Восточная война

ГЛАВА X.
Разрыв России с западными державами.

При занятии, в виде залога, Дунайских Княжеств, русское правительство не имело ввиду ни изменять тамошнего управления, ни пользоваться средствами края для удовлетворения потребностей вступившей туда армии. Господари обоих Княжеств были оставлены на своих местах, и за все запасы, поставляемые по вольным ценам для наших войск, уплачивалось золотом. Но Порта, желая выказать действия России в виде насильственного захвата Княжеств, потребовала от господарей, чтобы они удалились из управляемых ими стран, и оба они, опасаясь навлечь на себя мщение Турок, отправились в Вену, в половине (в конце) октября 1853 г. Избранный Государем для управления Княжествами, чрезвычайный комиссар, генерал-адъютант Будберг исполнял свои обязанности с содействием Правительственного Совета, составленного из министров (логофетов) и других сановников Молдавии и Валахии. по свидетельству одного из главных лиц штаба нашей армии, дела по управлению шли не дурно, благодаря уму и знаниям вице-президента Совета, действит. Статского советника Халчинского, бывшего прежде несколько лет русским консулом в Букаресте, а также способностям директора канцелярии Гирса, который пред тем занимал должность нашего консула в Яссах ¹.

Несмотря на кровавые встречи Русских с Турками, Западные державы не переставали изъявлять желания и надежды на прекращение возгоревшейся войны. Истребление эскадры на Синопском рейде хотя и раздражило невежественных фанатиков-Турок, однако же оказало подавляющее действие на дух сановников Порты. "Чего можем ожидать от помощи Западных держав — спрашивали наиболее влиятельные люди Турции — когда, в присутствии союзных флотов, Русские решились уничтожить нашу эскадру?" Европейская дипломатия, по-видимому, столь же усердно, как и прежде, старалась возобновить мир. Правда — Западные державы, по просьбе министров Порты, решились, в конце 1853 (в начале 1854) года, ввести свои морские силы в Черное море, однако же дали понять Туркам, что доставленная им защита не должна мешать их примирению с Россиею, и взяли с Порты обещание, что флот Султана не предпримет никакого действия, не снесясь предварительно с их адмиралами. Соединенные эскадры вошли. в Черное море, 22-го декабря (3-го января 1854 г.), вместе с дивизиею оттоманского флота. Два дня спустя, лорд Редклиф объявил, в прокламации к Англичанам, живущим в Константинополе, что «флот ее Величества, состоящий из 10 линейных кораблей, 1 фрегата и 7 пароходов, под начальством вице-адмирала Дундаса, вошел в Черное море одновременно с французским флотом и имея одинаковую с ним цель», и что «адмиралу Дундасу поручено защищать, по возможности, законные интересы Порты, не нарушая однако же существующих до сих пор дружеских отношений между Англиею и Россиею».

Тем не менее, еще прежде того, 12-го (24-го) декабря 1853 года, британский посол в Петербурге лорд Сеймур имел жаркое объяснение с графом Нессельродом. Начав беседу уверением в неизменном доброхотстве своего правительства России, лорд Сеймур сказал, будто бы с нашей стороны было нарушено доверие, нам оказываемое Англичанами. По словам его — "правительство ее Великобританского Величества, соблюдая права общеевропейские и свои собственные, не могло оставаться
равнодушным в виду занятия нашими войсками Дунайских Княжеств, угрожающего независимости
и целости владений Турции. Правительство ее Величества обязано защищать Порту и оно исполнит свой долг. Победа при Синопе весьма прискорбна для Англии, как с умыслом нанесенная обида Западным державам. Напрасно уверяли, будто бы на турецких судах были посажены войска, назначенные для десанта у Сухум-Кале; на них находились только припасы для Батумского гарнизона, и несмотря на то, эти корабли были уничтожены в турецкой гавани, состоявшей под защитою Англии"...
Граф Нессельрод прервал речь британского посла уверением, что со стороны нашего правительства не было и тени намерения оскорбить Францию и Англию. Дело при Синопе было неизбежным последствием положения, в которое мы были поставлены. Турки объявили нам войну и начали ее прежде назначенного ими времени; они же первые вторглись в наши владения и заняли пост, который удерживают доселе в своих руках, а, между тем, порицают нас за то, что мы отвечаем на их неприязненные действия такими же действиями. Наше нападение было делом собственной защиты: турецкие суда несомненно были нагружены военными припасами для снабжения племен, враждебных нам.

