но и здесь переправа затруднялась свойствами реки — весьма мелкой и илистой у левого берега, вследствие чего даже мелкие суда не могли подходить к пристаням.
Переправа с правого берега на левый в топографическом отношении была наиболее удобна у Исакчи; при этом переправа у этого пункта имела и стратегическое значение: наступающий, прикрываясь с фронта и с левого фланга рекой, а с правого фланга морем, мог вполне безопасно совершить большую часть своего пути к нашим пределам. Что касается обороны правого берега Дуная в этом пункте, то изложенные выше выгоды переправы у Исакчи обращаются во вред обороняющемуся: наступающий с левого берега реки, совершив переправу у Гирсова или у Черноводы и двинувшись к Бабадагу, легко может отрезать войска, занимающие Добруджу. Поэтому оборона последней заключалась только в силе крепостей Тульча, Исакча и Мачин, которые не отвечали своему назначению. С потерей же их, а следовательно, и с потерей Добруджи удержание правого берега Дуная сводилось к защите сильных крепостей Силистрии и Рущука — в среднем его течении и Никополя и Видина — на верхнем Дунае76.


Первоначальные заготовления провианта на 1853 год для всей русской армии вообще и для действующей мирного времени (1, 2, 3 и 4-го корпуса) в частности делались в то время, когда еще никто не предполагал близости войны. Провиантские магазины наполнялись сообразно с дислокацией мирного времени, причем не имелось в виду никаких больших передвижений войск. Для занятий Придунайских княжеств сначала были предназначены 4-й и часть 5-го корпуса, а вскоре после того и 3-й корпус77. Из этих корпусов 3-й и 4-й входили в состав действующей армии мирного времени, интендантство которой и распоряжалось заготовлением для них провианта на текущее довольствие.
В начале февраля 1853 года было получено высочайшее повеление о приведении 4-го корпуса на военное положение, а в [89] середине мая началось передвижение 4-го и 5-го корпусов к молдавской границе.
Так как при начавшемся усиленном передвижении войск места их сосредоточения в Волынской и Подольской губерниях не соответствовали местонахождению провиантских магазинов, то еще в феврале главнокомандующий действующей армией, генерал-фельдмаршал князь Варшавский принял меры по обеспечению продовольствием выступавших первыми войск 4-го корпуса в местах, назначенных для сосредоточения их на юго-западном участке района действующей армии.
Неприкосновенных запасов собственно на случай войны в распоряжении князя Варшавского к 1 января 1853 года не состояло, а имелись лишь крепостные запасы, которых в Варшаве, Замостье, Ивангороде, Новогеоргиевске, Брест-Литовске, Бобруйске, Динабурге и Киеве было всего: муки — 136 350 четв., крупы — 20 620 четв.78
В местах же сосредоточения корпусов, в Каменец-Подольске и в Проскурове, в провиантских магазинах было всего 11 000 четв, муки с пропорцией круп79, т. е. для двухмесячного запаса продовольствия одной пехотной дивизии с ее артиллерией не хватало 5000 четв, муки с соответствующим количеством крупы. Поэтому фельдмаршал, считая необходимым произвести новые дополнительные заготовления провианта в юго-западном районе армии, 10 февраля 1853 года послал князю Горчакову, предназначенному для командования войсками 4-го и 5-го корпусов, предписание увеличить запасы провианта в Каменец-Подольске и в соседних магазинах настолько, чтобы их там было Достаточно для двухмесячного продовольствия одной пехотной Дивизии с артиллерией, т. е. добавить 5000 четв, муки с пропорцией круп. [90]
По распоряжению князя Горчакова это количество было куплено и сложено во вновь устроенном им временном провиантском магазине во Фрамполе.
Таким образом, к весне 1853 г. в Каменец-Подольске, Проскурове и Фрамполе имелось в магазинах 16 000 четв, муки и 1600 четв, круп, что обеспечивало на 2 месяца продовольствие 32 000 человек80.
Военное министерство одновременно с распоряжениями князя Варшавского также принимало меры по обеспечению войск, продовольствием на границе. Но все заготовления Военного министерства делались в том предположении, что войска не пойдут далее Дуная.
Для войск, предназначенных ко вступлению в княжества, внутренним провиантским ведомством была заготовлена к 17 февраля 1853 года на молдавской границе, в Леово и Кишиневе, месячная пропорция провианта81, а в мае там было уже собрано всего:
в Леово: 20-дневный запас сухарей, круп, порционного скота, вина, перца, уксуса и соли на 30 000 человек;
в Кишиневе: 20-дневный запас тех же продуктов на 70 000 человек82.
Кроме этих запасов, предназначавшихся собственно для подвижных магазинов, было сложено в Кишиневе 35 000 четв, муки и 3500 четв, круп, что составляло двухмесячный запас на 70 000 человек.
Все эти запасы вместе с Бессарабской дистанцией были переданы в полевое интендантство 3-го, 4-го и 5-го корпусов.
Для 40-тысячного отряда, предназначенного на случай десанта в пределы Турции при помощи судов Черноморского флота, был заготовлен шестинедельный запас следующих продуктов83:

 

  В Севастополе В Одессе
Сухари 39 187 ½ пуд. 43 312 ½ пуд.
Крупы 668 четв. 745 четв.
Овес 759 четв. 1185 четв.
Соль 1187 пуд. 1325 пуд.
Перец 55 ½ пуд. 62 пуд.
Уксус 5344 вед. 5962 вед.
Вино 463 ½ вед. 5144 вед.
Мясо 4957 ½ пуд. 5565 пуд.


