: Материалы  : Библиотека : Суворов : Кавалергарды :

Адъютант!

: Военнопленные 1812-15 : Сыск : Курьер : Форум

Дневник и письма голландского капитана К.А. Гайзвайт ван дер Неттена о плене в России

 

Первая публикация: Эпоха 1812 года. Исследования. Источники. Историография. Выпуск XIV. Сборник материалов. М. 2016. С. 333-345, 361-362.

Статья любезно предоставлена авторами.

 

 

© 2016 Перевод и комментарии д.и.н. А.И. Попова (Самара) и к.и.н. С.Н. Хомченко (Бородино).

Автор публикуемых ниже дневника и писем – Корнелис-Антониус Гайзвайт ван дер Нeттен (Geisweit van der Netten) (19.7.1771, Графенхаге – 27.5.1847, Дельфт), сын Юстинуса-Корнелиса ван дер Неттена и Корнелии Гайзвайт. 17.9.1786 г. он поступил на службу в национальную гвардию. Затем стал кадетом в пехотном полку ван Сальма и при обороне Амстельфена попал в плен к пруссакам. Возвратившись оттуда, поступил в знаменитый австрийский гусарский полк Бланкенштайна, проделал поход против Турции 1788-1789 гг., участвовал в сражении при Фокшанах и обороне Белграда. В 1792 г. участвовал в походе против Франции, в 1794 г. вернулся на службу в нидерландскую армию кадетом в полк Оранжевых карабинеров. 29.7.1795 г. он стал 2-м лейтенантом 2-го кавалерийского полка, в 1799 г. воевал в Голландии против англо-русской экспедиции. 10.8.1804 г. произведён в 1-е лейтенанты 2-го полка лёгких драгун, 11.12.1806 г. – в ротмистры и направлен инструктором в гусарский полк гвардии короля Людовика Бонапарта. После присоединения Наполеоном Голландии к Французской империи полк, по декрету от 18 августа 1810 г., стал 11-м гусарским полком французской армии. Гайзвайт ван дер Неттен проделал русский поход в составе 3-го армейского корпуса Великой армии, прошёл путь до Москвы и Богородска. Он попал в плен 28 ноября на Березине, откуда был отправлен через Витебск, Вологду, Кострому, Нижний Новгород, Казань, Пензу и Саратов в Чёрный Яр Астраханской губернии.
Гайзвайт ван дер Неттен вернулся на родину в начале сентября 1814 г., 2 октября был принят на службу во 2-е отделение Военного департамента, вскоре произведён в майоры 1-го полка карабинеров. В 1815 г. переведён в только что основанную артиллерийскую и инженерную школу в Дельфте, директором школы верховой езды. 15.8.1822 г. произведён в подполковники, стал рыцарем ордена Нидерландского Льва, 5.9.1835 г. отправлен в отставку в чине полковника, но остался на государственной службе и 18.3.1838 г. отправлен на пенсию в звании генерал-майора.
К.А. Гайзвайт ван дер Неттен был плодовитым военным писателем, автором множества статей и книг по военной истории, а так же мемуаристом. Приводим фрагмент воспоминаний, связанный с пленом в России, об обстоятельствах его пленения и первых днях плена, а так же письма мемуариста к жене. Дневник написан на французском языке, письма – на голландском.


