|
XII.
Отступление к Кёнигсбергу и пребывание около этого города. – Сражение при Мансфельде. – Генерал Бертран и переговоры о перемирии. – Польза движения к Кёнигсбергу. – Отступление французов и следование за ними Беннигсена.
Выше были изложены все основания, побудившие меня решиться на приближение со всею моею армией к Кёнигсбергу. Поэтому уже 27-го января (8-го февраля) до рассвета я выступил со всею моею армиею в двух колоннах, причем первая колонна шла через Шлодиттен – Мюльгаузен, на Гросс-Саусгартен. на Виттеркейм, где переправилась чрез ту же речку. Для прикрытия нашего левого крыла и воспрепятствования неприятелю переправить несколько отрядов легких войск по ту сторону р. Прегеля (что произвело бы только бесполезные тревоги или побудило бы нас отделить особые отряды) я приказал генерал-лейтенанту Лестоку с его корпусом направиться 28-го января (9-го февраля) чрез Домнау на Фридланд. Но, дойдя только до Домнау, этот отряд был настигнут авангардом корпуса маршала Даву и должен был вступить с ним в перестрелку, не имевшую, однако, каких-либо последствий.
Моя армия совершила переход самым спокойным образом. Генерал-лейтенант князь Багратион, не видев даже ни одного неприятельского солдата, прибыл в 2 часа по полудни со своим арьергардом в Гросс-Лаут. На следующий день, 29-го числа (10-го февраля), армия в том же порядке и никем не тревожимая шла от Виттенберга до обширных равнин, простирающихся впереди Кёнигсберга. Наше левое крыло опиралось на старый Прегель, а правое – простиралось до форта Фридрихсбурга. Кроме того, мы воздвигли несколько полевых укреплений, чтобы удобнее обстреливать болотистую местность, называемую Нассгартен, которая, однако, была еще тогда замерзшею.
Наибольшая часть легких войск составляла авангард под начальством атамана донских казаков генерал-лейтенанта Платова и генерал-лейтенанта князя Багратиона. Они прикрывали позицию на реке Фришинге; правый фланг их цепи упирался к берегам Фришгафа, а левый простирался до самого Фридрихсбурга, откуда сильные и частые патрули поддерживали наши сообщения с отрядом генерал-лейтенанта Лестока, который в этот день дошел до Алленбурга, чтобы при его слабых силах избегнуть значительного столкновения с отрядом маршала Даву, за ним очень близко следовавшего. Генерал Лесток избрал позицию, чтобы защищать проходы между [157] реками Фришинг и Алле, а также леса около Астравишкен. Ему было предложено поддержать надежное сообщение с русской армией и быть готовым присоединиться к ней немедленно по первому о том уведомлению.
О позициях, занимаемых неприятелем в это время, можно судить приблизительно по следующему донесению маршала Нея от того же числа к военному министру, принцу Нефшательскому. Ней пишет 29-го января (10-го февраля) в 6 часов вечера из местечка Комиттен следующее:
«Имею честь донести вашей светлости, что войска 6-го армейского корпуса размещены по следующим местам: генерал Кольбер с его кавалерийской бригадой, второй батальон 6-го полка и два артиллерийских орудия занимают Пушкам и Помпикен по дороге из Лансберга к Кпейцбкргу. Он должен иметь наблюдательный пост в самом Крейцбурге, если неприятель не будет находиться там в слишком значительных силах. Этот генерал со всем передовым отрядом станет на высоте Шромбенен, как скоро войска корпуса князя Понте-Корво начнут показываться на дороге к Крейцбургу, или когда армия двинется к Виттенбергу.
Первая бригада дивизии генерала Маршана занимает Фирциг-хубен, Левиттен и Веттенкейм. Вторая бригада – Мюльгаузен, Шуттилен и Шромбенен. первая бригада дивизии генерала Гардана занимает Кнаутен и Комиттен. Вторая бригада той же дивизии занимает Книпиттен и Соссенен.