[91] Но часть этих запасов была отправлена впоследствии в Сухум-Кале. Кроме того, для десантных отрядов был образован запас сухарей в 55 000 пудов в Ростове.
В Скулянах, где предполагалось сосредоточить большую часть войск, направляемых в княжества, внутреннее провиантское ведомство еще к 20 мая не собрало никаких запасов. Это послужило причиной более позднего, чем предполагалось, начала движения наших войск к Пруту84.
Во всяком случае, для своза запасов в Скуляны требовалось время; с доставкой их всегда могли опоздать, и это должно было еще более задержать выступление войск. Внутреннее же провиантское ведомство, вместо того чтобы самому усиленно заняться передвижением запасов к границе, передало заботы об этом интендантству действующей армии в ту минуту, когда войска уже готовились к выступлению. 20 мая князь Варшавский получил письмо от военного министра с просьбой принять на себя все распоряжения по продовольствию корпуса также и в районе не подчиненного ему внутреннего провиантского ведомства на все время до перехода границы, а затем и в самых княжествах85.
Фельдмаршал немедленно потребовал от Кременчугской провиантской комиссии заготовления запасов в районе предполагаемого расположения корпусов и приказал тотчас же перевезти на вольнонаемных подводах в Скуляны весь запас провианта из Проскурова, Каменец-Подольска и Фрамполя; в каменец-подольском же магазине заготовить еще 5000 четв, муки с пропорцией круп для отправки, в случае надобности, в Скуляны86.
Для исполнения этих распоряжений был командирован генерал-провиантмейстер действующей армии Затлер, которому было сказано, что войска начнут переходить Прут, вероятно, в первой половине июня.
Для своевременной перевозки всех припасов представлялись большие трудности.
Во-первых, оставалось очень мало времени; Затлер мог прибыть в Каменец-Подольск только 27 мая, причем до начала предполагаемого перехода войсками границы оставалось всего несколько дней. Во-вторых, большие расстояния до Скулян: от Проскурова — 310 верст, от Фрамполя — 270 верст и от Каменец-Подольска — 223 версты. В-третьих, трудность достать требуемое число подвод, которых для поднятия всего запаса сразу нужно было около 4500. В окрестностях упомянутых трех городов такого количества подвод нельзя было достать вовсе; крестьяне нанимались неохотно ввиду рабочей поры и дальности перевозки. К тому же и по тем же дорогам шел 4-й корпус, забирая по пути массу подвод для своза своих тяжестей. [92]
Тем не менее к 25 июня перевозка была окончена, хотя и обошлась дороже стоимости самого провианта. (Провиант стоил 44 013 руб., перевозка — 58 547 руб.)
К тому же времени Затлер заготовил в Каменец-Подольске 5000 чтв. муки с пропорцией круп87.
Всеми этими мерами Военного министерства и фельдмаршала войска 4-го и 5-го корпусов ко времени перехода границы были обеспечены на базе, в Бессарабии, запасами на 3 месяца, считая в том числе и десятидневный запас провианта при войсках88.
Фуражом войска в мирное время обыкновенно довольствовались собственным попечением, а потому в начале 1853 года распоряжением внутреннего провиантского ведомства были сделаны лишь небольшие запасы фуража на молдавской границе для подвижных магазинов, а именно89: двухдневные пропорции овса в Кишиневе на 16 897 лошадей и в Леове на 11 142 лошади90.
Когда было дано приказание двинуться к Пруту, фельдмаршал, предвидя затруднения в продовольствии сеном, приказал командиру 4-го корпуса генералу Данненбергу завести в войсках для кошений травы косы, по одной на каждую повозку, а потому и было куплено 1479 кос.
Больше никаких распоряжений о заготовлении фуража министерством сделано не было, так как при соображениях в Военном министерстве о продовольствии войск на молдавской границе было принято мнение командира 5-го корпуса генерал-адъютанта Лидерса, что особых запасов фуража в местах сборов войск составлять [93] нет надобности и что приобретение его можно предоставить самим войскам, утвердив справочные цены. Это предположение объяснялось неизвестностью, сколько времени войска пробудут в сборе на границе и в каких именно пунктах.
В мае, когда последовало распоряжение о сосредоточении войск к Пруту, государь выразил опасение, что войска встретят затруднение в продовольствии лошадей, так как их должно было сосредоточиться там на небольшом пространстве около 30 000 голов.
Поэтому военный министр запросил князя Варшавского, не нужно ли заготовить для войск 4-го и 5-го корпусов фураж, и в таком случае где и сколько, или же отпустить на него деньги?91
На это фельдмаршал отвечал, что не одобряет полного отсутствия заготовления фуража; по его мнению, следовало бы сделать заготовку в половинном размере ожидавшейся потребности, а для покупки остальной части войсками установить справочные цены. Фельдмаршал писал, что теперь, когда время уже прошло, он не видит другого способа ограничить затруднения в фуражном довольствии войск, идущих к Пруту, как эшелонированием их в глубину. Для этого следовало задержать кавалерию на пути и располагать побригадно в одном переходе одну от другой.
Такая мера оправдывалась и тем, что хотя бы войска и находились на границе в одном лагере, но все-таки они не могли бы в один и тот же день переправиться через реку и вступить в Молдавию. При таком разбросанном положении войск частные начальники скорее могли найти возможность приобретать фураж.
В заключение фельдмаршал добавлял, что ему вовсе не известно, в каких именно пунктах и в каких размерах следует заготовить фураж на случай занятия княжеств92.
Мнение фельдмаршала было одобрено государем, и войскам было предоставлено самим закупать фураж по ценам, утвержденным генерал-адъютантом Лидерсом. При этом деньги на фураж войскам были отпущены по расчету до границы княжеств.
Для безостановочного снабжения действующих войск предметами артиллерийского довольствия в военное время, по уставу об управлении армиями 1846 года, предназначались запасы:
а) содержимые в крепостях на базисе в военных парках;
б) свозимые по мере удаления армии от перволинейных парков в устраиваемые промежуточные склады;
в) возимые в подвижных парках армии.
Запасы эти, по уставу 1846 года, должны были состоять из полевой артиллерии, оружия, частей его и боевых припасов, частью в готовом виде, частью в материалах.
На основании правил, изложенных в уставе, порядок снабжения войск артиллерийскими снарядами и патронами устанавливался следующий: [94] 1)
войска получали боевые припасы по мере израсходования их из подвижных парков по распоряжению начальника артиллерии в армии или в отдельном корпусе; 2)
по их же распоряжениям подвижные парки пополнялись из перволинейных местных парков; 3)
по мере удаления армии от границы учреждались, по назначению главнокомандующего, промежуточные парки, и тогда перволинейные обращались во второлинейные; 4)
перволинейные парки получали укомплектование из второлинейных по сношениям начальника перволинейных парков с начальником второлинейных; 5)
второлинейные парки пополнялись из внутренних складов по распоряжениям артиллерийского департамента93.
Для войск, направленных в Придунайские княжества, перволинейными парками были назначены местные парки Дунайского артиллерийского округа — 3 в Хотине, 3 в Бендерах и 3 в Измаиле, всего 9 местных парков. Второлинейными были назначены 6 местных парков в Киеве, которые, в свою очередь, должны были пополняться из Калуги.
Для десантных отрядов предназначались парки: для Севастопольского — 3 местных парка, находившиеся в этом городе, и для Одесского — 3 местных парка в Херсоне94.
В феврале 1853 года было предназначено к сбору на границе Дунайских княжеств всего 68½ батальона, 64 эскадрона, 50 сотен и 208 орудий95.
Хотя князь Варшавский и полагал, что для наступательной войны с Турцией надо иметь запас снарядов на каждое полевое орудие на 500 выстрелов, а на каждое осадное — на 80096, но для определения потребности в артиллерийских огнестрельных припасах в данном случае было положено, по представлению артиллерийского департамента, иметь количество припасов, которое в то время было принято при выступлении в поход в других европейских армиях, а именно, по 350 выстрелов на орудие.
Вскоре число орудий, предназначавшихся в поход, было увеличено до 328, для которых по вышеприведенной норме следовало иметь 114 800 зарядов.
Из этого числа 50 244 заряда имелось при батареях и 53 685 — в парках и особых запасах, назначенных для десантных отрядов; всего 103 929 зарядов, т. е. около 317 на орудие.
Таким образом, против исчисленного количества не хватало 10 871 заряда — по 33 заряда на орудие. Это количество имелось в виду пополнить из местных парков.
В местных парках Дунайского и Южного округов, которые всегда могли быть отнесены к перволинейным и которые в то время укомплектовывались недостающими в них вещами, а также [95]
в подвижном парке № 13, находившемся в Тирасполе, имелось 152 866 зарядов, т. е. по 466 на орудие. В парках, которые могли быть причислены к второлинейным — Киевских, Бобруйских и Брест-Литовских — было всего 145 590 зарядов, или 443 на орудие. Этими запасами по той норме, которая была признана достаточной, артиллерия обеспечивалась, как видно, с большим излишком.
Что касается количества патронов, то, по сведениям, имевшимся в артиллерийском департаменте, для одной кампании в европейской войне считалось «весьма достаточным иметь на каждое ружье не более 140 патронов, в том числе по 100 патронов на людях и в патронных ящиках; для войны же с Турцией и того меньше».
В войсках, предназначенных к походу, состояло 9 763 880 патронов. В подвижных парках и особых запасах, которые предполагалось отправить с десантным отрядом — 5 343 600 патронов. В местных перволинейных парках — 8619 150 и во второлинейных — 8 208 750; ко второлинейным паркам здесь причислены также парки в Брест-Литовске и в Бобруйске, в которых имелось 4 925 250. Таким образом, в перволинейных и во второлинейных парках, считая их отдельно, патронов было меньше комплекта таковых в войсках97.
Полкам 13-й пехотной дивизии, назначенной в состав Севастопольского десантного отряда, было заготовлено для второго комплекта в Севастополе 1512 000 патронов, упакованных в ящики, т. е. то самое число, которое составляло имевшийся в войсках первый комплект.
Для третьего комплекта в Севастополе имелось 266 500 готовых патронов; остальное же недостающее до полного комплекта количество могло быть, по соображениям артиллерийского департамента, изготовлено в 82 дня, а с добавкой рабочих от войск и в 45 дней.
При таком назначении запасов на каждое ружье приходилось:

 

  Для сухопутного отряда 4-го и 5-го корп., патронов на чел. Для десантных отрядов, патронов на чел.
У людей в сумах 60 60
В патронных ящиках при войсках 40 40
В шести перволинейных парках Севастопольских и Херсонских 100
В пяти подвижных парках 33
В девяти второлинейных, Тираспольских, Измаильских и Херсонских 74
Всего 200 207

[96] Сверх того в Киевских второлинейных парках был полный комплект патронов — 3 283 500.
На основании всех этих соображений было принято мнение генерала Баранцева, что нет надобности в заготовлении третьего комплекта патронов в Севастополе, как того требовал генерал-адъютант Лидерс, имея в виду, что все равно они останутся неизрасходованными.
Поэтому последовало повеление, чтобы третий комплект иметь лишь в готовности в местных парках Дунайского и Южного округов и готовить его только исподволь98.
Таким образом, относительный запас патронов в местных парках был меньше запаса артиллерийских зарядов.
Кроме того, в местных парках, ближайших к южным артиллерийским округам, а также в Севастопольских и Тираспольских парках был некоторый недостаток патронов. Это произошло, во-первых, оттого, что было приказано изготовить вместо старых новые патроны с увеличенной для ударного оружия пулей, а во-вторых, Севастопольские и Тираспольские парки должны были отдать из положенных в них 3 283 500 патронов в десантные отряды 3 154 800 патронов. По всему этому предвиделась усиленная фабрикация патронов как для пополнения существующего недостатка, так и для расхода их во время военных действий.
Для приготовления такого количества патронов материалы в местных парках имелись в достаточном количестве, но лаборатористов и замещающих их нижних чинов артиллерийских гарнизонов было слишком мало. Поэтому было приказано, согласно представлению артиллерийского департамента, наряжать в местные второлинейные парки, особенно в Киевские, от войск, расположенных поблизости к паркам, людей для приготовления патронов99.
Пороха в крепостях Южного и Дунайского округов, за исключением назначенного к отпуску морскому ведомству в количестве 17 000 пудов, оставалось 45 089 пудов. В Киеве, Бобруйске и Брест-Литовске имелось 31 652 пуда.
Второлинейные парки должны были пополняться порохом с Шостенского порохового завода по мере выделки его там. К ноябрю завод должен был сделать 22 500 пудов. [97]
Таким образом, весь запас пороха составлял 99 241 пуд. Из этого количества некоторая часть должна была пойти на производившееся в это время укомплектование парков и на снабжение войск. За всем тем предполагался остаток до 90 000 пудов, который, по мнению артиллерийского департамента, вполне обеспечивал комплектование парков на южной границе.
Кроме того, из внутренних складов должны были свозиться во второлинейные парки армяк для зарядных мешков (из Тулы и Москвы), жесть для картечи, бумага и другие материалы для патронов.
Перволинейные парки должны были получать из второлинейных патроны в готовом виде, а артиллерийские — заряды в материалах100.
По уставу 1846 года, при каждом пехотном корпусе полагалось иметь, по числу пехотных дивизий корпуса, три подвижных парка.
Для войск 4-го и 5-го корпусов (без 13-й пех. див.) было назначено 5 подвижных парков: № 10, 11, 12, 14 и 15.
Для отправки вместе с войсками были, вследствие неизвестности, будет ли война, первоначально назначены только три подвижных парка № 10 при левой колонне, № 11 — при средней и № 12 — при правой101. Парк № 14 оставался на месте своего обыкновенного расположения в Тирасполе102, а парк № 15 был временно оставлен в Леове103. Парк № 13 находился в Тирасполе, но одна его полурота, когда делались приготовления к снаряжению десантного отряда, была переведена в Одессу. Таково было расположение этих пяти парков к 21 июня 1853 года.
Парк № 12 приводился на военное положение и шел из Брест-Литовска. Он был укомплектован лошадьми от помещиков, и многие лошади в нем были старые и слабые. В парке № 14 лошади были хороши. В № 11, пришедшем из Киева, и в № 14 все повозки были новой конструкции, но в обеих колеса слабые и рассохшиеся до такой степени, что уже 30 августа 1853 года князь Горчаков просил о присылке для этих парков новых запасных колес, которых не оказалось; для изготовления же новых потребовалось четыре месяца. Поэтому тотчас же по прибытии парков в Плоешти во всех повозках пришлось исправлять, а для парков № 11 и 14 заказать в России 200 новых колес.
Впоследствии для снабжения войск на Дунае боевыми припасами служили еще следующие учреждения: постоянные арсеналы Киевский и Новогеоргиевский; подвижной арсенал No 3, который находился в Тирасполе, а в апреле, когда делались приготовления к войне, был двинут в Одессу. 7 июня было приказано перевести его еще ближе к войскам, а именно в Измаил104. Этот арсенал был сначала назначен в состав десантного отряда. К концу мая он был укомплектован вполне только людьми, лошадей [98] же, повозок и сбруи еще совсем не имел. Предполагалось в том случае, если встретится надобность, двинуть арсенал с сухопутным отрядом, снабдив его вольнонаемными лошадьми. Лошадей для арсенала надо было купить всего 126105; лабораторная рота № 2, находившаяся в Бресте. 2 июня князь Горчаков просил полуроту этой роты двинуть в Скуляны, что и было приказано сделать по изготовлении ее к походу; для этого надо было купить 21 лошадь и доставить сбрую из Киевского арсенала. Только 19 июля, полурота выступила из Бреста и ожидалась в Скуляны 6 сентября 1853 года106.
Ближайшие к театру войны артиллерийские гарнизоны были в Измаиле, Килии, Бендерах, Хотине и Херсоне.
Ближайшие к месту сосредоточения 4-го и 5-го корпусов постоянные госпитали находились в Кишиневе, Тирасполе, Измаиле, Килии, Кинбурне, Бендерах, Кагуле, Хотине, Бельцах, Каменец-Подольске и Тульчине.
Опыт войны 1828—1829 годов, во время которой войска потеряли массу людей и лошадей единственно вследствие тяжелых климатических условий, указывал на необходимость принятия обширных мер для уменьшения заболеваемости в их рядах.
Ко времени вступления наших войск в княжества в Бессарабии было сосредоточено 12 кадров военно-временных госпиталей, всего на 4800 больных (4 по 600 мест и 8 по 300 мест)107. К этому же времени были открыты военно-временные госпитали в Кишиневе, Леове и Скулянах, а также, по сношению с правительствами княжеств108, в Яссах109, Фокшанах110 и Бузео111.
Запасные аптеки были в Херсоне, Одессе и Леове. В них и в передовой аптеке при штабе войск заготовлялись лекарства по числу 35 000 больных.
Кроме того, в войсках были полковые лазареты, и каждый третий человек имел при себе перевязочные предметы: 4 аршина бинтов, 1 компресс и 10 золотников корпии"2.
Перевозочными средствами войска наши ко времени перехода границы были обеспечены следующим образом.
В 1848 году для действующей армии был сформирован подвижной провиантский магазин в двухбатальонном составе. В 1851 году магазин этот был упразднен, но в виде кадра осталась одна запряженная рота в 125 повозок и 385 лошадей, батальонный штаб, вооруженная команда и мастеровые на два батальона. При батальонном штабе было 836 провиантских телег, 134 почтовые брички и разные повозки и 35 лошадей. К февралю 1853 года весь этот подвижной состав, т. е. 961 провиантская телега, 134 разные повозки и 420 лошадей, состоял налицо.