Лорд Сеймур, выразив противное мнение, объявил, что настоящее положение дел потребует неотлагательного входа английской эскадры в Черное море ²; а 31-го декабря (12-го января 1854 г.) резиденты Западных держав сообщили изустно графу Нессельроду извещение о появлении соединенного флота в Черном море и мерах, предписанных французским и британским кабинетами их адмиралам. Но между обоими сообщениями было существенное различие: лорд Сеймур объявил, что Турки должны воздержаться от враждебных действий на Черном море, а генерал Кастельбажак умолчал о том ³. Несколько дней спустя, граф Нессельрод потребовал, чрез дипломатических агентов России в Париже и Лондоне, объяснения — имеет ли плавание соединенного флота Западных держав целью поддержание перемирия, равно выгодного для обеих сторон, или ограничение движений русского флота? Ежели Союзные державы, руководясь совершенным беспристрастием, желают предупредить столкновение между русским и турецким флотами, то для этого надлежало обязать Порту, чтобы принадлежащим ей судам было определительно запрещено всякое враждебное покушение против русского флота и русских владений в Европе и Азии: в таком случае, турецкие берега и суда также будут в совершенной безопасности. Если же турецким кораблям будет допущено по-прежнему перевозить войска, боевые припасы и провиант из одной гавани в другую, то и русские суда должны пользоваться таким же правом. Подобные условия могли бы прервать враждебные действия на море между Россиею и Портою ⁴.

По размене официальных нот между нашими резидентами в Париже и Лондоне, генералом Киселевым и бароном Бруновым, и обоими союзными кабинетами, оказалось что правительства Франции и Англии имели в виду не только защищать Турок от всякого нападения со стороны моря, но и способствовать им в снабжении своих портов, препятствуя, вместе с тем, в случае нужды и силою оружия, свободному плаванию русских судов, на прилежащих к нашим владениям водах Черного моря ⁵. Несмотря на уверения в неизменном дружественном расположении к России, изъявленные в депешах союзных держав, и
преимущественно со стороны Англии, русские посланники, согласно инструкциям, данным на случай
неудовлетворительного ответа на их поручение, немедленно прервали дипломатические сношения и потребовали свои паспорты ⁶. Непосредственно затем, послы Англии и Франции, аккредитованные при
русском Дворе, также сообщили графу Нессельроду о прекращении дипломатических сношений с Россиею ⁷.

Император Николай, видя явное пристрастие Франции и Англии в Восточном вопросе, обратился к берлинскому и венскому дворам, с предложением заключить, на случай войны Англии и Франции против России, договор, на основании которого обе германские державы обязались бы соблюдать строжайший нейтралитет, поддержанный силою оружия. С своей стороны, Российский Монарх повторял уверение в готовности своей прекратить войну, как только будут обеспечены достоинство и пользы его Империи; в случае же, если дальнейшее развитие событий произведет изменение относительно положения дел в Турции, петербургский кабинет обязывался не принимать никакого решения без предварительного соглашения с своими союзниками. Это предложение было сообщено кабинетам обеих германских держав русским посланником в Берлине Будбергом и отправленным в Вену графом Алексеем Федор. Орловым ⁸. Прусское правительство отвечало депешею министра иностранных дел прусскому резиденту в Петербурге. Указав на совещания четырех держав в Вене по Восточному вопросу и на обоюдные обязательства их, от которых не может отказаться Пруссия, берлинский кабинет полагал, что принять участие в вооруженном нейтралитете совокупно с Россиею и Австриею — значило бы подвергнуть себя таким случайностям, которых последствия нельзя было предвидеть ⁹. Дипломатическая миссия графа Орлова была столь же неудачна, На предложение нейтралитета, в случае принятия участия в войне Западными державами, Император Австрийский отвечал вопросом: обяжется ли Российский Монарх не переходить через Дунай, очистить по окончании войны Дунайские Княжества и вообще не нарушить целости владений Когда же граф Орлов сказал, что наш Государь не может принять на себя таких обязательств, Император Франц-Иосиф объявил ему, что, в таком случае, и он также не может принять сделанное ему предложение. "Я должен продолжал он — держаться оснований, принятых мною совокупно с тремя великими державами, руководясь единственно пользами и достоинством моей Империи". Непосредственно затем, австрийское правительство усилило войска, стоявшие в Трансильвании, 30-ти-тысячным корпусом, о чем тогда же сообщено лондонскому кабинету ¹⁰.