Общим сборным пунктом всей армии назначено место позади Мюльгаузена, при разветвлении дорог на Эйлау и Домнау. Большая часть кавалерии великого герцога Бергского прошла уже Мюльгаузен, направляясь на Гросс-Лаут. Я полагаю даже, что она перешло уже реку Фришинг. Я слышал вчера небольшую пушечную пальбу и ружейную перестрелку, впрочем, довольно незначительную.
Я сообщаю великому герцогу для сведения расположение моих войск, чтобы в случае каких-либо действий он мог бы их поддержать».
Другой рапорт маршала Нея тому же военному министру из Комиттена от 30-го января (11-го февраля) был следующего содержания:
«Его высочество великий герцог Бергский прислал мне вчера вечером одного из своих адъютантов с предложением, чтобы я отрядил в его распоряжение несколько своей пехоты для занятия Виттенберга. Я заметил на это его высочеству, что для перехода через Фришинг, совершенного им единственно с кавалерией, имеется всего только один мост при Гросс-Лауте, что при отступлении в случае каких-либо неблагоприятных событий, казалось бы, по моему мнению, несогласным с приказаниями вашей светлости и намерениями императора. Но чтобы не подвергать опасности великого герцога, находившегося в стычке с неприятелем, немедленно я послал ему 69-ый пехотный полк к мосту при Гросс-Лауте. С рассветом я послал одного из моих адъютантов далее позиции, занятой 69-м полком, чтобы получить сведения о положении кавалерийского корпуса его высочества великого герцога. Генерал Кольбер мне донес, что он не мог занять [158] Крейцбург и поставить там наблюдательный пост, как это было ему вчера приказано, потому что сильные разъезды гусар и казаков постоянно то выезжают, то приезжают днем и ночью в Крейцбург, и что отряды неприятельской пехоты доходят до Пушкама и тревожат наши аванпосты».
Французская армия была в то время расположена двумя линиями. Первую – составлял армейский корпус Даву, причем на правом крыле стоял маршал Ней со своим корпусом, а на левом крыле – маршал Бернадотт. Прочие корпуса составляли вторую линию и находились в окрестностях Прейсиш-Эйлау.
По нашему выступлению из Прейсиш-Эйлау я приказал генерал-лейтенанту Платову днем и ночью тревожить казаками неприятельские аванпосты везде, где только к этому представится возможность. Наши казаки исполняли эту обязанность так хорошо, что в первые три дня сняли с неприятельских пикетов и аванпостов двух офицеров и до двухсот рядовых, не потеряв при этом сами ни одного человека. Из дальнейшего изложения скоро можно будет усмотреть весь вред, причиненный неприятелю казаками под начальством их храброго вождя, при свойственной им необычной деятельности, в особенности при том расположении, в котором в это время находились обе армии.
Я приказал генералу, командовавшему авангардом, при приближении неприятеля в значительных силах с очевидным намерением совершить со всей армией переход чрез Фришинг, отнюдь не защищая перехода чрез реку, немедленно отступить к нашей позиции, на которой уже были сооружены почти все полевые батареи, выше мною упомянутые. На основании этого приказания генерал Платов и князь Багратион переместили свои главные квартиры в Людвигс-Вальд и отодвинули назад всю цепь наших аванпостов.
Сильный отряд неприятельской кавалерии перешел тогда чрез реку Фришинг при Гросс-Лауте и приблизился к деревне Гезау. Князь Багратион, узнав об этом от своих аванпостов, послал туда подкрепление, состоявшее из Ольвиопольского гусарского полка и егерского пехотного полка с двумя конно-артиллерийскими орудиями, с приказанием удержать этот пост. К полученным нами сведениям о движении этого отряда неприятельской кавалерии скоро прибавилось и другое – будто вся неприятельская армия следует за этим отрядом с намерением атаковать нас в нашей позиции под Кёнигсбергом. Это побудило меня предложить генералу Лестоку присоединиться к русской армии, чтобы, по возможности, принять сражение со всеми находившимися у меня под рукою войсками.