Для формирования подвижного магазина могли быть употреблены лошади, находившиеся «на попечении дворянства». После [99] венгерской кампании при демобилизации армии лишние артиллерийские, парковые и подъемные лошади были переданы в 1851 году помещикам Царства Польского и губерний, входивших в район действующей армии. Помещики, принявшие этих лошадей на свое попечение, должны были содержать их, имея право взамен этого употреблять их для своих надобностей и работ, отвечая за убыль в том только случае, если она произошла по их вине. По требованию правительства помещики были обязаны представить этих лошадей, а взамен пришедших по их вине в негодность или палых представить других, годных, или же внести за них штатную стоимость.
Этой мерой имелось в виду сохранить на случай надобности запас лошадей, а вместе с тем не потерпеть убытка при распродаже их массами по дешевой цене при демобилизации и не нести издержек по содержанию лошадей в мирное время. Конечно, этот способ мог бы оправдаться только в том случае, если лошади потребовались бы через короткий промежуток времени после их отдачи и если было бы возможно гарантировать их хорошее содержание у помещиков. На указанных выше условиях в 1851 году помещикам было сдано 10 698 лошадей. В начале 1853 года, когда было решено взять на укомплектование 4-го корпуса всех лошадей от помещиков 13 губерний, предполагалось, что будет принято обратно около двух третей лошадей. Но ожидания эти далеко не оправдались. В числе принятых от помещиков лошадей многие оказались негодными для похода, и на укомплектование 4-го корпуса пришлось купить еще 1299 лошадей, тогда как вся потребность [100] 4-го корпуса составляла 6844 лошади. Большинство представленных помещиками лошадей пошло на укомплектование частей войск и парков, и только 111 лошадей были взяты для подвижного магазина.
В начале 1853 года помещиками было представлено (в числе 8935, потребованных князем Горчаковым от 13 губерний) всего 7149 лошадей, из которых 1043 были забракованы. Остальные лошади, оставшиеся у помещиков, были потребованы во второй половине 1853 года для укомплектования 3-го корпуса, причем в числе потребованных 6169 лошадей было принято всего около 1/10 части. Для сбора лошадей назначались сборные пункты, куда посылались военные приемщики.
Таким образом, в подвижном магазине оказалось (вместе с взятыми 111 лошадьми от помещиков) — 531 лошадь.
В 4-м корпусе в начале 1853 года состояло 340 провиантских телег 2-го и 3-го комплекта, которые могли поднять 16 405 пудов провианта, т. е. пропорцию для корпуса на 4 ½ дня. Лошадей же для этого обоза не было вовсе.
Фельдмаршал, считая обоз недостаточным, приказал усилить его средствами подвижного магазина действующей армии. На основании этого распоряжения князь Горчаков приказал в феврале (после усиления подвижного магазина 111 лошадьми) отправить из подвижного магазина в распоряжение командира 4-го корпуса 156 провиантских телег и 468 лошадей. После этого в 4-м корпусе кроме находившихся при частях штатных провиантских телег, поднимавших провиант на 6 дней, образовалось добавочных повозок на двухдневный запас, что вместе с четырехдневным ранцевым запасом обеспечивало корпус провиантом на 12 дней113. Это было исполнено в марте 1853 года, и после того в подвижном магазине при главной квартире армии остался только штаб, обоз, около 60 лошадей и несколько десятков людей114.
Еще 27 декабря 1852 года военный министр приказал предупредить новороссийского и бессарабского генерал-губернатора о том, что может встретиться надобность в формировании подвижного провиантского магазина для перевозки 16 333 пудов провианта115, и просил его представить по этому поводу соображения.
Из собранных провиантским департаментом сведений, представленных в марте 1853 года, оказалось, что формирование подвижного магазина посредством обыкновенного найма подвод в трех Новороссийских губерниях обойдется слишком дорого, так как подводчики требовали чрезвычайно высокую плату (от 2 руб. 50 коп. до 3 руб. 50 коп. в сутки за подводу), соглашались перевозить только до октября и предъявляли еще другие неудобные условия.
Поэтому единственным подходящим способом для сбора подвод являлся наряд их от сословий Бессарабской области, обязанных [101] земской повинностью. По собранным сведениям оказалось, что вольные хлебопашцы Бессарабской области, исключительно царане, могут без подрыва их хозяйства выставить от ⅓ до ½ воловых подвод, нужных для подвижных магазинов, а остальное количество могло быть взято у колонистов и государственных крестьян области.
К тем же соображениям провиантского департамента добавлялось, что, по произведенным опытам, на каждую пароволовую подводу может быть положено для ускоренного движения 32 пуда, а при медленном движении и до 40 пудов116. Поэтому для своза 20-дневного запаса провианта и двухдневного запаса овса, назначенных в Леово и Кишинев, потребовалось всего 4597 пароволовых подвод, а с запасными всего 4689 подвод и 5251 пара волов117.
Военным министром, на основании всех этих соображений, в марте было предложено новороссийскому генерал-губернатору собрать в Бессарабии 4880 обывательских пароволовых подвод с положенным числом запасных волов, необходимых для формирования подвижного магазина в 4 полубригады. Магазин этот должен был следовать за войсками в княжества118.
17 мая было повелено безотлагательно собрать в Леове подвижной магазин в числе подвод, которое было бы соразмерно с численностью отряда. Организация этого подвижного магазина была поручена генерал-адъютанту Лидерсу.
К концу мая в Леово была сформирована одна полубригада подвижного магазина из 4 рот в составе 1220 пароволовых подвод с 122 парами запасных волов и 25 запасными повозками. Все это было собрано у бессарабских крестьян с платой по 60 коп. за подводу в сутки. За эту плату подводчики должны были содержать себя, кормить волов и исправлять повозки. В состав сформированной полубригады были назначены еще 3 повозки комиссариатского обоза, 6 офицеров (командир полу бригады, адъютант и 4 ротных командира) и 26 нижних чинов от 5-го пехотного корпуса119.
Этим формировавшимся в Бессарабии четырем полубригадам были даны № 1, 2, 3 и 4120.
Формирование подвижного магазина вызвало большие затруднения, так как найти нужное большое число подвод в окрестностях Каменец-Подольска, Проскуроса и Фрамполя было невозможно, и их приходилось собирать за десятки верст.
Крестьяне ввиду рабочего времени и отдачи значительного числа подвод 4-му корпусу шли неохотно, что и было причиной медленности формирования подвижного магазина, в свою очередь задержавшего переход через Прут121.
Части 4-го корпуса 24 мая двинулись к границе, в Скуляны и Леово, двумя колоннами и прибывали в Скуляны между 5 июня и 14 июля, а в Леово — между 22 июня и 3 июля. Части 5-го [102] корпуса с 5-й кавалерийской дивизией сосредоточились у Леова в начале июня122.