[28 ноября] Прибыв к берегу, я увидел, что Березинa шириной от 80 до 100 шагов имеет очень быстрое течение, особенно на другой стороне. Я видел много попыток переправиться вплавь, которые большей частью погибали, если они слишком приближались ко льду, который был покрыт мертвецами, другие старались перейти мост, направляясь на лошади к балкам и медленно добирались до противоположного берега, скользя по воде. Когда они прибывали к одному из трёх разломов, сделанных в мосту, несколько наших следовали за своими лошадьми, которых они держали за узду, но они были вынуждены их покидать, многие погибали, соскользнув с досок, покрывавших лёд. Я пробирался по куче из поваленных и убитых лошадей, из трупов и из опрокинутых повозок до одного места, где спуск показался мне более быстрым и, хотя моя лошадь была очень утомлена, везя меня 30 дней без пищи и была сильно нагружена, я принял решение переправиться вплавь.
Я бросился в воду, вверив свою судьбу божественному Провидению и направив свой путь вдоль моста против течения. Я выбрал одно место для высадки в 50 шагах ниже по течению, я был тотчас вынужден плыть и удачно раздвигать то, что течение тянуло за собой; я добрался до другого берега… Я достиг земли и попытался сесть на коня с помощью поводьев, но тщетно. Он почти забрался на возвышенность, но удар пули ранил его, в то же самое время, как я, опрокинувшись, получил удар, и он потянул за собой меня, запутавшегося в вожжах.
Я смог поплыть за ним, но он повернулся и поплыл к другому берегу, с которого я убежал. Вот и я намок до пупка, моя одежда заледенела, как доска, другие мои лошади остались на другой стороне с моим слугой и попали, вероятно, в руки неприятеля. [Я остался] без продуктов, не имея возможности сменить моё промокшее обмундирование. При жестоком морозе, с обнажённой саблей в руке, в одежде, наполнившейся льдом при переправе. На случай прибытия казаков я принял меры предосторожности, всунув между моими штанами и кальсонами заначку из 500 франков и 100 русских банкнот... Я последовал по дороге, которую, как я видел, взяли многие военные, и прошёл возле разграбленного лазаретного фургона. Там находился маленький бочонок из под водки, из которого я раздобыл одну стопку, которая, по-видимому, спасла мне жизнь. После марша в течение ? часа я прибыл к нескольким покинутым домам, в одном из которых развёл костёр, чтобы высушиться. В то время как я этим занимался, там прозвучал крик, что прибыли казаки, все бросились спасаться в разные стороны.
Я взял дорогу направо, но едва сделал несколько шагов, как увидел, что показалось множество казаков, среди которых был один офицер. Видя невозможность спастись от тех, кто взял в плен моих товарищей по несчастью, я повернулся к нему и сказал, что сдаюсь в плен. Я отдал ему мои часы, а одному казаку, который был со мной - мой кошелёк с несколькими монетами. Он протянул мне руку и дал мне понять, что не причинит мне никакого вреда. В течение этого времени прибыло много казачьих офицеров, которые говорили на французском, или на немецком, которые задали мне множество вопросов. Полковник велел мне сесть на лошадь и послал меня с двумя казаками, чтобы призвать тех, кто поодиночке спасался в лесу, чтобы сдавались, и сказать им, что они подвергнутся худшему обращению, если будут взяты по отдельности. После поездки в 1 ? часа от страха замёрзнуть я вернулся, где нашёл собравшимися другие персонажи.
Нам велели построиться в два ряда и объявили, чтобы мы отдали свои деньги. Каждый отдал то, что имелось под рукой, и полагал, что этим отделался, но унтер-офицер казаков спешился и обыскал всех до единого вплоть до кожи. Я отдал мою портупею, в которой было около двадцати наполеондоров, с которыми я расстался. Офицер… велел мне снова положить в карман 2 монеты по 5 франков, которые я хотел отдать, но он дал мне пригоршню монет по 4 гроша. Между тем казаки увидели, что на мне хороший плащ с капюшоном из голубого драпа. Я был вынужден его снять, но он велел отдать мне взамен довольно хороший небесно-голубой [плащ] уланов гвардии. Таким образом, я не потерял ничего, кроме моей лядунки, которую один из первых казаков велел мне снять. Все деньги и драгоценности оказались в руках офицера, а платки, обмундирование и другие вещи, которые у меня были взяты, были помещены в мешки, очевидно для того, чтобы провести правильный раздел.
После форменного грабежа, в котором большая часть [пленных] потеряла всё то, что они надеялись спасти от алчных взоров, мы двинулись в направлении, противоположном тому, по которому следовала армия на протяжении 3 - 4 льё. По пути мы повстречали корпус из 30.000 человек очень хороших войск, хорошо обмундированных, двигавшихся в наилучшем порядке, имея с собой много артиллерии. Среди них находилось от 5 до 6000 казаков, которые большей частью имеют очень богатое оружие, турецкие сабли, два пистолета за поясом, искусно сделанных из серебра, а их патронные сумы покрыты пластинками из того же металла. Кроме того, многие прекрасные полки гусар и драгун и 2 кирасирских, вооружённых пиками. Мы претерпели множество оскорблений от пехотинцев, которые с жестокостью оторвали у меня шнур с моего ментика и цепочку и орла с моего кивера. В то время, когда мы находились в пути, слышалась сильная канонада и ружейная перестрелка между нашим арьергардом и русским авангардом.
Наконец наступившей ночью мы прибыли в одну деревню, наполовину разрушенную, где казаки, которые нас транспортировали, передали нас под охрану отряда драгун. Мы в числе около 200 человек, из которых около пятнадцати офицеров вступили в огороженное место, где имелись 2 открытые риги, в которых был разожжён огонь. Мы велели попросить у коменданта милости быть отделёнными от солдат, он её пообещал, но не позаботился об этом. Мы… едва смогли приблизиться к огню, но почти не нашли места, чтобы поспать. Солдаты мнили себя равными с нами по участи, не проявляли к нам никакого cнисхождения. Мы провели ужасную ночь, промокли до костей на сильном морозе, который заставлял нас дрожать, и без малейшей пищи. В течение ночи подлые драгуны, которые составляли охрану, несколько раз приходили грабить нас, вырывая у бедных несчастных то немногое, что избежало алчности казаков. Они обыскали меня до кюлотов, забрали у меня нож (чувствительная потеря) и хотели снять с меня мой жилет, чему я воспротивился, крикнув коменданта. Всю ночь слышались крики несчастных, которых избивали за малейшее сопротивление грабежу.