Генерал Лесток, вследствие этого предложения, направился со [159] своим отрядом на позицию между Генслакен и Велау, откуда он мог продолжать движение по левому берегу реки Прегеля и в один переход прибыть к Кёнигсбергу. Два дня спустя генерал Лесток, однако, занял снова свою позицию при Алленбурге, так как французская армия не собиралась на нас наступать и оставалась в занятых ею после сражения при Прейсиш-Эйлау позициях.
В день 1-го (13-го) февраля все оставалось по-прежнему. Отряд казаков перед цепью нашего левого крыла снял с неприятельского аванпоста тринадцать французских солдат.
Генерал Платов на основании полученного им донесения приказал усилить пост, стоявший в Боршерсдорфе, в таком размере, что там находилось теперь восемь эскадронов Сумского гусарского полка, под командою полковника Ушакова, и два полка казаков: Андронова и Сизова. Храбрые офицеры, командовавшие этими войсками, видя, что местность по эту сторону Боршерсдорфа, откуда начинал показываться неприятель в значительно превосходном числе, слишком пересечена, чтобы можно было действовать с успехом одною кавалериею, сочли нужным отступить за деревню, чтобы привлечь неприятеля в открытые поля, находившиеся позади деревни. Французская кавалерия не замедлила показаться в колоннах, но наши войска не дали ей времени совершенно построиться и атаковали их уже развернутый фронт с такой стремительностью и неустрашимостью, что не только опрокинули кавалерию, но и обратили в полное бегство и остальную часть неприятельской колонны. Наши гусары и казаки стали очень сильно преследовать неприятельскую кавалерию до окрестностей Гросс-Лаута, где она переправилась обратно через Фришинг и отошла под прикрытие отряда своей пехоты. Эта стычка, делающая большую честь отряду Сумского гусарского полка и казакам, а также бывшим во главе их офицерам, стоила неприятелю убитыми и ранеными четыреста человек. Кроме того, французы потеряли орла, десять штаб и обер-офицеров и 167 рядовых кавалеристов, взятых нами в плен.
4-го (16-го) февраля генерал Платов приказал всем казачьим полкам выслать от себя отдельные отряды по разным дорогам и с самого рассвета атаковать цепь неприятельских аванпостов по всему ее протяжению. По возвращении из этого набега, казаки привели 50 человек пленными.
Генерал Платов лично отправился на линию аванпостов, тянувшихся от Людвигсвальда до Виттенберга. При его прибытии неприятельские стрелки, поддерживаемые тремя эскадронами, завязали перестрелку. Генерал Платов после этого приказал атаковать эти три эскадрона бывшими тут казачьими командами из полков Грекова 18-го [160] и Ефремова 3-го. Неприятель был оттеснен и преследуем до Виттенберга и немного далее.
Генерал князь Багратион в этот же день выполнил поручение, данное ему накануне. Именно он сильно занял Кобельбуде.
Маршал Ней доносил в этот день военному министру из Комиттена 16-го (4-го) февраля следующее:
«Сего числа после полудня я имел честь получить в Гросс-Лауте общие распоряжения, сделанные сего же числа императором для изменения в размещении войск. Я послал необходимые приказания генералам Клейну и Ласаллю, чтобы они завтра приблизились к Мюльгаузену и прикрывали пехоту. По возвращении своем сюда, в Комиттен, я послал этим генералам подробные инструкции об общем ходе военных дел, возложенных на арьергард, и я ничего не упустил для достижения связного и совокупного действий отдельных частей. Император может быть вполне уверен, что это движение будет исполнено настойчиво и с твердостью.
Если неприятель будет иметь смелость отважиться на попытку меня прорвать, он встретит с моей стороны сопротивление, которое заставит его раскаяться в подобном намерении. Я нахожусь здесь в такой позиции, которая доставляет мне возможность видеть образ действия как офицеров, так и солдат и давать им приказания, смотря по обстоятельствам и ходу дел.
Завтра, 17-го числа, я займу позицию на плато (возвышенности) позади Эйлау и войду в сношение с князем Понте-Корво в Шлоттинене, а если возможно, то и с маршалом Даву.