На пути войска не встретили никаких затруднений в продовольствии ни провиантом, ни фуражом. Они имели при себе 10-дневный запас в сухарях, а на мясо и соль им были отпущены деньги по 1 сентября. Кроме того, на случай недостатка хлеба на границе корпусному комиссионерству было отпущено 50 000 рублей, но в расходовании этих денег нужды не представилось, так как вместе с прибытием в Скуляны головных частей 4-го корпуса туда стали подходить и транспорты с провиантом, о чем было упомянуто выше. Мясо, соль и фураж войска покупали сами и затруднений в этом также не встречали123, израсходованный войсками во время пути сухарный запас был пополнен в Скулянах и Леове124.
Князь Горчаков, прибыв в Кишинев, назначил на должность генерал-интенданта при 4-м и 5-м корпусах генерал-майора Затлера125, состоявшего до тех пор генерал-провиантмейстером действующей армии. Генерал Затлер занимал эту должность уже во время венгерской кампании и тогда своими удачными распоряжениями по интендантской части обратил на себя внимание князя Варшавского.
Так как большая часть действующей армии (мирного времени) не предназначалась в поход, то интендантство ее оставалось в полном своем составе в Варшаве, а при генерале Затлере состояли только один провиантский чиновник и два писаря. Пришлось формировать вновь целое интендантское управление: канцелярию, главные полевые провиантскую и комиссариатскую комиссии, корпусные комиссионерства и дивизионных провиантмейстеров126. Для магазинов, которые имелось в виду открыть в княжествах, надо было назначить смотрителей и т. п. Вновь сформированному комиссионерству 4-го корпуса было приказано постоянно состоять при штабе командующего войсками в помощь генерал-интенданту армии127. [103]
Таким образом, в самую горячую пору для интендантства, во время всякого рода обширных заготовлений, это интендантство только формировалось наскоро из десятков новых лиц, не знавших своего начальства, которое, в свою очередь, не знало способностей и качеств подчиненных. Между тем генерал Затлер должен был по самому роду деятельности интендантства при условиях военного времени посылать своих чиновников в дальние, самостоятельные командировки.
Условия продовольствия в Молдавии, Валахии и Болгарии и неприменимость в этих княжествах реквизиционной системы были известны нам из опыта всех предыдущих войн и даже по последней венгерской кампании, когда в Молдавии и Валахии был расположен 5-й корпус128. Между тем фельдмаршал в письме своем к военному министру от 20 мая 1853 года писал, что о способах продовольствия в Придунайских княжествах он не может сообщить никаких положительных сведений, хотя ему и известно, что в прежнее время обязанность доставлять нашим войскам нужное количество припасов лежала на диванах, т. е. именно указывал на реквизиционный способ.
Князь Варшавский вместе с этим предписал генералу Даненбергу, знакомому с княжествами по 1848 году, изложить свое мнение о способах продовольствия войск в Молдавии и Валахии.
В начале июня генерал Даненберг представил об этом записку, в которой говорил, что продовольствие войск в княжествах поставками от местных властей он считает неудобным. В 1848 году припасы от земли доставлялись всегда весьма неисправно, часто недоброкачественные, а между сдатчиками и приемщиками постоянно возникали споры и жалобы по поводу веса и меры; для окончательного же расчета с княжествами пришлось потом составить особую комиссию, которая работала более года. Поэтому он признает самым удобным заготовлять припасы в княжествах с торгов, допуская поставку от местных властей только в крайних случаях и делая по этому поводу заблаговременно с ними сношения, в которых следует указывать складочные пункты и количество требуемых продуктов.
Эта записка генерала Даненберга была препровождена князю Горчакову для соображения о способе продовольствия в княжествах129.
Общий порядок довольствия войск нашей Дунайской армии был установлен особым положением, высочайше утвержденным 18 мая 1853 года и разосланным в войска130. Главные основания этого положения заключались в следующем.
Довольствие предполагалось организовать тремя способами:
1. Непосредственным распоряжением интендантства, т. е. заготовлением внутри России запасов и подвозом их прямо [104] в войска или в учрежденные временные магазины. Эти же магазины предполагалось пополнять также посредством торгов или покупок в княжествах. Все продукты предписывалось получать от края не иначе, как за соответствующее вознаграждение или чистыми деньгами, или по квитанциям. Без вознаграждения разрешалось отводить только квартиры для воинских чинов, под госпитали, магазины и прочие потребности войск, а также получать дрова для варки пищи. 2.
Средствами края за установленное вознаграждение. Для этого предполагалось учреждать распоряжением местных властей земские магазины в местах, заранее указанных интендантством. При магазинах должны были находиться земские чиновники с прислугой и комиссионеры или офицеры от наших войск. Требования от войск в земские магазины и отпуски из них должны были производиться по тем же правилам, как и из русских магазинов. В тех случаях, когда по каким-либо причинам войскам не было бы возможности получать продовольствие из земских магазинов, допускалось получение продуктов прямо от жителей по указанию земских комиссаров. Для этого при всех отрядах должны были находиться особые земские комиссары. Уплату за все забранное полагалось производить или наличными деньгами, или установленными квитанциями. 3.
Покупка самими войсками по утвержденным ценам
с обязательной уплатой наличными деньгами.
Князю Горчакову была сообщена также инструкция министра иностранных дел войти в соглашение через наших консулов с правительствами княжеств по поводу продовольствия там наших войск и в этом соглашении определить, чтобы все поставки от правительств и от жителей производились по нормальным ценам, т. е. по ценам, существовавшим во время вступления наших войск в княжества131.
11 июня 1853 года последовал приказ по войскам о предстоящем занятии княжеств, в котором, между прочим, было сказано о высочайшей воле, «дабы Российские войска занимали Молдавию и Валахию не как враждебный край, но как области, издревле под покровительством его императорского величества состоящие...» и что «никто не должен ничего требовать от жителей без должного вознаграждения на основании правил, которые вслед за сим будут объявлены».
Князь Горчаков, будучи начальником штаба корпуса во время войны 1828 и 1829 годов, был очевидцем той нужды, которую терпели войска в княжествах, а потому, готовясь теперь снова вступить в этот край, проявил усиленную заботливость об устройстве продовольственной и госпитальной частей.
Для пополнения десятидневного сухарного запаса в войсках, подходивших к Скулянам, им было приказано еще до перехода [105] границы перевезти туда из Кишинева 3000 чтв. сухарей, а новороссийскому генерал-губернатору заготовить там взамен их такое же количество.
Заготовленные в Кишиневе 35 000 чтв. муки с пропорцией круп было приказано перевезти в Леово на обывательских подводах, для найма которых были назначены торги в Бессарабской казенной палате132. Кроме того, в Скулянах заготовлялись 1000 чтв., а в Леове 3000 чтв. ячменя.
