|
III Округ Казанское ополчение
В далекой Казанской губернии Манифест от 6-го июля получен был только 18-го числа, следовательно, почти через две недели, после того как он был дан. Но, несмотря на такое опоздание, эффект, произведенный им, не уменьшился. [61]
(Михайловский-Данилевский рассказывает, что тунгусские племена узнали о призыве „Белого Царя только спустя два года после войны; они были страшно возмущены дерзостью наглого врага и решили тотчас же спешить к Нему на помощь на своих ланях“) (LVII). Казанский гражданский губернатор Мансуров отправил сейчас же два экземпляра Манифеста к преосвященному, который немедленно пожертвовал от своего лица 2.000 рублей и этим положил начало дальнейшим пожертвованиям (LVIII). В этот же день директор Казанской гимназии профессор Яковкин принялся за перевод Манифеста на татарский язык. Было напечатано 200 экземпляров и разослано татарам в Казани и по всей губернии. Мансуров отмечает, что „сие средство сделалось виною сильного впечатления на сердца сих иноверцев и открыло усерднейшее поревнование к пользам отечества". На другой день разослали Манифест в думы и ратуши, но, к сожалению, все крупное купечество отправилось на Макарьевскую ярмарку. Наконец на 21 число было назначено собрание Казанского дворянства, и гражданский губернатор счел за нужное обратиться с предложением к собравшимся дворянам:
„Может ли кто усомниться, что содержание Манифеста, являя почтенному сословию дворян совершенную доверенность и живую на него надежду Августейшего нашего Государя Императора, открывает ему вместе с сим и живое поприще к славе Его в спасении Веры, Престола и Отечества?! Может ли что-нибудь быть священнее полной доверенности Монарха в призывании дворянства, к общему с ним против врагов содействию изъявленной... Нет в Манифесте никаких назначений, данною ему от Бога властию определяемых; единый пример князя Пожарского представился ему довлеющим к возбуждению в сердцах ваших неограниченного стремления к составу ополчения, соразмерного предметам его“ (LIX). В таких высокопатриотических выражениях обратился гражданский губернатор Мансуров к дворянству. Слова эти содержали необыкновенно верную оценку смысла и духа Манифеста в то время, когда еще неизвестно было, что ополчение потребуется и от отдаленной от театра военных действий Казанской губернии. Казанские дворяне от 82.000 душ дали 3,280 ратников, в том числе 280 конных, приняли на себя снабжение их оружием и одеждой, а также их содержание на все время существования ополчения. Начальником ополчения избран был артиллерийский ген.-м. Булыгин, который сам вызвался служить в составе ополчения. Булыгин был начальник ополчения только при его [62] формировании, потом командование Казанским пешим и конным полками перешло к ген.-лейт. Муромцеву и наконец к ген.-м. Гурьеву72). Начальником пешего полка был подполковник Чичагов, конного – майор Григорович. Запись дворян в полки шла очень успешно. Булыгин доносил потом (Высочайш. рескриптом от 17-го июля назначенному команд. III-м очередным ополчением) графу Толстому, что в его ополчении офицеров достаточное количество и среди них есть очень знающие. В Казанском университете стали учить студентов фронтовой службе, чтобы они были всегда готовы при первой надобности вступить в ополчение. В ополчении служил ученик Казанской духовной академии Аристарх Пифиев, поступивший в него урядником. Этот Пифиев занимался канцелярскими делами и обратил на себя внимание своего начальства прекрасным их выполнением; потом его представили к 14 классу и определили в провиантский штат (LX). Высочайшим рескриптом предписано было дворянству Казанской, Пермской и Оренбургской губерний обмундировать 2-ой Костромской полк. Несмотря на то, что в Пермской и Оренбургской губерниях ревизских душ было больше, дворянство Казанской губернии пожертвовало больше – всего же 58,000 рублей. Дворяне пожертвовали даже 7,250 р. сверх того, что с них требовалось, но только с тем, чтобы представить пожертвование деньгами, но не натурой. Это им разрешено не было, и они тотчас же приступили к закупке вещей нужных для обмундирования. К сожалению, нам больше ничего неизвестно о пожертвованиях дворян Казанской губернии, потому что местных документов по данному вопросу не сохранилось в Казанских архивах: дела из архивов губернского правления и дворянского депутатского собрания – все погибли во время случившегося за это время пожара. Приходится довольствоваться лишь скудными сведениями Общ. Арх. М. В. Д. По словам Михайловского-Данилевского, все губернии третьего округа жертвовали много разного оружия – сабель, палашей и т. п. Он говорит даже, что в домах здесь нигде не оставалось никакого оружия, – все было отдано на нужды армии и ополчений.
