|
IX.
Дело при Либштадте. – Донесения маршала Нея и движение на Остероде, Лёбау. – Пассенгейм.
14-го (26-го) января я получил сведение, что маршал Понте-Корво, корпус которого должен был получить значительные подкрепления, предполагает снова атаковать наш авангард. Поэтому я приказал направить колонны нашего правого крыла и центра на Либштадт; левое же крыло армии и его кавалерия продолжали прежнее движение на Аль-Рамтен.
Генерал Марков получил приказание остаться на своей позиции по другую сторону Либштадта и ожидать вышеназванные подкрепления. В 11 часов утра я прибыл с главной квартирой в Либштадт. Через час наши аванпосты сообщили, что неприятель быстро отступает. Генерал-лейтенант князь Багратион только что прибыл в армию из Петербурга, и я поручил ему общее командование обоими авангардами, а также и отрядом генерал-лейтенанта Багговута. Князь Багратион получил приказание с авангардом правого крыла, к которому я присоединил еще несколько кавалерии, подвигаться вперед, немедленно занять Морунген и в этот же самый день дойти еще до Альт-Бенстендорфа.
Для полнейшего осуществления моего первоначального плана действий при вступлении в старую Пруссию, для лучшего охранения и подкрепления кордона, который я намеревался установить на остальную зиму, я приказал все войска моей армии разделить на четыре корпуса. Первый корпус, или правое крыло, находилось под начальством генерал-лейтенанта Лестока, который командовал всем прусским отрядом, усиленным мною, как выше сказано, некоторыми русским войсками. Второй корпус, под начальством генерал-лейтенанта Тучкова, состоял из авангарда правого крыла, из 5-й, 7-й и 8-й дивизии и кавалерии правого крыла. Третий, вверенный генерал-лейтенанту князю Голицыну, состоял из авангарда левого крыла, кавалерии этого крыла, отряда генерала Багговута и 2-й дивизии. Четвертый, который должен был служить резервом, состоял, под начальством генерал-лейтенанта Сакена, из 3-й, 4-й и 14-й дивизий.
Генерал-лейтенант Тучков получил приказание идти в тот же день к Либштадту со своим корпусом, следовать за неприятелем и атаковать его по другую сторону Морунгена, если он будет в состоянии его настичь. При этом он должен был наблюдать, чтобы наш авангард не зашел слишком далеко вперед, не подвергался [103] опасности со стороны французов, и чтобы была возможность вовремя его поддержать. С этой целью авангард должен был идти только на полмили впереди всего отряда. Корпус князя Голицына был направлен на Аль-Рамтен, по большой дороге в Морунген, с приказанием занять правым флангом расстояние до Клейн-Луцейнен, расположенное между двумя озерами – Нариен и Морунг, центром же – Хорн и Швенкендорф, а левым флангом – Рейсен, лежащий на большой дороге из Остероде в Морунген, чтобы прекратить всякое прямое сообщение по этой дороге между корпусами маршалов Бернадотта и Нея. К этому было еще присоединено приказание отряду князя Голицына: при первом пушечном выстреле, сделанном корпусом генерала Тучкова, идти немедленно к нему на помощь, взяв направление на Гросс-Готсвальд и стараясь обойти правое крыло неприятеля; при своем выступлении не только оставить занятым Рейсен, но и двинуть сильные отряды на Остероде.
Генерал-лейтенант Сакен должен был на другой день выступить с резервом, занять окрестность Морунгена и держаться в расстоянии двух миль от корпуса Тучкова. Генерал Барклай доставил в главную квартиру одного унтер-офицера и восемь французских солдат, взятых в плен казаками.
Генерал-лейтенант Лесток со своей бдительной деятельностью, обнаруженной им во время всей этой кампании, шел в этот день чрез Прейсиш-Голланд, упираясь правым флангом на Гиршфельд, а левым на Смород. Этим движением наше сообщение с Эльбингом было восстановлено, а следовательно, также и с Данцигом.
Генерал-лейтенант князь Голицын донес, что в тот же день офицер казачьего полка Греков 12-й, командовавший полком за отсутствием командира, двигаясь к назначенным квартирам, получил известие от своего передового разъезда, что какой-то неприятельский отряд находится еще возле деревни Лиока. Он немедленно направился туда с частью своего полка, нашел действительно отряд неприятельской кавалерии, поддерживаемый пехотою; тем не менее, атаковал его решительно, убил несколько человек и взял в плен двух офицеров и 42 солдата.
Сведения, сообщенные о моих движениях маршалом Неем от 26-го числа (нового стиля) князю Понте-Корво, состояли в следующем:
«Сейчас получил я, – писал Ней, – ваше письмо от 25-го числа. Предупреждаю генерала д’Отпуль распространиться влево и быть готовым идти к вам на помощь на Дейчь-Эйлау или Лёбау, смотря по тому, как выяснятся чрез несколько дней движения неприятеля. [104] Я предлагаю ему установить сообщение с Остероде, чтобы непосредственно сноситься с вами. Я приказал 27-му линейному полку выступить сегодня из Мюлена с генералом Ронье, который им командует, и направиться для занятия позиции в Остероде с тем, однако, чтобы вернуться снова назад к занимаемой им ныне позиции, как скоро вы начнете отступать. Я предуведомил маршала Сульта обо всем, происходившем до настоящей минуты с самого начала возобновления военных действий со стороны русских; завтра же я сообщу ему и последний отдел вашего письма, которым вы предлагаете ему принять надлежащие меры с его стороны. Его величество, который не может не знать в настоящее время наших затруднительных обстоятельств, без сомнения, примет меры, которые заставят неприятеля раскаяться в его предприятия.