Войска должны были перед выступлением за границу пополнить сухарный запас в частях 5-го корпуса на 11 дней, а в 4-м, имевшем большее число повозок, на 13 дней133. За пасы фуража было предписано пополнить немедленно: кавалерии на 3, артиллерии на 6, обозам на 8 дней. Частям 5-го корпуса при казано купить для возки спирта и уксуса пароконные повозки. В 4-м корпусе, имевшем лишние повозки, заведенные еще в феврале распоряжением князя Варшавского, было приказано назначить под спирт и уксус: в пехотных полках — по 6, в кавалерийских — по 2, в артиллерийских бригадах — по 1 телеге134.
Командующий войсками разослал одновременно с опубликованными правилами о довольствии войск в княжествах135 в войска «тариф для продовольствия войск за границей», представлявший собой раскладку для нижних чинов и офицеров; кроме того, были объявлены войскам сравнения заграничных мер, весов и монет с русскими и разосланы бланки квитанций для выдачи за взимаемые припасы136.
18 июня была разослана начальникам колонн главных сил и авангарда инструкция относительно продовольствия войск в пути. В этой инструкции назначалось усиленное довольствие войск мясом, указывалось, что фураж, мясо, вино и соль войска должны покупать сами, а также указывались случаи, когда войска могут обращаться через находящихся при них комиссионеров к средствам страны137.
Князь Горчаков на основании инструкции, полученной им из Министерства иностранных дел, снесся через наших консулов, которых он вызвал в Кишинев, с правительствами княжеств относительно заготовления на ночлегах на пути следования наших [106] войск продовольственных запасов, особенно в Бырлате, Текуче и Фокшанах, а также относительно установления за них цен.
Необходимость установления цен вызывалась, очевидно, вероятностью подъема их ввиду громадного спроса138. Как на продукты, так и на фураж, подводы и дрова были установлены нормальные цены, отдельно за продовольственные припасы, за продовольствие на квартирах у жителей, за пастбища и за обывательские подводы, которые будут взиматься по наряду. (За одну пароволовую подводу была установлена плата за один переход: в Молдавии — 66 коп., в Валахии — 42 коп.139)
На пути следования наших войск были назначены, по сношению с правительствами княжеств, следующие пункты ночлегов140:
большая дорога от Скулян до Бухареста. Скуляны, Яссы (20 верст), Баросешти (25 верст), Унчешти (16 верст), Васлуй (20 верст), Даколени (17 верст), Флорешти (17 верст), Бырлат (12 верст), Суш-ле (13 верст), Фокшаны (14 верст), Тыргокука (18 верст), Рымник (14 верст), Кильису (21 верста), Бузео (14 верст), Петров (12 верст), Морженяны (16 верст), Урзичени (23 версты), Синешти (26 верст), Мора-Домняска (12 верст), Бухарест (15 верст);
боковая дорога от Леово в Бырлат. Леово, Фальчи (23 версты), Епурени (23 версты), Бырлат (24 версты);
боковая дорога от Леово в Васлуй. Леово, Станилешти (16 верст), Хуш (14 верст), Ивинцешти (14 верст), Васлуй (18 верст);
боковая дорога от Баксу в Текуч. Баксу, Клежа-Дежос (18 верст), Вале-Сака (16 верст), Аджут-Ноу (19 верст), Мари-шешти (14 верст), Текуч (17 верст).
При следовании крупных частей войск к этим пунктам дневок и ночлегов потом приписывались дополнительно еще другие соседние селения, а войскам и правительствам княжеств сведения эти рассылались заблаговременно в маршрутах141.
На всех пунктах, где были учреждены магазины, должны были находиться чиновники от княжеств для выдачи войскам припасов.
Правительства княжеств тотчас же приступили к заготовлению в указанном им количестве муки, круп, ячменя, сена, соломы и дров на всех пунктах ночлегов, а главным образом в Бырлате, Фокшанах, Текуче, Бузео, Слободзее и Бухаресте; в Бухаресте, кроме того, заготовлялись сухари142. В этих пунктах войска должны были пополнять свои запасы, израсходованные в пути143. 18 июня командиру 2-й бригады 15-й пехотной дивизии было предписано устроить в Фокшанах и Текуче хлебопечение, для чего были назначены 5 батальонов этой бригады. Сухари, по мере выпечки, должны были сдаваться в тот же день в подвижные магазины144.
Из всех этих распоряжений видно, что князь Горчаков все-таки был вынужден иметь в виду пользование местными средствами [107] края, что вытекало из следующих соображений. Расстояние от бессарабской базы до Бухареста было около 300 верст (от Леова до Бухареста — 313 верст). На кругооборот подвижного магазина между этими пунктами требовалось не менее 44 дней, т. е. принимая в расчет путь в оба конца, время на погрузку и разгрузку. Для некоторых же отрядов, которые могли оказаться еще дальше, времени для подвоза с базы понадобилось бы еще больше. Подвижной магазин поднимал продовольствие для 70 000 человек только на один месяц145, а следовательно, в доставке продуктов могли быть задержки, и основывать все продовольствие на одном таком подвозе было невозможно.
Таким образом, к 21 июня, ко дню выступления наших войск за границу, для продовольствия их имелось всего: 1)
при самих войсках: 11—13-дневный запас провианта в ранцах и войсковом обозе; 2)
в подвижном магазине: 20-дневный запас провианта, вина, уксуса, соли и перца в 4 полубригадах из 4622 пароволовых подвод; 3)
на базе в Бессарабии: несколько более 2-месячной пропорции провианта; 4)
запасы впереди: заготовляемые по соглашению с правительствами княжеств на пути движения наших войск.
Из этого видно, что продовольствие войск запасами, собранными на первоначальной базе в Бессарабии, обеспечивало войска очень ненадолго, а довольствие на пути к Бухаресту основывалось главным образом на средствах княжеств.
Наличное состояние запасов в войсках и в подвижном магазине также требовало дополнительных средств, а размер подвижно о магазина не допускал возможности подвоза с базы всего нужного количества продуктов, т. е., в общем, вся организация была приноровлена не на случай войны, а лишь для оккупации, что и вытекало логически из слов высочайшего манифеста 14 июня 1853 года.
Формирование остальных трех полубригад подвижного магазина из 4880 подвод было приказано закончить к 17 июня; одна полубригада была сформирована еще в мае.
Эти три полу бригады были отправлены: одна, из 1210 пароволовых подвод, в Скуляны, а две, также пароволовые, по 1096 подвод каждая, в Кишинев146. В каждой из них имелось положенное число запасных волов и повозок. Командирами полубригад были назначены штаб-офицеры, а командирами рот — обер-офицеры от 5-го пехотного корпуса. В каждую было назначено по несколько нижних чинов147.
Плата за подводы и прочие условия найма была установлена та же, как и в 1-й полубригаде, сформированной в мае. Полубригады по мере их формирования тотчас же нагружались 20-дневным [108] запасом провианта, вина, уксуса, соли и перца и затем ожидали движения войск за границу для следования за ними.
Во всех четырех полубригадах вместе было 4622 пароволовые подводы и запасных — 92 подводы и 1154 вола; все подводы вместе могли поднять сразу месячный запас провианта и вина на 70 тысяч человек.