За несколько дней до разрыва дипломатических сношений между Россиею и Западными державами, Наполеон III отнесся к нашему Государю с письмом, в котором, говоря от имени четырех держав, старался доказать, что Франция и Англия оставались зрителями военных действий, не принимая в них участия, пока Россия ограничивалась отражением Турок.
"Но синопское дело — писал Наполеон — заставило нас принять положение более решительное. Франция и Англия не считали полезным посылать десантные войска в помощь Турции. Их флаг не принимал участия в делах на суше. Но на море было иное: три тысячи орудий при входе в Босфор, присутствием своим, довольно громко возвещали Турции, что две первенствующие морские державы не дозволят напасть на нее с моря. Синопское событие было для нас столько же оскорбительно, сколько и неожиданно. Неважно то, хотели ли Турки или нет перевезти военные запасы на русские берега (!). Дело в том, что Русские напали на турецкие суда, на водах Турции, в турецкой гавани, стоявшие спокойно на якоре. Они истребили их, несмотря на обещания не вести наступательной войны, несмотря на соседство наших эскадр. Нанесено оскорбление не политике нашей, а нашей военной чести. Пушечные выстрелы Синопа грустно отозвались в сердцах всех Англичан и Французов, которые живо чувствуют народное достоинство. Все воскликнули дружно: союзники наши должны быть уважаемы везде, уда могут достигать наши выстрелы! Наши эскадры получили предписание войти в Черное море, и, если окажется нужно, предупредить силою повторение подобного события. Посему послано было С.-Петербургскому кабинету сообща объявление, что, не позволяя Туркам переносить наступательные действия на берега, принадлежащие России, мы будем покровительствовать снабжению турецких войск в их собственных владениях. Что же касается до русского флота, то, препятствуя ему в плавании по Черному морю, мы имеем в виду сохранить на время продолжения воины залог, равноценный (equivalent) турецким владениям, занятым Русскими, и облегчить тем заключение мира, имея способ к обмену".

Далее — Наполеон предлагал заключить перемирие, вывести русские войска из Княжеств и эскадры Западных держав из Черного моря, и назначить посла для заключения с уполномоченным Султана конвенции, которая потом будет представлена конференции четырех держав.

В заключение сказано: "Не думайте, Ваше Величество, чтобы в моем сердце была хотя малейшая к Вам неприязненность; я питаю такие же чувства, какие Ваше Величество выразили сами в письме ко мне от 17-го января 1853 года: "наши сношения должны быть искренне дружественны и основываться на одних и тех же намерениях: сохранении порядка, миролюбии, уважении к трактатам и взаимном доброжелательстве". Эта программа достойна Государя, ее начертавшего, и я не колеблясь скажу, что пребыл ей верен»... ¹¹.

Император Николай, в ответ на отзыв Наполеона, писал:
"Не могу лучше отвечать В. Величеству, как повторив слова, сказанные мною, которыми оканчивается ваше письмо: Наши сношения должны быть искренне дружественны и основываться на одних и тех же намерениях: сохранении порядка, миролюбии, уважении к трактатам и взаимном доброжелательстве. Принимая сию программу, как я начертал ее сам, Вы утверждаете, что пребывали ей верны. Смею думать, и совесть меня удостоверяет в том, что я от ней не уклонялся, ибо в деле, разъединяющем нас и возникшем не по моей вине, я всегда старался о сохранении благоприятных сношений с Франциею, и с величайшим старанием избегал нарушить выгоды религии, исповедуемой Вашим Величеством; я делал, для поддержания мира, все уступки в форме и существе дела, какие только допускала честь моя, и, требуя для моих единоверцев в Турции утверждения прав и преимуществ, издавна приобретенных ценою русской крови, не искал ничего такого, что не истекало бы из трактатов. Если бы Порта была предоставлена самой себе, то уже давно был бы прекращен раздор, приводящий в недоумение Европу.
Но тому помешало бедственное вмешательство. Возбуждая неосновательные подозрения, распаляя фанатизм Турок, представляя их правительству в ложном виде мои намерения и истинное значение моих требований, оно дало этому вопросу такие обширные размеры, что из него неминуемо должна была возникнуть война".