Неприятель до сих пор не делал демонстраций ни на фронте моей позиции, ни на правом ее фланге, по-видимому, он имеет намерение направить несколько кавалерии на левый фланг армии князя Понте-Корво».
Генерал Бертран, адъютант императора Наполеона, чрез наши аванпосты передал мне 2-го (14-го) числа письмо, в котором сообщает, что по приказанию его величества отправляется с поручением к прусскому королю, а потому и просит меня дозволить ему проехать в Мемель. Убежденный, что поручение генерала Бертрана не могло иметь другой цели, как только сближение с королем, причем военные действия нисколько не были бы приостановлены, я не счел возможным делать затруднения поездке генерала Бертрана, тем более что являлось скорее выгодны, нежели пагубным знать взгляды Наполеона на этот весьма любопытный вопрос. Поэтому я приказал сделать немедленно все распоряжения, чтобы наши аванпосты доставили в ночь генерала Бертрана в Кёнигсберг, и донес об этом в то же время прусскому королю, чтобы несколько предварить его о приезде адъютанта Наполеона.
Генерал Бертран пробыл в Мемеле недолго. Уже 5-го (17-го) числа февраля вечером он вернулся снова в Кёнигсберг. Действительно, его поручение касалось общих переговоров о мире. Король прусский взял на себя сообщить императору всероссийскому и другим [161] союзным державам миролюбивые стремления императора Наполеона и предложить их конгрессу. Так как переговоры эти продолжались впоследствии во время расположения армии на зимних квартирах, то я со временем снова коснусь этого обстоятельства. Король прусский, желая оказать вежливость и со своей стороны, через несколько дней послал своего генерал-адъютанта, полковника Клейста, в Остероде, где Наполеон после отступления французской армии имел свою главную квартиру.
Генерал Бертран при своем возвращении через Кёнигсберг сделал мне любезность – навестил меня и в продолжение нашей беседы сказал мне между прочим, что обеим армиям крайне необходимо несколько отдохнуть, и что, по его мнению, перемирие было бы очень полезно для обеих сторон. Не знаю, был ли этот генерал уполномочен на то, чтобы вести со мною подобный разговор, но я, тем не менее, ему ответил, что мне кажется очень затруднительным, чтобы мы могли сойтись или согласиться в условиях перемирия. «Не думайте этого, – ответил он мне на это, – только бы вы захотели приступить к этому».
Я опять ему повторил, что считаю перемирие очень трудно достижимым, и затем разговор наш продолжался о совершенно посторонних предметах. Ночью он пустился далее в путь, чтобы скорее возвратиться к императору.
За два дня до возвращения из Мемеля генерала Бертрана, я получил от генерала Гюйо письмо, касавшееся того же самого предмета, которое было передано через парламентера на наши аванпосты. Сообщаю это письмо здесь с моим на него ответом, убежденный, что читатель будет одинакового со мною мнения о том, что перемирие предлагалось единственно с целью скрыть на время приготовления, которые делались во французской армии для ее обратного движения, вскоре и совершенного после этой переписки. Вот эти письма:
«Один из генералов, командующих аванпостами вашей армии, предложил вчера одному из генералов нашей армии род перемирия, а потому я отправился на аванпосты с намерением вступить в объяснения лично с генералом, командующим войсками в Людвигсвальде, и договориться о прекращении между нами всякого рода аванпостных перестрелок, которые ни к чему не приводят и только напрасно утомляют войска обеих армий. Господин полковник, с которым я говорил, сообщил мне, что он имеет положительное приказание не принимать никаких парламентеров и тем более никаких предложений о перемирии. Поэтому я удалился от него, сказав, [162] что приезжал к нему единственно, чтобы ответить на предложение, сделанное нам одним из ваших офицеров. В этот же вечер явился ко мне парламентер и поручил мне передать, что если я желаю только обратиться к вашему превосходительству с предложением о перемирии, то таковое может повлечь немедленно приостановку военных действий.