 

 


Примечания

 

1 Название это происходило от наименования греческой части Константинополя — Фанар.
2 Господари назначались Портой лишь на трехлетний срок.
3 Для приведения на военное положение действующих частей 3-го, 4-го и 5-го пехотных корпусов пришлось их состав увеличить на 440 офицеров и 23 308 нижних чинов, резервные и запасные части тех же корпусов пришлось увеличить на 1134 офицера и 44 160 нижних чинов (Архив канц. Воен. мин. по снар. войск 1852 г., секр. д. № 24).
4 Подробная ведомость помещена в приложении № 26. Большая часть казачьих частей находилась еще на пути с Дона.
5 Архив канц. Воен. мин. по снар. войск 1856 г., секр. д. № 71.
6 Подробный состав и вооружение Дунайской флотилии помещены в т. I, в приложении № 197. Она не вся поступила в распоряжение командующего войсками на Дунае.
7 Подробная дислокация показана на схеме № 1 (папка).
8 Архив канц. Воен. мин. по снар. войск 1853 г., д. № 10.
9 2-я бриг. 10-й пех. див., 11-я и 12-я пехот, див., две бат. 10-й артил. бриг, 11-я и 12-я артил, бриг., 4-й стрелк, и 4-й саперн, бат., Донская № 9 бат., понтон. № 4 парк с понтон, ротой, подв. артил. № 11 и 12 парки, Донской каз. № 25 п. и подвижной № 4 госпиталь.
10 1-я бриг. 10-й пех. див. с двумя бат. 10-й артил, бриг, 4-я легк. кавалер, див. с ее артил, и подв. парк № 10.
11 Военно-исторический журнал войск 4-го и 5-го пехотных корпусов за 1853 г. Архив воен. уч. ком. Гл. шт., отд. 2, д. № 3588.
12 Архив канц. Воен. мин. по снар. войск 1856 г., секр. д. № 71.
13 Рукописные записки П. К. Менькова (рукоп. отд. музея Севастопольской обороны).
14 Записки П. К. Менькова, т. I.
15 Записки Н. И. Ушакова (П. Бартенев. Девятнадцатый век, т. II).
16 Записки П. К. Менькова, т. I.
17 Архив воен. уч. ком. Гл. шт., отд. 2, д. № 4253.
18 Перевод с французского.
19 Записки П. К. Менькова. Записки Н. И. Ушакова. Воспоминания Докудовского. Дневник графа П. Е. Коцебу (рукоп, отд. музея Севастопольской обороны). Богданович. Т. I. Восточная война. Воспоминания севастопольца//Русский архив, 1893. Кн. 1 и др.
20 Архив канц. Воен. мин. по снар. войск 1853 г., секр. д. № 47. [109]
21 Военно-исторический журнал войск 4-го и 5-го пехотных корпусов за 1853 г. Архив воен. уч. ком. Гл. шт., отд. 2, д. № 3588.
22 См. схему № 1.
23 Князь Меншиков — князю Горчакову от 25 июня 1853 г. Архив воен. уч. ком. Гл. шт., отд. 2, д. № 4253.
24 Переписка князя Меншикова с князем Горчаковым летом 1853 г. Архив воен. уч. ком. гл. шт., отд. 2, д. № 4253. Всеподданнейшее письмо князя Горчакова от 22 июля 1853 г. Архив канц. Воен. мин. по снар. Войск 1853 г., секр. д. № 47. Архив воен. уч. ком. Гл. шт., отд. 2, д. № 4255.
25 Военно-исторический журнал войск 4-го и 5-го пехотных корпусов за 1853 г. Архив воен. уч. ком. Гл. шт., отд. 2, д. № 3588.
26 См. приложение № 27.
27 Военное минист. — князю Горчакову от 13 июня 1853 г., № 863. Архив канц. Воен. мин. по снар. войск 1853 г., секр. д. № 52.
28 Письмо государя князю Горчакову от 20 июня 4853 г. Собств. Его Велич. библ., шк. 115, портф. 14.
29 Рукописный дневник князя П. П. Гагарина. Собств. Его Велич. библ..
30 Письмо от 24 апреля 1853 г., из Дрездена//Барсуков. Жизнь и труды Погодина. Кн. ХIII.
31 12 июля 1853 г. Там же.
32 Письмо от 12 июля 1853 г.//Барсуков. Жизнь и труды Погодина. Кн. XIII.
33 Хомяков А. С. Полное собрание сочинений. М., 1861. С. 511.
34 Алабин. Восточная война. Ч. II. С. 16.
35 Переписка князя Горчакова с военным министром, с князем Варшавским, князем Меншиковым. Архив канц. Воен. мин. и воен. уч. ком. Гл. шт.
36 См. приложение № 28.
37 См. общую карту и схему № 1.
38 От 2-й бригады 15-й пехотной дивизии и Донского казачьего № 37 полка под начальством подполковника Гардеева.
39 Всего в июне и июле 1853 г. вступило в княжества 71 869 строевых нижних чинов. Из чернового журнала военных действий, составлявшегося полковником Меньковым (Музей Севастопольской обороны).
40 5-я легк. кавалер, дивиз., 5-я конная артил, бриг, и Донской каз. № 34 п.
41 Архив канц. Воен. мин. по снар. войск 1853 г., секр. д. № 52.
42 12-я пехотная дивизия, 12-я артиллерийская бригада и подвижной артиллерийский № 12 парк.
43 Семь батальонов 2-й бригады 10-й пехотной дивизии (1 батальон Колыванского егерского полка оставался в Хотине до смены батальоном от 3-го пехотного корпуса), две батареи 10-й артиллерийской бригады, 11-я пехотная дивизия с ее артиллерией, 4-й стрелковый и 4-й саперный батальоны, понтонная № 4 рота с парком, донской казачий № 25 и сотня № 37 полка, донская казачья № 9 батарея, подвижной артиллерийский № 11 парк и подвижной № 4 госпиталь.
44 1-я бригада 10-й пехотной дивизии с двумя батареями 10-й артиллерийской бригады, пять батальонов 2-й бригады 15-й пехотной дивизии [110] (один батальон Замосцкого егерского полка с 25 казаками Донского № 37 полка был отправлен под начальством полковника Гордеева от Леово в Галац, а два батальона остались в колониях южной Бессарабии с двумя батареями 15-й артиллерийской бригады (еще в 8-орудийном составе), 4-я легкая кавалерийская дивизия с ее артиллерией, пять сотен Донского казачьего № 37 полка, рота 5-го саперного батальона с понтонным № 5 парком и понтонной ротой, подвижной артиллерийский № 10 парк и подвижной № 5 госпиталь.
45 Архив канц. Воен. мин. по снар. войск 1853 г., секр. д. № 71, 1853-г., секр. д. № 10, 52; Воен. уч. арх. Гл. шт., отд. 2, д. № 3311.
46
1-я бригада 10-й пехотной дивизии с двумя батареями 10-й артиллерийской бригады, 4-я легкая кавалерийская дивизия с ее артиллерией, рота 5-го саперного батальона, понтонный № 5 парк с понтонной ротой, пять сотен донского казачьего № 37 полка и подвижной № 5 госпиталь.
47 См. схему № 1.
48 2-я бригада 10-й пехотной дивизии с двумя батареями 10-й артиллерийской бригады, 11-я и 12-я пехотные дивизии с их артиллерией, 4-й стрелковый и 4-й саперный батальоны, 4-й понтонный парк с понтонной ротой, Донская казачья № 9 батарея и подвижной Na 4 госпиталь.
Подвижные артиллерийские № 10, 11 и 12 парки были направлены из Текуча в Плоешти.
49 Во время этого движения главных сил к Бухаресту был выдвинут к Браилову для прикрытия армии с этой стороны, а равно и для наблюдения Дуная со стороны Браилова, отряд генерал-майора Фридрихса из гусарского Принца Прусского полка, 4 орудий конно-легкой № 8 бата реи и сотни донского казачьего № 37 полка (8 эскадронов, 1 сотня и 4 конных орудия), который расположился близ Браилова у сел. Назиру. Через несколько дней при одном из бесконечных видоизменений расположения охраняющих и наблюдающих частей этот отряд был расформирован.
50 Сведения о составе валахских войск помещены в приложении № 29.