Казанское ополчение состояло из одного пешего полка и одного батальона конных казаков. Соединившись с Вятским ополчением, оно поступило под верховное начальство командующего всем третьим округом графа Толстого, коему, за исключением 3-го учебного батальона в Казани, подчинены были все войска, квартировавшие в губерниях этого округа (LXI). [63]
Когда сбор людей ополчений третьего округа пришел к концу, яснее выразились недостатки этих ополчений.
Граф Толстой обратился к Государю Императору с прошением. Он просил выслать ему хоть 10,000 ружей для вооружения 4-х батальонов, которые, рассыпавшись по всей линии ополчения, прикрывали бы ратников, движущихся в колоннах и вооруженных одними пиками. Далее гр. Толстой, указывая на отсутствие артиллерии в его команде, писал: „столь слабо вооруженное войско не может стоять против артиллерии неприятельской и будет совершенной жертвой без оной“71). По его мнению, и ста орудий было бы достаточно, чтобы хоть немного увеличить силу ополчения. Кроме того он находил, что в ополчение слишком мало кавалерии и просил присоединить к нему хотя бы два полка казаков75). Это прошение относится к сентябрю, а в октябре гр. Толстой вновь обращался с тою же просьбой теперь уже к главнокомандующему действующей армией. Он докладывает, что в каждой роте имеется уже по 10 человек, обученных приемам заряжения ружей; для этого употреблены были ружья из губернских цейхгаузов, которые только и годятся для ученья. „Следовательно, – пишет Толстой, – когда получим ружья, то, посредством выученных 10-ти с каждой роты человек, можно будет в походе остальных приучать к действию ружьем. Тогда сие ополчение, хотя только частью ружьями снабженное, будет в состоянии действовать противу неприятеля, употребляя вооруженных пиками в густых колоннах, построенных под прикрытием артиллерии и батальона стрелков“. Гр. Толстой, который в августе лично посетил и Казанскую губернию, доносить здесь же главнокомандующему, что все ополчения стоять пока в тех губерниях, где они формируются. Очевидно просьба графа Толстого осталась опять неисполненной, потому что в ноябре он опять повторяет ее, готовясь выступить к Глухову76). Он думает, что в армии находится излишнее количество ружей, оставшихся от многочисленных французских пленных, и просит уделить хотя бы небольшое количество для его ополчения. Наконец, в ноябре же, назначено было для третьего округа 10.000 ружей из Нижнего Новгорода и Тулы77). В ноябре Казанское ополчение, вместе с другими ополчениями третьего округа, было двинуто в Малороссийские губернии через Муром, Рязань, Орел и Глухов78), а в декабре (по Высочайшему указу от 18 декабря 1812 г.) направилось в Волынскую губернию. В списке войск, идущих на Волынь к Новграду-Волынску, мы находим и Казанское [64] ополчение: 5 пеших батальонов в количестве 3.250 чел. при 80 лошадях и 2 конные сотни в 760 чел. при 674 лошадях79). В истории Казанского ополчения за 1812 год мы видим только, во-первых, единодушный и горячий отзыв Казанского дворянства на обращение к нему Государя, выраженное во Всемилостивейшем Манифесте от 6-го июля, во-вторых, кропотливую работу: обучение ратников, усилие вооружить их более или менее сносно и, наконец, медленные передвижения все дальше и дальше от родной губернии. Эта история становится наиболее яркой и красочной в 1813 году, когда казанцы, энергично и храбро сражаясь под Дрезденом, приобрели честь и славу своему имени.
|