Далее Государь, упомянув о превратном истолковании многих из его действий, заметил, что поводом временному занятию Дунайских Княжеств (которое напрасно считали виною открытия военных действий) был случай весьма важный — появление союзных флотов у входа в Дарданеллы.
"Таким же образом Ваше Величество утверждаете, писал Государь, будто бы объяснительные замечания моего кабинета на венскую ноту поставили Францию и Англию в невозможность настаивать на принятии ее Портою. Но, вспомните, что эти замечания не предшествовали отказу в простом принятии ноты, а последовали за ним. Если Западные державы действительно желали сохранения мира, то они должны были энергически поддерживать простое безусловное принятие ноты, а не допускать со стороны Порты изменение того, что мы приняли без всякой перемены. Впрочем, если б которое-либо из наших замечаний могло подать повод к затруднениям, я сообщил в Ольмюце им пояснение, признанное удовлетворительным со стороны Австрии и Пруссии.
К несчастию, между тем, часть англо-французского флота уже вошла в Дарданеллы, под предлогом охранения жизни и собственности английских и французских подданных, а для этого, чтобы не нарушить трактат 1841 года, требовалось объявление нам войны Оттоманским правительством. По моему мнению, если бы Франция и Англия желали мира, как я, им следовало всевозможно препятствовать объявлению войны, или, когда война уже была объявлена, употребить, по крайней мере, все зависевшие от них средства, чтобы ограничить ее тесными пределами, как желал и я, действий на Дунае: в таком случае, я не был бы насильно выведен из предположенной мною чисто-оборонительной системы. Но с той поры, как позволили Туркам напасть на азиятские наши владения, овладеть одним из наших пограничных постов (даже до срока, назначенного для открытия военных действий), обложить Ахалцых и опустошить Армянскую область, с тех пор, как дали турецкому флоту свободу перевозить на наши берега войска, оружие и военные припасы, можно ли сообразно с здравым смыслом, надеяться, что мы потерпим такие покушения? Не следовало ли предполагать, что мы употребим все средства помешать тому? Таковы причины Синопского дела. Оно было неминуемым последствием положения, принятого обеими державами и, конечно, не могло им показаться непредвиденным.
Я объявил, что желаю ограничиваться обороною, но объявил это прежде, нежели вспыхнула война, и оставался в оборонительном положении, доколе моя честь и мои выгоды это дозволяли, доколе война велась в известных пределах. Все ли было сделано, чтобы эти пределы не были нарушены? Когда Ваше Величество, не довольствуясь быть зрителем, или даже посредником, пожелали стать вооруженным пособником моих врагов, тогда, Государь, было бы гораздо прямее и достойнее Вас предварить меня о том откровенно, объявив мне войну. Тогда всяк знал бы, что ему делать. Но справедливое ли дело обвинять нас в событии по его совершении, когда Вы сами не сделали ничего, чтобы предупредить его? Ежели пушечные выстрелы в Синопе грустно отозвались в сердце тех, кто во Франции и в Англии живо чувствуют народное достоинство, то неужели Ваше Величество полагаете, что грозное присутствие у входа в Босфор трех тысяч орудий, о которых Вы говорите, и весть о вступлении их в Черное море не отозвались в сердце народа, которого честь я защищать обязан? Я узнал от Вас впервые (ибо в словесных объявлениях, мне сделанных. о том не было сказано). что обе державы, покровительствуя снабжению припасами турецких войск на собственной их земле. решились препятствовать нашему плаванию по Черному морю, т.е. снабжению припасами наших собственных берегов. Предоставляю на суд Вашего Величества, облегчается ли этим, как Вы говорите, заключение мира, и дозволено ли мне, при выборе одного из сделанных предложений, не только рассуждать, но даже на одно мгновение помыслить о немедленном оставлении Княжеств и о вступлении в переговоры с Портою для заключения конвенции, которая потом была бы представлена конференции четырех держав. Сами Вы, Государь, если б были на моем месте, неужели согласились бы принять такое положение? Могло ли бы чувство народной чести Вам то дозволить? Смело отвечаю: нет! Итак, оставьте мне право мыслить так же. На что не решились бы Ваше Величество, я не отступлю ни пред какою угрозою. Возлагая надежду на Бога и на мое право, ручаюсь в том, что Россия явится в 1854 году такою же, какою была в 1812.
Если, однако же, Ваше Величество, с меньшим равнодушием к моей чести, возвратитесь к нашей обоюдной программе, ежели Вы подадите мне вашу руку от сердца, как я предлагаю Вам свою в эти последние минуты, я охотно забуду все, что в прошедшем могло б быть для меня оскорбительным. Тогда, Государь, но только тогда, вступим в обсуждение разъединившего нас вопроса и, может быть, согласимся. Пусть ваш флот ограничится удержанием Турок от доставления новых сил на театр войны. Охотно обещаю, что им нечего будет опасаться с моей стороны. Пусть они пришлют ко мне уполномоченного для переговоров. Я приму его, как следует. Мои условия известны в Вене. Вот единственное основание, на котором мне прилично вести переговоры" ¹².