Заглушая на время всякое самолюбие, какое бы оно ни было, и, руководствуясь только откровенностью свойственною военным людям, я желал последовать обычаям, установившимся среди австрийских и других войск, с которыми нам приходилось воевать, и решился поэтому предложить вам войти со мною во взаимное соглашение, по которому было бы определено время для предварительного уведомления о начале военных действий.
Я должен, однако, предупредить вас, генерал, что я не имею никакого точного разрешения, чтобы окончательно согласиться на условия, предложенные вашими офицерами, но я убежден, что получу таковое от его императорского высочества великого герцога Бергского, лишь только вашему превосходительству угодно будет назначить какое-либо лицо, снабженное уполномочиями, для заключения упомянутого договора.
Ожидая ответа вашего превосходительства, имею честь просить принять уверение в моем глубоком к вам уважении.
Начальник легкой кавалерии великой армии Гюйо».
3-го (15-го) сего февраля 1807 года.
С моей стороны последовал на это следующий ответ:
«Г. командиру легкой кавалерии великой армии г. генералу Гюйо.
Ваше превосходительство! Получив ваше письмо, которое вам угодно был мне написать, ставлю себе в приятное удовольствие отвечать на оное с тою же военной откровенностью, с которой вы обратились ко мне с предложениями, и которую мы с нашей стороны также никогда не покидаем. Никто более меня не убежден в бесполезности мелких стычек, часто совершенно случайных и единичных, ни к чему не ведущих и только понапрасну утомляющих войска обеих воюющих сторон.
Я уже очень давно запретил нашим ведеттам и главным караулам тревожить войска, находящиеся впереди их, но я никого до сего времени не уполномочивал предлагать тот род перемирия, о котором вашему превосходительству угодно было упомянуть. Чтобы иметь возможность с большей точностью дать вам на это ответ, мне желательно бы знать, кто мог сделать подобное предложение, но до настоящего времени я не мог получить надлежащего об оном сведения. Вы [163] изволите упоминать о лице в генеральском чине, но такового не находится на упоминаемом вами месте.
Что касается бывших в последние дни перестрелок, то они нисколько не составляют нарушения вышеупомянутого моего приказания; они являются только неизбежным следствием движения одного из ваших отрядов, который двинулся на правый берег реки Фришинга, занимаемый в настоящее время моими войсками, и который я желал бы удержать за собою, так как он является естественною демаркационной (пограничной) между нами линией, что вы изволите усмотреть на карте. Имею честь просить ваше превосходительство принять уверение в совершенном моем уважении. Беннигсен». Кёнигсберг, 4-го (16-го) сего февраля 1807 года.
5-го (170го) февраля отряды казаков, высланные, чтобы тревожить цепь неприятельских аванпостов, взяли у неприятеля с рассветом дня в различных местах около 112 человек. Но, встретив на левом берегу Фриштинга на всех аванпостах пехотные войска, возвратились назад, приняв такое распоряжение за меру осторожности со стороны неприятеля, не желавшего после сражения при Прйссиш-Эйлау подвергать более нападениям свою кавалерию, очень пострадавшую и без того в этом сражении. Поэтому только вечером генерал Платов сообщил мне, что вся неприятельская армия начала отступать по направлению к Ландсбергу.
Я послал генерал-лейтенанта князя Баргратиона в С.-Петербург с донесениями его величеству о положении, в котором в настоящее время находилась наша армия.
Генерал Платов, командовавший поэтому один всем авангардом, немедленно приступил к преследованию неприятеля всеми легкими войсками, состоявшими под его начальством.
Генерал Лесток в этот день вытеснил неприятеля из Фридланда и приказал занять это местечко отрядом его корпуса.
Теперь считаю нужным обратить внимание читателя на полезные последствия моего движения на Кёнигсберге после сражения при Прейсиш-Эйлау, а также на пребывание обеих армий одна против другой на берегах реки Фришинга, т. е. с 28-го января (9-го февраля) по 5-е (17-е) февраля, на таком близком расстоянии, что достаточно было одного перехода, чтобы совсем сойтись.