Наконец эта ужасная ночь сменилась днём, и мы стали свидетелями суровости русской дисциплины, увидев избиение нескольких русских драгун ударами палок, или хлыстами по рубашкам. Мы выступили в 9-м часу и продолжили наш попятный марш. Мы повстречали множество войск и, проделав около 2 льё, сделали остановку. Голод достиг у меня такой степени, что предыдущей ночью я настолько приблизился к костру, чтобы не позволить моим членам замёрзнуть, что сжёг кожу, которая на моих панталонах была двойная. Я съел куски кожи, которые оторвались.
Я видел на дороге мёртвую лошадь, которую солдаты разрывали на куски. Как я пожалел тогда о потере моего ножа! Однако я раздобыл маленький кусочек, который проглотил совсем сырым и без соли... Наше число значительно умножилось за счёт других пленников. Среди офицеров находились капитан Глансбек (Glansbeek) из артиллерии и лейтенант Нойе (Nоye) из 129-го [полка],1 как соотечественники, мы объединили нашу судьбу и к нам присоединился один унтер-офицер стрелков (tirailleurs) гвардии Петерсен (Petersen), уроженец Маастрихта. Наступившей ночью мы прибыли в лагерь возле нескольких отдельных домов; нам велели расположиться биваками, которые были окружены постами драгун, которые нас конвоировали. Развели костры, но очень маленькие по причине того, что драгуны избивали тех, кого они приходили обыскивать. С другой стороны пленные солдаты вовсе не проявляли ни малейшего почтения к офицерам, не позволяя им приближаться к кострам. Многие из нас, как и другие, были ограблены до рубашек и, чтобы прикрыть себя, имели лишь несколько дурных лохмотьев. Всю ночь слышались только крики несчастных пленных, которых драгуны продолжали грабить с самой варварской жестокостью, даже женщин. К счастью, я избежал их внимания, и имел счастье сохранить свой гусарский ментик...
На следующий день я встал совершенно измождённым голодом, тяготами и холодом… Поскольку стоял непомерный мороз, этой ночью на биваке умерло более чем 60 человек. Утром нам было велено возобновить наш марш, чтобы сопроводить нас в главную квартиру графа Витгенштейна, куда мы прибыли после полудня. По пути несколько русских солдат продавали пленным сухари, одну горсть за 4-5 франков... Мы купили 3 горсти крупы за 3 и маленький белый хлеб за 5 франков.
Мы прибыли, наконец, к генералу Витгенштейну, который встретил нас с большой гуманностью; он велел нескольким офицерам войти в его комнату, дал им прохладительные напитки и утешил их. К тому же, после замечания о нашей крайней нужде, он велел сделать нам распределение сухарей, на которые мы накинулись, как изголодавшиеся волки. Мы поступили под управление майора Штегмана и выступили в Борисов, удалённый на 4 версты, куда добрались с большим трудом.2
По прибытии туда, нам назначили один дом для 11 офицеров, которые образовали нашу компанию. Он был заполнен нечистотами и трупами, от которых мы должны были его расчистить... Прибыв в Борисов, мы нашли воду на удалении ? льё и улицы, заполненные солдатами, которые были ограблены теми, кто приходил их обыскивать... Мы нашли Борисов заполненным людьми из дивизии Партуно, среди которых находился 126-й (голландский) линейный полк, судьба солдат которого была гораздо более мягкой, чем наша, по причине того, что они сдались по капитуляции и сохранили все свои вещи.3
Судьба, или случай образовал сообщество нескольких офицеров, товарищей по несчастью. Нашу компанию составляли шеф эскадрона Добио (Dobiot), прикомандированный к штабу дивизионного генерала Думерка, командира кирасирской дивизии 2-го корпуса,4 капитан Блойлер из 4-го швейцарского полка,5 лейтенанты Фоше (Faucher), Фрепо (Frepot) и Лезен (Lesens) из 2-го линейного [полка],6 военный комиссар Розенауер (Rosenauer) и сын комиссара.7
В полдень майор Штегман велел нас собрать, нас разделили на несколько колонн и нам пообещали, что мы двинемся тотчас, как он найдёт средства. Нам будут делать регулярные раздачи хлеба, мяса, крупы и водки, по дороге нам предоставят хорошие квартиры и, действительно, мы имели величайшую oбязательность в этом храбром человеке, который проявил заботу, чтобы защитить нас и облегчить нашу судьбу. Я нашёл способ купить у одного русского солдата флягу водки и, хотя я ему заплатил чрезвычайно дорого, это было большим подкреплением для нас, у которых жизненные силы были совершенно изможденны.
Мы тронулись в путь, чтобы пройти 2 льё оттуда, но наши проводники к несчастью заблудились и лишь глубокой ночью после 4 часов марша мы прибыли в деревню, где мы должны были провести ночь. Стало очень скользко, и подковы на моих сапогах сделали мои многочисленные падения очень тяжёлыми, так что я… отстал от моих товарищей и был вынужден провести ночь на биваке на очень суровом морозе. Я надеялся, что смогу приготовить немного супа с сухарями, которые мы получили, но у меня не было котелка, или кружки. Наша компания намного увеличилась за счёт пленных, находившихся в Борисове, так, что мы имели около 350 oфицеров и 2000 солдат. Среди этого числа были полковник 7-го польского кавалерийского полка8 и майор 37-го линейного,9 оба раненые, которые вынуждены были идти пешком, как и другие.
Для того чтобы прибыть по нашему назначению, мы прошли через место, где были переброшены мосты и где были оставлены все экипажи. Тут оставалось ещё множество следов; местность была покрыта сожжёнными и разграбленными повозками, а также трупами и мёртвыми лошадьми. В Борисове я рискнул разыскать в моих штанах бумаги, которые я там оставил. Засунул руку и обнаружил с глубочайшими чувствами благодарности к Высшим силам, что мои банковские билеты, как и моя заначка из 500 франков сохранились в воде и не понесли никаких убытков от трения на марше, тогда как часть письма моей супруги превратилась в лохмотья...
2 декабря – мы выступили в 9 часов и, проделав марш в 6 льё, прибыли в одну деревню, где находилось множество русских войск и маркитантов. В темноте мы были отделены от наших товарищей. Mы находились только с лейтенантом де Нойе (Nоyer) и капитаном Глансбеком, мы разыскали убежище в риге, где один русский солдат сделал нам плохой суп из кислой капусты с сухарями, стоивший 6 франков. Никогда за мою жизнь я не имел более роскошной еды, не евши ничего варёного после 28-го числа.
Мы вновь тронулись в путь и к вечеру прибыли в одну деревню, где были правильно размещены у крестьян… Были распределены сухари, мясо и водка. Мы приготовили хороший суп и ощутили, что наша участь чрезвычайно смягчилась. Нас информировали, что временным пределом нашего путешествия будет Витебск, что мы пойдём туда по дороге, где деревни меньше пострадали от войны, и что мы будем делать короткие переходы. Мы продолжили наш путь таким же способом, располагаясь в домах крестьян и вместе с ними. Вообще мы нашли там несколько овощей, или моркови, купили картофель, и всё это бросили в наш суп.