Я также пишу генералу Дюлолуа, командующему войсками в Торне, с целью поставить его в известность о всем происходившем и доставить ему возможность вывести все для армии необходимое из Торна, направив или на левый берег Вислы, если это возможно, или на Плоцк все обозы, багажи и прочие предметы бесполезные при движении армии. Что же касается артиллерии и парков, то я предлагаю ему направить все принадлежащее к 6-му корпусу – в Млаву, принадлежащее генералу Отпуль – в Страсбург, а все, относящееся к корпусу вашей светлости – в Гильгенбург. Равным образом я предлагаю генералу Дюлолуа предложить генералу Домбровскому занять позицию в Бромберге, разве что он получит от его величества другое назначение на все время исполнения нами всех тех движений, которые его величество не замедлит нам предписать. Я также пишу генералу Дюлолуа, что ежели он принужден будет очистить Торн, то должен отступать к корпусу маршала Ожеро, предложив в то же время генералу Домбровскому выставить наблюдательный отряд перед Торном с несколькими орудиями. Если вы изволите полагать, что в этих мерах предосторожности подлежит что-либо изменению, то прошу вас сообщить ваши предположения генералу Дюлолуа».
Генералу Дюлолуа, командующему в Торне, Ней писал:
«Считаю своей обязанностью предварить вас, г. генерал-губернатор, что русская армия сильно атаковала корпус князя Понте-Корво и, вытеснив его из некоторых занимаемых им позиций, выполнила первую часть своего плана, которая состояла в восстановлении сообщения с Данцигом. Князь Понте-Корво, заняв вчера вновь важную позицию в Морунгене, начнет стягивать всю свою армию к Остероде – пункт, назначенный ему в общих распоряжениях его величества.
Князь сообщает мне, что неприятель наступает на наш левый [105] и фланг, предполагая при этом направиться сперва на Грауденц, чтобы принудить снять с него осаду, а потом далее на Торн».
Затем следует изложение тех же предписаний, о которых уже упоминалось в письме к князю Понте-Корво.
Маршалу Сульту Ней писал:
«Исполняя желание его величества, чтобы все маршалы предупреждали один другого о всех нападениях, которые могут быть сделаны неприятелем, прошу вас, дорогой генерал, о всем происходящем в вашем корпусе сообщать маршалам Даву, Ланну и Ожеро, предложив сему последнему поставить кордон легкой кавалерии по всему течению реки Древенца для наблюдения за неприятелем, который своими отрядами может проникнуть до Торна. Я пишу генералу Дюлолуа, губернатору, Торна, что считаю осторожным и благоразумным очистить это место, разве он получит противоположное сему приказание от его величества. Сию минуту получил я ваше письмо от 26-го числа, мой дорогой маршал. Мне решительно невозможно послать в Вилленбург мои легкие войска. Мои оба полка кавалерии насчитывают не более 400 лошадей, и к тому же меня сильно донимают казаки; вы понимаете, насколько я уже слаб. Напротив того, прошу вас прислать обратно в Нейденбург 25 егерей 10-го полка».
Военному министру маршал Ней писал 26-го января следующее: «Я получил ваше письмо из Варшавы, помеченное 26-м числом и доставленное мне вашим адъютантом г. Монтолоном, в котором вы мне предлагаете доставить его величеству точные сведения о всем происходившем у меня в последние три-четыре дня. Я уже послал семь или восемь донесений по сему предмету, и вы в настоящее время знаете о всех движениях, совершенных первым корпусом. Имею честь препроводить при сем копию с письма, полученного мною от князя Понте-Корво, и копию с моего ему ответа. Вы усмотрите те меры осторожности и благоразумия, которые я счел нужным указать коменданту Торна. Потрудитесь ему их подтвердить, если вы изволите их одобрить, или послать ему другие, которые сочтете необходимыми ему дать по соображению всех обстоятельств, в которых мы находимся. Нас здесь донимают и преследуют казаки, днем и ночью нападающие на наши аванпосты. Они уже взяли у нас в плен несколько гусар. Сегодня в полдень они очень близко подошли к городу; я приказал ударить тревогу, и не могу достаточно нахвалиться отвагой храбрых войск, находящихся под моим начальством, и тою быстротою, с которой они заняли свои позиции».
15-го (27-го) января я с главной квартирой прибыл в Морунген, имея намерение выждать движения неприятеля, обусловленные [106] уже совершенными мною передвижениями, и затем только подвинуть еще более мой правый фланг, т. е. отряд генерал-лейтенанта Лестока, чтобы побудить неприятеля снять блокаду крепости Грауденца.
Генерал-лейтенант Тучков занял позицию возле деревень Клейн и Гросс-Готсвальд.
Генерал князь Голицын получил приказание остаться этот день в занимаемой уже им с вечера позиции, разве что генерал Тучков потребует его содействия и помощи.