Все пехотные войска нашей армии в продолжение этих девяти дней имели возможность совершенно спокойно отдохнуть от тех больших усилий и утомления, которым подвергались в продолжение более двух месяцев, и притом в столь суровое время года. Здесь, [164] в близком расстоянии от города Кёнигсберга, солдат получал хорошее продовольствие, мясо, водку и т. д.
Генерал-лейтенант Рюхель, военный губернатор старой Пруссии, оказал нам существенные услуги при этом. Он принял все возможные меры, чтобы войска наши ни в чем не терпели недостатка. Этот почтенный генерал, вследствие раны, полученной в сражении по Иеною, отправлялся в Кёнигсберг и оказался чрезвычайно нам полезен совею деятельностью и в особенности добрым к нам расположением при отправлении всякого рода обязанностей, относившихся до вверенного ему круга деятельности, весьма часто сопряженных с общими движениями нашей армии и разными другими предметами, до нее относящимися. Все мастеровые необходимые для неотложного исправления нашей артиллерии были немедленно предоставлены в наше распоряжение принудительными мерами прусского правительства. Это дало полную возможность в восемь дней привести нашу артиллерию в возможно лучшее состояние.
Полки, терпевшие недостаток в обуви и одежде, были все снабжены тем и другим.
Еще весьма существенным для нас предметом, найденным нами в Кёнигсберге, являлся большой склад овса и сена, давший возможность выдавать в кавалерию и артиллерию столько корма, сколько требовалось для полного поправления лошадей, не совсем, впрочем, изнуренных, несмотря на деятельную службу, которую постоянно отправляла наша легкая кавалерия. Равным образом в Кёнигсберге мы нашли все возможные средства для вполне хорошего ухода за нашими больными и ранеными. Обширные здания были предоставлены для этой цели в наше распоряжение; все доктора, хирурги и фельдшера прусские, находившиеся в этом городе, оказали нам большие и существенные услуги при первых перевязках раненых.
Не могу обойти здесь молчанием и не помянуть добрым словом обывателей Кёнигсберга. Увидев, какие тяжелые обязанности лежат на лицах, заведовавших госпиталями, и до чего затруднительно, в особенности в первые дни, доставить все необходимое столь значительному числу больных и раненых, прибывших почти одновременно в город, обыватели Кёнигсберга оказывали всевозможное к тому содействие и приложили все свое старание к облегчению бедственного положения несчастных. Они избрали из среды своей наиболее почтенных и достойных лиц, живших в городе, как например: герцога Гольштейн-Бекского, графа Дона, графа Шлибена и тому подобных, и поставили их во главе особой комиссии для распределения между различными госпиталями пособий всякого рода, которые предложены были жителями города ранеными и больным. Неприятельские [165] раненые, находившиеся в числе нескольких сотен, пользовались на совершенно равном основании сострадательною благотворительностью обывателей, из которых один исключительно заведовал госпиталем, отведенным для пленных французов. Словом сказать, жители города Кёнигсберга сознали все, что они в настоящую минуту обязаны сделать для русской армии, и старались, насколько могли, проявить всю свою признательность. Я полагаю, что французская армия не может сделать подобного отзыва о своем пребывании в окрестностях Прейсиш-Эйлау и на берегах Фришинга.
6-го (18-го) февраля маршал Ней, расставив по всем передовым пунктам его аванпостной линии пехоту, этим самым ввел наших казаков в заблуждение. Это дало возможность всему неприятельскому арьергарду, которым он командовал, выиграть целый день, в продолжение которого он совершал свое отступление без всякого с нашей стороны преследования. Равным образом наступившая в эти дни сильная оттепель привела дороги в такое состояние, что по ним было очень затруднительно проходить. Низменные же места в обширной равнине сделались совершенно непроходимыми. Таким образом, представлялось почти невозможным нашей пехоте, бывшей в авангарде, совершить усиленный переход с тем, чтобы поддержать с достаточной силою нашу легкую кавалерию при ее преследовании неприятеля; в особенности же это было чрезвычайно затруднительно для артиллерии.