6 и 7 – стоял мороз настолько жестокий, что многие обморозили глаза, щёки и нос, или пальцы, я счастливо предохранился, закутав голову капюшоном моей шинели, но у меня сильно пострадали от холода руки, так что я потерял чувствительность в кончиках пальцев. 7 – мы прибыли в небольшой город под названием Холопеничи, где были размещены у одного еврея, где мы нашли сыр, варенья, сделанные из меда, чай и сладкий пирог белого теста.10 ...
8 и 9 – мы проделывали за день от 5 до 6 льё, располагаясь в деревнях достаточно обширных. В последний день мы шли по очень трудному пути, который заключался в глинистой, очень ухабистой и мало покрытой снегом дороге. Мы не знали, куда поставить ноги, и скользили на каждом шагу. Мы увидели очень печальное зрелище - кажется, что по этой дороге прошла колонна пленных, из которых многие погибли по пути; я насчитал по крайней мере 97 трупов, распростёртых по дороге. Очень измученными мы прибыли на нашу квартиру, где 10-го имели дневку. Мои сапоги, намокшие от воды и затем высушенные у огня, сделались твёрдыми, так что они настолько изранили мне ноги во многих местах, что я ощутил себя совершенно неспособным идти пешком. Я обратился к майору, который немедленно предоставил сани для меня и капитана Глансбека, с которым мы шли.
11 – в Сенно, отдалённом на 2 льё, маленьком городе, заполненном евреями, у которых нас разместили… Наш конвой состоял из 2 рот пехоты и отряда башкир из 40 человек, которые были вооружены несколькими пиками и саблями и одним пистолетом, висящем на портупее, почти всё последнее оружие взято у французов, кроме того лук в кобуре на левом боку и колчан, набитый стрелами, за спиной. Их лошади были плохими конями (Konjas), которыми они управляли с помощью весьма плохой уздечки, которую чаще всего они не приставляли ко рту, а заставляли их двигаться посредством своих нагаек, или маленьких кнутов, совсем не имея шпор. Их конская упряжь состояла из маленького деревянного седла, очень короткого и тесного, или даже только из своего рода подушечки. Подобно казакам, они не имеют ни седельных кобур, ни вьючных чемоданов, помещая свою добычу в мешок. Их одеждой является род польской шинели из голубого сукна, которую они перевязывают ремнём вокруг пояса. Их остроконечные шапки сделаны из чёрной кожи с окантовкой из чёрной овечьей шкуры, тогда как головной убор казаков сделан из голубого сукна в форме усечённого конуса с красной окантовкой. Они являются людьми среднего роста, но крепкими, с физиономией, которая не имеет ничего свирепого, большей частью являются блондинами и имеют румяные лица. Их командир приехал нас осмотреть, с целью выпить с нами и продемонстрировать нам свою дружбу.11
12 – мы продолжили наш путь в санях и прибыли 15-го в Витебск.12 Я так настрадался от мороза в дороге, что много раз опасался отморозить ноги и руки... По прибытии в Витебск нам сообщили, что мы проведём здесь некоторое время, что мы получим продукты и по ? рубля в день, и мы расположились по 3-4 офицера в предместьях. Мы находились у одного еврея… Семья евреев включала, самое меньшее, 12 человек, сверх того 4 пленных вестфальских улана и 3 русских гусара жили с нами в той же комнате. Все были заражены паразитами, так что мы не знали, где нам спать ночью; я разместился на столе на пучке сена, которое я собрал себе утром...
Спустя 4 дня шельма - хозяин квартиры пообещал… предоставить нам троим владение новым жилищем в том же пригороде. Это были поляки, семья, включающая двух супругов, молодых людей, имевших одного ребёнка одного года и другого, приёмного – 4 лет, мать мужа и 2 работников… Жилище было пригодное, но довольно маленькое, включая маленький вестибюль, жилую комнату, которая в то же время служила гончарной мастерской, и маленькую кухню. Единственным неудобством было то, что оно было очень сырое, а пол был очень низким...
Мы оказались там после 20 декабря и были очень довольны, насколько я мог быть таковым в моём несчастном положении. Отсюда было всего два шага до большой площади, где находились все лавки, но, чтобы попасть туда, следовало перейти очень глубокий и крутой овраг, который отделял город от пригорода. Через него было очень сложно перейти по причине снега, который покрывал землю на значительную высоту. После нашего прибытия мороз сделался чрезвычайно суровым, так что следовало хорошенько одеваться, чтобы не окоченеть от холода лишь ненадолго появившись на воздухе. При нашем прибытии сюда мы нашли пленных из саксонского драгунского полка и 2-го Бергского уланского, принадлежавших к 9-му корпусу, которые сдались по капитуляции в Борисове.13 Два дня спустя прибыли ещё 1100 пленных...
26 – Все [пленные] солдаты выступили из города, где остались только офицеры... Им распределили хорошие шубы из овчинных шкур. Распределение, как денег, так и продуктов, производилось достаточно регулярно. После нашего прибытия множество ополченцев (milices) прошло через город, от 5 до 6.000 ежедневно. Это были крестьяне, вооружённые большей частью пиками, некоторые из них – мушкетонами, карабинами, или старыми ружьями, одетые в серое, как русские крестьяне, и не имевшие других знаков различия, кроме медного креста Св. Андрея на передней стороне своих шапок. Только один полк среди них был вооружён правильно и один очень хороший полк казаков, одетый в униформу и вооружённый, с серыми головными уборами. Будучи оставлены здесь, они совершили много эксцессов против пленных, когда те оказывались на марше.
Витебск - столица губернии с тем же названием, является прекрасным городом, расположенным на Двине, которая отделяет большое предместье и протекает под красивым деревянным мостом, так же как несколько рукавов, протекающих по оврагам. Город имеет значительное число церквей и монастырей, украшенных большими колокольнями. Площадь очень протяжённая и великолепная, там находятся три очень низкие церкви и губернаторский дом, все постройки сделаны в одном очень хорошем стиле. Повсюду кругом находятся галереи или портики, под которыми стоят небольшие магазины или лавки, где евреи, которых здесь великое множество, продают всё то, что необходимо. Они почти полностью владеют отраслями торговли и промышленности, как обычно на всей территории, которая принадлежит Польше; там имеются также крестьяне, которые привозят на рынок чёрный хлеб и овощи. Эти магазинчики, где можно всё купить, открыты от восхода до заката солнца; никто ничего не продаёт в доме… Этот город сильно пострадал от войны, служа депо магазинов, которые казаки захватили незадолго до нашего отступления".14
Отрывки из писем.