Генерал-лейтенант Сакен с резервами и тяжелой артиллерией был поставлен на тесных квартирах в окрестностях Морунгена.
Получив известие, что маршал Понте-Корво остановился со всем своим стянутым корпусом на позиции возле Сонненборна, я приказал генералу Тучкову атаковать его завтра утром в восемь часов. В то же время было приказано генералу князю Голицыну отправить его кавалерию с таким расчетом времени, чтобы она могла прибыть завтра утром к восьми часам к Гросс-Готсвальду, и послать генерал-лейтенанта графа Остермана и отрезать всякое сообщение с корпусом князя Понте-Корво. При этом князю Голицыну было снова подтверждено, сильно занять Рейсен.
Генерал Барклай-де-Толли донес, что капитан Лашкарев с частью Изюмского гусарского полка и несколькими казаками под самым Остероде захватил неприятельский пост из девяти пехотных солдат. Генерал-лейтенант Лесток занял в тот же день Саальфельд, его авангард взял в плен генерала Ласкюра, раненного накануне.
От тайного нашего агента в Париже мы узнали, что все неприятельские корпуса, стоявшие на этой стороне, получили приказание двинуться на Хорцеллен и Млаву, и что сам Наполеон собирается немедленно выехать из Варшавы и отправиться к действующей армии.
В то же время маршал Ней, от 15-го (27-го) января, писал из Гогенштейна маршалу Понте-Корво следующее:
«Препровождаю к вам письма г. военного министра, доставленные с одним из возвратившихся моих адъютантов, которых я посылал в Варшаву. Вам известно расположение моих войск; оно соответствует намерениям его величества. Полагаю, что неприятель, по-видимому, отказался от своего намерения достичь передовыми отрядами до Торна и Грауденца. Я не дам никакого приказания об очищении Торна, разве что вы мне сообщите о необходимости совершить это, вследствие движений неприятеля. Прошу вас приказать драгунам генерала Сана занять позицию в Витгевальде, которую займет [107] сегодня 27-й линейный пехотный полк. Маршал Сульт сообщает мне, что занимает сегодня Вилленбург передовым отрядом своего корпуса. Мои офицеры доносят мне, что русские, прежде чем перевести свои войска с левого крыла с целью двинуться на нас, сделали кавалерийский набег на войска маршалов Сульта и Даву. Мы потеряли несколько эскадронов гусар и егерей, которые допустили неприятеля захватить их врасплох. Передовые посты обеих этих корпусов распространяются до Кольно, который неприятель покинул. Император приказал изготовить подводы по дороге от Пултуска в Пржашниц. Ваши донесения, вероятно, побудят предпринять большое наступательное движение, которое отмстить за неприятельское предприятие».
Военному министру маршал Ней писал следующее:
«Сию минуту получил я письмо ваше от вчерашнего числа, шесть часов утра, с одним из возвратившихся моих адъютантов. Занимаемые мною позиции соответствуют намерениям его величества, и я не стану предпринимать каких-либо других передвижений, пока не выяснятся вполне определительно намерения неприятеля. Сегодня я не получал известий от князя Понте-Корво. Я посылаю ему письма и конверты, доставленные из главной квартиры в Варшаве. Наши сообщения с Остероде никогда не были прерваны, а также с Нейденбургом и Хорцелленом. Я не переставал сообщать маршалу Сульту о всем происходившем предо мною, начиная с 20-го числа сего месяца, когда г. Беннигсен начал свое наступление».
Приписка:
«Сейчас только получил от генерала Мазона письмо от сего же числа, в копии у сего прилагаемое, в котором он меня предупреждает, что князь Понте-Корво, находящийся в Либемюде, получил сведение, что неприятель намеревается его атаковать. Поэтому я решаюсь дать приказания, чтобы из Торна была вывезена артиллерия и все прочие военные принадлежности армии, находящиеся в этом городе».
16-го (28-го) числа января, в пять часов утра, генерал-лейтенант Тучков сообщил, что неприятель за ночь внезапно отступить из Сонненборна по направлению к Торну. Вследствие этого было приказано: Тучкову – двинуться немедленно на Либемюль, а князю Голицыну – послать, не теряя времени, генерала Барклай-де-Толли с авангардом левого крыла овладеть Остероде, сильно занять его, принять все необходимые меры, чтобы удержать его и выслать сильные разведочные отряды по дороге к Гильгенбургу. При этом князь Голицын с остальными своими войсками, к которым была присоединена 4-я пехотная дивизия, должен был направиться на Гогенштейн [108] и выбить оттуда неприятеля, если бы он занимал еще это место. Равным образом князю Голицыну приказано было выслать также сильные разведочные отряды по направлению к Гильгенбургу с одной стороны и к Нейденбургу – по другой стороне дороги. Это было первое мое движение, сделанное для распространения армии по левому флангу, так как на правом не требовалось уже иметь значительных сил.
Генерал-лейтенант Тучков прислал в главную квартиру двух офицеров и 44 человека французских солдат, взятых в плен из арьергарда князя Понте-Корво. Корпус генерал-лейтенанта Лестока имел дневку, чтобы дать отдохнуть войскам, но авангард его ночью двинулся вперед и прибыл на другой день с рассветом в Мариенвердер в ту минуту, когда неприятель собирался его очистить. При этом были взяты в плен: генерал Фультрие (Foultrier), его адъютант, два офицера и 27 солдат.