Из помещаемого ниже рапорта самого маршала Нея наглядно видно, до чего затруднительно было движение войска в это время года.
Однако генерал Платов приказал занять отрядом казаков вечером Прейсиш-Эйлау, в котором нашел еще наших тяжелораненых в сражении 27-го января (8-го февраля), которых не было возможности увезти с собою, а именно: три майора, четыре обер-офицера и несколько сотен солдат.
В тот же день я дал приказания всем начальникам дивизий моей армии собраться к выступлению и направляться к берегам реки Фришинга. Для нашей армии были назначены во время этого движения следующие стоянки: пятая дивизия в Бернсдорфе, восьмая в Виттенберге, третья в Ундервангене, вторая в Абшвангене, седьмая в Шенфлисе, четырнадцатая в Непердорфе, а четвертая в Акерау. Авангард, под начальством генерала Платова, состоял из двух отрядов, чтобы преследовать неприятеля по двум дорогам. Один отряд еще рано утром перешел р. Фришинг в Крейцбурге и шел по той дороге, по которой следовал князь Понте-Корво со своим корпусом. Другой же отряд, во главе которого находился [166] лично генерал Платон, переправился через Фришинг в Гросс-Лауте.
Маршал Ней доносил военному министру из Ландсберга от 18-го (6-го) февраля 1807 года в 5 часов пополудни, между прочим, следующее:
«…Войска были до крайности утомлены чрезвычайно затруднительными дорогами; они будут расквартированы сегодня следующим образом: драгуны генерала Клейна в Древене и его окрестностях, дивизия легкой кавалерии генерала Лассаля в Вотенлаке. Паустерне, Гросс-Пестене и Эйхорне. Пехотная дивизия генерала Гардана в Хофе, Синкене и Гросс-Глодау. Дивизии генерала Маршана в Ландсберге. Бригада легкой кавалерии генерала Кольбера и один батальон вольтижеров в Войманге, Эшене, Воринене и Мюггене.
Завтра армия направится на Фреймаркт, чтобы расположиться на дневку. Я не замедлю сообщить вашей светлости сделанные мною распоряжения по этому поводу. Надеюсь, что мы успеем протащить орудия и зарядные ящики по ужасным дорогам из Эйлау в Ландсберг.
Я полагаю, что человеколюбие требовало оставить в Ландсберге часть раненых, взятых из Эйлау, так как повозки, на которых их везли, сломались или совершенно завязали. Многие из этих несчастных умерли дорогой, а везти их далее по столь ужасной дороге значило бы обрекать их на верную смерть. Все те, которые в состоянии выдерживать перевозку будут увезены.
Завтра я оставлю один батальон вольтижеров и одну бригаду линейной кавалерии генерала Гюйо, которые сменяли войска генерала Кольбера на всем протяжении от Ландсберга до Бергерсвальда, чтобы прикрывать перевозку всех снарядов и раненых.
Четыре казака прибыли в полдень в Эйлау, сопровождая адъютанта его императорского величества, генерала Бертрана. Неприятель, без сомнения, хотел воспользоваться этим случаем, чтобы удостовериться в действительности нашего отступления. Однако он не мог ничего усмотреть относительно очищения нами Эйлау, который мы еще довольно сильно занимаем по настоящее время; эти казаки к тому же были задержаны в Шлодиттене и затем отправлены под конвоем довольно далеко по дороге к Мюльгаузену.
P. S. Один из моих адъютантов, возвратясь из арьергарда, донес мне, что два взвода казаков появились под Эйлау около трех часов дня, не сделав, однако, ни одного выстрела; они даже не следовали за движением наших войск. Небольшая ружейная перестрелка слышалась по направлению к Оршену и Лишену. т. е. по дороге, по которой движется князь Понте-Корво. Я послал туда одного из моих офицеров, чтобы разузнать о происходившем. По-видимому, мы [167] будем принуждены бросить несколько повозок со снарядами – в одном переходе только этого дня пало более пятидесяти обозных лошадей, они падают от изнурения вследствие недостатка корма. Если дороги, по которым мы направимся завтра, в таком же ужасном состоянии, как те, по которым мы шли сегодня, то я опасаюсь, что принужден буду бросить мою артиллерию».