На этом дневник заканчивается. Из писем Неттена к супруге можно узнать о дальнейших злоключениях ротмистра. Во время своего пребывания в Витебске, он страдал от заразной болезни, распространенной там, и 8 недель находился между жизнью и смертью. 18 апреля 1813 г. он и 30 других офицеров были отправлены в Черный Яр (Сhornojaar) Астраханской губернии, куда прибыли 12 августа 1813 г.15 (примечание переписчика копии дневника).

В письме от 25 апреля 1814 г. Неттен написал:
"Почти два года прошло без получения мною от вас семейных вестей. С каждой почтой я надеялся получить долгожданный ответ на многочисленные письма, которые я писал вам с различных путей из России, но всегда ожидания были напрасными.16 Мне нужна уверенность, что моя судьба не безразлична моим родственникам, таким образом я сниму это самое большое бремя с моей души. В тысячу раз счастливее подполковник Ренно17, который здесь получал письма от жены…
Судя по событиям в Голландии, я конечно ожидал, что мы скоро вернемся туда, тем более, что уже в феврале были запрошены имена голландцев,18 однако после этого ничего не последовало. Только подполковник Ренно уведомил меня, что в Саратове, где он был, губернатор сообщил офицерам о получении императорского указа, в котором им предлагалось собраться под знаменами спасителей Германии, тогда они будут отправлены в Ригу.19 Они ожидали других условий возвращения в Голландию, но напрасно, поэтому пятеро из семи других товарищей согласились, кроме господ Крайенхофа и Зуйлена,20 которые предпочли остаться в ожидании вызова от голландского правительства.
Перед своим отъездом в Ригу он написал, что надеется, что я вскоре последую за ним, а они в ближайшее время прибудут на родину и станут первыми, кто вернется к семьям и благополучной жизни.
Для того, чтобы вы не получили неправильную информацию, я должен написать это, потому что вероятно, что другого случая не представится. Во-первых, никто мне еще не сообщал предложений правительства о новой борьбе под знаменами защитников Европы, это слишком неопределенно, и любой, кто думает иначе, должен иметь очень серьезные основания, чтобы принять в этом участие. Мы отсюда не видим власти, которой можно было бы служить, даже ценой потери положения, которое мы имели во французской армии.
Так что я намерен ждать любых заявлений голландского правительства о находящихся в России военнопленных офицерах. Бог даст, что в той или иной мере скоро будет положен конец нашей ссылке, которая для меня вдвойне тяжела не только из-за неизвестности обо мне близких родственников и неопределенности ситуации, в которой я нахожусь, но также из-за беспокойства за судьбу военной кампании.
За этим исключением моя судьба на протяжении всего плена не совсем несчастна. Я довольно хорошо размещен, проехал сюда 700 часов в лучшее время года, не так неприятно, как некоторые другие путешественники, и, за исключением тяжелой длительной болезни в Витебске, наслаждаюсь отличным здоровьем.
Место моего проживания в небольшом городе на Волге, [находится] в 50 часах пути от Каспийского моря и, возможно, в самом здоровом климате в мире. Зима началась в ноябре и продолжалась три месяца, до вскрытия реки. Небо почти всегда ясное, а дожди настолько редки, что пока не упало ни капли воды. Переход от зимы к лету приходит внезапно, сейчас такая жара, что почти ничего от нее не спасает, выдержать можно тольков белье из нанки. О болезнях не слышно, люди достигают старости и умирают только от нее. Из 30 офицеров и 80 солдат в течение восьми месяцев, что мы здесь, никто не болел.21 Самый большой недостаток, от которого я страдаю, в отсутствии книг, в то время как никто из жителей не понимает ничего, кроме русского языка. Тем не менее я провожу свое время наилучшим образом, ведя записи и рисуя. Еда здесь очень дешевая, когда мы приехали сюда 1 фунт мяса стоил 3 дуита, 1 фунт белого хлеба – 5, дюжина яиц – 1 ? стювера.22 Щука весом 20 фунтов продается за 2 ? - 3 стювера, далее пропорционально. Сейчас самыми дорогими, к сожалению, являются фрукты, которые доставляются за 50 или 60 часов [пути] кораблями из немецких колоний. Цены так низки, что нашего ежедневного жалования, около 6 стюверов,23 достаточно, чтобы питаться и поддерживать порядок, не считая стирки одежды и покупки предметов первой необходимости, которые все очень дорогие…"