Маршал Ней из Гогенштейна доносил военному министру от 16-го (28-го) января в четыре часа утра:
«Имею честь препроводить вам копию с письма, присланного мне генералом Мезоном об отступлении 1-го армейского корпуса, которое совершится сегодня позади Остероде. Вследствие этого я, равным образом, делаю распоряжение также несколько отодвинуться, чтобы иметь возможность вступить в сражение большею массою и поддержать князя Понте-Корво. На различных высотах, позади Гогенштейна, я оставляю только пикеты кавалерии, а в Лихтейне – батальон линейной пехоты. 27-й пехотный полк, находящийся теперь в Витигвальде, будет занимать пост в Кирштейнсдорфе; 21-й линейный полк бригады генерала Роггэ (Roguer) – будет в Мюлене; бригада генерала Лабюссиера – позади Мюлена во второй линии.
6-й легкий пехотный полк, который я временно придвинул к Мюлену, возвратится в Гильгенбург. Кавалерия генерала Кольбера стоит в Тимау и его окрестностях.
Генерал Кольбер, бывший в Витигвальде, сообщил мне эту ночь, что он слышал сильную артиллерийскую стрельбу 27-го января около полудня по направлению к Остероде. Генерал Мэзон об этом не говорит в своем письме. Впрочем, неприятель продолжал охватывать левый фланг корпуса князя Понте-Корво. Дай Бог, чтобы русские имели бы тут тысяч шестьдесят войска, так как ни один из них не вернется в Московию, если его величество направится на них со всеми своими силами.
Я остановлюсь сам в Мюлене, чтобы быть вблизи от князя Понте-Корво. Неприятель стоит предо мною все в прежних своих [109] позициях. Казаки постоянно разъезжают по всем направлениям, но не приближаются к нашей пехоте».
17-го (29-го) января генерал-лейтенант князь Багратион получил приказание занять авангардом правого крыла Дейчь-Эйлау. Генерал-лейтенанту Тучкову было приказано с остальным отрядом оставаться в Либемюле. Распоряжения эти были сделаны с целью сдержать корпус князя Понте-Корво и чтобы отстранить всякое затруднение, которое могло бы представиться генерал-лейтенанту Лестоку при его движении на Грауденц. В тот же день, в три часа утра, генерал Багговут был направлен в Богуншовен, на дороге в Лёбау, чтобы тревожить движение неприятеля. Прибыв к реке Древенц, генерал Багговут увидел, что мост чрез реку сожжен, но после нескольких часов работы ему удалось, при содействии крестьян деревни Бергфрид, восстановить мост и в восемь часов по нему переправиться. Казаки перешли реку вплавь. В Гробау он настиг арьергард неприятеля, который быстро отступил, причем мы взяли в плен только одного капитана и 17 рядовых 4-го гусарского полка французов. Багговут продолжал между тем свое движение, но, заметив, что князь Понте-Корво находится со всем своим корпусом на позиции у Лёбау, он остановился и ограничился только наблюдением за движениями неприятеля. На другой день отряд генерала Багговута был направлен на Дейчь-Голланд и совершил этот переход, не будучи тревожим неприятелем.
Вследствие различных полученных мною сведений об отступлении французов из Остероде по направлению к Нейденбургу чрез Гогенштейн, я приказал князю Голицыну направить Барклая-де-Толли из Остероде на дорогу в Нейденбург, предписав ему выслать вперед сильный разведочный отряд в Нейденбург для получения сведений о движении неприятельской армии. Сам же князь Голицын с остальной частью своего отряда занимал Алленштейн, Пассенгейм, а впереди своего правого фланга Гогенштейн, на левом же фланге – Ортельсбург. Таким образом, отряд, поставленный в Пассенгейме, мог бы служить, по мере надобности, поддержкою или прикрытием для войск, находящихся и в Гогенштейне и Ортельсбурге. Равным образом князь Голицын должен был выслать сильный разведочный отряд по направлению к Вилленбургу, чтобы проверить сведения, только что полученные от различных тайных агентов. Они по преимуществу утверждали, что неприятель в значительных силах собирается в Млаве и Хорцеллене. Генерал-лейтенант Лесток в этот день занял следующие позиции: его правое крыло стояло в Мариенвердере, в шести милях от Грауденца, примыкая к Висле; центр его отряда находился в Ризенберге, [110] а левое крыло – в Розенберге, откуда оно установил сообщение с авангардом князя Багратиона, стоявшим в Дейчь-Эйлау. Его аванпосты были расположены в Нейенбурге и Гарзее. Генерал Лесток приказал капитану Равенну с 30-ю казаками переправиться на левый берег Вислы, чтобы произвести разведку между Мове и Науенбургом и в то же время наблюдать за корпусом польского генерала Домбровского, который был размещен по квартирам в этой местности. Домбровский даже подвинулся до Дершау, но был атакован частью гарнизона из Данцига, опрокинут им и принужден отступить, при чем лишился нескольких человек, взятых в плен, а также нескольких орудий и денежного ящика.