В следующей главе будут изложены дальнейшие действия, последовавшие с обеих сторон, прежде чем оба начальника воюющих армий признали необходимым доставить войскам покой, расположив их по зимним квартирам, после столь утомительных передвижений и такого большого пролития крови. Перемирие было необходимо также, чтобы пополнить в особенности убыль в людях.
Генерал Лесток получил известие, что храбрый генерал Руккет, действовавший до настоящего времени с большим искусством и большой осторожностью с небольшим вверенным ему отрядом, потерпел неудачу. Его отряд состоял только из одного батальона пехоты и семи эскадронов кавалерии. С этим небольшим числом солдат генералу Руккету поручено было защищать Нидригунг против целой дивизии генерала Двуэ. После различных стычек с переменным успехом в окрестностях Прейсиш-Голланда, генерал Руккет принужден был, наконец, 11-го февраля (нового стиля) уступить значительно превосходящим силам неприятеля, встреченным в окрестностях Мариенвердера, и отступить с потерей к Данцигу.
Считаем не лишним, привести здесь приказ, отданный Беннигсеном при выступлении армии для преследования неприятеля, а также и приказ Наполеона к его армии при отступлении (Это до конца главы взято из записок Беннигсена, хранящихся в архиве военно-ученого комитета).
Приказ генерала Беннигсена.
Кёнигсберг, 16-го (8-го) февраля 1807 года.
Солдаты! Неприятель намеревался отрезать нас от границ наших и стать между вами и Россией. Но эти отважные замыслы были своевременно открыты. Ничто не могло ускользнуть от бдительности и деятельности наших аванпостов. Приказания, отправленные к французским генералам, попали в наши руки и открыли нам вовремя их самые смелые преднамерения. Переменив немедленно направление, мы обманули их ожидания; мы привлекли неприятеля к себе, и он попал в засаду. Он отважился следовать за нами, и все пространство, [168] которое мы заставили его пройти, было обагрено его кровью. Наконец, после навсегда достопамятной битвы при Прейсиш-Эйлау, в которой ваша храбрость, превзойдя всякие ожидания, стоила жизни более 30 тысячам французам, неприятель принужден был уступить вашему превосходному мужеству. Он отступает со всех мест – покидает раненых, оставляет обозы, и желал бы поставить преградою между вами и собою всю землю. 12 батальонов неприятельских, попытавшись показаться, все погибли за исключением немногих, которые, возвратясь в лагерь, только ускорили отступление всей армии. Солдаты! Мы отдохнули от тяжких трудов. Двинемся вперед, окончим наше дело и победами самыми блестящими и еще более решительными доставим мир вселенной и возвратимся в наше отечество, где среди семейств будем наслаждаться при счастливом царствовании императора Александра спокойствием, славою и счастьем.
Приказ Наполеона.
Солдаты! Мы начали только немного отдыхать в наших зимних квартирах, как неприятель атаковал первый корпус и появился на нижней Висле. Мы двинулись против него и упорно его преследовали на расстояние восьмидесяти льё. Он укрылся за своими укреплениями и перешел обратно Прегель. В сражениях при Бергфриде, Деппене. Хофе, в битве при Эйлау мы отняли у него 65 орудий, 16 знамен и лишили его убитыми, ранеными и взятыми в плен более сорока тысяч человек. Храбрые, павшие с нашей стороны на поле чести, почили славною смертью, смертью истинных солдат. Их семейства имеют всегда полное право на нашу о них заботливость и на наши благодеяния.
Расстроив все замыслы врага, мы приближаемся к Висле и вступаем в наши кантонир-квартиры. Осмелившийся нарушить наш отдых раскается. За Вислой, как и за Дунаем, среди зимней стужи, как и при начале весны, вы пребудете всегда французскими солдатами, и при том солдатами великой французской армии. |