Письмо Наполеона III и ответ нашего Государя возбудили много толков в европейской журналистике, где, среди пристрастных суждений и памфлетов, раздавался кое-где голос истины, отдававший справедливость неотразимой силе доводов русского правительства. В Times, 15-го февраля н. ст., было сказано о письме Императора Французов к Российскому Императору:
«неопределенная и непонятная фразеология этого письма представляет разительную противоположность с искусством и точностью слога, которыми доселе отличалась дипломатическая переписка французского правительства". Далее — изложено мнение, что письмо Наполеона не имело никакой основательной цели; предлагая Российскому Императору заключить перемирие и немедленно вывести свои войска из Дунайских Княжеств, нельзя было ожидать, чтобы он принял такие условия. Конвенция, которая должна быть подвергнута на утверждение конференции четырех держав, не может отклониться от оснований, принятых сими державами; а как Россия требует условий, которые те же державы отвергли формальным протоколом, то согласить обе эти системы, как выразился лорд Кларендон, значит желать невозможного, так же, как провести две параллельные линии, пока они сойдутся. "Не знаем — сказано было в статье — по какому праву приведено в этом письме имя Королевы Английской, но смеем заметить, что мнения и виды английского правительства могут быть сообщаемы иностранным дворам и публике только нашими собственными официальными агентами. Собственноручные письма и личные сношения между венценосцами, в таком важном европейском вопросе, совершенно чужды обычаям английского двора и узаконениям нашей страны, и мы уверены, что ни ее Величество Королева, ни английское министерство не уполномочивали никакого иностранного Государя на такое странное употребление мнимого одобрения ее Величеством столь неопределенного плана. Во всех прежних сообщениях по сему вопросу, английское и французское правительства говорили одно и то же, но ни одно из них не предоставляло другому говорить за себя. Действительно — это письмо кажется исключением из общих правил дипломатической корреспонденции, и мы не ожидаем от него никакой пользы, потому что в нем повторяют только в несовершеннейшей форме, те же предложения, которые уже были отвергнуты, будучи представлены с большею правильностью».

В мадридской газете "Esperanza" упрекали Наполеона в том, что состоящая под властью его католическая держава соединилась с мусульманскою против другого христианского государства.
«Возможно ли — сказано было в газете, — чтобы глава нации, выдающей себя за самую просвещенную в мире, под предлогом политического равновесия, которое ни мало не нарушено, содействовал магометанскому варварству против христианской образованности; чтобы властелин Франции, по справедливости называющий себя восстановителем порядка, соединился с мятежниками всего света и с Англиею, которой политические правила и коммерческие расчеты, по причине отдельного ее положения на острове и преобладания на море, нередко нарушают мир Европы».
Далее — было ясно выказано, что Западные державы, питая недоброжелательство к России, предложили первую венскую ноту в полном убеждении, что она будет отвергнута в Петербурге. Когда же Император Николай принял ноту безусловно, а Султан отказался принять ее, Западные державы отказались от сделанного ими самими предложения, приписав вину того толкованиям на эту ноту графа Нессельрода. Еще ничтожнее предлог, выставляемый врагами России для оправдания вступления их флотов в Черное море.