Когда правое крыло нашей армии достигло этих мест, неприятель снял блокаду Грауденца, и наше сообщение с этой крепостью было снова восстановлено.
Маршал Ней доносил военному министру из Гильгенбурга от 17-го (29-го) января, в четыре часа вечера, следующее:
«Имею честь препроводить вам копию с письма князя Понте-Корво, которое он мне писал из Либемюля, от 25-го числа. Генерал Мэзон, его начальник штаба, предупредил меня вчера об отступательном движении, совершаемом войсками первого корпуса на Остероде и даже до Кошкена, причем в Остероде не было оставлено ни одного солдата. Поэтому я со своей стороны приказал 25-му полку сделать небольшое движение назад до высоты Мюлена, где у меня собрано три полка и один в Кирштейнсдорфе по дороге из Остероде, а также несколько эскадронов в Лихтейнене и Дробинге с вольтижерами, чтобы наблюдать за Гогенштейном и дорогою в Остероде.
Сегодня, зная, что князь Понте-Корво занимает всем корпусом позиции в Лёбау, я дал приказания, чтобы завтра, с рассветом дня, большая часть моих войск была бы сосредоточена в Гильгенбурге. Но если бы неприятель появился со значительными силами на фланге моей позиции у Мюлена, тогда отступательное движение совершится в полночь. Я, тем не менее, буду удерживать пост в Нейденбурге двумя пехотными полками и двумя полками драгун. Один пехотный полк будет стоять в Сольдау, а два драгунских полка между Сольдау и Гильгенбургом. Я счел нужным сохранить позицию в Мюлене и наблюдательные посты на Гогенштейне с целью угрожать левому флангу неприятельской армии, если бы он дерзнул следовать за князем Понте-Корво. Мой адъютант, бывший у этого князя, словесно сообщил мне, что блокада Грауденца будет снята только завтра; что неприятель показывает все в большом количестве и направляет туда свои силы; что маршал Лефебр прибыл вчера [111] в Торн и поджидает там прибытия польской дивизии генерала Домбровского. Впрочем, мост у Торна по сведениям, сообщаемым мне генералом Леру, командующим моей артиллерией, не может быть приведен к окончанию ранее 1-го февраля.
Князь Понте-Корво не хотел сам сделать каких-либо распоряжений для сохранения нашей артиллерии и артиллерийских складов в Торне. Поэтому я от себя дал приказание, чтобы все принадлежащее 6-му армейскому корпусу было бы направлено в места между Сольдау и Шильгенбургом, по реке Древенц в Цехоцин, а оттуда чрез Риппин в Зелено. Из расположения моих войск вы изволите усмотреть, что я нахожусь на одной линии с князем Понте-Корво и в состоянии в один день направить все мои войска на Гогенштейн. Позиция при Гильгенбурге превосходна для обороны, и я не могу допустить мысли, чтобы неприятель, в виду исполняемых нашей армией по приказанию его величества движений на Вилленбург, отважился подойти к нам и дать сражение. Я не полагаю, чтобы он успел отойти обратно назад, откуда он пришел».
Второй рапорт маршала Нея военному министру, того же самого числа, но от семи часов вечера, заключал в себе следующее:
«Я сию минуту получил прилагаемое при сем письмо генерала Мэзона, начальника штаба 1-го корпуса. Вы изволите усмотреть, что неприятель продолжает всеми своими силами преследовать князя Понте-Корво. В виду печальных событий, быстро следующих одно за другим, казалось бы, не следовало терять минуты, чтобы выручить князя. Несмотря на самую оживленную переписку с ним, я не мог никогда в точности знать ни истинного положение первого корпуса, ни размеров сил неприятеля, его преследующего. Я опасаюсь, что теперь Торн подвергнется нападению со стороны русских, и я слишком отдален от этого города, чтобы чем-либо пособить ему. Я буду завтра удерживать позицию при Гильгенбурге, и, если неприятель нападет на меня с большими силами, нежели находящиеся в моем распоряжении, в таком случае, во избежание нерешительного дела, я направляю свое дальнейшее движение на Нейденбург, уведомив об этом князя Понте-Корво».
Неприятель, по-видимому, не делал никаких передвижений, ни сборов войск, которые могли бы указывать на намерение помочь левому крылу. Напротив того, я получал известия, что неприятельские войска, идущие от Млавы, Пржашниц и других мест, направляются против нашего левого крыла. Поэтому, желая иметь возможность сосредоточить на всех пунктах значительное количество войск и продолжать в то же время распространять армию в левую сторону, [112] я приказал генералу Сакену с резервом, состоящим из 3-й и 14-й дивизий, выступить с таким расчетом времени, чтобы быть в первый день – в Либштадте, во второй – в Шеневизе, а в третий – в Зеебурге и расположить свои войска на тесных квартирах.
Генерал-лейтенант князь Голицын получил приказание расположить свой корпус следующим образом: 2-ю дивизию – в Алленштейне, а 4-ю между Алленштейном и Гутштадтом. Отрядом кавалерии он должен был занять пространство от Вартенбурга до Бишофсбурга, чтобы образовать кордон перед резервом, расположенным в Зеебурге; отрядом войск из состава 4-й дивизий – сильно занять Вартенбург, выставив впереди его пикеты в Шидлице, Патриккене, Прейленне и Гиллау, которые могли бы высылать разъезды по дорогам из Ортельсбурга и Вилленберга.