51 Донесение князя Горчакова от 20 октября 1853 г., № 1731. Архив воен. уч. ком. Гл. шт., отд. 2, д. № 3311.
52 Архив воен. уч. ком. Гл. шт., отд. 2, д. № 3419.
53 Инструкция князя Горчакова генералу Анрепу от 18 июня 1853 г. как образчик его инструкций помещается в приложении № 30.
54 Были выдвинуты под начальством подполковника Бакаева два эскадрона Бугского уланского полка и сотня донского казачьего № 34 полка.
55 Архив воен. уч. ком. Гл. шт., отд. 2, д. № 3419.
56 См. схему № 2.
57 Вступая в княжества, князь Горчаков возложил охрану мостов у Леова и Скулян на бессарабского военного генерал-губернатора.
58 Всеподданнейшее письмо от 6 июля. Архив канц. Воен. мин. По снар. войск 1853 г., секр. д. № 47.
59 См. приложение №31.
60 Письмо князя Горчакова тайному советнику Озерову 25 июня 1853 г. Архив воен. уч. ком. Гл. шт., отд. 2, д. № 4253. [111]
61 Депеша князя Меншикова канцлеру 16 июня 1853 г., № 51, из Одессы. Архив Мин. иностр. дел.
62 Сводка сведений от наших агентов, пленных, лазутчиков и проч. Архив воен. уч. ком., отд. № 2, д. № 5741. Архив канц. воен. мин., Мин. иностр. дел и др.
63 Письма подполковника Батезатула (рукоп, отд. Севастопольского музея). Из 5½-тысячного отряда графа Анрепа за время усиленного перехода от Леова до Бухареста в течение 12 дней выбыло из строя больными 63 и умерший 1 (Архив канц. Воен. мин. по снар. войск 1853 г., секр. д. № 52).
64 Записки А. А. Генерици//Русская старина. 1877. Кн. 10.
65 Записки П. К. Менькова//Т. 2. С. 212.
66 Граф Анреп — князю Горчакову 4 июля 1853 г. Архив воен. уч. ком. Гл. шт., отд. 2, д. № 3419.
67 Письмо от 25 июня из Ясс. Архив воен. уч. ком. Гл. шт., отд. 2, д. № 4253.
68 Перевод с французского.
69 Всеподданнейшее письмо от 6 июля 1853 г. Архив канц. Воен. мин. по снар. войск 1853 г., секр. д. № 47.
70 Алабин. Восточная война, ч. II.
71 Дневник графа П. Е. Коцебу. Рукоп. отдел. Музея Севастопольской обороны.
72 Парижский воен. архив.
73 Перевод с французского.
74 Архив канц. Воен. мин. 1856 г., д. № 71, ч. III.
75 Список лучших, так называемых почтовых, дорог в княжествах помещен в приложении № 32.
76 Кроме русских источников для составления этого описания служила «Note sur les provinces Danubiennes», составленная генералом Опиком в 1849 г. (Парижский воен. архив).
77 В начале 1853 г. 3-й корпус был расположен в губерниях Минской, Могилевской, Черниговской, Полтавской и Киевской; 4-й корпус — в Волынской, Киевской и Подольской; 5-й корпус — в Бессарабии и по северному берегу Черного моря.
78 Архив канц. Воен. мин., 1856 г., д. № 71.
79 Пропорцией круп считалась 1/10 часть муки по весу. В данном случае значит — 1100 четвертей.
80 Аратовский. С. 277.
81 Архив канц. Воен. мин., 1852 г., д. № 11. Ч. 2.
82 Затлер. Ч. 1. С. 192. Историч. очерк воен. упр. Ч. II. С. 95.
83 Архив канц. Воен. мин. 1856 г., д. № 71, ч. III; архив канц. Воен. мин., 1852г., д. № 11,ч. II, № 18.
84 Там же.
85 Аратовский. С. 278. Затлер. Ч. I. С. 192.
86 Архив воен. уч. ком. Гл. шт., отд. 2, д. No 3310.
87 Аратовский. С. 281.
88 Архив канц. Воен. мин., 1856 г., д. № 71.
89 Исторический очерк. Воен. упр. Ч. II. С. 95. [112]
90 По Затлеру — в Леове четырехдневная пропорция на 18 000 лошадей.
91 Аратовский. С. 282.
92 Письмо князя Варшавского от 25 мая 1853 г., № 363.
93 Устав управления армией, 1846 г., § 11—20, 382—336.
94 Архив воен. уч. ком. Гл. шт., отд. 2, д. № 3614/28.
95 Там же.
96 Архив канц. Воен. мин., 1853 г., д. № 60.
97 Доклад артиллерийского департамента 18 февраля 1853 г., № 56. Архив воен. уч. ком. Гл. шт., д. № 3313.
98 Архив канц. Воен. мин., 1852 г., д. № 15.
99 Доклад артиллерийского департамента 18 февраля 1853 г. № 56. Архив воен. уч. ком. Гл. шт., д. 3313.
100 Там же.
101 Журнал военной дивизии князя Горчакова, 21 мая — 18 июля 1853 г. Архив канц. Воен. мин., д. 1852/1853.
102 Архив воен. уч. ком. Гл. шт., д. № 3605.
103 Там же, д. №3311.
104 Там же, д. № 3605.
105 Архив канц. Воен. мин., 1852, д. № 15.
106Там же. Архив воен. уч. ком. Гл. шт., д. № 3605.
107 Архив канц. Воен. мин., 1856 г., д. № 71, ч. 3.
108 Затлер. О госпиталях. См. приложение № 23.
109 №9, с 10 мая 1853 г.
110 №10, с 1 июня 1853 г.
111 №35, с 14 июня 1853 г.
112 Затлер. О госпиталях. С. 163.
113 Аратовский. С. 286—289. Повиланов. С. 49.
114 Аратовский. С. 287.
115 Провиантский департамент предполагал тогда заготовлять в Леове и в Кишиневе 20-дневный запас для 30 тыс. человек.
116 Вместо 25 пудов, по закону полагавшихся на пароконную подводу.
117 Архив канц. Воен. мин., д. 1856 г., № 71, ч. III. Согласно ст. 1372 Св.В.П., кн. II, ч.4 — полагалось по одной паре запасных волов на каждые 8 пар и по одной запасной подводе на каждые 50 подвод.
118 Поливанов. С. 50. Затлер. Т. I. С. 192.
119 Архив канц. Воен. мин., 1856 г., д. № 71, ч. 3.
120 Архив воен. уч. ком. Гл. шт., д. № 3594. Приказ по 4-му и 5-му корп. 15 июня 1853 г., д. № 5.
121 Поливанов. С. 47.
122 Архив воен. уч. ком. Гл. шт., д. № 3310.
123 Аратовский. С. 277, 281.
124 Архив воен. уч. ком. Гл. шт., д. № 3310.
125 Приказ по 4-му и 5-му корпусам, 9 июня 1853 г., № 1.
126 Затлер. Ч. I. С. 192. Ч. II. С. 264.
127 Приказ по 4 и 5 корп. 1853 г., № 26.
128 Архив воен. уч. ком. Гл. шт., д. № 3310.
129 Аратовский. С. 279 и 280. [113]
130 Архив воен. уч. ком. Гл. шт., д. № 3419. Приложение к приказу по 4-му и 5-му корп. 15 июня 1853 г., № 5.
131 Аратовский. С. 317.
132 Там же. С. 316.
133 Приказ по 4-му и 5-му корп. 18 июня 1853 г., № 8.
134 Приказ по 4-му и 5-му корп. 1853 г., № 6.
135 Приказ князя Горчакова от 15 июня 1853 г.
136 Архив воен. уч. ком., д. № 3594.
137 Там же, д. №3419.
I38 Там же.
139 Приказы по 4-му и 5-му корп., № 14,15,41,42, 43 и 92.
140 Архив воен. уч. ком. Гл. шт., д. № 3310. Отношение генерал-квартирмейстера дежурному генералу.
141 Архив воен. уч. ком. Гл. шт., д. № 3422.
142 В Бухаресте заготовлялось: 400 четв, сухарей, 2065 четв, муки, 206 четв, круп, 5300 четв., ячменя, 680 пуд. соломы, 17 саж. дров. Вскоре генеральному консулу в Валахии было поручено заготовить в Бухаресте к 15 июля еще 5000 четв, муки, 500 четв, круп, 5000 четв, ячменя, 9081 пуд соломы и 145 саж. дров. В Слободзее в 20-х числах июня было заготовлено 200 четв, муки с пропорцией круп и 500 четв, ячменя. (Архив воен. уч. ком. Гл. шт., д. Ne 3419.)
143 Архив воен. уч. ком. Гл. шт., д. № 3419.
144 Там же, д. 3311.
145 Там же, д. 3419.
146 Архив канд. Воен. мин., д. 1856 г., № 71, ч. III.
147 Приказ по 4-му и 5-му корп. 1853 г., № 16.

 


Назад

Вперед!
В начало раздела




© 2003-2024 Адъютант! При использовании представленных здесь материалов ссылка на источник обязательна.

Яндекс.Метрика Рейтинг@Mail.ru