Последующие действия Наполеона III явно обнаружили, что, возглашая о сохранении политического равновесия, он стремился к преобладанию на Востоке. Война между Россиею и Портою возбудила надежды Греков расширить пределы своего королевства и освободить своих единоземцев, оставшихся под игом Турок. С этою целью значительные отряды греческих волонтеров вторгнулись, в январе 1854 года, в Эпир и соединились с жителями сей области, восставшими под предводительством Гриваса. Оттуда возмущение распространилось в Фессалии и Македонии; в городе Пете образовалось временное правительство, под председательством Цавелласа. Эти события поставили Англию и Францию в затруднительное положение; приняв на себя защиту Порты, и опасаясь, чтобы волнения в греческих областях не отвлекли силы Турок с Дуная, западные державы неохотно однако же решались поддерживать угнетателей-мусульман против христиан, томившихся у них в рабстве, тем более, что, готовясь скреплять оковы Греков, они в то же время давали убежище выходцам из Венгрии и Польши.

Но продажная европейская журналистика оказала большую помощь двуличной политике Западных держав: появилось множество памфлетов, в которых восставшие Греки были представлены разбойниками, сволочью, нестоющею внимания образованных наций ¹³. Вместе с тем Франция приняла деятельное участие в войне, заняв Пирей двумя тысячами человек из дивизии генерала Форей. Аббас-паша египетский также оказал важную услугу Порте; войска его, посланные в Эпир, овладели Петою, в апреле 1854 года, и положили конец восстанию Греков.

О прерывании дипломатических сношений с Западными державами было объявлено всенародно Высочайшим манифестом, в котором Государь напоминал о доблестях русского народа в 1812 году ¹⁴.

15-го (27-го) февраля, британский кабинет, от имени союзных держав, потребовал, чтобы русские войска к 30-му апреля очистили занятые ими Княжества Молдавию и Валахию, предваряя, что отказ, либо недоставление ответа на сей ultimatum С.-Петербургским кабинетом, будут сочтены объявлением войны ¹⁵. Тогда же Англия и Франция предложили берлинскому и венскому дворам поддерживать настойчиво требование об очищении Дунайских Княжеств, на что обоими дворами изъявлено было согласие ¹⁶.

Наше правительство, с своей стороны, не находя нужным скрывать свои действия, сообщило всем европейским дворам циркуляр, в котором была подробно изложена политика России в Восточном вопросе ¹⁷. Этот замечательный документ, отличающийся столько же ясностью, сколько и логичностью доводов, выказал вполне двуличие политики Западных держав, но не заставил их оставить предвзятое ими намерение — ослабить влияние России на дела Востока. С этою целью они заключили трактат с Портою, в защиту целости владений и независимости Султана; на основании этого трактата условленно, чтобы: во 1-х, Западные державы прислали в помощь Порте сухопутные войска, в таком числе, какое окажется нужным; во 2-х, всякое предложение перемирия и т. п. должно быть обоюдно сообщаемо без замедления; Порта обязывается не заключать ни перемирия, ни мира, без ведома и согласия обеих союзных держав; в 3-х, по достижении цели договора, союзные войска и флоты оставят владения Турции; в 4-х, турецкие власти не вмешиваются в управление союзными армиями, но должны всевозможно оказывать им содействие и пособие. Главнокомандующие трех держав совещаются между собою на счет действий; в случае же совокупного действия турецких войск с значительными силами союзников, не должно предпринимать ничего без предварительного соглашения с их начальниками ¹⁸. Последствием этого договора было заключение союзного трактата между Англиею и Франциею, по условиям которого постановлено: во 1-х, союзные державы обязываются употребить всевозможные средства для восстановления мира между Россиею и Портою, на твердом и прочном основании, дабы обеспечить Европу от возобновления прискорбных затруднений, угрожающих общему спокойствию; во 2-х, как целость Оттоманских владений нарушена занятием Молдавии и Валахии, а также другими движениями русских войск, то союзные державы, ввиду освобождения владений Султана от чужеземного нашествия, и для достижения цели, изложенной в 1-й статье, обязываются содержать соответствующие потребностям сухопутные и морские силы, которых число и употребление будут определены с обоюдного согласия; в 3-х, высокие договаривающиеся державы обязываются не входить с Императорским Российским Двором ни в какие сношения иначе, как предварительно согласясь между собою; в 4-х, союзные державы, руководясь желанием упрочить политическое равновесие в Европе, и не имея никакой себялюбивой цели, отказываются от всякой частной выгоды; в 5-х, Их Величества, Император Французов и Великобританская Королева, предлагают присоединиться к их союзу прочим державам, желающим содействовать достижению предположенной ими цели ¹⁹.