Отряд генерала Багговута решено было поставить в Бишофсбурге таким образом, чтобы неприятель не мог начать обходить наш левый фланг без того, чтобы мы не были предупреждены об этом заранее.
Генерал-лейтенанту Тучкову было приказано немедленно сменить отряд, стоявший под начальством генерала Барклая в Остероде и принадлежавший к корпусу князя Голицына, и послать на его место генерала Дохтурова с его дивизией, предписав сему последнему оградить себя со стороны Гильгенбурга, так как, по полученным сведениям, неприятель со значительными силами находился в этом месте. В Либемюле необходимо было оставить одну дивизию с тем, чтобы иметь возможность удерживать это место и в случае надобности подкреплять или наш отряд, стоящий в Остероде, или наш авангард, расположенный в Дейчь-Эйлау. Кроме того, предписывалось к третьей дивизии присоединить егерский полк с одним кавалерийским и одним казачьим полками и занять этим третьим отрядом Янково, приказав начальнику отряда примкнуть свои аванпосты на правом фланге к аванпостам дивизии, находящейся в Остероде; аванпосты же его левого фланга связать с таковыми же отряда князя Голицына.
Корпус князя Голицына должен был, если не встретится к тому каких-либо препятствий, установить прямое сообщение чрез Иоганнисбург и Гониондз с корпусом генерала Седморацкого, оставленным на берегах р. Бобра, который поддерживал сношения с корпусом генерала Эссена 1-го, стоявшим на Нареве.
Генерал-лейтенант лесток в этот день приказал подвинуть свои аванпосты до Фоейштадта и Зоммерау, чтобы установить более прочное сообщение с Грауденцом.
Сделав такое расположение войск, я вместе с тем предписал [113] всем начальникам отдельных частей постоянно сносится между собою, сообщать друг другу все, что дойдет до их сведения о движениях неприятеля и в случае надобности поддерживать один другого. В особенности же я приказал князю Голицыну требовать себе подкреплений, при надобности, как из резерва, стоявшего позади его в Зеебурге (дав вместе с тем соответствующие тому приказания генералу Сакену), так и от генерала Тучкова, находившегося вправо от него. Кроме того, я сделал распоряжение, чтобы главные командиры частей произвели надлежащие изменения в этой диспозиции, сообразуясь с условиями местности, с полученными ими сведениями о движениях неприятеля и, наконец, с собственными военными соображениями.
Маршал Ней писал князю Понте-Корво из Гильгенбурга, от 18-го (30-го) января 1807 года, в двенадцать часов дня, следующее:
«Сию минуту я получил письмо вашей светлости от сего же числа из Лёбау. Отступательное движение, совершенное мною вчера на Гильгенбург, не встретило ни малейшего препятствия со стороны неприятеля, который имеет только наблюдательные посты по направлению к Гогенштейну.
Вчера он близко подходил к нам и завязал ружейную перестрелку близ Кирштейндорфа. аванпосты 27-го пехотного полка сильно оттеснены до Рейхенау и даже далее; после этого я не получал уже никаких сведений о дальнейших движениях неприятеля.
Я имею здесь под рукою пять полков пехоты; шестой – охраняет пространство до Нейденбурга, седьмой – в этом последнем городе, а восьмой – стоит в Сольдау. Император должен направить движение колонн маршалов Ожеро и Сульта, и мы не замедлим получить приказания о наступательном движении. Если ваша светлость будет убеждена в том, что генерал Беннигсен может атаковать вас сегодня со значительными силами, то я, очевидно, подоспею слишком поздно, потому что, с целью вас поддержать, могу двинуться к вам с войсками, уже сделавшими шесть миль. Мне казалось бы, что лучше уклониться от сражения и сосредоточить ваши войска между Каушником и Неймарком, нежели вступать в сражение в обширных равнинах Лёбау, где могло бы вполне проявиться все превосходство неприятельской кавалерии пред нашей. Мое мнение, конечно, не должно нисколько влиять на решение, которое ваша светлость призывает необходимым принять в столь тяжком положении. Если я не получу никаких приказаний от г. военного министра до завтрашнего дня, то сосредоточу здесь все мои войска и распространю свой левый фланг до Каумиеница и Гюлова».