14 мая 1814 г. из Черного Яра Неттен написал:
"Достаточно неожиданным для нас, без малейших просьб с нашей стороны, был объявленный Астраханским губернатором приказ об отправке голландцев отсюда в Ригу. Так что завтра мы впятером, а именно я, лейтенант Кригер,24 два сержанта и австрийский музыкант, отправимся в путь,25 который хотя и очень значительный, почти 650 часов пути до Риги, но мало меня пугает, так как погода прекрасная, а мы будем путешествовать между почтовыми станциями, которые расположены здесь обычно от 30 до 40 часов [пути] друг от друга, так что я прибуду в Ригу в отличный месяц".

22 июня 1814 г. Неттен написал из Орла:
"15 мая я выехал из Черного Яра в компании моего товарища лейтенанта Кригера и 2 голландских сержантов. Наш 50-часовой путь вдоль Волги привел в Сарепту (Larepha), колонию гернгутеров...
Оттуда я продолжил свое путешествие по землям донских казаков, и по прошествии 175 часов [пути] прибыл в губернский город Тамбов, где совершенно неожиданно встретил двух сыновей и племянника господина Крайенхофа, лейтенанта гвардейских улан Зуйлена ван Нивельта и лейтенанта артиллерии Буллса (Bulls), которых я встречал раньше в Саратове. Они поделились новостями об удивительных событиях, произошедших недавно в Голландии и Франции, и о заслуженном свержении тирана и угнетателя нашей Родины. На следующий день мы поехали вместе дальше, и в ближайшие семь дней прибыли сюда, в губернский город Орел, который находится примерно на середине пути к Риге. Теперь я преодолел более 1200 верст пути, в то время, как по Смоленской и Витебской губерниям остается еще около 1150 верст.
Мы думали, что через несколько дней уедем отсюда, но прибытие французских военнопленных, которые возвращаются домой из всех южных губерний, отвлекает на себя работу канцелярии и является причиной задержки наших маршрутных бумаг, но в конце концов завтра они уезжают и без проблем за месяц прибудут в Ригу. Наше путешествие приятное и неутомительное, лучший сезон, хорошая погода и дорога только по 13-15 часов ежедневно, мы едем по два офицера в карете, запряженной 2 лошадьми.26 Мои спутники приобрели в Саратове собственную карету, но из-за состояния моего кошелька и желания свободно путешествовать я выбрал государственную карету. Слава Богу, я наслаждаюсь добрым здоровьем и хорошей компанией, одними из немногих поводов, чтобы испытывать счастье, после тысячи смертельных опасностей возвращаясь домой.
Ведь как мала была вероятность, что это произойдет. Новости из Голландии говорят, что все органы власти снова восстановлены на своих местах. Пока это все, что я спешу вам написать, для того, чтобы подготовиться на месте к моей встрече".