Почти одновременно с заключением этого договора между Западными державами, последовал манифест русского правительства, о войне с Англиею и Франциею, в заключение коего сказано: " Да познает же все христианство, что как мыслит Царь Русский, так мыслит, так дышит с Ним вся русская семья — верный Богу и Единородному Сыну Его, Искупителю нашему Иисусу Христу, православный русский народ. За веру и христианство подвизаемся! С нами Бог, никто же за ны!" ²⁰.

На приглашение Западных держав присоединиться к их союзу, Австрия и Пруссия отвечали уклончиво и ограничились подписанием протокола, коим условленно: 1) поддерживать целость турецких владений, и следовательно, очищение Княжеств от русских войск; 2) признание прав (emancipation) христиан, но без нарушения власти Султана ²¹.

Несколько дней спустя был заключен союзный трактат между Австриею и Пруссиею. Изъявив сожаление о неудаче своих усилий — предупредить войну, возгоревшуюся в Европе, обе германские державы, в виду опасностей, угрожавших общему спокойствию, убежденные в высоком призвании Германии — отклонить роковую будущность, постановили: Ст. 1. Обоюдное ручательство за целость своих владений, как германских, так и прочих. Ст. 2. Обязательство защищать права и выгоды Германии против всякого посягательства. Ст. 3. Для исполнения условий оборонительного и наступательного союза, обе высокие державы обязываются, если окажется нужным, поставить в определенное время и на определенных местах часть своих сил на военное положение. Ст. 4. Обе державы пригласят все германские владения присоединиться к сему союзу. Ст. 5. Ни одна из сторон не должна заключать никакого договора, который не согласовался бы совершенно с настоящим трактатом.
Особою статьею положено: как неопределенное продолжение занятия русскими войсками Дунайских Княжеств опасно и вредно для Германии, и как опасность увеличивается по мере распространения Россиею военных действий, то в случае, если не последует вскоре выступления русских войск, Австрия потребует очищения Княжеств, а Пруссия поддержит это требование; если же и затем не будет со стороны России удовлетворительного ответа, то должны быть предприняты обеими германскими державами наступательные действия, которые поведет за собою, как присоединение к России Дунайских Княжеств, так и переход русских войск через Балканы.

На основании военной конвенции, приложенной к союзному трактату между германскими державами, Австрия обязалась (ст. 1-я) усилить полутораста-тысячную армию, расположенную в Венгрии, на Дунае и Саве, другою армиею в сто тысяч человек, коль скоро в том окажется надобность, по обоюдному согласию с Пруссиею. Отдельные корпусы, поставленные на военное положение в Галиции, Трансильвании и Моравии, а также войска, собранные в Галиции, войдут в постоянные сношения с прусскими войсками. Пруссия, со своей стороны, обязалась собрать, в случае надобности, в продолжении 36-ти дней, сто тысяч человек, именно треть этого числа в Восточной Пруссии, а остальные две трети в Познани либо в Бреславле,
и, сообразно обстоятельствам, усилить свою армию до двухсот тысяч человек, по предварительному соглашению с австрийским правительством (ст. 2-я). По соединении обеих армий, им дано
будет такое направление, чтобы они, поддерживая обоюдно одна другую, имели единственною целью отразить нападение (ст. 6-я) ²².

Таково было положение, принятое германскими державами в Восточном вопросе. Отказавшись
от вооруженного нейтралитета, предложенного им нашим Государем, Австрия и Пруссия сделались, против собственной воли, орудиями политики Наполеона III, и вскоре первая из сих держав была наказана за свою ошибку потерею Ломбардо-Венециянского Королевства. Не так поступила Россия в 1813 году, когда, отстояв славно свою независимость, и имея возможность заключить мир на выгодных для себя условиях, она продолжала борьбу для освобождения Германии. Не так поступила Россия, и в 1848 году, когда могла предоставить Австрию неизбежно ей угрожавшей участи распадению на части, не представлявшему никакой для нас опасности. Но Австрии суждено было — удивить свет своею неблагодарностью, а России — еще раз убедиться в том, что мы в решительные минуты, когда предстоит нам вопрос: быть или не быть,. не должны возлагать надежду ни на кого, кроме самих себя.