В тот же день в пять часов вечера Ней писал: [114]
«Я подробно и долго обсуждал ваше положение и мое собственное по отношению к общим движениям и к цели тех движений, которые император приказывает совершать другим корпусам главной армии. Позвольте мне вновь выразить вам пожелание уклониться от решительного сражения в занимаемой вами позиции при Лёбау. нельзя ли сделать предположение, что неприятель пытается вас обмануть и угрожает фронту вашей позиции наступлением из Остероде с той целью, чтобы действовать на своем правом фланге и зайти вам в тыл чрез Дейчь-Эйлау и этим путем ранее вас занять Неймарк. Я считаю это последнее место настоящей оборонительной позицией: она дает вам полное господство над двумя дорогами, из Остероде и Мариенвердера, которыми безразлично неприятель может воспользоваться, так как ему принадлежит почин действий. Это место прикрывает Торн; вы приближаетесь к силам и подкреплениям, подходящим чрез этот город, и вы сохраняете полную свободу маневрировать на том или другом берегу р. Древенца, по вашему усмотрению, что всегда удобно удержать за собою. Если же делаемое мною предположение окажется основательным, и вы будете отрезаны от Неймарка, тогда вы по необходимости принуждены будете отступить к Гильгенбургу или Лаутенбургу, и город Торн останется покинутым. Не останавливаясь даже на этом предположении, не следует вам припомнить, что император имеет намерение привлечь силы неприятеля на левый фланг с тем, чтобы получить возможность их обойти своим правым флангом с тем, чтобы получить возможность их обойти своим правым флангом и отрезать им всякое отступление. Теперь я постараюсь рассмотреть, какое влияние на осуществление этого плана может иметь сражение при Лёбау. Исход сражения с неприятелем, превосходящим нас численностью и имеющим многочисленную кавалерию, может быть сомнителен. Если он будет для вас благоприятен, как я и надеюсь, вы, тем не менее, не осмелитесь сильно преследовать неприятеля, опасаясь подвергнуться нападению с его стороны и слишком удалиться от Торна. Если неприятель потерпит настолько, что принужден будет быстро отступать, он, однако, сохранит возможность избежать преследования наших отрядов правого фланга, и его поражение сделается для него спасением. Если сражение останется не решительным, и вы будете принуждены на другой день отступить на Неймарк, то понесенная вами в сражении потеря окажется совершенно бесполезной жертвой. Если же, сверх всякого чаяния, вы потерпите неудачу, то это событие хотя и не может иметь решающего значения в отношении предстоящих больших военных операций, тем не менее, однако, будет очень пагубным. Таким образом, на основании различных предположений есть возможность утверждать, что, принимая сражение в Лёбау, мы будем отдаляться от цели, предположенной [115] императором, тогда как, напротив того, отступая и привлекая неприятеля на верховье Древенца, мы достигнем, что он будет все более и более окружен нами. Я, тем не менее, стесняюсь высказать вашей светлости мой взгляд на это дело, что, сообразив все обстоятельства, вижу совершенную для меня невозможность с войсками моего корпуса принять деятельное участие в сражении при Лёбау. Если вы будете атакованы большими силами в семь часов утра, то я получу известие об этом в 10-ть часов; сбор всех моих войск совершится к 11-ти часам, и как бы я не торопился, не могу придти к вам со значительным отрядом ранее 5-ти часов вечера, т. е. тогда, когда участь всего сражения будет вполне решена. Таким образом, переход, который сделает мой корпус, будет вполне бесполезен, без всякого значения для вас и не окажет ни малейшего влияния на дальнейший ход дела, предполагая, что при Лёбау было сражение. Поэтому я без всякого сожаления могу следовать приказаниям военного министра, которые положительно предписывают мне отступить со всем моим корпусом к Гейденбургу, коль скоро численное превосходство неприятеля будет препятствовать вам движениями ваших войск прикрывать Торн. Вследствие этого я теперь уже отменяю данные мною приказания о сосредоточении всего моего корпуса в Гильгенбурге и о занятии пехотной бригадой Клейн-Напперна. Представляю на усмотрение вашей светлости мои соображения с полной уверенностью, внушаемою старою дружбою, возникшею на войне, что вы во всем этом усмотрите только желание с моей стороны содействовать успеху императора и в особенности успеху ваших военных действий».
19-го (31-го) января 1807 года, в 10-ть часов утра Ней писал военному министру:
«Я только что получил письмо вашей светлости из Варшавы от 280го числа сего месяца, которым мне приказывается сосредоточить весь мой корпус у Гогенштейна, в предположении, что князь Понте-Корво мог удержаться в Остероде. Последовавшие ч того времени события, о которых я уже сообщал вам, побудили меня, не желая допустить полного поражения первого корпуса, постепенно направляться к правому его флангу, с целью разделить силы неприятельские. Это побудило меня отступить из Гогенштейна на Мюлен и из сего последнего – на Гильгенбург. Сегодня князь Понте-Корво отступает на Нейбург, чтобы уклониться от генерального сражения на неблагоприятной позиции в Лёбау, исход которого мог бы быть только гибельным для общих военных действий его величества. Отдавая Торн неприятелю, я буду, следовательно, оставаться здесь, в надежде получить дальнейшие приказания вследствие письма моего, отправленного вчера вечером. Но вместе с сим я предваряю войска, расположенные в Сольдау [116] и Нейденбурге, быть наготове и присоединиться ко мне немедленно, как только маршал Ожеро вступит в последний названный город. Если до прибытия 7-го корпуса в Нейденбург ваша светлость мне предпишет направиться в Гогенштейн (как я это предполагаю), тогда мое наступательное движение дозволит князю Понте-Корво следовать медленно за арьергардом неприятеля и даст возможность колоннам правого крыла отрезать неприятелю всякое отступление. Прилагаю при сем копию с двух писем, присланных мне от князя Понте-Корво. Первое от 30-го, а второе – без числа. Полагаю, что по ошибке секретаря, он уверяет, что неприятельский отряд от 8 до 10 тысяч человек направляется на Млаву. Но что князь действительно в этом убежден, в том заставляет меня верить собственноручно им сделанная в самом конце письма следующая приписка. «Этот отряд совсем независим от того, который расположен впереди меня, он уже отряжен давно». Только совершенно потеряв голову можно допустить возможность подобного рода маневра».