14 августа 1814 г. Неттен написал из Кенигсберга:
"Наконец я могу писать как свободный человек из этого города, куда я прибыл 12 числа, спустя год после начала моей ссылки, после более чем 800 часового путешествия из Азии. Продолжаю описывать вам свое путешествие из Черного Яра в губернский город Орел.
В день отъезда оттуда его превосходительство сообщил, что я могу отправить письмо, но это выглядело подозрительно. По распоряжение русских властей нам не позволялось отправлять письма сразу напрямую. Их в первую очередь нужно было направлять в Петербург для просмотра тайной полицией, и я, не желая письму такой участи, решил отложить его и подождать, когда смогу уверенно отправить его вам.27 Из Орла мы направились в Смоленск, а затем должны были попасть через Витебск в Ригу и сесть на корабль. Но придя в Смоленск мы были поражены новостью, что император изменил голландцам направление маршрута и что мы, как и французы, должны направиться в Бялосток. Перспектива долгого путешествия через разоренные земли в виде толпы военнопленных, с большим количеством транспорта, пугала и чуть было не лишила мужества, однако что сделано, то сделано. Так что я продолжал свое путешествие в Минск, а оттуда в Бялосток по той же дороге, по которой мы шли во время отступления и, таким образом, около Борисова и Березины, рокового места, где я был пленен 2 года назад. Думаю, что почувствовал это место (как в Смоленске, где я был свидетелем весьма тяжелых событий, а особенно в Борисове, памятном кровавыми сценами на льду), как только попал сюда.
Надежда, что скоро я заключу мою дорогую в объятия, уменьшилась. В Бялостоке мы пошли на крайние меры, чтобы убедиться, что там не было никакого голландского комиссара, и мы вынуждены были отправиться в Кенигсберг, где он мог быть. Наш транспорт увеличился еще на 14 голландских офицеров и 60 солдат, вместе с которыми мы завтра отправимся туда. На следующий день мы вступили в Великое герцогство Варшавское и на 3-й день прибыли в Липск (Aris) на границе России.
Камень упал с сердца, когда я снова оказался на немецкой земле, совершенно свободный. 10-го мы пришли наконец в Кенигсберг, где наша судьба окончательно прояснилась. Там находился лейтенант Дитмерс (Ditmers), назначенный голландским правительством содействовать военнопленным в возвращении в Голландию и быть нам полезным. Это был очаровательный человек. Он принял нас как товарищей и представил нам на выбор бесплатную транспортировку в Голландию на готовых к отправке корабле или почтовой карете. Некоторые из моих товарищей избрали первое, но в это время года ожидались частые западные ветры, препятствующие в пути, так что мое нетерпеливое желание побыстрее вернуться заставило меня согласиться с теми, кто предпочел воспользоваться для возвращения почтовой каретой до Берлина и Везеля. Завтра я в компании капитанов Крайенхофа и Аберсона28 выезжаю отсюда и надеюсь, если Бог даст, что через 4 недели или 350 часов пути, для меня настанет счастливый день. Его Величество милостиво распорядился выдать по 100 гульденов [всем офицерам], отправляющимся в дорогу,29 это позволит мне приобрести одежду и белье, чтобы я мог вернуться в приличном виде. Просим, чтобы этот священный долг был выплачен без промедления...".
15 августа Неттен прибыл в Берлин и 28 августа продолжил возвращение на родину через Магдебург, Хальберштадт, Мюнстер, Везель, Клеве и Неймеген, чтобы в Хертогенбоше, куда он прибыл в середине сентября, счастливо найти жену и сына в добром здравии, после своего отсутствия на протяжении двух лет и восьми месяцев.

 