Враждебное положение к России двух первостепенных держав заставило наше правительство принять чрезвычайные меры для защиты.
Манифестом 29-го января 1854 года, объявлен был рекрутский набор с губерний западной полосы Империи, по девяти человек с тысячи душ ²³.

В феврале того же года, объявлены в военном положении все части Европейской России на северной, западной и южной границах Империи, а равно и сопредельные с ними губернии. Таким образом, вся пограничная полоса России, от Северного океана до Кавказа, была разделена на участки, подчиненные каждый особому начальнику, на правах главнокомандующего армией, либо отдельным корпусом, именно: I. С.-Петербургская губерния Его Императорскому Высочеству Государю Наследнику Цесаревичу (ныне благополучно царствующему Государю Императору). II. Эстляндская губерния генерал-адъютанту Бергу и лифляндская — генерал-адъютанту князю Италийскому графу Суворову. III. Архангельская — вице-адмиралу Бойлю. IV. Царство Польское, губернии: курляндская, ковенская, виленская, гродненская, волынская, подольская, бессарабская область и часть херсонской губернии. на правом берегу Буга, подчинены фельдмаршалу князю Варшавскому. Вместе с тем Высочайше повелено: а) чтобы губерния подольская, часть херсонской на правом берегу Буга и бессарабская область были также подчинены командующему Дунайскою армиею, князю Горчакову; б) чтобы Царство Польское и губернии: курляндская, ковенская, виленская и гродненская, в отсутствие фельдмаршала из Царства, находились в ведении командующего гренадерским, 1-м и 2-м пехотными корпусами, генерал-адъютанта графа Ридигера, на правах командира отдельного корпуса в военное время; в) командующему же войсками в курляндской губернии, генералу-от-кавалерии Сиверсу, пользоваться, во все время состояния сей губернии на военном положении, правами командира отдельного корпуса, под непосредственным начальством фельдмаршала, а в его отсутствие под начальством графа Ридигера; г) генерал-адъютанту барону Остен-Сакену предоставлены права командира отдельного корпуса в бессарабской области и части херсонской губернии на правом берегу Буга, под непосредственным начальством командующего Дунайскою армиею, князя Горчакова ²⁴.

Екатеринославская губерния и таганрогское градоначальство подчинены, на правах командира отдельного корпуса, наказному атаману Донского войска, генералу-от-кавалерии Хомутову ²⁵.

Начальство над всеми войсками, крепостями и военными учреждениями в Великом Княжестве Финляндском было поручено генерал-лейтенанту Рокасовскому ²⁶.

Одновременно с сими распоряжениями, Император Николай, признав нужным усилить армию, повелел: в гвардии четвертые запасные и в гренадерском корпусе четвертые резервные батальоны перечислить в четвертые действующие батальоны; в гвардии сформировать для каждого полка по одному запасному (пятому) батальону, а в гренадерском корпусе, переименовав запасные (пятые) батальоны в резервные, сформировать вновь запасные (шестые) батальоны. В полках 1-го, 2-го 3-го, 4-го, 5-го и 6-го пехотных корпусов, сформировать для каждого полка по два новых баталиона (7-й и 8-й запасные), а 6-е (запасные) баталионы переименовать в 6-е резервные баталионы. Для каждой из артиллерийских бригад шести пехотных корпусов, сформировать по две новые (запасные) батареи ²⁷.

При таком составе числительность русской армии увеличилась почти в полтора раза.

Тогда же приглашены на службу отставные нижние чины, с дарованием тем из них, которые изъявят желание поступить вторично в ряды войск, многих преимуществ ²⁸.

Для усиления мер к охранению берегов Финского залива, была сформирована резервная гребная флотилия, для укомплектования которой гребцами набирались четыре дружины морского ополчения вызовом охотников в петербургской, новгородской, олонецкой и тверской губерниях ²⁹.

КОНЕЦ ПЕРВОГО ТОМА.