19-го (31-го) января генерал-лейтенант князь Голицын получил приказание попытаться занять Гогенштейн со всеми необходимыми предосторожностями. Генералу Меллер-Закомельскому с Кирасирским его величества полком было поручено главное начальство в этом предприятии, в котором участвовали также Каргопольский драгунский полк и казачий полк Иловайского 9-го. Прибыв к Гогенштейну Меллер-Закомельский увидел, что неприятель уже очистил это место. Занятие его делалось для нас необходимым, чтобы обеспечить центр нашей позиции, и чтобы неприятель, все силы которого были в движении, как мы это знали, не мог бы с быстротою направить все силы на Гильгенбург и Нейденбург и прибыть к Гогенштейну прежде, чем мы не были бы об этом предупреждены вовремя с тем, чтобы иметь возможность сосредоточить наши войска и встретить его со значительной силой.
В тот же день начальство над кавалерией правого крыла поручено было генерал-майору графу Палену, назначенному на место генерал-лейтенанта Анрепа.
Генерал-лейтенант князь Голицын донес, что, согласно полученным им накануне приказаниям, он занял Алленштейн и послал флигель-адъютанта полковника князя Михаила Долгорукого с Курляндским драгунским полком, батальоном Ростовского пехотного полка и казачьим полком Ефремова 3-го занять Пассенгейм.
Князь Долгорукий, подойдя к этому месту, увидел, что оно сильно занято неприятелем. Поэтому он приказал бывшему с ним пехотному батальону занять деревню Шейфельсдорф по дороге к Алленштейну, которая могла бы служить ему опорою в случае [117] отступления. Сам же он с драгунами и казаками атаковал неприятеля под Пассенгеймом и опрокинул его. При этом, по показаниям пленных, французы потеряли убитыми одного полковника, много офицеров и значительное число солдат. В числе пленных, присланных князем Долгоруким в главную квартиру, был один майор, два офицера и девяносто семь кавалеристов. После этого князь Долгорукий занял Пассенгейм со всеми предосторожностями, которые этот молодой и храбрый офицер обнаруживал во всех действиях в продолжение этой войны. Мы потеряли в этом деле 15-ть человек убитыми и ранеными.
Неприятель в тот же день пытался взять обратно Пассенгейм, но князь Долгорукий с доставленным ему полковником Каховским подкреплением, состоявшим из пяти эскадронов гусарского полка, сумел удержаться и принудил неприятеля удалиться. На нашем правом крыле не произошло никаких изменений в расположении войск, и все было спокойно после отступления неприятеля до самого Неймарка.
В дальнейшем изложении будет сообщено о событиях несравненно более важных, чем те, о которых я говорил до настоящего времени, но прежде чем с ними покончить, не могу не сказать несколько слов о том же князе Михаиле Долгоруком, о котором я неоднократно упоминал уже при изложении моих военных действий, и впредь еще часто придется мне говорить. Это тот самый, который недавно был убит в сражении со шведами (Не надо упускать из виду, что Беннигсен писал свои записки в 1810-11 годах, а потому и мог упомянуть о смерти князя Долгорукого, который был убит ядром в сражении со шведами при Иденсальми 15-го октября 1808 года. Прим. переводчика), эта важная и чувствительная потеря для нашей армии. Этот молодой человек имел все качества необходимые для военного человека. При непрерывных занятиях военными науками он обладал большим природным умом, здравым суждением, обдуманною рассудительностью, положительным установившимся характером. Он был серьезен при необходимости, а также весел и оживлен, когда следовало ободрить и воодушевлять. Он был предприимчив, но с осторожностью, и храбр без слишком большой отваги. В этой кампании я часто давал ему разные поручения, и он всегда выполнял их с осторожностью и успехом. Поэтому в армии всем стали скоро известны и его способности, и подаваемые им надежды в будущем. Государь император произвел его в генерал-майоры и назначил своим генерал-адъютантом. В войне со шведами, в которой снова отличался, он был произведен в генерал-лейтенанты. [118]
Князь Михаил Долгорукий был родной брат князя Петра Долгорукого, генерал-адъютанта императора, который умер в конце 1806 года по возвращении из армии, действовавшей против турок; он должен был присоединиться к армии, находившейся в Пруссии. Смерть этого генерала во цвете лет была также большою потерей и не только для армии, но и для самого государя. Он обладал живым и проницательным умом и был редкой деятельности в службе. Он сумел снискать расположение государя императора, часто возлагавшего на него различные поручения как по делам военным, так и политическим. Он, как я уже выше упомянул, был послан императором в Берлин, чтобы побудить прусский кабинет присоединиться к коалиции 1805 года. Известно, что он исполнил это поручение с успехом и большой ловкостью. Потеря этих двух молодых офицеров, столь отличавшихся, была слишком преждевременна для государства; о ней будут долго сожалеть в армии и во всей России. Князья Долгорукие обязаны были лестной о них молве своим собственным большим достоинствам, своим прекрасным качествам и расположению к ним императора. [119]
|