 Примечания


1. Капитан 9-го (голландского) артиллерийского полка ван Глансбек (van Glansbeck) был ранен 18 августа под Смоленском и 16 ноября при Красном (Martinien. Op. cit., P. 647). В списках пленных в Витебской губернии значились капитан "Мельхер Ванглансбек" и лейтенант 29-го полка лёгкой пехоты "Пьер-Жозеф Ное (Noyer)".
2. Партия майора лейб-гренадерского полка Штегмана (1500 чел.) 3/15 декабря вышла из д. Житьково (РГВИА. Ф. 103. Оп. ?08. Д. 908. Л. 9-13, 15).
3. В списке пленных в Витебске значатся 14 офицеров 126-го полка, в том числе полковик "Иван Десмулен", то есть Жан Демулен (Demoulin).
4. В списке пленных в Витебской губернии он значится как "подполковник Феликс Допиас" (D’Aupias), автор рукописи "Memoires historique, anecdotique et militaire de la campagne de 1812" // РГВИА. Ф. 846. Оп. 16. Д. 3594. Л. 1-33 об.; ibidem. // ОР РНБ. Ф. 859, К. 9, № 11, Л. 101-125.
5. "Гендриг Блеилер", то есть Хендрих Блойлер (Bleuler), был ранен и взят в плен 28 ноября и отконвоирован в Вятку.
6. Это были лейтенант 4-й роты 2-го батальона "Константин Фошет" (Fauche), су-лейтенанты 4-й роты 3-го батальона "Иван Трепот" (Tripeaux) и вольтижерской роты 1-го батальона "Кристоф Лескард" (Lescart).
7. В списке пленных значатся Допияс (D’Aupias), Трипо (Tripeaux), Блейлер (Bleuler), фон Дернетен (van der Netten), су-лейтенант 126-го полка Фердинанд Кригер (Krieger), Розенер, полковник Гарновский (Hornowski), Абер Сон (Aberson).
8. Ошибка, это был полковник Хорновски (Hornowski) Юзеф (1773-1817), командир польского 17-го пехотного полка.
9. Фурнье (Fournier) Этьен-Пьер (1769-1849), с 15 ноября майор 37-го линейного полка, взят в плен 27 ноября.
10. В Холопеничах из-за болезни было оставлено 10 офицеров и 40 чел. (РГВИА. Ф. 103. Оп. ?08. Д. 908. Л. 9-13).
11. В Сенно было оставлено из-за болезни 100 чел., в том числе 30 офицеров (РГВИА. Ф. 103. Оп. ?08. Д. 908. Л. 9-13).
12. Партия пленных майора Штегмана (986 чел.) прибыла в Витебск 4/16 декабря (РГВИА. Ф. 103. Оп. ?08. Д. 908. Л. 15).
13. Саксонский шволежерский (драгунский) принца Йоханна и 2-й бергский уланский (шволежерский) полки капитулировали вместе с дивизией Партуно. В Витебске находилось 18 офицеров из первого полка и 17 – из второго.
14. Город был взят отрядом генерала В.И. Гарпе ещё 7 ноября.
15. Партия пленных (2 штаб-, 22 обер-офицера, 12 солдат и 1 женщина) через Вологду и Саратов прибыла в Астрахань 1/13 августа 1813 г. Среди них был "капитан Корнель Антуан Гейзвайт фон Дернетен, голландец, 11 гусарского полка" (ГААО. Ф. 1. Оп. 3. Т. 2. Д. 1166. Л. 37-39 об.).
16. Письмо, адресованное Гезвейт ван дер Неттену, было получено в Астрахани 7/19 мая 1814, однако, в связи с отъездом адресата в Ригу, письмо было переправлено туда (ГААО. Ф. 1. Оп.3. Т.2. Д.1530. Л. 19, 25).
17. Голландец Жан Рено (Renaud), шеф эскадрона 5-го гусарского полка. Попал с плен в сентябре 1812, отправлен в Саратов, где в июле 1813 г. Неттен ещё увидится с ним (РГИА. Ф. 1409. Оп. 1. Д. 656, Ч. 1. Л. 190 об.; Ведель К.А.В. История одного офицера // Военнопленные армии Наполеона в России: 1806-1814. СПб., 2012. С. 483, 489, 490).
18. Речь идет о распоряжении Главнокомандующего в Санкт-Петербурге С.К. Вязмитинова от 14/26 января 1814 "Об освобождении военнопленных разных владений", в том числе и голландцев. Распоряжение было получено в Астрахани 3/15 февраля, освобождение началось в апреле (ГААО. Ф.1. Оп. 4. Т. 1. Д. 296. Л. 1-15 об.).
19. Данное предложение звучало в том же распоряжении от 14/26 января 1814 г.
20. Капитан 123-го (голландского) линейного полка Крайенхоф (Krayenhoff), был ранен 18 октября при Полоцке и числился погибшим 28 ноября на Березине; 1-й лейтенант 3-й роты 3-го эскадрона 2-го полка шволежеров-улан императорской гвардии барон Арно-Якоб ван Зуйлен ван Нивельт (van Zuylen van Nyevelt) (1788-1821) был взят в плен 27 июля у Бабиновичей (Martinien. Op. cit., P. 354-55; Pawly R. Les lanciers rouges. P. 34, 147).
21. По рапортам черноярского городничего с января по март 1814 в здешнем лазарете умерли 3 французских и 1 польский рядовой (ГААО. Ф. 1. Оп.4. Т.1. Д.326. Л. 4, 5, 9)
22. Дуит (duit) – мелкая разменная монета Нидерландов. Судя по приведенной ниже пропорции, 1 дуит примерно равнялся 1 медной копейке. 8 дуитов составляли 1 стювер (штюбер).
23. По предписанию Вязмитинова от 29 августа/10 сентября 1812 г. пленным обер-офицерам полагалось ежедневное жалование 50 коп., выдаваемое на неделю вперед (ГААО. Ф. 1. Оп. 3. Т. 2. Д. 334. Л. 2-2 об., 6-6 об.).
24. Фердинанд Кригер, су-лейтенант 126-го полка, взят в плен на Березине, оставил мемуары (не опубликованы).
25. 24 апреля/6 мая 1814 г. Енотаевский земский суд получил предписание приготовить для отправки в Радзивиллов находящегося здесь австрийского рядового Иоганна Мали, по прибытии его в Черный Яр присовокупить к нему состоящих там голландцев, капитана Антуана Вандернейтена, подпоручика Фердинанда Кригера, нижних чинов Иоганна Гаккебарта (Johann Gakkenbart) и Корнеля Кнозена (Cornelius Knosen), и отправить их в дальнейший путь, снабдив одеждой и обувью (ГААО. Ф. 1. Оп. 3. Т. 2. Д. 1530. Л. 11-12 об., 19, 25; Оп. 4. Т. 1. Д. 296. Л. 5 об.-7).
26. По предписанию Вязмитинова от 29 августа/10 сентября 1812 г. при транспортировке пленным офицерам действительно полагалось одна пароконная подвода на двоих (ГААО. Ф. 1. Оп. 3. Т. 2. Д. 334. Л. 2 об., 6 об.).
27. По предписаниям Вязмитинова от 8/20 апреля и 20 мая/1 июня 1813 г. военнопленным предлагалось свою корреспонденцию предоставлять начальству в незапечатанном виде для проверки в Министерстве полиции в Санкт-Петербурге (РГИА. Ф. 1409. Оп. 1. Д. 656. Ч. 2. Л. 163, 165, 167).
28. Капитан, командир 5-й роты 4-го батальона 124-го (голландского) линейного полка Гийом Аберсон (G.G. Colson Aberson), взят в плен на Березине и отправлен в Псковскую губернию.
29. Скорее всего, речь идет о распоряжении от 2/14 октября 1813 г. о выдаче пленным обер-офицерам по 100 руб. на покупку теплой одежды. Эта сумма выдавалась до весны 1814 г., поэтому многие офицеры расценивали ее, как пособие перед отправлением домой. Однако ван дер Неттен уже получал эту сумму в Черном Яру в ноябре 1813 г., так что второй раз он не имел на неё права (ГААО. Ф. 1. Оп. 3. Т. 2. Д. 1506. Л. 1-1 об., 5-6 об., 61).



В начало раздела




© 2003-2024 Адъютант! При использовании представленных здесь материалов ссылка на источник обязательна.

Яндекс.Метрика Рейтинг@Mail.ru